Текст книги "Серебряный Вихор"

4. Путь на материк

Каноэ вполне годилось для морских путешествий, но во всем остальном наши дела обстояли неважно. На острове мы запаслись козлятиной: завернули по большому куску в лоскуты шкуры и привязали к поясу. Но свой кусок я потерял в драке. О том, чтобы запастись водой, нечего было и думать. Мы понадеялись на запасы дикарей – ив самом деле, в каноэ нашлось немного пресной воды.

Вот тут-то я и почувствовал жажду.

– А далеко отсюда живут краснокожие? – спросил я у Голиаса, стараясь работать веслом так, чтобы волны не били каноэ в борт.

– Наверное, недалеко. Но ведь мы не к ним плывем. Я сыт ими по горло и не желаю, чтобы они пресытились мной. Главное для нас – держать курс на запад и не терять надежды. К счастью, ветер попутный.

Отдыхая от гребли, мы полагались на волю волн. Качка была слабой, и наше судно держалось на воде как пробка, лишь изредка зачерпывая воду, зато временами мы отпивали из наших запасов по маленькому глоточку.

В путь мы отправились около полудня. Через двое суток стало ясно, что мы проскочили Длинный Полуостров и теперь нам предстоит плыть неведомо куда. Пресная вода кончалась, и теперь нас неотступно мучила жажда. Высоко стоящее солнце пекло нестерпимо. Мы иссыхали, как изюм. Голод тоже усиливался: всухомятку было невозможно разжевать жесткое мясо.

К счастью, мы не первый день находились под открытым небом, и шкуры наши успели задубеть. Это спасало от ожогов под палящими лучами солнца. Мы смачивали кожу морской водой, что облегчало наши муки, но как трудно было удержаться и не сделать хотя бы глоток. На дне каноэ мы обнаружили удочки, однако рыба не ловилась. А то мы могли бы утолить жажду, питаясь сырой рыбой, объяснил мне Голиас.

Разговоры вскоре прекратились: на сухих губах немедленно появлялись трещины. В горле тоже пересохло. Все чаще мы оставляли весла, вглядываясь в даль воспаленными от жара глазами. Что мы надеялись увидеть? Землю, корабль, облака?.. Или крохотную тучку, которая могла бы хоть ненадолго принести тень? Но нет, солнце ослепительно сияло над головой, и, будто вторя ему, ослепительно блистал океан.

Куда, казалось бы, хуже! Однако бедствия наши еще усугубились. На море пал штиль, и каноэ замерло на месте, как если бы его прикололи к водной глади булавкой. И мы с Голиасом замерли неподвижно, лежа в тени одного из бортов.

Море от жара створожилось, как скисшее молоко. Оттуда выползли, извиваясь множеством щупалец, отвратительные чудовища и стали резвиться на плотной глянцевитой поверхности. Я был обречен наблюдать за игрищами омерзительных тварей до конца своих дней.

На Голиаса я не смотрел. Мне казалось, он уже мертв: я не чувствовал, что рядом со мною находится живой человек, свидетель переживаемых ужасов. Спустя долгое время я очнулся от его голоса.

– Парус! – прохрипел Голиас.

Чтобы смочить пересохшее горло, ему пришлось прокусить вену. Он указал рукой в сторону корабля, и я заметил слабую струйку крови на его запястье. Голиас разомкнул почерневшие губы, и от этого они опять покрылись трещинами.

– Парус! – повторил мой товарищ.

С трудом поняв его, я медленно обернулся. К нам приближалось судно неизвестного мне образца. Несмотря на полный штиль, оно шло с поднятыми парусами. Вернее, неслось по воде со скоростью аэроплана. Я было решил, что на нем установлен мотор. Но может ли мотор работать беззвучно, не производя выхлопов?

