Текст книги "Смертельный эксперимент"

Глава 61

Эва Ле Саж оказалась настоящей куколкой. При росте в пять футов[79]79
  150 см.


[Закрыть] она весила, казалось, не больше, чем моя левая рука. И ее лицо, и все остальное было настолько утонченным, что выглядело очень хрупким. У нее были кошачьи глаза миндального цвета, тронутые сединой волосы и голос юной девочки, в котором все еще слышался легчайший русский акцент. Когда я посмотрел на нее с близкого расстояния, то не смог заметить никакого сходства с Тарой Сигель, разве что рост и общее сходство лиц. Если Дарвин хотел вместо якобы умершей Тары представить труп Эвы, то нашим людям пришлось бы попотеть, чтобы сделать ее хоть немного похожей. Мне пришло в голову, что, возможно, за последние несколько лет Эва значительно изменилась, а Дарвину об этом не доложили.

Мне было интересно, сделала ли Калли хоть что-нибудь для того, чтобы изменить вес и внешний вид Эвы. Полкапли мышьяка раз в неделю могли превратить ее фигуру в ту, какой она была сейчас.

Калли, которая следила за мной, как ястреб, заметила, как пристально я рассматриваю Эву, и поняла, о чем я думаю. Она чуть заметно покачала головой. Это было напоминание, что я нахожусь на ее территории и что моя жизнь в ее руках. Я кивнул в ответ, надеясь, что она поймет: это не мое дело, все прекрасно.

Мы находились в роскошном кондоминиуме Калли и Эвы, чьи окна выходили на Стрип. Цена таких гнездышек начинается где-то от двух миллионов, но, осмотрев дизайн, мебель и ремонт, я решил, что они заплатили за него никак не меньше трех.

Оказалось, что Эва – великолепный повар. Она приготовила прекрасный обед из четырех блюд, такой, при котором к каждому новому блюду надо было подавать соответствующее вино. Каждый раз, когда я говорил Эве комплимент, Калли вся светилась от гордости. Было ясно, что Эва – ее самое большое сокровище…

Зазвонил мой телефон. Я посмотрел, кто звонит, извинился и вышел в холл.

– Что случилось, Сал?

– Ты читал сегодняшние газеты?

– Какие?

– Местные, из Цинциннати.

– Я сейчас в Вегасе, Сал.

– Это твои проблемы. В любом случае в сегодняшних газетах напечатали, что какой-то – как это называится? – аноним передал стипендию в размере двухсот тысяч долларов детям Мирона Голдштайна, чтобы те смогли учиться в Дартмуте.

– И что?

– Если ты еще не знаешь, то Голдштайн – это тот самый мужик, которому несколько дней назад перерезали горло на одной из площадок для отдыха здесь, в Цинциннати.

– И что?

– И что ты по этому поводу думаешь?

– Думаю, что его дети предпочли бы, чтобы их отец был жив.

– Мои так не думают, – заметил Сал.

– Не прибедняйся. Я уверен, что твои дети тебя любят.

– Но еще больше они любят деньги, секс и наркотики.

– Но ведь ты тоже есть где-то в этом списке.

– Ага. Где-то я тоже есть, – сказал он, немного подумав.

– Так вот, постарайся там и оставаться, Сал. В этом-то весь секрет.

Я разъединился. Девушки уже были на кухне.

– Давайте я помогу вам мыть посуду, – предложил я.

– Только не это, – сказала Эва. – Идите с Калли в кабинет и поболтайте там. А я присоединюсь к вам, как только закончу.

Калли проводила меня в кабинет.

– Ну и?.. – спросила она.

– Эва просто прелесть.

– Я же тебе говорила.

– Говорила. Послушай, Калли, если вы хотите пообжиматься прямо передо мной, так не сдерживайте себя; имей в виду, я не прочь.

– Пообжиматься? О боже мой!

Я посмотрел на нее. Может быть, Эва и очаровательна, но Калли не имеет себе равных. Она была одета в полосатые штаны с высоким поясом и пуловер с V-образным вырезом и короткими рукавами. Волосы у нее были в беспорядке, и от них исходил какой-то электрический свет. На кресло рядом с ней была небрежно брошена синяя диоровская сумка с ремнем на крупной пряжке. Руку Калли украшал теннисный браслет[80]80
  Браслет назван так в честь теннисистки Крис Эверт, открытой лесбиянки.


