Текст книги "Романтическая история мистера Бриджертона"

Колин выпрыгнул из своего экипажа, с намерением помочь очистить улицу, но очень скоро стало очевидно, что затор на Оксфорд-стрит продлиться, еще, по меньшей мере, около часа.

Он проверил, что о лошадях должным образом позаботились, и сообщил своему кучеру, что пойдет пешком.

Он вызывающе смотрел на лица всех людей, которые проходили мимо него, словно наслаждаясь, когда они испуганно отводили свои глаза, сталкиваясь с такой откровенной враждебностью.

Он почти желал, чтобы один из них сделал комментарий по его поводу, чтобы он мог хоть кого-нибудь отдубасить, и выпустить пар.

Не имело значения, что единственным человеком, которому он так хотел свернуть шею, была Крессида Туомбли; для этой цели мог подойти любой человек.

Его гнев делал его неуравновешенным, неблагоразумным. Совсем не похожим на себя. Но он еще не был уверен, что же произошло с ним, после того, как Пенелопа рассказала об угрозах Крессиды. Это было больше чем злость, сильнее, чем ярость

Это было почти физическим ощущением; это пульсировало в его венах, покалывало его кожу.

Он хотел кого-нибудь ударить.

Он хотел пнуть что-нибудь, стукнуть кулаком об стену.

Он был в очень большой ярости, когда Пенелопа опубликовала свою последнюю колонку. Фактически, он думал, что на свете, не может быть большей злости и ярости.

Он ошибся.

Или, возможно, это был просто другой вид ярости. Кто-то, очень низменный, хотел обидеть женщину, которую он любил больше всего на свете.

Как он мог допустить это? Как он мог позволить этому случиться?

Ответ был прост. Он не мог. Он должен остановить это. Он должен что-то сделать.

После стольких лет легкой жизни, смеха и насмешек над другими, пришло время действовать.

Он огляделся, и с удивлением обнаружил, что он стоит у Бриджертон-Хауса. Забавно, но это здание, больше не казалось ему, его домом.

Он родился и вырос здесь, но теперь, это был дом его брата.

Его дом был в Блюмсбари. Его дом был с Пенелопой.

Его дом был везде, где была Пенелопа.

– Колин?

Он развернулся. Энтони стоял на тротуаре, очевидно, возвращаясь к себе домой, после какого-то дела. Энтони кивнул на дверь.

– Ты собирался постучать?

Колин продолжал безучастно смотреть на брата, только сейчас поняв, что он стоял здесь совершенно неподвижно, Бог знает сколько времени.

– Колин? – с беспокойством, Энтони снова окликнул своего брата.

– Мне нужна твоя помощь.

Это было все, что он должен был сказать.

* * *

Пенелопа была почти полностью одета для бала, который устраивала Дафна, когда горничная принесла записку от Колина.

– Данвуд, получил это от посыльного, – объяснила горничная, сделала быстрый реверанс, и покинула комнату, чтобы Пенелопа могла прочитать записку в уединении.

Пенелопа разорвала конверт, и достала оттуда единственный лист бумаги, на которой она увидела красивый и аккуратный почерк, который стал ей так знаком с тех пор, как она принялась за редактирование дневников Колина.

Я приеду на сегодняшний бал сам. Пожалуйста, пойди в дом Номер Пять. Мама, Элоиза, и Гиацинта ждут тебя, чтобы сопроводить на бал в Гастингс-Хаус.

С любовью, Колин.

Для того, кто так хорошо описывал свои путешествия, он совсем не умеет писать записки, подумала Пенелопа с кривой усмешкой.

Она встала, и разгладила прекрасный шелк юбок ее платья. Она выбрала платье ее любимого цвета – зеленого шалфея – в надежде, что это придаст ей храбрости. Ее мать всегда говорила, что когда женщина хорошо одета, она и чувствует себя хорошо. Пенелопа подумала, что ее мать все-таки права. Лишь Небеса знают, как плохо она чувствовала себя добрых восемь лет своей жизни, когда мать сама выбирала ей гардероб.

Ее волосы были убраны в высокую, немного свободную прическу по самой последней моде, которая очень подходила к ее лицу, и горничная даже заплела отдельные пряди (Пенелопа побоялась спрашивать как), так что казалось, что ее прическа переливается ярким красным светом.

