Текст книги "Контрразведчик Ивана Грозного"

– Огонь по испанцам со всех бортов четными орудиями!

С небольшим отставанием друг от друга выстрелили три борта каракк, а это первые тридцать орудий. Хоть галеоны и были более быстроходными, чем каракки, но испанцы не успевали занять удобные для боя позиции. Чтобы их выстрелы из орудий были более эффективны, им нужно было подойти еще ближе к англичанам. Орудия испанцев были значительно старше, а чугун не столь хорош, как у англичан, и, соответственно, их стрельба на таком расстоянии была менее эффективна. А английский капитан знал сей факт и на него и рассчитывал, противостоя пятерке испанских галеонов.

Грохот над морем стоял такой, что просто закладывало уши. Но когда дым понемногу стал рассеиваться, то стали видны последствия внезапной английской атаки. Все экипажи трех каракк аж взвыли от нахлынувшего на них восторга. Первый испанский галеон, который намеревался выйти на перехват каракк, имел целые две пробоины в носовой части, а следовавший за ним корабль не успевал сбросить ход. Вот-вот, и он должен был протаранить корму соплеменника. Английский капитан не стал дожидаться развязки событий.

– Нечетными орудиями огонь! – вновь приказал он.

И вновь страшный грохот орудий, снова все заволокло дымом. Но тут ответили испанцы. Вновь грохот и дым. Они совсем немного отстали по времени от своего противника. Для удачного выстрела они еще не успели подойти на дистанцию уверенного поражения, но у них уже не было на то времени. Они торопились. Несколько ядер все-таки долетели до бортов каракк. Их удары на излете были не так сильны и опасны, да и корпуса каракк славились своей прочностью, а чугун испанцев был не всегда столь хорош, как того требовалось. Зачастую он крошился, и об этом недостатке испанских боеприпасов прекрасно знал английский командор. Поэтому, когда многие ядра при ударе о борт не выдерживали и разлетались на куски, он нисколько не удивился. Но одно ядро все-таки сумело пробить борт его корабля и угодило в среднюю палубу, где на парусных кораблях как раз размещалась главная корабельная артиллерия. Ядро снесло дубовые крепления, удерживающие ствол орудия на лафете, и то с грохотом покатилось по деке, сминая попавшихся на пути пушкарей и круша деревянные перемычки. «Потерянная пушка», – так называли подобные орудия английские моряки. Николай как раз был на этой самой палубе и видел, как «обезумевшее» орудие несется на его расчет. Он выхватил из ножен боевой нож и быстро перерезал канаты, которые удерживали пушку при откате, чтобы она не снесла противоположный борт. Приложив недюжинную силу, Николай откатил орудие на середину деки. Как раз на пути катящемуся на него «обезумевшему» стволу. Страшный грохот от удара чугуна по чугуну, обломки досок разлетелись на десяток метров, а чугунные стволы откатились в разные стороны. Николай успел увернуться, а они еще немного прокатились по палубе и затихли. Вместе с матросами он тут же кинулся к стволам. Один из них оказался целым, а по второму пошла трещина. Ценой неимоверных усилий они вернули ствол на лафет и закрепили его. Под непрекращающийся грохот выстрелов и разрывов ядер они еще раз тщательно проверили ствол, но его чугун оказался на славу прочен, и пушкари сразу же продолжили огонь по испанским кораблям. Николай помогал расчету чем мог и не чурался любой работы. Подносил ядра, чистил стволы, отмерял порции пороха. Главное для него было – это помочь экипажу корабля отбиться от испанцев, чтобы в целости и сохранности довести ценный груз до Холмогор. Ведь новейшие английские пушки еще как пригодятся Московии. Война с Европой ведь и не стихает.

А морской бой в это время был в самом разгаре. Два из пяти испанских галеонов уже были нежизнеспособны. Они горели, а их экипажи спешно бросались в воду. Они покидали свои корабли. На одном из них пожар был особенно сильным. Вот-вот мог рвануть весь запас пороха. Но у испанцев остались на плаву еще три корабля. У одного из них были повреждены мачты, а это резко ограничивало его маневренность. На виду у стоявшего в отдалении корабля испанского командора еще один его корабль получил повреждения борта прямо у ватерлинии. Корабль горел, а морская вода стала стремительно поступать в трюм. Через мгновение прозвучал оглушительный грохот, и деревянные обломки корабля полетели в разные стороны. А чудом уцелевшая бизань-мачта и оснастка вспыхнули, словно огромная свеча, на месте гибели экипажа корабля. Николай обнимался с матросами своего орудийного расчета. Это именно им удалось так ловко угодить в пороховой трюм испанского галеона.