[Закрыть] с бриллиантами.

– Похоже на то, что эти последние три года без меня ты совсем неплохо зарабатывала, – заметил я.

– Одинокой девушке приходится крутиться, – ответила она и замолчала. В ее глазах появилось что-то неуловимое, и выражение ее лица слегка изменилось.

Я был вне игры больше трех лет, поэтому мои рефлексы должны были притупиться. Может быть, они действительно чуть хуже, чем в мои лучшие дни, но инстинкт меня никогда еще не подводил.

– Ты думаешь о чем-то, о чем не хочешь говорить мне, – сказал я.

– Да.

Калли встала, подошла к окну и стала около него спиной ко мне. Я не торопил ее. Со своего места я мог видеть только небо, в котором отражались сполохи рекламы казино, поэтому вместо того, чтобы смотреть в окошко, я сосредоточил взгляд на безукоризненной попке Калли. Мне показалось, что это гораздо интереснее того, что я могу увидеть на улице. Три года назад я давал ей твердую десятку в своем рейтинге, но за эти годы она умудрилась стать еще красивее.

Наконец Калли повернулась ко мне лицом.

– Кэтлин, – сказала она.

– А что с ней такого?

– Они назначили дату свадьбы.

Это известие не должно было произвести на меня такой эффект. То есть, я хочу сказать, я уже знал, что они помолвлены. Однако у меня в голове неожиданно зазвучали слова Кимберли. Кэтлин заслуживает того, чтобы знать. Может быть, я и не лучший кандидат в мужья, но три года назад она выбрала меня, прекрасно зная, что на свете существуют мужчины лучше меня. И Эдди заслуживала лучшего отчима, но что, если ей был не нужен лучший в мире отчим? Может быть, я был нужен Эдди со всеми своими недостатками? Короче говоря: Кэтлин имела право выбрать.

Последнее, что я услышал от Калли, когда уходил, было:

– Если ты все еще хочешь Кэтлин, то поторопись.

А мои последние слова, которые я сказал Калли, были:

– Помнишь, когда ты была ребенком, после того, что с тобой случилось, ты часами смотрела на то окно?

– Конечно.

– Ты все пыталась понять, как переплетаются деревянные части рамы, из которых она была сделана.

Калли согласно кивнула.

– Ты еще говорила, что думала, что если тебе удастся это понять, то это будет тем якорем, зацепившись за который ты сможешь заново построить свою жизнь.

– К чему ты ведешь?

– Я не очень эмоциональный человек.

– Что верно, то верно.

– Трудно поверить, правда? Мне почему-то захотелось узнать, смогла ли ты тогда это понять?

– Если да, то я этого не помню, – нахмурилась Калли. Она задумалась и отрицательно покачала головой. – А почему это пришло тебе в голову именно сейчас?

– Ты счастлива, – заметил я. – Я никогда не видел тебя такой счастливой раньше.

– Да, я счастлива. Но какое к этому имеют отношения деревянные пластинки и то, как они переплетаются в оконной раме?

– Просто тогда ты стояла на перекрестке. И решила идти вперед.

– И ты тоже так решил?

– Да.

Глава 62

В своей жизни я всегда придерживался теории, что все мы находимся в одном телефонном звонке от события, которое может изменить нашу жизнь. Это может быть такой же телефонный звонок, как тот, что завтра раздастся в квартире Кэтлин. Ей сообщат, что человек по имени Донован Крид дарит ее дочери необычный подарок. Деньги, которые позволят Эдди получить новое лицо и фигуру. И на этом лице и фигуре не будет никаких следов пожара, который ее изуродовал.

Все мы всего в одном телефонном звонке от жизненно важных событий. И это не обязательно должен быть именно телефонный звонок.

Это может быть мужчина, который, как я, стоит под дубом в парке и наблюдает, как девочка играет с крошечным щенком, например, мальтийской болонки. У девочки что-то не то с кожей. Вполне возможно, что это последствия ожогов. Сразу за девочкой мужчина и женщина наслаждаются долго откладывавшимся пикником. Они сидят на большом синем клетчатом одеяле и достают еду из плетеной корзинки. Женщина осторожно и с нежностью обращается с корзинкой, как будто это подарок от любимого, которого она потеряла. Одеяло и корзинка выглядят абсолютно новыми, как будто долго ждали, когда же ими наконец воспользуются.

