Текст книги "Поцелуй"

– Да, хотела стать художницей, – сказала она. – Я училась в школе искусства в Брайли. Вы знаете, где она находится?

– Нет.

– На окраине города. Недалеко от моста.

– У вас были какие-то успехи?

– Я думаю, что да.

– Но?

– Меняются ситуации. – Она подняла глаза. – Я встретила Мартина.

– Ах-ха.

– Мы полюбили друг друга, поженились. И...

– И?

Она пожала плечами, подняла бокал, пригубила вино, и его вопрос остался без ответа. Затем она поставила бокал на стол и стала снова барабанить пальцами. Да, эта женщина была большой любительницей выпить!

– Как вы встретили его? – спросил он.

– В парке. Недалеко от школы есть небольшой парк. Я обычно приносила с собой в школу бутерброд и ела его в парке. А после еды, если погода благоприятствовала, я оставалась там и делала эскизы... Видите ли, я очень сильно хотела стать художницей. К тому времени закончилась война во Вьетнаме...

С той поры прошло уже несколько лет, и большинство студентов как-то устраивались, в соответствии со своими способностями.

Никто вообще ни в чем не был уверен. Ребята обычно садились в кружок и беседовали о большом взрыве, который может произойти в любой день. Говоря сейчас об этом, Эмма вспоминала, что в то время во всем мире происходили какие-то беспорядки, оккупировались страны, или в них происходили перевороты. Мир в представлении девятнадцатилетней девушки был таким непрочным, и это накладывало свой отпечаток на ее искусство.

Оглядываясь назад, Эмма понимала, что видела все тогда через призму этих мрачных ощущений. Ее внимательные глаза замечали различные детали городской жизни, а карандаш все это четко фиксировал. Когда позднее она угольным карандашом переносила в большем масштабе содержание эскизов на холсты, а затем заканчивала картины маслом, у нее появлялось ощущение, будто она давала изображаемым явлениям вторую, более яркую жизнь. Пробивающийся в окна скупой северный свет, ребята в запачканных красками халатах, стоящие за своими мольбертами, легкие прикосновения кисточками к палитрам и холстам, запах скипидара и льняного масла, сосредоточенные выражения лиц. Мистер Грейсон, с руками на бедрах и неизменным окурком сигары в зубах, искоса поглядывал на ее холст и приговаривал: «Хорошо, Эмма, очень хорошо». Боже, все это было так прекрасно! Она была полна энергии, таланта и надежд.

Этот день в парке за школой... этот яркий весенний день... она помнит, как какой-то мужчина играл на аккордеоне... да... и птичка... желто-зеленого цвета... Этот попугай мог клювом вытащить с подноса карточку, где была напечатана ваша судьба. Она быстро набросала серию эскизов – человек, играющий на аккордеоне, попугай, выбирающий клювом на подносе чью-то судьбу, улыбающиеся лица мальчиков и девочек в толпе – и работала над следующей, более подробной серией, тщательно вырисовывая когтистые лапы попугая, которыми он сжимал жердь насеста, его яркие умные глаза... когда...

– Очень хорошо, – произнес он.

Испугавшись, она подняла глаза.

Рядом стоял мужчина и смотрел на эскиз через ее плечо. Он был лет на шесть старше. Высокий, стройный, с темными волосами и карими глазами. Красивый рот растянулся в улыбке. На нем был темный деловой костюм, белая рубашка и красный шелковый галстук.

– Действительно, это хорошая работа, – сказал он.

– Спасибо, – ответила она.

Он сел рядом с ней на скамейку и скрестил свои длинные ноги. Внимательно взглянул на музыканта, игравшего на аккордеоне, а потом на попугая. Затем посмотрел на ее эскиз и быстро работающий карандаш.

– Вы учитесь в этой школе? – спросил он.

– Да, – ответила она.

– Школа искусства Брайли, не так ли? – произнес он.

– Да. – Она внимательно вглядывалась в глаза попугая, которые ей никак не удавались.

– Я Мартин Боулз, – представился он.

– Очень приятно, Мартин, – произнесла она. – Позволь мне закончить это, хорошо?

Он молчаливо наблюдал за ней. Карандаш делал тени в складках у глаз. Яркие, пронизывающие глаза попугая.