Рыжие волосы, конечно, не были самыми модными, но Колин как-то сказал, что ему очень нравится, как они переливаются в свете свечей, так что она решила, что это как раз один из тех случаев, когда она может не согласиться с модой.

К тому времени, когда она спустилась вниз, ее экипаж уже ждал ее перед дверью, и кучеру было приказано доставить ее к дому Номер Пять.

Колин явно позаботился обо всем. Пенелопа не была уверена, почему это удивило ее; он был из тех людей, которые очень внимательно относятся ко всем деталям. Но он был очень обеспокоен, когда уходил из дома. Казалось странным, что он найдет время еще послать точные инструкции слугам о доставке ее к дому его матери, когда она могла сам непосредственно передать их.

Он должно быть что-то планировал сделать. Но что? Может, он собирался тайно схватить Крессиду и отправить ее в одну из дальних тюремных колоний Англии?

Нет, слишком мелодраматично.

Может, он открыл ее тайну, и планировал взаимный шантаж? Молчание ради молчания.

Пенелопа одобрительно кивнула, в то время как ее экипаж, уже катил по Оксфорд-стрит. Должно быть так и есть. Это было так похоже на Колина, придумать что-нибудь такое дьявольски умное и подходящее. Но, что он мог раскопать на Крессиду за столь короткое время? За все ее годы в роли леди Уислдаун, она никогда не слышала ничего скандального, связанного с именем Крессиды.

Крессида была подлой, Крессида была мелочной, но никогда не выходила за рамки правил общества. Единственная, по настоящему, смелая вещь, которую она когда-либо делала, это было заявление о том, что она является леди Уислдаун.

Экипаж повернул на юг, и несколькими минутами позже они остановились перед домом Номер Пять. Элоиза должно быть наблюдала за улицей из окна, поскольку она фактически слетела со ступенек крыльца, и точно бы врезалась в экипаж, если бы кучер не успел спрыгнуть и преградить ей дорогу.

Элоиза подпрыгивала и переступала с ноги на ногу, ожидая, пока кучер откроет дверцу экипажа. Она выглядела такой нетерпеливой, что Пенелопа удивилась, как она сдержалась, и не пронеслась мимо кучера в попытке самостоятельно выломать дверцу. В конце концов, проигнорировав предложенную кучером помощь, она сама вскарабкалась в экипаж, в процессе наступив на свои юбки, и буквально кувыркнувшись на пол экипажа. Как только она поправила свою одежду, она посмотрела в обе стороны, ее лицо приняло загадочное выражение, и она резко дернула дверцу, чуть было не прищемив нос кучеру.

– Что, – задыхаясь, потребовала Элоиза, – Что происходит?

Пенелопа лишь удивленно уставилась на нее.

– Я могла бы спросить тебя о том же самом.

– Ты? Почему?

– Поскольку, ты чуть было не перевернула экипаж, в своей попытке побыстрее забраться внутрь!

– О, – фыркнула Элоиза в ответ на это, – Ты сама непосредственно виновата в этом.

– Я?!

– Да, ты! Я хочу знать, что происходит. И мне нужно узнать это сейчас же.

Пенелопа была уверена, что Колин никогда бы не рассказал своей сестре о требованиях Крессиды, если только, его план не предусматривал, чтобы Элоиза уговорила Крессиду совершить самоубийство.

– Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать, – сказала Пенелопа.

– Ты просто обязана знать, что я хочу этим сказать! – сердито настаивала Элоиза, бросив быстрый взгляд на свой дом.

Открылась передняя дверь.

– Ох, блин. Мама и Гиацинта уже выходят. Расскажи мне!

– Рассказать тебе что?

– Почему Колин прислал к нам просто отвратительную по своей загадочности записку с требованием, чтобы мы приклеились к тебе, и не отходили от тебя ни на шаг, весь вечер.

– Он так сделал?

– Да, и возможно, я не сказала, но он подчеркнул слово “приклеились”.

– Я думаю, это ты сама решила подчеркнуть его в разговоре, – сухо сказала Пенелопа.

Элоиза сердито нахмурилась.

– Пенелопа, сейчас не время – дразнить меня!

– А когда же это время?

– Пенелопа!!

– Прости, я ничего не могла подделать с собой.

– Ты знаешь то, из-за чего была послана эта записка?

Пенелопа покачала головой. Это не было полной ложью, сказала она себе. Она, действительно, не знала, что задумал Колин, и что он собирается проделать этим вечером.