Я притворился гуляющим, пока Кэтлин и Том ели и играли с Эдди и щенком. Было ясно, что они испытывают друг к другу чувства, которые в будущем позволят им стать идеальной семьей. В какой-то момент я даже решил уйти. Просто уйти и никогда больше не возвращаться. Потому что я ненавидел мысль о том, что я могу уничтожить Тома и разрушить тот зыбкий фундамент, который Кэтлин строила все последние три года.

Но еще больше я ненавидел мысль о том, что могу навсегда потерять Кэтлин и Эдди.

Я так рассчитал свой путь, что подошел к будке мороженщика одновременно с ними, и они все трое оказались передо мной. В руках у Эдди был тоненький поводок, к которому был привязан ее щенок. Я хотел чуть-чуть подождать, прежде чем входить в их мир, хотел вдохнуть запах волос Кэтлин и ее духов, услышать ее голос.

Я неподвижно стоял прямо за ними. Эдди повернула голову, улыбнулась мне, и мои колени чуть не подогнулись.

Я улыбнулся ей в ответ.

Я хотел сказать что-то вроде: «Какой у вас очаровательный щенок, мисс…» – но знал, что Кэтлин сразу же узнает мой голос, а я еще не успел услышать ее.

Теперь, когда я стоял совсем близко от них, сердце Тома меня совсем не волновало. Он еще молод и сможет с этим справиться. И он поймет, что это все к лучшему, он увидит это в глазах Кэтлин: мы с нею просто созданы друг для друга.

Я сделал шаг вперед и встал прямо за Кэтлин. Закрыв глаза, вдохнул ее чистый запах и вспомнил тот день, когда я зашел в ее квартиру в Северном Бергене и ждал ее, лежа на кровати, пока она принимала душ. В тот раз, прежде чем заняться с ней любовью, я подумал: «Когда я смотрю на тебя, я понимаю, ради чего стоит жить». Это было в день праздника Сала в Цинциннати, перед самым отлетом из Нью-Йорка. В тот день она вышла из душа, и пахла так же, как сейчас, и притворялась, что не замечает меня. А потом прыгнула в постель и чуть меня не проглотила.

Эдди повернулась, чтобы посмотреть на меня еще раз. Не потому, что узнала меня, а потому, что привыкла, что большинство людей отворачивались, увидев ее лицо. А я не отвернулся. Вместо этого я поднял руку и выдавил из себя «привет». Она улыбнулась мне во весь рот, и я чуть не поперхнулся, так у меня перехватило горло.

Для жесткого парня я вел себя непозволительно мягко.

Я почувствовал, как слеза, появившаяся в уголке моего глаза, медленно стекает по той щеке, которую еще недавно украшал шрам. Тот шрам, который Эдди и другие детишки с ожогами трогали своими пальчиками в тот день, когда я впервые ее увидел. Кстати, в тот же день я впервые увидел и Кэтлин. Теперь вы понимаете, почему я говорю, что мы трое созданы друг для друга?

Я вытер щеку и решил подождать, пока они возьмут мороженое, прежде чем что-то сказать им. Так я смогу услышать голос Кэтлин. Я знал, что стоит мне услышать ее голос, и все наладится. И в этот момент Кэтлин повернулась к Тому, прижалась к нему всем телом и произнесла:

– Я так тебя люблю.

* * *

В своей жизни я всегда придерживался теории, что все мы находимся в одном телефонном звонке от события, которое может изменить нашу жизнь.

И это не обязательно должен быть телефонный звонок.

Это может быть мужчина, похожий на меня, который стоит в очереди за мороженым и внезапно выходит из нее и уходит. Мужчина, который слышит в себе тихий хриплый голос, который говорит: «Прощай». И который знает, что этот голос останется с ним навечно.

Третий роман о Доноване Криде – фантастический сюжет и головокружительная развязка!

ЕСЛИ БЫ ПЕРЕД ВАМИ СТОЯЛ ВЫБОР, ЧЬЮ ЖИЗНЬ СПАСТИ – ВАШЕЙ ЖЕНЫ ИЛИ ВАШЕЙ ЛЮБОВНИЦЫ, – КОГО БЫ ВЫ ВЫБРАЛИ?..