Я хотел по примеру Голиаса прокусить себе вену, но не смог поднять руки. Да в этом и не было необходимости. Мы находились едва ли не на самом пути корабля, и потому команда наверняка должна была заметить нас. Вскоре парусник поравнялся с нами. На судне таких размеров обычно штурвал заменяет румпель. В данном случае это было не важно: судно, как оказалось, шло без управления. Моряк лежал на рулевом колесе, и руки его свешивались до самой палубы. Другой стоял у поручня между высоким форштевнем и кормой. В руках он сжимал убитую большую морскую птицу. Я встретился с ним взглядом – но чем он мог помочь нам? В глазах его я прочел такую же безнадежность. Даже умереть ему не хватало сил.

Корабль пролетел мимо нас и пропал из виду. Продвижение его почти не вызвало качки, но океан ожил и зашевелился. Будто кто-то снял колдовские чары, запрещавшие дуть ветру. Он дул все сильнее, нагоняя облака. Затем – и это уже казалось невероятным – начался дождь, напоминавший водопад. Влага вернула меня к жизни. Я с восторгом ощущал, что вновь могу двигаться, и кричал, чтобы только услышать собственный голос. Но ливень кончился – и я подумал о том, что казнь всего лишь отсрочена.

Впрочем, в уныние я не впал – тем более что нам, впервые за несколько дней, удалось поесть.

– Что у них за двигатель на судне? – спросил я у Голиаса, отслаивая волокна от высушенной солнцем козлятины.

– Судно зачаровано, но кем и как – не знаю. Голиас зачерпнул воды со дна каноэ и сделал глоток.

– Важно то, что эта старая калоша направилась прямо к Романии. Значит, ветер несет нас туда.

– Со скоростью до двух узлов в час. А не мог бы и нас кто-нибудь зачаровать?

– Я ношу много имен, но никто не называл меня Глендауэр. Плывем мы не быстро, зато у нас есть теперь пресная вода. Не попадем в шторм – доберемся как-нибудь. Ты можешь грести?

Конечно, я мог. Я чувствовал прилив сил, и мне не терпелось их использовать. К тому же в борьбе с каннибалами я вернул себе доброе мнение Голиаса, едва не утраченное на Эе. Необходимо было подтвердить и укрепить его.

– Беремся за весла, – предложил я.

Но долго грести не пришлось – мы слишком ослабли от голода. Оставалось только ждать и ждать, пока волны несли нас вперед. Спали мы по очереди. Я боялся, что днем мы вновь будем мучиться от зноя, но солнце пригревало ласково. К тому же на удочку попалась морская черепаха, около трех футов в длину.

Голиас снял с нее панцирь и вбил его между бортами каноэ. Козлятину мы уже съели, и в лоскут козлиной шкуры были теперь завернуты осколки кремня и трут. Голиас расколол на щепки одно из лишних весел и развел огонь. Панцирь он использовал как очаг. На медленном огне он поджарил ломти черепашьего мяса. Сочное, свежее мясо было необыкновенно питательно. От сытости мы сделались сонливыми, но на следующий день проснулись бодрыми, как никогда.

Соленый воздух исцелил мои синяки и царапины. Кожа сделалась нечувствительной к солнечным лучам. Плечи уже не ныли от гребли, и ладони стали жесткими от мозолей.

Чувствовал я себя превосходно. Теперь я не сомневался, что мы непременно доберемся до материка.

– Что ты собираешься делать, когда мы высадимся на берег? – поинтересовался я у Голиаса.

Голиас, сидевший на веслах на корме, громко присвистнул.

– Когда уже будет ясно, кого надо поколотить, чтобы остаться в живых? – переспросил он. – Трудно судить заранее. Смотря что перевесит – случай, твой собственный выбор или предсказание оракула.

Я не понял, что он имеет в виду.

– Ты хорошо знаешь страну, – сказал я ему. – Куда ты направишься, когда окажешься там? Ведь ты уже сейчас должен над этим задуматься.

– А ты все обдумал?