В этот момент дверца экипажа открылась, в него ввалилась Гиацинта.

– Пенелопа, – проговорила она с большим энтузиазмом, – Что происходит?

– Она не знает, – проговорила Элоиза.

Гиацинта бросила на сестру сердитый взгляд.

– Что-то ты слишком быстро здесь очутилась.

Вайолет сунула голову в экипаж.

– Они опять ссорятся? – спросила она у Пенелопы.

– Немножко, – ответила Пенелопа.

Леди Бриджертон села рядом с Гиацинтой напротив Пенелопы и Элоизы.

– Очень хорошо, правда это не значит, что я не могу остановить их. Но скажи, что Колин имел в виду, когда он буквально приказал нам приклеиться к тебе?

– Я не уверена, что я знаю.

Глаза Вайолет сузились, словно она засомневалась в честности Пенелопы.

– Он был настроен очень решительно. Знаешь, он даже подчеркнул словно приклеились.

– Я знаю, – ответила Пенелопа, одновременно с Элоизой, заявившей: – Я уже рассказала ей.

– Он подчеркнул это слово дважды, – добавила Гиацинта, – Если чернила могут быть еще темнее, я согласна съесть собственную лошадь.

– Гиацинта! – воскликнула Вайолет.

Гиацинта пожала плечами.

– Просто все это довольно интригующе.

– Вообще-то, – проговорила Пенелопа, делая попытку сменить тему беседы, – Мне интересно, в чем Колин отправится на бал?

Это привлекло всеобщее внимание.

– Он покинул дом в своей обычной одежде, – пояснила Пенелопа, – И так и не вернулся. Я не могу представить, чтобы ваша сестра могла бы допустить на свой бал человека, не одетого в нарядный вечерний фрак.

– Он позаимствует что-нибудь у Энтони, – успокаивающе сказала Элоиза. – У них почти одинаковый размер одежды. Фактически, как и Грегори. Лишь Бенедикт другой.

– Двумя дюймами выше, – вставила свое слово Гиацинта.

Пенелопа кивнула, симулируя интерес к разговору, хотя на самом деле смотрела из окна экипажа и думала о своем.

Их экипаж замедлил ход, по-видимому, их кучер пытался провести их через свалку других экипажей, полностью заполонивших Гросвенорскую площадь.

– Сколько людей ожидается сегодня на балу? – спросила Пенелопа.

– Я верю, как минимум приглашены пятьсот человек, – ответила Вайолет, – Дафна не так часто устраивает балы, но недостаток в количестве, она восполняет качеством и размахом.

– Вот что я скажу, – пробормотала Гиацинта, – Я ненавижу толпу. Я не собираюсь сегодня вечером в нее лезть, где даже вздохнуть нормально не удается.

– Я просто счастлива, что ты мой последний ребенок, – устало пробормотала Вайолет, – Я уверена, у меня бы никаких сил не осталось бы ни на кого после тебя.

– Какая жалость, что я не родилась первой, – сказала Гиацинта с дерзкой улыбкой, – Думаю, я бы смогла довольствоваться всем вниманием, хорошо быть единственным ребенком. Не упоминая уже о приданном.

– Ты и так уже достаточно богатая наследница, – проговорила Вайолет.

– Ты и так можешь захватить всеобщее внимание, – подразнила Элоиза.

Гиацинта лишь улыбнулась.

– Ты знаешь, – сказалась Вайолет, повернувшись к Пенелопе, – Что все мои дети соберутся на этом балу? Я даже не могу вспомнить, когда мы все вместе собирались последний раз.

– А как насчет твоего дня рождения? – поинтересовалась Элоиза.

Вайолет покачала головой.

– В тот раз, Грегори так и не смог приехать домой.

– Надеюсь, не ожидается, что мы все выстроимся в шеренгу по росту, и будем петь праздничную мелодию? – спросила Гиацинта, наполовину шутя, наполовину серьезно. – Я так и вижу: Пение Бриджертонов. Мы бы заработали целое состояние, выступая на сцене

– У тебя прям какое-то энергичное настроение сегодня, – сказала ей Пенелопа.

Гиацинта пожала плечами.

– Просто подготавливаю себя для приклеивания к тебе. Это, кажется, требует некоторой мысленной подготовки.

– Прилипчивые рамки мышления? – спросила Пенелопа.

– Точно.