У Сэма Кейса реальные проблемы. Он занимается тем, что скрывает от налогообложения деньги различных нечистых на руку людей – наркоторговцев, мошенников и мафиози. Но теперь кто-то хочет заграбастать все эти миллиарды себе, наехав на Сэма и угрожая жизням его любимых женщин… Впрочем, в списке клиентов Кейса значится некий таинственный и очень опасный человек, бывший ликвидатор ЦРУ по имени Донован Крид. Сэм бросается к нему за помощью. И Донован ставит его перед крайне затруднительным выбором…

ПРОДОЛЖЕНИЕ НЕВЕРОЯТНЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ НАЕМНОГО УБИЙЦЫ, РАБОТАЮЩЕГО ПОД ДЕВИЗОМ: «СПРАВЕДЛИВАЯ БЕСПРИНЦИПНОСТЬ – И БЕСПРИНЦИПНАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ»!

ГЛАВА 1

Возможно, это и несправедливо, но в случившемся я виню Карен Фогель.

Конечно, первый шаг был сделан мною, и это правда, что я заранее разработал план ее соблазнения – не менее тщательный, чем план вторжения в Нормандию, – насадив на крючок наживку в виде романтических ужинов при свечах, в отдельных кабинетах ресторанов, с изысканными винами. Я обещал ей все на свете, покупал дорогую одежду и шикарные украшения.

Однако ничего не случилось бы, не будь Карен Фогель столь… роскошной.

Мы находимся в номере 415 отеля «Браун» города Луисвилл, штат Кентукки. Утро. Часы показывают 10:15. Моя добыча – девушка двадцати с небольшим лет – лежит на кровати и смотрит на меня похожими на аквамариновые кристаллы глазами. Заправляя рубашку в брюки, я ловлю на себе их пронзительный взгляд и застываю на месте, словно олень, попавший в лучи автомобильных фар.

Карен поворачивается на бок и спрашивает, подперев кулаком подбородок:

– Ты это серьезно, Сэм?

Она обладает спортивной фигурой, длинными ногами и животом настолько плоским, что мне виден лишь его участок шириной в два дюйма, возвышающийся между двух бедер идеальной формы. Это зрелище радует глаз, оно не может наскучить, и у меня снова возникает ощущение, будто я оседлал счастливую волну. То есть я только что трахнул Карен Фогель!

– До последнего слова, – отвечаю я.

– Ты произнес всего три слова.

Она смеется, и ее лицо освещает ослепительная, словно белоснежные скалы Дувра, улыбка. Мне в голову приходит мысль: если бы я не смог трахнуть Карен, то заплатил бы немалые деньги только за то, чтобы увидеть, как она чистит зубы!

Да, я знаю, о чем вы думаете. Ну давайте, скажите, что я вызываю жалость. Я не буду спорить. Но я нахожусь в номере отеля наедине с полуобнаженной красавицей Карен Фогель, а не с вами. И, разумеется, она меня любит. Что?.. Вы не верите мне?

Читайте дальше. Я докажу вам это.

– Я тоже люблю тебя, Сэм, – говорит Карен. – Только потому и сделала это.

Вам понятно?

Она могла бы попросить меня освободить Чарли Мэнсона, посмотреть кинофестиваль Опры или же переплыть реку дерьма, текущую в Испании со скоростью девяносто миль в час, – и я сделал бы это. Но для того, чтобы залезть ей в трусики, мне требовалось всего лишь сказать: «Я люблю тебя».

Не буду лгать. Я мог бы сказать вам, что поимел свою долю красивых женщин, и это было бы правдой – поскольку эта доля из единственной особы. Если быть предельно честным, до сегодняшнего дня я спал с одной красивой женщиной. И ее имя…

Ее имя – Рейчел.

Если честно, мне не хочется говорить сейчас о Рейчел, но я тем не менее расскажу вам о ней, и вы сможете судить обо всем сами. С тех пор, как мы встречались с ней, прошли годы, но тогда Рейчел была игриво-прекрасна. У нее были длинные каштановые волосы со светлыми прядями и глаза цвета меда из Тупело. Она обладала уникальным лицом, являвшим собой сказочное противоречие для молодого фаната-компьютерщика вроде меня. Резко очерченное и прекрасное, оно свидетельствовало о нетривиальном внутреннем содержании. Правда, неизменная загадочная улыбка намекала на то, что она таит в себе множество секретов сомнительного свойства.