– Очень мило, – произнес он.

– Шшш... – зашипела она.

И продолжала работу. Когда наконец работа была закончена, она повернулась к нему.

– Все сделано?

– На данный момент – да, – ответила она, – и я должна вернуться в школу.

– Давайте вместо этого погуляем.

– Нет, – возразила она, – я не могу.

Она закрыла альбом и поднялась со скамейки. Прижав альбом к груди, произнесла:

– Я Эмма Дерби. – Затем улыбнулась и ушла.

– Вот так мы встретились, – пояснила она Эндрю. – Он был самым красивым мужчиной, которого я встречала в своей жизни.

* * *

– Мистер Ассанти, – сказал Эддисон, вежливо наклонившись к свидетелю, как это делает Санта-Клаус в магазине, желая узнать у напуганного малыша, какой подарок тот хочет получить на Рождество, – вы свидетельствовали, что провожали мисс Франчески из кинотеатра до дома...

– Да.

– ...и подошли к ее дому что-нибудь без четверти или без десяти девять. Я правильно повторяю то, что вы заявили?

– Да.

– И вы также свидетельствовали, что расстались с ней около двадцати минут десятого...

– Да.

– ...и после этого вы оказались рядом с булочной что-то около половины десятого или, может быть, несколькими минутами раньше или позже. Пожалуйста, поправьте меня, если я ошибся.

– Нет, именно так я и сказал.

– Благодарю вас. А теперь, мистер Ассанти, поясните, что вы делали между без четверти девять, когда вы подошли к дому мисс Франчески, и двадцатью минутами десятого, когда ушли от нее? Вы ведь так заявили? Двадцать минут десятого?

– Да. Мне понадобилось всего десять минут или около того, чтобы...

– Понятно, но что вы делали между без четверти девять и двадцатью минутами десятого? Вы можете мне ответить?

– Мы были в прихожей Френки.

– Что вы там делали?

Ассанти посмотрел на судью.

– Отвечайте на вопрос, – произнес Ди Паско.

– Мы обнимались и целовались.

Присутствующие в помещении суда разразились громким хохотом. Ди Паско укоризненно посмотрел на зал, и смех прекратился.

– Вы обнимались и целовались тридцать пять минут. Это верно? – спросил Эддисон удивленным тоном.

– Да.

– Мистер Ассанти, вы помните содержание разговора с детективами Рэнделлом Уэйдом и Чарльзом Бентом вечером двадцать четвертого июля прошлого года?

– Помню.

– Вы помните, как говорили им, что по дороге домой вы могли думать только о Френки?

– Да, я подтверждаю, что я им говорил именно это.

– Итак, говорили вы им об этом или не говорили?

– Говорил.

– Разве вы не говорили им, что Френки вскружила вам голову?

– Я мог так сказать.

– Итак, именно это вы говорили. Верно? – спросил Эддисон, подошел к столу защиты и взял оттуда большую пачку бумаг. – Здесь все записано, я попытаюсь освежить вашу память.

– Что это за материалы? – спросил Ди Паско.

– Отчет оперативного отдела, написанный и подготовленный детективом Рэнделлом Уэйдом из Сорок пятого оперативного отряда, воспроизводящий беседу с этим свидетелем в ночь на двадцать четвертое июля прошлого года.

– Продолжайте.

– А теперь, мистер Ассанти, вы подтверждаете эти слова? Я цитирую: «После свидания с Френки у меня голова шла кругом. Я шел по улице, ощущая на своих губах ее губную помаду».

– Хорошо. Достаточно, вам не следует...

– Мне бы хотелось продолжить, если позволите. «...Ощущая на своих губах ее губную помаду и думая о том, что случилось в ее прихожей». Разве не говорили вы это детективам Уэйду и Бенту?

– Да.

– Разве не об этом вы думали, когда услышали то, что сперва показалось вам взрывами? В то время, когда вы облизывали ее губную помаду со своих губ и думали о том, что случилось в ее прихожей?

– Да.

– Почему потом вы решили, что это не взрывы?

– На улице не было никаких автомобилей.

– А... В вашем бредовом состоянии вы были способны...