– Мы должны как можно скорее выдать ее замуж, – сказала Элоиза матери.

– Ты первая должна выйти замуж, – ответила на укол Гиацинта.

– Я работаю над этим, – уклончиво проговорила Элоиза.

– Что?! – этот вопрос был усилен тем фактом, что возглас вырвался из трех ртов одновременно.

– Это – все, что я собираюсь вам сообщить, – проговорила Элоиза таким тоном, словно они должны были знать, о чем идет речь.

– Я доберусь до сути этого заявления, – заверила Гиацинта мать и Пенелопу.

– Я уверена, что ты это сделаешь, – сказала Вайолет.

Пенелопа повернулась к Элоизе и сказала:

– Тебя нет ни малейшего шанса.

Элоиза в ответ лишь упрямо вздернула подбородок и посмотрела в окно.

– Мы на месте, – возвестила она.

Четыре леди подождали, пока лакей откроет дверь, и затем по очереди вышли.

– Божественно, – одобрительно сказала Вайолет, – Дафна превзошла саму себя.

Трудно было не остановиться и не засмотреться. Весь Гастингс-Хаус словно пылал огнем. Каждое окно было украшено канделябрами, целая армия лакеев встречала подъезжавшие экипажи.

– Так плохо, что леди Уислдаун не присутствует здесь, – проговорила Гиацинта, ее голос на этот раз потерял все свою дерзость, – Ей бы непременно понравилось здесь.

– Может, она здесь, – сказала Элоиза, – Фактически, точнее будет сказать, скорее всего, она уже здесь.

– Дафна пригласила леди Крессиду Туомбли? – спросила Вайолет.

– Я уверена, она пригласила, – проговорила Элоиза, – Но я не верю, в то, что она леди Уислдаун.

– Я не думаю, что кто-нибудь считает ее леди Уислдаун после последней колонки, – сказала Вайолет, и пошла к дому. – Пойдемте, девушки, вечер ждет нас.

Гиацинта шагнула вперед, и пошла рядом с матерью, в то время, как Элоиза отстала и зашагала вровень с Пенелопой.

– В воздухе словно разлито волшебство, – проговорила Элоиза, оглядываясь вокруг, словно она ни разу еще не была на Лондонском балу. – Ты чувствуешь это?

Пенелопа лишь молча посмотрела на нее, боясь, что если она сейчас откроет рот, то точно выболтает все свои тайны. Элоиза была права. Что-то странное и необычное было в ночи, словно в воздухе витала некая энергия – сродни той, что бывает перед грозой.

– Такое ощущение, что скоро наступит некий поворотный и грандиозный момент в истории, – размышляла Элоиза, – Словно чья-то жизнь полностью изменится после одной этой ночи.

– Что ты сказала, Элоиза? – спросила Пенелопа, встревоженная взглядом своей подруги, направленным на нее.

– Ничего, так пустяк, – пробормотала Элоиза, пожимая плечами.

С таинственной улыбкой, она взяла Пенелопу под руку, и проговорила:

– Пошли. Ночь ждет нас.

Глава 23

Пенелопа была в Гастингс-Хаусе неоднократно, на официальных приемах, и при случайных визитах, но никогда еще она не видела, чтобы старое здание имело такой чудесный – точнее сказать волшебный вид – чем в этот вечер.

Она и леди Бриджертон с дочерьми приехали сюда одними из первых; леди Бриджертон всегда говорила, что это очень грубо для членов семьи даже рассматривать возможность опоздания на такие приемы. Было достаточно удобным быть одной из первых. По крайней мере, Пенелопа могла спокойно осмотреть дом и его декорации, не проталкиваясь сквозь толпу.

Дафна решила не использовать определенную тему для своего бала в отличие от египетского бала на прошлой неделе, и греческого на позапрошлой. Скорее, она просто украсила свой дом с той же простой элегантностью, с какой она жила в нем каждый день.

Сотни свечей украсили стены и столы; мерцающие в темноте, огромные люстры, висевшие на потолках, освещали залы. Окна были закрыты мерцающей серебристой тканью, с таким оттенком, который могла носить только волшебная фея. Даже слуги сменили свои ливреи. Пенелопа знала, что слуги Гастингсов обычно носили голубой и золотой цвета. Но сегодня их голубой цвет был украшен серебром.

Это почти заставляло женщину чувствовать себя принцессой в какой-то сказке.