– Конечно! – я даже фыркнул от досады. – Добравшись до какого-нибудь порта, первым делом разыщу американское посольство и попрошу их…

Тут я осекся. Я чуть было не сказал: «попрошу их помочь мне вернуться домой», но эти слова так и застряли у меня в горле. Я неожиданно понял, что мне вовсе не хочется возвращаться назад в Америку.

– Пожалуй, я тоже не знаю, – признался я. – Поскорей бы уже доплыть, а там посмотрим. Может, там мне будет лучше, чем дома, – добавил я с несвойственным мне оптимизмом.

– Порою лучше, порою хуже, – заверил меня Голиас, – какое это имеет значение? Ведь такова жизнь.

Я обернулся сказать ему, что для меня это имеет немалое значение, и заметил вдали весельные суда. Весла пока еще не были различимы, но я угадал их по ритму, с которым суда приближались к нам. Недаром еще в колледже я занимался греблей.

– Вон те тоже потерпели крушение, – сказал я, – и плывут теперь к берегу.

– Слишком велики для спасательных шлюпок, – возразил Голиас. – Впереди, наверное, «Арго» или «Придвен». Впрочем, нет… Это целая флотилия.

Один за другим – чувствовалось, что гребут слаженно, – корабли приближались к нам. Вскоре они сделались хорошо различимы. Их было около двадцати. Голиас оказался прав: таких крупных весельных судов я еще не видел.

– Нам сгодится любой, – заметил я. – Похоже, мы вышли из передряги.

– Как бы не попасть в новую, – остерег меня Голиас. – Они спрашивают, не проплывали ли здесь корабли.. Не будем загадывать надолго – но, думаю, скучать нам не придется.

Хотелось нам того или не хотелось, но разминуться было нельзя. Ведущий корабль шел прямо на нас, прочие выстроились за ним по правую и левую сторону. Борта они имели невысокие, но были круто изогнуты от носа к корме. На каждом судне виднелась мачта, однако паруса, несмотря на хороший ветер, были опущены.

Мы развернули каноэ. Главный корабль приблизился: его носовая часть заканчивалась резьбой в виде креста между змеей и аллигатором. Корабль скользнул вплотную к каноэ – и гребцы подняли весла. Ни ярдом ближе, ни ярдом дальше – рассчитано было безупречно!

Я бы и дальше продолжал рассматривать судно, если бы мое внимание не привлекли сами гребцы. Я видел их косматые головы между расписанными дисками, прибитыми к планширу. Несколько человек, скрытые бортом по пояс, стояли на корме. Все были ширококостные, с белокурыми или рыжими волосами. Одеты они были в кожаные туники с короткими рукавами; на поясах висели большие охотничьи ножи. Странно было видеть таких здоровенных мужиков, украшенных золотыми кольцами и браслетами.

Самый высокий из мужчин, он же обладатель наибольшего количества украшений, заговорил с нами. В отличие от прочих, он был черноволос; длинные пряди, скрученные в косицы, были заткнуты за пояс.

– Чьи вы люди? Откуда вы? – спросил он, держась за бороду.

– А кто меня спрашивает об этом? – уклонился от ответа Голиас, вежливо дав понять, что не желает называть себя первым.

– Бродир Хардсарк, предводитель флотилии, – сурово отрезал чернобородый.

– У нас нет ни пристанища, ни господина, – сказал Голиас.

– Но имена-то есть?

Голиас улыбнулся, и я понял, что он не намерен пускаться в пространные объяснения.

– Да, Бродир. Кроме имен, у нас ничего нет. Меня зовут Видсид, а моего друга – Шендон. Шендон Серебряный Вихор.

– Нам с вами по пути, – добавил я, когда Бродир взглянул на меня.

– Хотите вернуться на берег? Туда, на запад?

Я покачал головой.

– Берег, который мы оставили, лежит совсем в другой стороне.

Ответ мой он встретил с разочарованием.

– А, так вы прибыли с востока… Тогда вам нечего мне рассказать.

Он отвернулся, чтобы дать команду гребцам, но Голиас вновь заговорил с ним.