– Возражение. Он дает характеристику состояния свидетеля.

– Поддержано.

– Во всяком случае, я не был в бреду, – произнес Ассанти.

– Вы сказали детективам, что чувствовали себя как в лихорадке. Вы использовали именно это слово – «лихорадка».

– Я думаю, что я был в поэтическом настроении.

– А, поэт. Очень приятно...

– Возражение. Защитник издевается.

– Поддержано.

– В любом случае, я в то время был влюблен во Френки, – сказал Ассанти.

– А теперь вы не влюблены в нее.

– Нет, теперь не влюблен.

– И теперь в вашем более устойчивом, прозаическом состоянии...

– Возражение, Ваша Честь.

– Поддержано. Действительно, мистер Эддисон.

– Мистер Ассанти... можете ли вы здесь и сейчас подтвердить, что вы были в лихорадочном состоянии от Френки, когда вы расстались с ней в тот вечер?

– Ну... да.

– Но не настолько в лихорадке, чтобы вы не могли отличить выстрелы от взрывов...

– Это были выстрелы.

– Вы это поняли позднее.

– Да.

– Потому что на улице не было никаких автомашин?

– Да.

– Не потому, что вы были не в состоянии определить, выстрелы это или нет, а только потому, что на улице не было никаких автомашин.

– Ну, да, я определил...

– Фактически это было результатом определенной цепи рассуждений. Верно?

– Да, я предполагаю...

– Хотя стройность ваших мыслей в тот момент была отчасти нарушена. Верно? Вы были влюблены во Френки, ваши мысли были целиком заняты ею, вас лихорадило при воспоминании о Френки, вы облизывали ее помаду с губ, все время вспоминая о том, что вы делали вместе с ней в ее прихожей. И в этом состоянии вы увидели двух черных мужчин, выскочивших из булочной... Вы уверены, что они были черными?

– Безусловно.

– И вы уверены, что их было двое?

– Да.

– Именно это вы рассказали детективам Уэйду и Бенту через неделю после инцидента. Верно? Вы утверждали, что видели двух черных мужчин, выскочивших из этой булочной. Верно?

– Да.

– Однако в тот вечер, когда произошло это трагическое событие... семнадцатого июля... несколькими минутами позже того, как вы дали свидетельские показания, вы сказали Дорис Франчески, что вы видели какого-то парня, выбежавшего из булочной с пистолетом в руках. Говорили вы ей это?

– Я мог ей это сказать. Я не уверен.

– Хорошо, это были ваши слова? Какой-то парень с пистолетом?

– Может быть, но я имел в виду...

– Он ответил на вопрос, Ваша Честь.

– Позвольте ему объяснить.

– Я имел в виду, что видел двух парней, но только у одного из них был пистолет.

– Понятно. Но это не то, что вы фактически сказали вечером семнадцатого июля. Верно?

– Нет.

– Но ведь это то, что вы говорите сейчас. Верно?

– Да.

– С полной уверенностью?

– Да.

– И вы теперь можете сказать с полной уверенностью, что тогда вечером видели Самсона Уилбура Коула и что у него в руках было полуавтоматическое смертоносное оружие девятимиллиметрового калибра.

– Да.

– Мистер Ассанти, вы помните, что детектив Рэнделл Уэйд показал вам двадцать пятого июля прошлого года несколько фотографий?

– Я помню.

– Сколько фотографий вам предъявили для опознания?

– Я не помню. Их было много.

– Хорошо, что вы понимаете под словом «много»... скажем, двадцать?

– Больше двадцати.

– Хорошо... пятьдесят?

– Больше.

– Сотня? – спросил Эддисон.

– Нет, меньше.

– Тогда можно сказать, что их было больше пятидесяти, но меньше ста?

– Да.

– Семьдесят две фотографии – это, возможно, то количество, которое было предъявлено для опознания?

– Да, что-то около этого.

– Вас предупредили, что это были фотографии известных преступников?

– Да.

– Вам сказали, что все эти уголовники имели кличку Сонни?

– Да.

– Что вы искали, мистер Ассанти?

– Я пытался найти фотографию человека, которого я видел выбегающим из булочной.

– Семнадцатого июля прошлого года?

– Да.