Даже в свои лучшие времена Рейчел не могла бы сравниться с Карен Фогель, но, говоря откровенно, кто мог бы? Лично я таких не встречал. Карен – шикарная женщина. При виде величественного поворота ее головы, свойственного красоткам с французской Ривьеры, непроизвольно отвисает челюсть. Так что Рейчел, как и все остальные женщины планеты, явно не дотягивает до планки Карен. Возможно, вы не назвали бы Рейчел красивой, но ее внешность отличается чрезвычайным своеобразием, а это многого стоит.

Она была прелестна.

…Поймав на себе взгляд сидящей на кровати Карен, я понимаю, что она ждет слов ободрения, но у меня такое ощущение, будто связь между моим мозгом и языком внезапно оборвалась. Поэтому я продолжаю смотреть на нее, лихорадочно соображая, что теперь будет с нами, и сознавая, что мы оба сделали первую ставку в наших отношениях.

Застегивая «молнию» брюк, затягивая ремень и влезая ногами в свои простроченные мокасины «Прада», я размышляю, правда ли все это. Действительно ли я люблю ее? Вероятно, не так сильно, как она любит мои деньги… Трудно дать ответ на такой вопрос, если история отношений насчитывает всего лишь месяц.

Я целую ее на прощание и спускаюсь на лифте в гараж отеля.

Если вам интересно, я езжу на «Ауди R8» – красном, с черными вертикальными полосками на задней части кабины. Эта сексуальная ракета с низкой посадкой, сто́ящая сто тридцать тысяч долларов, привлекает гораздо большее внимание, нежели Пэрис Хилтон, закидывающая ногу на ногу в баре для байкеров.

Итак, я спускаюсь в гараж и сую руку в карман за пультом дистанционного управления. Неожиданно раздается громкий треск, и – Боже! – что-то с силой бьет меня сзади по мышце икры. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, в чем дело, и в этот момент ощущаю боль в шее, словно от укола иглы шприца.

Сознание мое затуманено, но я сознаю, что сижу на заднем сиденье движущегося лимузина, между двумя мужчинами. Тот, что сидит слева – крупный, мускулистый, – напоминает мистера Клина[81]81
  М и с т е р  К л и н – логотип известной марки чистящих средств.


[Закрыть], накачавшегося стероидами. Второй являет собой хорошо одетого пожилого джентльмена с седыми, тщательно зачесанными назад волосами. На нем черный шелковый костюм и белый галстук. В моей голове звучит голос: О, черт, дело серьезное, – и это правда. Напротив меня сидит самый настоящий гангстер и что-то спрашивает. К сожалению, из-за тумана в голове я не могу разобрать его слова.

Пытаясь выиграть время, чтобы собраться с мыслями, говорю:

– Прошу прощения. Кто вы? Что вы сейчас сказали?

– Твоя жена, – произносит он.

Я оглядываюсь. Со мной ли он говорит? Его голос доносится до меня словно из глубины колодца. Он что-то спрашивает о моей жене?

– А в чем дело? – спрашиваю я.

– Какой у нее размер бюстгальтера?

– Что? – возмущаюсь я. – Кто вы такой? Какого черта вы задаете мне подобные вопросы?

Гангстер сидит молча, без тени улыбки на лице.

Я инстинктивно лезу в карман за мобильным телефоном, но вспоминаю, что оставил его в автомобиле, дабы тот не мешал мне соблазнять Карен. Ничто так не портит настроение, как мобильный телефон, не правда ли?

Если только вас не прерывает гангстер. Это еще хуже.