– А я скажу вот что. Прячущий паруса от доброго ветра прячется сам. Ты преследуешь – или бежишь от преследования?

– Преследую, – засмеялся Бродир, тряхнув головой. – Чтобы добыть женщину и королевство.

– Дело стоящее, – согласился Голиас и прыгнул в воду. Вынырнув, он крикнул:

– Шендон! Давай за мной!

Ни за что на свете мне теперь не хотелось остаться одному. Следуя примеру Голиаса, я нырнул и вскарабкался вслед за ним на борт по протянутым веслам. Слова благодарности гребцы пропустили мимо ушей. В их глазах было только холодное любопытство. Уж не в окружении ли врагов мы оказались? Впрочем, все зависело от того, что скажет Бродир. Голиас уже стоял перед ним, ожидая приговора. С осторожностью я пробрался по узкому мостику между рядами гребцов, ведущему к площадке на корме. Бродир был разгневан, но еще не решил, как с нами следует поступить.

– На корабле только я приказываю, кого взять на борт, а кого нет, – отрубил он. – Кто вы – лазутчики или просто олухи?

– Наш корабль потерпел крушение, – вмешался я, – и нам надо как-то добраться до берега.

– Не сумели спасти корабль – так тоните, – посоветовал Бродир. – Вы еще пожалеете о том, что не пошли ко дну.

Голиаса его слова не испугали.

– С каких это пор щедрые дарители колец – такие, как Бродир Хардсарк, – прогоняют скальдов?

– А, ты тот самый Видсид! Или выдаешь себя за него? Но это мы скоро проверим.

Смягчившись по отношению к Голиасу, он всю свою ярость перенес на меня.

– А что ты скажешь, Серебряный Вихор – или как там тебя?

– Я видел его в сражении, – сообщил Голиас. Он тронул белую прядь волос, по которой дал мне прозвище. – Посмотри, это знак Одина. Вот такие воины тебе и нужны.

– А я видел немало верзил, от которых толку не больше, чем от дохлого пса.

Бродир положил ладонь мне на спину, как если бы оценивал на ярмарке скот.

Я был слишком раздражен, чтобы вести себя осторожно.

– Послушайте, мистер Хардсарк, – заявил я, – я ничего у вас для себя не прошу. Свой проезд я отработаю: посадите меня на весла и убедитесь собственными глазами.

Похоже, мои слова удовлетворили Бродира, однако он взглянул на меня предостерегающе.

– А ты справишься?

– Что-что, а грести мне приходилось, – буркнул я сердито. – В Висконсине я сидел на веслах три года, а в Паукипси мы дважды заткнули всех соперников за пояс.

– Именно там! – поддакнул Голиас, хотя навряд ли слышал об этом городишке, ведь даже о Чикаго он ничего не знал. – Вот тебе еще один гребец, Бродир.

Бродир, по-видимому, сменил гнев на милость, но все еще сохранял непримиримый вид. Он обернулся к своим спутникам.

– Посадите его так, чтобы я мог его отсюда видеть, – распорядился он.

На каждом весле сидело по паре гребцов. Крайний гребец пропустил меня: мне надлежало быть вторым. Заняв свое место, я оглянулся на тридцать весел, которыми мы будем задавать ход. И больше по сторонам уже не смотрел, не сводя глаз со своего напарника, белобрысого детины со шрамом на плече.

Дружинник, стоящий на корме рядом с Бродиром, крикнул, и мы все разом наклонились вперед.

Корабль – не скорлупка, и весло было потяжелее перышка. Зато отсутствовала спешка, и ритм мы выдерживали ровный. Вскоре удалось приспособиться и к отсутствию скользкого сиденья. Мельком взглянув на Бродира, я понял, что могу принять назначение: он уже отвернулся в другую сторону. Итак, я сделался равноправным членом команды.