– Вы отыскали его фотографию?

– Нет.

– Вы просмотрели свыше семидесяти фотографий известных уголовников, имевших кличку Сонни, но не сумели найти ни одного, который хотя бы отдаленно напоминал...

– Возражение.

– Поддержано.

– Вы нашли фотографию кого-нибудь, кто напоминал бы мужчину по имени Сонни, которого, как вы говорите, видели выбегающим из булочной?

– Нет, не нашел.

– Около семидесяти фотографий!

– Да.

– А теперь, пять, нет, почти шесть месяцев спустя, вы можете посмотреть через весь зал суда и указать пальцем на подзащитного, сидящего там, и безапелляционно заявить, что он является тем мужчиной, которого вы видели выбегающим из булочной с пистолетом в руках.

– Это верно, да.

– У меня больше нет вопросов.

Лоуэлл поднялся за столом обвинения, заглянул в свои записи и направился к стенду свидетеля.

– Мистер Ассанти, – спросил он, – когда в июле прошлого года вам были предъявлены для опознания эти фотографии, говорили ли вам детективы Уэйд и Бент, что вам предъявили их для опознания?

– Да, говорили.

– Что же вам предъявили?

– Фотографии людей, осужденных за уголовные преступления в этом городе.

– И вы говорите, что среди предъявленных фотографий вы не сумели найти фотографию мистера Коула. Это верно?

– Это верно.

– Его фотографии не было среди тех, кто совершил уголовные преступления в этом городе.

– Его фотографии там не было.

– Среди фотографий уголовников, у которых была кличка Сонни.

– Да, сэр.

– Среди предъявленных не было.

– Не было, сэр.

– Вам показывали фотографии преступников, которые совершили уголовные преступления в Калифорнии?

– Возражение! – воскликнул Эддисон. – Можно нам подойти к судейскому столу?

– Подойдите, – разрешил Ди Паско.

– Ваша Честь, – сказал Эддисон, – на этот раз я хочу пожаловаться на нарушение судебного процесса.

– Отклонено, – произнес Ди Паско.

– Ваша Честь, – сказал Эддисон, – вопрос помощника районного прокурора намекает на то, что мистер Коул где-то еще был обвинен в совершении уголовных преступлений...

– Да, я знаю. Но и вы знаете, что в предсудебном представлении из Сандовала...

– Да, Ваша Честь, но...

– Я решил, что позволю задавать подзащитному вопросы о предыдущем обвинении в убийстве, основанные на вашем представлении о том, что Коул будет давать показания и имеет возможность оправдаться. Мое мнение по этому вопросу осталось неизменным. Более того, вы начали допрос свидетеля, поставив фотографии на первый план. Продолжайте задавать вопросы, мистер Лоуэлл.

Лоуэлл вернулся к свидетельскому стенду.

– Мистер Ассанти, – спросил он, – вам показывали фотографии известных уголовников, совершивших преступления в Калифорнии?

– Насколько я знаю, нет.

– Вам показали только фотографии уголовников, совершивших преступления в этом городе?

– Да.

– И среди них не было фотографии Сонни Коула.

– Нет, не было.

– Благодарю вас. Больше вопросов нет.

– На этот раз я должен предупредить присяжных, – произнес Ди Паско, – чтобы они не воспринимали вопросы в качестве свидетельства. Они не должны черпать информацию из вопросов, но рассматривать их как средство выяснения сути происходивших событий.

Эддисон улыбался за столом защиты.

Глава 5

Отдел вещественных доказательств занимая весь полуподвальный этаж нового здания городского управления, выстроенного на окраине города, на Хай-стрит. Раньше отдел размещался в маленьком помещении, где хранились украденные товары, конфискованные наркотики, одежда и драгоценности, похищенные у жертвы, также суммы наличных денег, изъятых при аресте. Но из-за увеличения числа сотрудников – шесть полицейских вместо двух – это новое полуподвальное помещение, несмотря на размеры, было переполнено, и казалось, что чиновники плавают по поверхности безбрежного моря набросанных в беспорядке вещей.

Система поиска вещей была теперь компьютеризована, и оказалось очень несложным делом вывести на дисплей имя Роджера Тернера Тилли и список вещей, которые были сложены в мешок на его имя в морге. Совсем другой задачей оказался поиск всех этих вещей в хранилище.