Я стараюсь сохранять спокойствие, в надежде избавиться от ощущения вязкой тяжести в голове. Бросив взгляд в окно, вижу, что мы находимся всего в восьми кварталах от отеля. Лимузин медленно двигается по Либерти-стрит. На бордюре сидит бездомный парень в красной куртке из рубчатого вельвета, опершись спиной об уличный фонарь, и держит на коленях плакат с надписью «Хватит предлагать мне работу!». Не маркетинговая ли это уловка с его стороны, думаю я, но тут же вспоминаю, что у меня есть более важные заботы. Я боюсь встречаться взглядом с гангстером или с мистером Клином, и поэтому продолжаю смотреть в окно. Лимузин постепенно набирает скорость. Мы минуем кардиологическую реабилитационную клинику, офисное здание с кафе «Старбакс» на первом этаже, заправочную станцию компании «Торнтон», затем проезжаем под мостом межштатного шоссе, поднимаемся по пандусу на скоростную автомагистраль и направляемся на восток.

– Куда вы меня везете? – спросил я.

Хорошо одетый мужчина, явно подражающий представителям клана Сопрано, машет рукой.

– Ваша проблема заключается в том, что вы задаете слишком много вопросов. Я задал вам простой вопрос, а вы вместо ответа задаете мне целых два… Итак, сделаем еще одну попытку. Каков размер бюстгальтера Рейчел?

У меня холодеет внутри. Этому бандиту известно имя моей жены?

Если быть до конца честным, следует признать, что после длительных отношений с Рейчел шесть лет назад я женился на ней. И теперь, когда она перестала быть игривой и загадочной, я все еще очень люблю ее. Знаю, вам трудно в это поверить ввиду наших отношений с Карен Фогель и моего признания в любви к ней, сделанного в номере отеля. Вы должны понять… впрочем, нет, вы отнюдь не должны ничего понимать. Но я все-таки хочу объяснить. Ухаживание за Карен и ее соблазнение не имеют никакого отношения к моей любви к Рейчел. Я хочу – жажду – внимания… признания. Прошло так много времени с тех пор, как на Рейчел производило впечатление все, что бы я ни делал… Вы представляете, что это такое – изобрести то, о чем никто прежде никогда не думал? То, о чем знает лишь горстка людей в целом свете?

Нет, разумеется, не представляете. Не обижайтесь, но если бы вы совершили подобное, то рассказывали бы сейчас свою собственную историю вместо того, чтобы читать мою.

Что же я совершил такого особенного?

Не слышу оваций… Я изобрел компьютерную программу, которая делает невозможным отслеживание состояния банковского счета. Поверьте, вы не можете в полной мере оценить значение этого изобретения. Если вы вносите на банковский счет, скажем, сто миллионов долларов, моя программа разбивает эту сумму на сотню долей и направляет их со скоростью пули в разные банки по всему миру каждые двадцать секунд. Единственный способ остановить переводы заключается в том, чтобы ввести шестнадцатизначный код на моем сайте. Когда это происходит, доли оседают там, где они в данный момент находятся – до момента следующего ввода кода, известного только моим клиентам. Затем доли вновь объединяются на исходном банковском счете клиента. У меня всего восемнадцать клиентов, но каждый из них платит мне десять тысяч в месяц, дабы надежно скрывать свои деньги от любопытных глаз.

Мы сидим и смотрим друг на друга, в то время как лимузин проносится мимо узких улиц, пока не выезжает на I-64 (межштатная магистраль).

– Вы любите свою жену, Сэм?

Люблю ли я свою жену?

– Разумеется, люблю, – отвечаю я, пытаясь понять, куда он клонит.

Может ли он знать о моей интрижке с Карен?

– Если вы любите свою жену, то должны знать размер ее бюстгальтера.

По крайней мере, он ничего не спрашивает о Карен. Я позволяю себе немного расслабиться и с вызовом смотрю на него. Кем, черт возьми, он себя мнит? Если бы не очевидная серьезность ситуации, я поклялся бы, что это неуместная, несмешная шутка. До моего слуха доносится голос водителя, негромко говорящего по беспроводному телефонному устройству. «Четыре минуты» – это единственное, что мне удается разобрать из его слов.

Четыре минуты? До чего?

ГЛАВА 2

Голос гангстера звучит монотонно и бесстрастно.

– Размер бюстгальтера Рейчел, Сэм, – говорит он. – Это ваш последний шанс.

– Да пошел ты! – крикнул я.

Мы сворачиваем с межштатного шоссе на Кэннонс-лейн и направляемся в сторону Сенека-парк.

– Это похищение? – спрашиваю я, удивляясь тому, что эта счастливая мысль так долго не приходила мне в голову.