Теперь я мог сполна наслаждаться своим занятием. Из всех видов спорта гребля кажется наименее привлекательной это тяжелый однообразный труд. Плохо и то, что гребцы не видят ничего вокруг. Но этот недостаток возмещается простым и вместе с тем изысканным удовольствием. Дело в том, что человек испытывает потребность, хотя зачастую она не удовлетворяется, ощутить себя частью слаженно работающего механизма. В команде гребцов этот идеал легко достижим. Чувство принадлежности к единому целому поступает от команды к ее отдельному члену и возвращается вспять, как электрический ток. Пока усталость не развеет очарования, ничего лучшего и пожелать нельзя.

Вполне обретя уверенность, я стал прислушиваться к разговору на корме. Мне хотелось узнать, где мы теперь находимся, но я не услышал ничего интересного, пока наконец не закричали:

– Бродир! Корабли по правому борту! Посмотри туда!

– Это, должно быть, Сигтрюгг, – вглядевшись в корабли, сказал Бродир, – кстати он подошел. Но почему этот олух не свернул паруса?

Какое-то время он наблюдал молча.

– А, наконец-то догадались это сделать. Где парень, выдающий себя за скальда?

Голиас играл с дружинниками в кости. Ему, наверное, пришлось заложить свой нож. Я уже слышал, как он несколько раз просил, чтобы ему дали игральную кость. Его усердие себя оправдало: перед Бродиром он предстал в кожаной тунике и шлеме с перьями.

– Готов выполнить приказ, – отчеканил он, как бывалый вояка.

– Владелец вон тех кораблей, в отличие от меня, король, – сказал ему Бродир, – а мне еще только предстоит им стать. Но для этого надо потрудиться. Не я поплыву за ним вослед, а он за мной. Это не гордыня: тот, кто высадится первым, выберет лучшее место для лагеря.

– Так, ну и что же? – поинтересовался Голиас.

– Через пару часов мы подплывем к берегу: солнце как раз будет светить нам в лицо. Но они и так нас не заметят, если мы их значительно опередим. Дождавшись темноты, мы высадимся и займем гавань. Нам во что бы то ни стало нужно быть первыми. Ты сложишь песню, которая поможет гребцам вывести судно из воды на берег.

– А лиры у вас не найдется?

Бродир жестко усмехнулся.

– Скальд, которого мы взяли с собой, пел больше про женщин и про любовь. Это разнеживает воинов, заставляет их тосковать о доме… Я выбросил лиру за борт вслед за певцом, надеясь, что он использует ее как плот.

– Будет вам песня, – пообещал Голиас и вернулся к игре в кости.

Я был уже не прочь отдохнуть, когда дали команду сушить весла. Нужно было подвигать плечами, чтобы снялось напряжение. Вдруг кто-то шлепнул меня между лопатками.

– Нам дают только воду, но и ею можно промочить горло.

Я обернулся и увидел, что мой напарник протягивает мне кожаный мешок с воронкообразным наконечником. Вода была теплой и затхлой, но мне необходимо было утолить жажду.

– Похоже, сидишь на веслах ты не в первый раз, – заметил русоволосый бесшабашный малый, со шрамом в углу рта.

Я отер подбородок тыльной стороной ладони и приветливо усмехнулся.

– В такой дружной компании – впервые, – откликнулся я. По правде сказать, мои возможности не были вполне испытаны, и все же я чувствовал себя на высоте. Я хорошо потрудился вместе с этими ребятами, а они, похоже, были довольны мной. Мне захотелось, чтобы они меня полюбили.

– А поесть нам дадут, прежде чем мы поведем эту лоханку дальше? Кстати, мое имя…

– Шендон Серебряный Вихор, – опередил он меня, – я слышал твой разговор с Бродиром. Отчего ваш корабль затонул?

Пока я рассказывал ему все, что можно было рассказать о крушении, к нам подошло еще несколько человек. Тем временем раздали хлеб и соленую рыбу – все это мы проглотили, будто голодные волки. Гребцы разошлись по своим местам. Предстоял еще один бросок – и Бродир хотел, чтобы мы успели поразмяться. Возвращаясь на место, я заметил, что Голиас стоит, вглядываясь в даль. Я посмотрел туда же, но увидел только расплывающуюся в дымке вечернюю зарю.