– Одежда расположена на открытых полках, драгоценности и подобные им вещи закрыты в сетчатых ящиках, а наличные деньги – в стальных ящиках с двумя замками, как в банке... – объяснил чиновник.

Но как только он открыл зарешеченную внутреннюю дверь и впустил их в этот большой склад, стало совершенно ясно, что вероятность обнаружить, где лежит имущество Тилли, практически равна нулю.

– Поверьте, здесь есть система, – продолжал убеждать чиновник. На его пластиковом значке было написано имя – Д. Ди Люка.

Он продолжал говорить, что лучше всех знает эту систему, потому что составлял ее за другого сотрудника, который был тогда болен. Он сам обычно работал наверху, в отделе идентификации. Там-то находить вещи было очень несложно, потому что все ограничивалось бумажной работой. Даже поиски отпечатков пальцев были бумажной работой. Но здесь, внизу, в полуподвале, были реальные вещи. Понятно? Все эти траханые вещи.

Мейер работал на месте совершения преступления почти весь день. Он расспрашивал местных жителей и сторожей магазинов, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, выспрашивал у всех, что они видели или слышали в день убийства Тилли. Карелла прибыл на склад прямо из здания суда, когда Лоуэлл начал повторный допрос. Сейчас было почти четыре часа и оба они устали, но тем не менее жаждали просмотреть содержимое бумажника Тилли. Их не интересовали его ботинки, носки, брюки и другие атрибуты его туалета, а также драгоценности. Но разнообразные бумаги и карточки, помеченные в описи, заслуживали внимания.

– Как эта система работает? – спросил Мейер. – Вы вынимаете деньги из бумажника и кладете их в один из закрывающихся ящиков? Или вы...

– Вы меня спрашиваете? – удивился чиновник. – Я только сегодня утром приступил к работе здесь. И скажу откровенно, мечтаю побыстрее уйти.

– Послушайте, единственная вещь, которая нас интересует, – сказал Карелла, – это бумажник.

– А деньги?

– Деньги – не главное.

– У них здесь запирающиеся ящики с миллионами наличности. Вы мне верите?

– Верю, – ответил Карелла.

– Если бы кто-нибудь навел ловкого бандита, – сказал Ди Люка, – чтобы взломать этот склад, то он получил бы больше, чем при налете на банк.

– Это уже было сделано, – произнес Мейер.

– Все уже было сделано, – печально заметил Ди Люка. – Позвольте мне посмотреть, сумею ли я найти кого-нибудь, кто знает, как разобраться во всей этой херне.

Он вернулся минут пять спустя с другим чиновником в голубой форме. Этот чиновник был знаком с системой. Он сказал, что работает в отделе вещей уже пятнадцать лет и что ему больше нравилось старое помещение, несмотря на то что оно было тесным и переполненным. На значке этого служащего значилось имя Р. Бальдини.

– Здесь меня зовут Великий Бальдини, – сказал он, – потому что в этом отделе я единственный человек, который может найти все. Итак, что вы хотите найти? Мужской бумажник?

– Не столько бумажник, сколько бумаги, содержавшиеся в нем, – ответил Карелла.

– Мы предпринимаем некоторые меры предосторожности, – пояснил Бальдини. – В полицейском управлении много воров. Я думаю, вы это знаете.

– Вам это лучше знать.

– Чтобы избежать краж, мы помещаем драгоценности и ценные вещи в сетчатые ящики с замками, а наличные деньги – в металлические ящики с замками. Не вводи вора в грех. Обычно мы не вынимаем наличные деньги, которые были в бумажнике или сумочке человека. Понятно? Мы не меняем содержание упакованной вещи.

– Ах-ха, – откликнулся Карелла.

– Исходя из вышесказанного, мы должны возвратиться к компьютеру и узнать номер регистрации описи вещей этого парня. Этот регистрационный номер будет нам нужен на всех этапах поиска. Это как в десятичной системе Дьюи. Вам знакома десятичная система Дьюи?

– Нет, – ответили один за другим Карелла, Мейер и Ди Люка.