Командор испанцев, оценив сложившуюся ситуацию, не стал вступать в бой. Он поднял паруса и стал уходить на юг. Единственный оставшийся в целости испанский галеон, видя, что их командор уходит, попытался сняться с якоря и, подняв паруса, уйти от боестолкновения, но раздался тройной выстрел орудий, и три цепных книппеля с неприятным свистом полетели в его сторону. Они с ревом пронеслись над верхней палубой, снося весь его основной такелаж. Висевшие на реях мачт матросы, словно перезрелые яблоки, посыпались на палубу. Галеон резко сбавил ход, и очередной выстрел главных орудий ведущего английского корабля вдобавок ко всему еще и продырявил корму испанского галеона. Не сговариваясь, на грот-мачтах оставшихся на плаву испанских кораблей поднялись белые флаги. Николай радовался военной удаче вместе с англичанами, словно ребенок. Он одержал первую в своей жизни победу в морском сражении.

Повреждения имели не только испанские корабли, но и английские. Их ведущий корабль имел пробоину в районе средней палубы. У других каракк тоже были повреждения, но они носили не столь катастрофический характер. Однако их все равно необходимо было устранить, прежде чем вновь продолжить свой путь. Командор английского каравана отвел все три каракки на безопасное расстояние и приказал привести их в порядок. Он решил для ремонта не возвращаться обратно в Лондон. Материала для работ корабельным плотникам хватало, и они за трое суток выполнили поставленную задачу, а поутру четвертого дня английские корабли снова двинулись в путь к далекой Руси.

Но испанцам самостоятельно к себе домой уже было не вернуться, и они это прекрасно понимали. Оставшиеся в живых былые короли морей гроздьями висели на бортах поврежденных галеонов и с тоской в глазах смотрели вслед уходящим кораблям врагов. Англичане безо всяких эмоций бросали их в открытом море на произвол судьбы. Но законы войны суровы и беспощадны к потерпевшим поражение. Ведь если ты идешь за чужой жизнью, то будь готов отдать и свою. Испанцы это прекрасно понимали, но никому из них не хотелось умирать. Они, наплевав на гордость, кричали и просили помощи у своих врагов, но англичане были безразличны к судьбе побежденных. Они хладнокровно, чисто по-английски – молча, не прощаясь, уходили прочь от недавнего места сражения. Их корабли бесшумно один за другим исчезали на горизонте в утренней морской дымке. Это было начало конца Непобедимой морской армады Испании. Пройдет еще совсем немного времени, и от былой славы этой страны ничего не останется. Англичане разобьют испанский флот в пух и прах. Ничто не бывает в этом мире бесконечным, кроме, наверное, самой Вселенной, но и она когда-то появилась, а значит – когда-то может исчезнуть. Как говорится: король умер – да здравствует король!

В середине лета 1577 года три огромных корабля английского Королевского флота благополучно входили в устье Двины. Николай напряженно всматривался в каменистые холодные берега. С радостью слушал громкие, надрывные крики чаек, которых никогда не увидишь и не услышишь в открытом море. Они всегда были первыми вестниками, которые встречают моряков после дальнего похода и оповещают их своими криками о близости берега. Как давно Николай не был на русской земле. Уже целый год. «Вернулся ли из похода на Ливонию Иван Грозный? Как себя чувствует крестный? Как сейчас выглядит Марфа? Ведь в ее возрасте год – это очень много!» – размышлял Николай, стоя на полубаке.

Пошла бесконечная череда больших и малых островов, но старый лоцман, знакомый Николаю еще по прошлому походу, уверенно вел караван английских каракк к цели. Вот вдали появились Холмогоры. Главный город Русского Севера. Первым путешественников встречал Нижний Посад. Извечная красота старинного русского деревянного зодчества.