– Мне интересно, сколько же все это стоит, – проговорила Гиацинта, широко раскрывая глаза.

– Гиацинта! – Вайолет наказала дочь, шлепнув ту по руке. – Ты же знаешь, что невежливо спрашивать такие вещи.

– А я и не спрашивала, – указала Гиацинта, – Я поинтересовалась. И, кроме того, это же просто Дафна.

– Твоя сестра герцогиня Гастингская, – сказала Вайолет, – И она должна соответствовать своему положению. Тебе бы лучше запомнить этот факт.

– Но разве ты не согласна с тем, – проговорила Гиацинта, беря мать под руку, – Что важнее просто запомнить тот факт, что она моя сестра.

– Она опять тебя обыграла, – сказала Элоиза с улыбкой.

Вайолет тяжко вздохнула.

– Гиацинта, я заявляю, что ты все-таки будешь причиной моей смерти.

– Нет, не буду, – ответила Гиацинта, – Грегори будет.

Пенелопа с трудом сдержала смех.

– Я все еще не вижу Колина, – сказала Элоиза, вертя головой во все стороны.

– Нету? – Пенелопа осмотрела комнату. – Удивительно.

– Он сказал тебе, что приедет раньше тебя на бал?

– Нет, – ответила Пенелопа, – Но по некоторым причинам, я думала, он приедет раньше меня.

Вайолет ласково погладила Пенелопу по руке.

– Я уверена, он скоро будет здесь, Пенелопа. И тогда мы все узнаем, что это за тайна, из-за которой мы должны приклеиться к тебе на весь вечер.

– Не то, – добавила она поспешно, в ее глазах появилась тревога, – чтобы мы считали это неким видом грязной работы. Ты же знаешь, что мы очень любим твою компанию.

Пенелопа улыбнулась ей.

– Я знаю. Это чувство взаимно.

Перед ними было всего лишь несколько человек, так что не прошло много времени, как они уже приветствовали Дафну и ее мужа Саймона.

– Что, – спросила Дафна без всякой преамбулы, как только уверилась, что другие гости за пределами слышимости, – происходит с Колином?

Так как вопрос главным образом адресовался в ее сторону, Пенелопа почувствовала себя обязанной ответить: – Я не знаю.

– Тебе он тоже прислал записку? – спросила Элоиза.

Дафна кивнула.

– Да, мы должны не спускать с Пенелопы глаз, написал он.

– Могло быть хуже, – проговорила Гиацинта, – Мы должны будем приклеиться к ней на весь вечер.

Она наклонилась вперед. – Он подчеркнул слово “приклеиться”.

– Я думаю, все же, я не являюсь такой уж грязной работой, – язвительно заметила Пенелопа.

– О, ты, конечно, нет, – ответила Гиацинта, – Но есть что-то довольно неприятное в слове в этом слове. Так неприятно соскальзывает с языка, ты не считаешь? Приклеиться. Клей. Клеееее —

– Это у меня, – спросила Элоиза, – или у нее зазвенело в голове, не сошла ли она с ума?

Гиацинта проигнорировала ее, пожав плечами.

– К тому же это похоже на драму. Я чувствую себя в центре какого-то шпионского заговора.

– Шпионаж, – простонала Вайолет, – Господи, помоги нам всем.

Дафна наклонилась вперед с загадочным выражением лица.

– Ладно, должна вас сказать. Он сказал нам —

– Сейчас не время для лишней болтовни, жена, – вставил Саймон.

Она одарила его раздраженным взглядом перед тем, как снова повернуться к своей матери и сестрам.

– Он сказал нам, чтобы мы были уверены в том, чтобы она находилась, как можно подальше от леди Данбери, – сообщила им Дафна.

– Леди Данбери! – воскликнули все в один голос.

Точнее все, кроме Пенелопы, у которой появилась мысль, почему Колин хотел, чтобы она находилась подальше от старой леди. Он, должно быть, придумал что-то получше, чем ее план убедить леди Данбери солгать, и заявить во всеуслышание, что она и есть леди Уислдаун.

Это все-таки наверно двойной шантаж. Что еще могло быть? Он, должно быть, отыскал какую-то очень ужасную тайну в прошлом Крессиды.

Пенелопа подумала о своем муже с восхищением.

– Я думала, что ты в хороших дружеских отношениях с леди Данбери, – сказала ей Вайолет.