– Я долгое время работал библиотекарем, – сказал Бальдини, – и мы в своей работе использовали десятичную систему Дьюи. Она применена и здесь, только мы осуществили нововведение, которое мы называем номерами регистрации. Это значит, что все вещи одного человека вне зависимости от их назначения – одежда, драгоценности, деньги – значатся под одним и тем же регистрационным номером, несмотря на то, что располагаются в разных местах. Вы понимаете, о чем я вам говорю?

– Нет, – ответил Ди Люка.

– Вы, должно быть, большой человек в вашем отделе исследований, – сухо заметил Бальдини и снова повел их к компьютеру. Они еще раз вызвали карточку Тилли, Роджер Тернер. Но теперь Бальдини показал им буквенно-цифровую последовательность чуть справа и чуть выше имени: РЛД 34-21-679.

– Черт возьми, – промолвил Ди Люка.

Бальдини повел их обратно сквозь бесконечные ряды открытых полок, на которых все тюки с одеждой были помечены своими регистрационными номерами. Бальдини показывал те же регистрационные номера на ящиках из старой сетки, в которых стояли серые пластиковые подносы с наручными часами и бумажниками, ожерельями, кольцами, браслетами и серьгами. Каждая из этих вещей имела внутри ящика свой регистрационный номер. Наконец он остановился перед ящиком с номером РЛД 34-21, ниже которого было написано 650-680. На кольце, висевшем на поясе, Бальдини нашел нужный ключ и открыл ящик.

– Он может быть здесь, – сказал он, – или в одном из металлических ящиков. Все зависит от того, сколько наличных денег было в бумажнике.

– В соответствии с описью там было четыреста тридцать пять долларов, – сообщил Мейер.

– Обычно в металлические ящики мы помещаем бумажники, если в них содержится пятьсот долларов или больше.

На сером пластиковом подносе, помеченном номером РЛД 34-21-679, они нашли ручные часы, кольцо, заколку для галстука и ручку Тилли, открытую пачку сигарет «Мальборо», спичечную коробку, пластиковый мешок с тремя пригородными билетами, две двадцатипяти-, четыре десяти-, одну пятицентовую монеты, четыре монеты по центу, открытую упаковку жевательной резинки «Ригли Сперминт» и коричневый кожаный бумажник.

– Можно посмотреть содержимое бумажника? – спросил Карелла.

– Возьмите с собой весь поднос, если хотите, – сказал Бальдини. – Там сзади имеется комната, где вы можете сесть и удобно устроиться для работы. Только, пожалуйста, не курите. Когда вы закончите осмотр, возьмите поднос к контрольному столу, и мы проверим его содержимое в соответствии с описью.

– Спасибо, – поблагодарил Карелла.

Они поднесли поднос к той двери, на которую им указал Бальдини, и вошли в комнату без окон. В комнате вокруг большого деревянного стола стояла дюжина или даже больше деревянных стульев. Под потолком мертвенным цветом светились люминесцентные лампы. У дальнего конца стола сидели два человека в костюмах и изучали содержимое другого пластикового подноса. В одном из этих парней Карелла узнал детектива из 10-го участка и поздоровался с ним. Затем Карелла и Мейер сняли свои пальто, положили на один из стульев и уселись за стол изучать содержимое бумажника Тилли.

Все наличные деньги были еще в целости и сохранности. Для того чтобы никто позднее не мог обвинить их в том, что они залезли в кошелек уголовника, они подсчитали количество банкнот и переписали их номера. Точно четыреста тридцать пять долларов в купюрах по сто, пятьдесят, двадцать, десять и одному доллару. Видимо, в этом городе многие носили с собой большую наличность.

Водительские права, выданные на имя Роджера Тернера Тилли, позволили установить дату его рождения – 15 октября...

– Дата рождения великих людей, – отметил Карелла и ничего больше не добавил.

...Затем дату окончания срока действия лицензии на тот же день и тот же месяц три года назад. Они определили, что Тилли было всего двадцать три года, когда он был убит выстрелом в затылок. Нашелся и адрес: 178, Сент-Пол-авеню в Айсоле, прямо в самом центре Эль-Инферно, наиболее густо населенного испанцами района города. Голубой тон бумаги под его фотографией на водительских правах ясно указывал любому полицейскому, что владелец транспортного средства должен пользоваться корректирующими линзами. Видимо, он их носил постоянно.