– Это и есть Романия?

– Да, но ничего определенного пока нельзя сказать. Мы где-то возле северной части Длинного Полуострова. Возможно, я уже встречался с Бродиром, не могу, к сожалению, вспомнить, откуда он. – Согнав со лба морщины, Голиас ухмыльнулся. – Да, кстати, я выиграл для нас с тобой доспехи и оружие. Бродир пообещал нас одеть и вооружить, но к чему нам чьи-то обноски?

Я не сразу понял, куда он клонит.

– Послушай, – сказал я ему напрямик. – Вся эта заварушка нас не касается. Провоз я намереваюсь честно отработать, но покину корабль, едва мы войдем в порт. С какой стати я должен сражаться за Бродира? Не по нраву мне этот сукин сын.

Из осторожности я понизил голос, а Голиас и вовсе ответил мне еле слышным шепотом.

– Мы будем сражаться, потому что у нас нет другого выхода. Если мы попытаемся сбежать, они наверняка подумают, что мы шпионы.

Для пущего убеждения он крепко стиснул мне руку.

– Я знавал таких, как Бродир. Он угрожал нам не впустую. Ослушникам пощады от него не дождаться.

Я сообразил, что Голиас прав. Не нравился мне такой оборот, но деваться было некуда.

– Да, похоже, сразу мы не выпутаемся. Но меня ненадолго хватит.

Настроение мое испортилось.

– У нас нет ружей. А у противника есть огнестрельное оружие?

– Нет.

– О, это уже кое-что. А что я должен делать? Ведь я ничего не умею.

– Тебе нужен топор. Как раз сгодится для твоего телосложения. Мне удалось выиграть два меча, попробую один из них обменять на топор.

Голиас оставил меня в раздумье, но тут Бродир рявкнул, призывая гребцов на скамьи. Пробираясь по мостку, я увидел, что гребцы одеваются в кожаные туники и рубахи из металлических колец. Все оживленно разговаривали, обмениваясь дружескими тычками и смеясь, – точь-в-точь команда спортсменов в раздевалке перед заходом, который они непременно собираются выиграть. Это придало мне уверенности, и я даже улыбнулся, когда парень, с которым я обедал, окликнул меня.

– Присаживайся, Серебряный Вихор! А я-то думал, что ты уже выдохся.

– Тебе дали кольчугу? – спросил мой напарник, Скегги. – Или ты из тех бесшабашных вояк-берсерков, которым все нипочем?

Какой из меня вояка, я и сам еще не знал толком. Голиас вовремя подоспел мне на выручку. Он принес охапку кожи и металла.

– Вот его кольчуга, но она ему в новинку. Не похожа на ту, что ему приходилось носить раньше. Покажите ему, как надо одеваться, а я пойду за топором.

Мое неведение вызвало всеобщее веселье, однако стальное одеяние придало мне уверенности – пусть теперь кто-нибудь попробует напасть на меня с мечом! Готовый занять свое место, я вновь взглянул на Романию. Теперь она превратилась в черную полоску на фоне гаснущего алого неба. Там нас поджидали враги, и меня поневоле охватил гнев. Подумать только, меня и моих новых друзей хотят швырнуть назад в море! А я уже и без того вдоволь наглотался воды. Неожиданно для самого себя я выпалил:

– Пусть не думают, что нас легко одолеть!

– Речи, достойные мужчины, – гаркнул кто-то прямо над моим ухом. Я обернулся и увидел Бродира. К моему удивлению, он одобрительно улыбался.

– Как кольчуга? – осведомился он, похлопывая меня по спине. – Не жмет?

– Все в порядке, – заверил я его.

– А топор? – продолжал он. – Если он не по руке, подберем другой.

Голиас уже успел всем рассказать, что снаряжение для меня ново. Но я не мог допустить, чтобы то же было сказано об оружии. Со знанием дела я взвесил в руке топор.