– Так и есть, – сказала Пенелопа, стараясь выглядеть озадаченной.

– Это очень любопытно, – проговорила Гиацинта, задумчиво постучав указательным пальцем по своей щеке, – Действительно, очень любопытно.

– Элоиза, – внезапно вставила Дафна, – Ты что-то очень молчалива сегодня.

– Кроме того момента, когда назвала меня сумасшедшей, – заметила Гиацинта.

– Хм-м? – пробормотала Элоиза, уставясь куда-то в пространство – или возможно на что-то, позади Дафны и Саймона, – словно, ее совсем не интересовал весь этот разговор. – Ох, ну, мне просто нечего сказать.

– Тебе? – недоверчиво спросила Дафна.

– С ней точно, что-то не так, – проговорила Гиацинта.

Пенелопа согласилась с Гиацинтой, но решила держать свое мнение при себе. Это было очень непохоже на Элоизу, ничем не интересоваться, и не высказывать свое мнение, особенно в такую ночь, как эта, когда все вокруг, словно окутано тайной.

– Все что вы сказали, было неплохо, – сказала Элоиза, – Что я еще могла добавить?

Это уж совсем показалось Пенелопе необычно. Остроумный сарказм был в характере Элоизы, но у нее всегда находилось, что добавить.

Элоиза лишь пожала плечами.

– Нам лучше уйти отсюда дальше в дом, – сказала Вайолет, – Мы начинаем задерживать твоих гостей.

– Я обязательно еще с вами поговорю, – пообещала Дафна, – И – Ох!

Все наклонились к ней.

– Если вы хотите знать, – прошептала она, – Леди Данбери до сих пор нету.

– Что упрощает мою работу, – произнес Саймон, выглядя немного утомленным от всей этой интриги.

– Но не мою, – сказала Гиацинта, – Я все еще не должна отходить от Пенелопы ни на шаг, и должна буквально —

– Приклеиться к ней, – закончили за нее все, включая Пенелопу.

– Именно так я и сделаю, – проговорила Гиацинта.

– Говоря о приклеивании, – сказала Элоиза, как только они отошли от Дафны и Саймона, – Пенелопа, ты смогла бы совсем немного, побыть лишь с двумя компаньонками? Мне хотела бы выйти на минуту.

– Я пойду с тобой, – заявила Гиацинта.

– Вы не можете обе уйти, – сказала Вайолет, – Я уверена, что Колин не хотел, чтобы Пенелопа оставалась лишь со мной.

– Можно я пойду, когда она вернется? – скорчила гримаску Гиацинта, – Это совсем не то, что можно избежать.

Вайолет с надеждой повернулась к Элоизе.

– Что? – сердито спросила Элоиза.

– Я ждала от тебя, что ты скажешь точно так же.

– Я слишком горда для этого, – фыркнула Элоиза.

– Ох, пожалуйста, – пробормотала Гиацинта.

Вайолет застонала.

– Ты, действительно, хочешь остаться в компании лишь со мной и с Гиацинтой? – спросила она Пенелопу.

– Не думаю, что у меня есть выбор, – ответила Пенелопа, немного удивленная такой постановкой вопроса.

– Иди, – сказала Вайолет Элоизе. – Только возвращайся быстрее.

Элоиза кивнула матери, затем, неожиданно для всех, она быстро шагнула вперед, и коротко обняла Пенелопу.

– С чего это вдруг? – спросила Пенелопа, улыбаясь ей.

– Просто так, без причины, – ответила Элоиза, ее ответная улыбка была такой же, как у Колина, – Я просто подумала, что это будет необычной ночью для тебя.

– Ты подумала? – осторожно спросила Пенелопа, не уверенная, что поняла Элоизу.

– Ну, что-то, по всей видимости, должно произойти, – сказала Элоиза, – Это так не похоже на Колина действовать так таинственно. Я хотела предложить тебе мою поддержку.

– Ты же вернешься через несколько минут, – проговорила Пенелопа, – Независимо от того, произойдет ли что-то – если оно действительно произойдет – ты, вряд ли пропустишь это.

Элоиза пожала плечами.

– Это был просто импульс. Импульс, родившийся благодаря десятилетней дружбе.

– Элоиза Бриджертон, неужели ты становишься сентиментальной?

– Если ты про сегодня, – проговорила Элоиза с взглядом ложного возмущения, – Я думаю, нет.