В бумажнике были самые разнообразные бумаги и карточки, включая карточку из кредитного магазина под названием «Видеодром» под номером МРЛ 06732, выписанную голубыми чернилами на имя Роджера Тилли. Листок бумаги с написанным на нем именем Артур, а ниже адрес: 64, Чарльзчей-Ист, Бостон 02215. Еще ниже запись: свитер – большой, 16-32, пояс 32. Еще несколько таких же клочков бумаги с записанными на них адресами и размерами мужчины по имени Френк и двух женщин по имени Рекита и Джерри. Все эти пометки были сделаны одной и той же твердой рукой, предположительно рукой Тилли. Среди этих бумаг был набор марок первого класса и карточка, на которой был адрес и номер телефона цыганской таксомоторной компании. В бумажнике была только одна визитная карточка. Это была карточка коммерческой фирмы под названием «Лауб, Кремер, Стил и Уорт» на 3301, Стейнуэй-стрит.

В нижнем правом углу карточки было написано имя – Мартин Боулз.

* * *

Имелись определенные приметы того, что именно это место посетила смерть. Висячий замок на двери, повешенный полицией, желтые опечатывающие ленты из пластика, черно-белые знаки, наклеенные на стену, указывали на то, что эта территория закрыта для всех, кроме сотрудников полицейского управления.

Они открыли дверь, и Мейер щелкнул выключателем, расположенным на стене справа от него. Затем они спустились по крутой лестнице в подвал, где голая лампочка у самой последней ступени освещала ограниченный круг, все остальное тонуло в темноте.

Двое мужчин были опытными детективами и не раз смотрели смерти в глаза. Они стояли в освещенном круге, как два неподвижных актера из водевиля, попавших в луч прожектора, забывших слова своих комедийных ролей и па ритмических танцев. Пальто расстегнуты, шарфы висят, пар от дыхания поднимается к потолку. Они смотрели в темноту, словно ожидая суфлерской подсказки, вглядываясь во мрак, в котором притаилась смерть. Один пытался рассмотреть все, что было от него слева, второй вглядывался в серую пустоту справа, пытаясь обнаружить еще один выключатель.

Никто не произносил ни слова.

Карелла двигался ощупью вдоль стены слева. Внезапно сзади него вспыхнул яркий свет. Он обернулся. Это Мейер нашел-таки выключатель на правой стене. Теперь, когда помещение было освещено гораздо лучше, Карелла нашел еще один выключатель. Он включил его, и в помещении прибавилось света. Сцена ожила, теперь исполнители двинулись друг к другу, чтобы обсудить обстановку. Вдоль всей стены были двери с висячими замками. На каждой двери номер, соответствующий номеру квартиры. Номер 01 соответствовал двери первого этажа. Номера 11, 12, 13 – квартирам второго этажа и так далее вплоть до шестого. На каждой лестничной клетке было по три квартиры. С учетом одной квартиры на первом этаже общее число квартир равнялось шестнадцати. Столько же было дверей от чуланов для хранения разных вещей.

Все замки были открыты для удобства детективов. Здесь было совершено убийство, и ордер прокурора на обыск можно было не спрашивать. Искали, прежде всего, оружие. Специалисты из технического отдела криминалистики уже тщательно прочесали место преступления. Теперь настала очередь детективов.

Расследование любого убийства всегда возглавлялось детективами. Конечно, отдел убийств консультировал их и держал под контролем. Таким образом, этот мрачный, сырой, пахнущий смертью подвал обычно обыскивали детектив второго класса Джаспер Луп и Толстый Олли Уикс. Но сейчас вместо них, согласно правилу первого человека, или, как его иногда называли, правилу хвоста первого человека (вследствие частой несправедливости применения этого правила), работали Мейер и Карелла, роясь во всей этой пыльной ерунде, накопившейся в маленьких шкафах. Они искали вещицу, которая проделала пулевое отверстие в голове Роджера Тилли.