Один за другим большие корабли горделиво подошли к пристани. Им пришлось встать борт к борту. До того они были велики для сравнительно небольшой холмогорской пристани, что они все разом никак не могли уместиться. Двое мытарей уже спешили приступить к своим обязанностям, когда на берег по трапу спустился Николай. Он показал им грамоту, подписанную самим Иваном Грозным, и те дружно приуныли. Немалый куш, который они надеялись содрать с трех огромных кораблей, прошел мимо их рук.

Отбыть в Москву Николаю сразу не удалось. Потребовалось немалое время, чтобы перегрузить товар и орудия на речные суденышки. Теперь им предстоял далекий путь вниз по Двине, затем по Сухонке к Волге. Туда большие английские корабли пройти не смогут. К тому же на то, чтобы собрать нужное количество разношерстных плавсредств, тоже понадобилось время. Но Николаю это удалось. На пристани под погрузкой стояли и ушкуи, и струги, и ладьи, и поморские кочи. Груза было не просто много, а очень много. Оттого и судов, и суденышек потребовалось тоже очень много. Целые три недели Николай ходил по Двине на ладье воеводы в поморские города и уговаривал купцов продать им свои лодки или идти в Москву самим. Все было не так и просто, но ему в чем-то и повезло. В Холмогоры прибыли вологодские купцы на насаде. Это такие большие баржи с парусами. Они с охотой присоединялись к посольскому каравану. Были в караване и другие купцы, которые после долгой поморской зимы везли в Москву пушнину, пеньку, слюду, соль и, как ни странно, но поморский жемчуг. Оказывается, был такой на севере и весьма дорого ценился. Под охраной доброй дружины в большом посольском караване купцы чувствовали себя в большей безопасности. Местный воевода смог в помощь и для уважения к посольству выделить десяток человек, а остальных за деньги пришлось набирать из местных поморцев да из экипажа английских кораблей. И здесь снова Николаю оказал большую помощь Томас Грешем. Его слово имело вес и среди простых матросов, но скорее всего, здесь большую роль сыграл толстый кошелек королевского банкира, хотя сам англичанин упорно уклонялся от объяснений.

Для вооружения дружины Николай использовал мушкеты, которые привез с собой из Англии. Не обошлось и без проведения занятий с холмогорскими дружинниками. После двух недель тренировок все без исключения дружинники умели более-менее пользоваться заморским оружием, но не все его приняли на ура – половина из поморцев все-таки отдали предпочтение арбалету, а не плюющемуся огнем «дьявольскому отродью».

Наконец все дела были улажены. Груз разместился на речных судах, и длинный посольский караван с английским товаром, оружием, а также присоединившимися к ним купцами пустился в далекий путь, в столицу Московского княжества. Предстояло одолеть почти полторы тысячи верст по водным гладям, а где и волоком. Поэтому Николай даже не мог себе представить – сколько времени займет путь до Москвы. Сам он вместе с Томасом шел на первом корабле каравана. Замыкающим поставил самого опытного купца.

Днем шли при попутном ветре на парусах, а в его отсутствие садились на весла. Николай и сам не гнушался подменять гребцов. Правда, в первый же день сумел натереть кровавые мозоли, но опытные гребцы лишь посмеивались и дали ему хитрую мазь, пообещав, что назавтра кожа на руках будет почти как новенькая. И действительно, после ночной стоянки на берегу утром ладони уже так не саднили; а раны покрылись твердой коркой. Намотав на них чистую льняную ткань, Николай вновь сел за весла, хотя гребцы и пытались отговорить его. Через неделю у него ладони загрубели, и он с легкостью греб во время штиля для поддержания физического тонуса. Гребцы добродушно посмеивались: «А переходи к нам, боярин! Мы смотрим, что ты мужик справный, простецкой черной работы не чураешься. Сразу видно – наш, православный! Даром что боярин! Не то что эти англицкие белоручки!» Николай лишь усмехался в ответ, а вечером, сойдя на берег, потребовал от купцов не жадничать, а кормить ушкуйников как полагается и мяса давать, не жалея. Но те хитрили. Старались своих работников накормить той же самой рыбой, которую те в реке и выловят. По их разумению, купец – он как бы и вовсе не купец, если поперек своей выгоды что-либо начнет делать.