Молчание. Однако это не похоже на похищение – хотя мне трудно судить, поскольку до сих пор меня еще не похищали. Нет-нет, это что угодно, только не оно. Они скорее похитили бы Рейчел и потребовали бы с меня выкуп. И если бы они знали, чем я зарабатываю на жизнь, то разговор наверняка шел бы о семизначной сумме. Во всяком случае, пока от меня требуется лишь сообщить размер бюстгальтера моей жены… Конечно, Рейчел выглядит потрясающе, но я сильно сомневаюсь в том, что эти интимные сведения являются причиной моего похищения.

Мое имя – Сэм Кейс – не очень известно, даже в Луисвилле. Даже наши близкие друзья не имеют понятия, чем я занимаюсь. Они думают, я компьютерный гений, устраняющий неполадки в новых программах перед их вводом в эксплуатацию. Время от времени я выполняю подобные заказы, и они приносят мне четверть миллиона в год, а такие деньги на дороге не валяются. Но даже Рейчел не понимает, в чем состоит моя основная работа. Разумеется, я пытался объяснить ей это сто раз. Если вы сделали что-нибудь удивительное, вам не терпится рассказать об этом вашей жене, не так ли? Я вложил в это дело тысячи часов своего труда, душу и сердце, и когда работа была завершена, решил отметить это событие. Я хотел устроить грандиозный праздник. Мне не терпелось увидеть в ее глазах гордость и восхищение. Но ей было совершенно безразлично. В лучшем случае она воспринимала это как еще один источник доходов. «Локдаун Т3» – таково название моей программы электронных денег, которая постоянно перемещает вклады из одного банка в другой, по всему миру, трижды в час, семь дней в неделю.

Рейчел даже не потрудилась осознать смысл этого достижения. Выслушав в течение двух минут мои объяснения, она спросила:

– Как такое может быть? По выходным и праздникам банки закрыты.

– То, что американские банки закрыты в определенные дни, не имеет никакого значения, – отвечаю я. – Перевод всегда можно осуществить днем позже – или раньше.

– Ты истерик, – сказала она.

– Истерик?

Я ждал от нее чего угодно, только не этого.

Затем она добавила – честное слово, не вру:

– Передай, пожалуйста, соль.

Внешность и поведение гангстера, сидящего напротив меня, свидетельствует о солидном состоянии, хотя и недостаточном для того, чтобы войти в список моих клиентов. Но я не испытываю нужды в новых клиентах. Держится он абсолютно спокойно, говорит сухо, уверенным тоном, пытаясь придерживаться возвышенного стиля, что получается у него не очень. У него мясистые кисти рук с шишковатыми костяшками, а вокруг обоих глаз виднеются шрамы – следы былых сражений. У меня такое впечатление, будто этот человек с боем прокладывал себе путь вверх по очень шаткой лестнице. Будучи уже в возрасте и не имея при себе оружия, он почему-то внушает мне гораздо большее опасение, нежели расположившаяся рядом гора мышц.

Что касается горы мышц, все время, пока я нахожусь в сознании, его тело постоянно подергивается. Ткань костюма этого звероподобного существа едва не лопается под напором бугорчатых мускулов. Неподвижный, бессмысленный взгляд выдает в нем примитивного человека, который может в любой момент превратиться в Невероятного Халка.

Я отворачиваюсь и затем быстро поворачиваю голову обратно, чтобы увидеть, не дергается ли он. Нет, не дергается, лишь продолжает пристально смотреть на меня своими пустыми глазами хищной рептилии – словно побуждая приблизиться к нему на дистанцию смертельного броска.

– У Рейчел есть сестра, – нарушает молчание гангстер. – Ее зовут Мэри.

Я молча смотрю на него.

– Я говорю об этом потому, что хочу, чтобы вы знали, что должны отвечать на все задаваемые вам вопросы. Они могут показаться вам глупыми, слишком личными или – как это называется? – неуместными в данной ситуации. Но мне плевать, что вы там думаете. Вы ответите на них или – как это называется? – будете иметь последствия.

– Интересно.

Я ухмыляюсь, демонстрируя твердость духа, и слегка напрягаю мышцы.

Он вздыхает.

– О господи.

В этот момент водитель сворачивает на обочину и останавливает лимузин возле беговой дорожки, не выключая двигатель.