Они перебирали велосипеды, лампы, пляжные шезлонги, старые телевизоры, маскарадные костюмы, напольные вентиляторы, книги тридцатитомной британской энциклопедии, сломанных кукол с белыми волосами, старые подшивки журнала «Лайф», связанные вместе, телефон-автомат с ящиком для монет, попавший сюда из какой-то телефонной будки, протекторы, инструменты, прессы для изготовления вина, гладильные доски, сломанные столы для игры в бридж, кресла и стулья и другой накопленный и забытый хлам, обычный для любого городского дома. Все эти вещи выпали из поля зрения и памяти их хозяев, были покрыты пылью, а некоторые даже плесенью. Детективы не нашли ничего, что хотя бы отдаленно напоминало оружие.

В дальнем конце подвала находилась нефтяная горелка, шумевшая в лишенном других шумов помещении. Она включалась и отключалась автоматически в зависимости от контактного термометра, и ее шум, наполнявший подвал, как-то не вязался с совершившейся трагедией. Здесь обитала смерть. Смертью веяло от кровавого пятна на том месте, где Роджера Тилли опустили на серый потрескавшийся бетонный пол, от следов веревки на изолированной асбестом трубе, на которой его повесил убийца, от гнетущей тишины в углах и щелях.

– Я задаю себе вопрос – почему? – произнес Мейер.

– Почему – что?

– Почему он непременно хотел подвесить его к потолку? Ясно ведь, что рану на голове не скроешь.

– Если это был мужчина.

– Ну а если женщина, тогда это должна быть очень сильная женщина, – сказал Мейер и посмотрел на трубы, проложенные под самым потолком.

– В этом городе много сильных женщин, – заметил Карелла.

– О, конечно. Но даже если так... зачем лишние хлопоты? Мертвый есть мертвый. Разве не так?

– Мертвый есть мертвый. Это верно.

Мейер упорно смотрел вверх на покрытую изоляцией трубу.

– Может быть, он хотел убедить нас в том, что мы имеем дело с сумасшедшим? – произнес он наконец. – Застрелить Тилли в затылок, а потом повесить его. Заставить нас думать, что это дело сумасшедшего.

– Может быть, это и был сумасшедший, – промолвил Карелла.

– Может быть.

Оба снова замолчали.

– Я думаю о том, последовал ли убийца за ним сюда, – сказал Мейер.

– Это мог быть кто-то, кого он хорошо знал.

– Может быть, здесь была встреча.

– Может быть, это была заранее запланированная встреча.

– Зачем понадобилось кому-то встречаться в этом проклятом подвале?

– Ну, прямо здесь...

– Наркотики? – сказал Мейер.

– Может быть.

Они оба теперь думали о том, что в городе можно иметь наркотики в любом месте, не только здесь. Человека убили, и вы автоматически думаете о наркотиках. Это самый печальный факт в жизни современной Америки.

– Думаешь, что он хранил наркотики в одном из этих шкафов? – спросил Мейер.

– Может быть.

– Пришел сюда, чтобы проверить сохранность наркотиков.

– Открыл шкаф, убедился, что все в порядке, а парень идет по его следам, стреляет в голову...

– И убегает с наркотиками.

– Может быть.

– Это только сценарий, который надо еще доказать.

– Кстати, он не взял у него никаких вещей. На нем было больше золота, чем в Форт-Ноксе. Убийца ничего у него не взял.

– Очень много вопросов, Стив.

– Мало ответов.

В углу подвала стояла старая чугунная печь, топившаяся углем, явно неиспользуемая в течение некоторого времени. Ее главная дымовая труба была отсоединена на первом колене. Эта труба выходила из котла и внезапно заканчивалась в воздухе. С другой стороны котла труба, по которой возвращалась вода, также была отсоединена. Она была проложена на протяжении двух с половиной футов горизонтально, затем под прямым углом шла вверх и там была отсоединена. Слева от печи стояло угольное ведро. Сверкающие куски угля все еще лежали в ведре у задней стены печи. Свет от лампочки, висевшей под потолком, падал на лопату, погруженную под углом в уголь. Они, может быть, и не открыли бы дверцу печи, если бы Карелла не обнаружил на ручке дверцы маленькую красную каплю. Скорее какой-то красный мазок. Но этого было достаточно, чтобы заподозрить...