– Элоиза, – вмешалась Гиацинта, – Ты, наконец, пойдешь или нет?! Я не могу тебя ждать всю ночь.

Элоиза коротко махнула рукой, и ушла.

Весь следующий час, они просто разговаривали о том, о сем, смешиваясь с другими гостями и перемещаясь по дому – Пенелопа, Вайолет и Гиацинта – как единое целое.

– У нас три головы и шесть ног, – заметила Пенелопа, когда подошла к окну, а обе женщины Бриджертон с шумом последовали за ней.

– Прошу прощения? – переспросила Вайолет.

– Ты, действительно, хотела посмотреть в окно, – произнесла Гиацинта, – Или всего лишь проверяла нас? И куда запропастилась Элоиза?

– Большей частью, чтобы проверить вас, – призналась Пенелопа, – И я уверена, что Элоизу задержал какой-нибудь гость. Ты же знаешь, так же хорошо, как и я, что, здесь много навязчивых людей, общение с которыми довольно трудно избежать.

– Хм-м, – пробормотала Гиацинта, – Кому-то необходимо повторно объяснить значение слова “приклеиться”.

– Гиацинта, – сказала Пенелопа, – Если тебе нужно куда-нибудь отойти, то не надо оправдываться, иди куда тебе нужно. Со мной будет все хорошо, – она повернулась к Вайолет, – Вы тоже, если вам нужно оставить меня на короткое промежуток времени, я обещаю, я останусь прямо здесь, никуда не уйду, и буду дожидаться вашего возвращения.

Вайолет посмотрела на нее в ужасе.

– И нарушить мое слово, данное Колину?

– Э-э, вы разве давали ему такое слово? – спросила Пенелопа.

– Нет, но я уверена, что это подразумевалось в его просьбе. О, смотрите! – неожиданно воскликнула она, – Вон он!

Пенелопа попыталась осторожно дать сигнал своему мужу, о том, что они здесь, но все ее попытки были заглушены энергичными маханиями рукой Гиацинты, и ее воплем, почти на весь зал:

– Колин!

Вайолет простонала.

– Я знаю-знаю, – быстро проговорила Гиацинта, но в ее голосе не слышно было ни капли раскаяния, – Я должна вести себя более благовоспитанно.

– Если ты это знаешь, – голосом сердитой матери проговорила Вайолет, – Тогда почему ты не делаешь этого?

– Что будет забавного в том, если я буду себя правильно вести?

– Добрый вечер, леди, – поприветствовал их Колин, целую мамину руку, затем встал рядом с Пенелопой, и мягко обнял ее за талию.

– Ну? – потребовала Гиацинта.

Колин лишь вопросительно выгнул бровь.

– Ты собираешься нам все рассказать? – настаивала Гиацинта.

– Всему свое время, милая сестричка.

– Ты просто вредный и несносный человек, – пробурчала она.

– Я хотел сказать, – проговорил Колин, оглядываясь вокруг, – А что случилось с Элоизой?

– Это очень хороший вопрос, – проговорила Гиацинта, одновременно с Пенелопой, сказавшей:

– Я уверена, она скоро вернется.

Он кивнул, не выглядя ужасно заинтересованным.

– Мама, – произнес Колин, поворачиваясь к Вайолет, – Как вы поживаете?

– Ты посылаешь мне зашифрованную записку, через весь город, – проговорила Вайолет, – И спрашиваешь меня, как я поживаю?

Он улыбнулся. – Да.

Вайолет, фактически указала на него пальцем, и начала им сердито покачивать, что она всегда запрещала делать своим детям в общественных местах.

– О, нет, Колин Бриджертон, этот номер не пройдет. Ты не сможешь уйти от объяснения. Я твоя мать. Я вырастила тебя!

– Я знаю о наших родственных отношениях, – проговорил он.

– Я надеюсь, ты не собираешься сбежать от меня на вальс, отвлекая меня своими умными фразами и своей обольстительной улыбкой.

– Ты думаешь, у меня обольстительная улыбка?

– Колин!

– Но, – проговорил он, – Ты совершенно права.

Вайолет заморгала. – Я права?

– Да, насчет вальса, – он склонил голову набок, – Мне, кажется, я слышу, как его вот-вот начнут играть.

– А я ничего не слышу, – заявила Гиацинта.