– В самый раз!

– Вот и отлично, – сказал Бродир, переходя от меня к другим гребцам. Я с теплотою подумал о нем: вождь он, что ни говори, хоть куда. Видит насквозь каждого, понимает, кто чего стоит. Теперь он считает меня своим.

– Мужик что надо, – поделился я со Скегги. Тот кивнул с беззаботным видом.

– За стариком стоит пойти. Особенно если тебе все равно, куда направиться.

Вечерняя звезда замигала в той стороне, где скрылось солнце, когда Бродир закончил свою проверку.

– Поди сюда, Видсид, – позвал он, вскарабкавшись на кормовую полупалубу. – Готова ли песня?

– Да.

Голиас подошел к Бродиру, и тот обнял его за плечи.

– Только без этих чертовых кеннингов, которые не понимает никто, кроме сумасшедших и самих сочинителей, – предупредил он.

– Все будет как надо, – пообещал Голиас, – вели им грести.

Загребные наклонились вперед, и я был одним из них. Первые гребки были медленными и короткими, пока наконец корабль не заскользил по воде. Когда мы начали грести с большим размахом, Голиас запел:

 
Град на востоке велел
Агамемнон с землею сровнять:
К западу, в милую Грецию, он устремлялся душой.
Благо и зло носят маски, которые нам никогда не сорвать:
Спешил от войны он, мнилось ему, к мирной жизни, домой.
Родич наставил ему рога – и спешил он к смерти своей,
Но гребцов, над веслами согнутых, криками он подгонял:
– Веселей!
Докрасна раскалите уключины – и вперед, скорей, эге-гей!
 

 
На востоке от Ингсела Одноглазого лишилась жизни его родня —
На западе он рассчитывал сквитать утрату свою.
Есть победители, есть побежденные – только Вирд не знает смертного дня:
Ингсел суда направил к Эрину, странствуя в дальнем краю.
Славный Конэр ему покорится, но не ведал судьбы он своей,
Зная только, что должен разить и разить еще свирепей:
– Докрасна раскалите уключины – и вперед, скорей, эге-гей!
 

Стемнело, и лицо Голиаса сделалось неразличимым. Я целиком отдался гребле. Невидимый голос, приходящий из темноты, полностью овладел нами. Загребные ускорили темп, команда следовала за ними. Голиас понимал, что к чему, и забота оставила меня. Человек, которому постоянно угрожает опасность, привыкает к мысли о смерти. А у меня есть определенная цель – достигнуть берега, и это не так уж плохо.

 
К востоку от О. ван Кортландта простиралась исхоженная земля.
К западу карта – белое сплошь пятно.
Узнают свой жребий только броском костей, – и на борт корабля
Ступил он, стремясь к Гинунгагапу, готовый пойти на дно.
Он вернется туда, откуда отплыл, – по удачливости своей,
Но манило его неизведанное – чем таинственнее, тем сильней:
– Докрасна раскалите уключины – и вперед, скорей, эге-гей!
 

Мне понравилось, как действовал ван Кортландт. Нужно смело бросаться вперед – а там будь что будет. В силу обстоятельств я выбрался на правильный путь. Интересно, какое королевство отвоюет Бродир? Не поселиться ли мне там, если уж так сложилось, что я оказался на его корабле? Я был достаточно искушен в дипломатии и понимал, что лучше всего держаться на глазах у шефа. Он уже приметил меня, и, возможно, я сделаю приличную карьеру.

Голиас пропел несколько строф, и еще несколько, и опять повторил все снова, пока мы не стали грести изо всех сил. Теперь мы бы уже не могли сбавить темп по своей воле. Мы только могли выдохнуться и замедлить обороты, словно уставший механизм. Я уже стал подумывать, что будет дальше, но тут корабль заскрипел днищем по песку.

– Давай! – крикнул Бродир. – Нажми еще разок, и – сушить весла!

Мы причалили к берегам Романии.