Гангстер качает головой из стороны в сторону, изображая глубокую печаль.

– Сэм, вы разочаровываете меня, – говорит он. – Очевидно, вы не готовы к нужному мне разговору. Поэтому я отпускаю вас. До поры до времени.

Я в недоумении моргаю и тру икру, из которой сочится кровь. События, последовавшие за моим появлением в гараже, лишены какого-либо смысла. Я принимаюсь лихорадочно соображать, удастся ли мне выбраться из автомобиля целым и вновь оказаться на планете Земля. Интересно, думаю я: это он меня дразнит или кому-то пришло в голову так неудачно подшутить надо мной? Во всяком случае, если он намеревается отпустить меня, то я намереваюсь как можно быстрее выскочить из салона.

– Мы подождем здесь минуту, – сказал гангстер. – На тот случай, если вы решите вернуться в отель вместе с нами.

Черта с два.

– Разверни машину и отопри дверцу, – приказывает он водителю. Когда тот выполняет его команду, вновь обращается ко мне: – Ну вот, Сэм, можете быть свободным.

Всю свою жизнь я руководствовался простым правилом: не задерживайся в салоне лимузина в компании сумасшедшего гангстера и звероподобного громилы. Следуя этому правилу, я выпрыгиваю из автомобиля, оказываюсь на беговой дорожке между Рок-Крик и Рис-стрит, и мчусь со всех ног к полицейскому, который беседует с сестрой Рейчел, Мэри.

Я бегу, вопя и размахивая руками, словно потерпевший кораблекрушение, пытающийся привлечь к себе внимание пассажиров проходящего мимо судна. Прохожие поворачиваются в мою сторону, и в этот момент почти одновременно происходят сразу несколько событий. На лице Мэри появляется выражение удивления, когда она узнает меня. Раздается выстрел. Мэри падает наземь. Полицейский говорит по переговорному устройству, прося о помощи. Я останавливаюсь. Полицейский склоняется над Мэри, чтобы прощупать у нее пульс. Звучит еще один выстрел. У полицейского взрывается голова.

В некотором отдалении слышится рев автомобильного двигателя, хлопает дверца и взвизгивают шины. Красный с черными вертикальными полосами «Ауди R8» срывается с места и скрывается из вида.

ГЛАВА 3

Мне нужно… что? Спасаться бегством? Посмотреть, что с Мэри? Позвонить Рейчел? Обратиться за помощью? Что, черт возьми, происходит? Я чувствую, как меня захлестывает волна паники. Мои ноги словно вросли в землю. Сзади раздаются крики.

Я оборачиваюсь. Люди показывают на меня пальцами, выкрикивая два слова, которые мне очень не хочется слышать: Держите его!

Протестуя, я поднимаю руки.

– Это не я!

Почему они обвиняют в случившемся меня? Я муж ее сестры. С чего они взяли, что стрелял я? У меня даже нет оружия!

Никто не желает меня слушать. Хуже того, начинает собираться толпа. Разгневанные мужчины атлетического сложения и женщины быстро сбегаются со всех сторон.

Оглядевшись, я отыскиваю взглядом лимузин. Он стоит, не двигаясь с места. Я со всех ног бросаюсь к нему, надеясь успеть забраться обратно в салон, прежде чем меня настигнет толпа, и закрываю при этом лицо, дабы им впоследствии было труднее опознать меня.

Плохая новость: большинство из моих более молодых преследователей оказываются хорошими бегунами, и в обычном соревновании по бегу я не имел бы шансов опередить их. Хорошая новость: я пребываю в прекрасной физической форме, у меня имеется преимущество в расстоянии, и это не обычное соревнование, а бег ради жизни.

Я прибавляю скорости.

Теперь лимузин находится менее чем в сотне ярдов, и я быстро приближаюсь к нему. Однако дыхание у меня учащается, появляется боль в легких. Самые быстрые из преследователей настигают меня, словно свора шакалов. Что вдруг придало им такую смелость? Численное превосходство? Тот факт, что я безоружен?

Вдруг ниоткуда, перерезав мне путь, передо мной возникают два человека. Я начинаю метаться из стороны в сторону. Бежать некуда, спрятаться негде. Остальные преследователи замедляют бег и образуют вокруг меня кольцо. Я поднимаю руки, готовый сдаться.