– Не слышишь? Какая жалость, – он схватил Пенелопу за руку. – Пойдем, жена. Я думаю, сейчас наш танец.

– Но никто не танцует, – выдавила Гиацинта.

Он улыбнулся ослепительной улыбкой.

– Я уверен, все скоро затанцуют.

И прежде, чем кто-нибудь успел прокомментировать его заявление, он дернул за руку Пенелопу, и буквально потащил ее за собой через толпу.

– Разве ты не хотел вальсировать? – спросила, задыхаясь, Пенелопа, когда она прошли мимо небольшого оркестра.

– Нет, просто хотел сбежать от них, – объяснил Колин, проскальзывая в какую-то боковую дверь, и таща ее за собой.

Несколько секунд спустя, поднявшись вверх по лестнице, они оказались в небольшой комнате, где единственным светом был мерцающий огонь свечей и фонарей снаружи окна.

– Где мы? – спросила Пенелопа, оглядываясь по сторонам.

Колин пожал плечами.

– Не знаю. Это кажется, неплохим местом для разговора.

– Ты, наконец, собираешься мне рассказать, что происходит?

– Нет, сначала я собираюсь поцеловать тебя.

И прежде чем у нее появился шанс ответить (но не запротестовать!), его губы нашли ее губы в коротком, голодном и одновременно нежном поцелуе.

– Колин! – задыхаясь, воскликнула она, в тот момент, когда он переводил дыхание.

– Не сейчас, – пробормотал он, и поцеловал ее снова.

– Но, – это было все, что она успела проговорить.

Это был поцелуй, который словно обволакивал ее теплом, от головы и до кончиков пальцев на руках и ногах. При котором его губы жадно и нежно захватили ее рот в сладостный плен, а его руки скользили по ее спине. Это был поцелуй, который легко превращал ее колени в воду, приводя ее почти к обморочному состоянию, и он мог на софе делать с ней все, что захочет, несмотря на то, что они находились в паре метров от пятисот человек, и, кроме того —

– Колин! – снова воскликнула она, с трудом найдя в себе силы оторваться от его губ.

– Ш-ш-ш.

– Колин, ты должен остановиться!

Он выглядел, словно потерявшийся щенок.

– Я? Должен?

– Да, ты должен.

– Я думаю, ты сказала это, лишь из-за всех этих людей по соседству с нами.

– Нет, хотя это тоже достаточно хорошая причина, чтобы рассмотреть возможность сдерживания себя.

– Чтобы рассмотреть и отклонить? – с надеждой спросил Колин.

– Нет! Колин! – она вырвалась из его рук, и отошла на несколько футов назад, чтобы его близость не заставляла ее сожалеть об упущенной возможности.

– Колин, ты должен рассказать мне, наконец, что происходит.

– Ну, – медленно проговорил он, – Я целовал тебя и …

– Нет, ты же знаешь, что я не это имела в виду.

– Очень хорошо.

Он отошел дальше от нее, его шаги эхом отдавались в ее ушах. Когда он повернулся к ней, на его лице было очень серьезное выражение.

– Я решил, что нужно делать с Крессидой.

– Ты? Что? Скажи мне!

Его лицо приняло немного страдальческое выражение.

– Фактически, я думал, что лучше не говорить тебе до тех, пор, пока мой план не будет идти полным ходом.

Она уставилась на него с недоверием.

– Ты это серьезно?

– Ну, вообще-то …, – он посмотрел на дверь, словно надеясь как-нибудь сбежать.

– Расскажи мне, – настаивала она.

– Очень хорошо, – он тяжело вздохнул, затем еще раз вздохнул.

– Колин!

– Я собираюсь сделать объявление, – сказал он так, словно это должно было все объяснить.

Сначала она ничего не сказала, думая, что он пояснит, когда же это не сработало, она осторожно спросила:

– Что это за объявление?

Он упрямо сжал губы, и стал выглядеть очень решительно.

– Я собираюсь рассказать правду.

Она задохнулась.

– Обо мне?

Он кивнул.

– Но, ты не можешь это сделать!

– Пенелопа, я думаю, так будет лучше.

Паника охватила ее, дышать стало трудно.

– Нет, Колин, ты не можешь! Ты не можешь сделать это! Это не твоя тайна, чтобы решить открыть ее!

– Ты хочешь платить Крессиде всю оставшуюся жизнь?

– Нет, конечно, нет, но я могу попросить леди Данбери —