Переход проходил спокойно, без особых происшествий. Люди расслабились. Они успели привыкнуть к большой гурьбе и ощущению безопасности. Николай же каждый вечер на стоянке выставлял дозорных. Он не верил в абсолютную безопасность. Ведь такой большой и богатый караван мог вызвать у кого-то желание попытаться втихаря поживиться на дармовщинку. И он оказался прав. Когда уже прошли больше половины пути, темной ночью он проснулся от тихого разговора за густым кустом, у которого он пристроился на ночевку на речном берегу. Тут же на интуиции бесшумно ушел в сторону, и вовремя. В то место, где он спал, воткнулся тяжелый болт от арбалета.

– Подъем, полундра, враг рядом! – крикнул Николай и набросился на татя.

В неверном свете луны он заметил лежащего на земле ушкуйника, которого сам же поставил в ночное дежурство. Разбойник бросил наземь разряженный арбалет и выхватил из-за пояса кривую татарскую саблю. Ощерился и стал бестолково размахивать ею перед собой. Николай плавно ушел на безопасное расстояние и вынул из ножен шпагу. Резкий выпад, привычное вращение кистью, которая тут же по многолетней привычке стала с ней единым целым. Николай, будучи кандидатом в мастера спорта по многоборью, был весьма опасным противником, хотя на первый взгляд и казался неповоротливым увальнем. Разбойник даже не понял, как это его сабля оказалась в руках противника. Он перепуганно завизжал, пугая ночных птиц да приводя в замешательство своих подельников, решивших под покровом ночи втихаря урвать себе хоть кусочек богатства. Николай врезал татю по виску рукояткой его же сабли, и тот замертво повалился на землю. Обернувшись, увидел, что трое разбойников окружили его английского друга-банкира, сэра Грешема. Тот пытался отбиваться от них рапирой. Но получалось это у него не очень-то и ловко. Видимо, банкир носил ее согласно придворному английскому этикету и лишь как обязательную декоративную вещицу. Разбойники только все больше и больше злились от неловких движений иноземца и его непонятной речи. Николай тут же рванул в бой и с ходу сбил с ног стоявшего к нему спиной татя. В полете успел еще вдобавок локтем нанести удар в висок. С одним разбойником было покончено, а второй, вооруженный широким ножом, напоминающим короткий меч, резко развернулся к нему лицом и хотел встретить Николая коротким ударом в живот. Но тот ушел с линии атаки и всадил лезвие шпаги в оказавшийся на мгновение незащищенным бок противника. Тут же вытащил. Разбойник с удивленным выражением лица повернулся, но его уже ждал точный колющий удар в сердце. Грешем, видя, что перед ним остался только один соперник, сумел взять себя в руки, успокоился и дальше действовал как на тренировочном поединке с новичком, но он не учел того, что это был не учебный бой, а смертельная схватка, в которой один из бойцов обязательно должен был погибнуть. Англичанин так увлекся своими финтами, что не заметил, что его соперник резко выпрямляет вроде бы пустую руку. Николай только что отправил на тот свет своего противника и повернул голову, чтобы посмотреть на сражающихся, и тут же понял коварный замысел разбойника.

– Осторожно! Кистень! – крикнул Николай, видя, насколько сэр Грешем увлечен внешним эффектом своего превосходства в фехтовании.

Николай схватил шпагу за лезвие поближе к рукояти и со всей силы запустил ее в татя. Расстояние было совсем небольшим, и через мгновение ее тяжелый эфес врезался прямо в висок разбойника. Его ноги подкосились, рука повисла, и из рукава выпал шипованный тяжелый металлический шар с тонким кожаным ремешком, который был привязан к кисти руки татя. Бородатый широкоплечий мужик грузно рухнул на землю. Грешем удивленно смотрел то на привязанный к руке разбойника металлический шар, то на своего спасителя.

– Ты уже второй раз спасаешь меня от смерти, Ник! – воскликнул он.

– Ничего, как-нибудь вернешь должок, – усмехнулся Николай, поднял с земли шпагу и равнодушно вытер лезвие о кафтан убитого татя.

Над рекой грохотали беспорядочные выстрелы, звенели сабли. Это наконец-то дружина начала оттеснять многочисленную ватагу разбойников. Оттого они и были столь храбры, что напали на большой посольский караван. Но они не учли, что у охраны кроме холодного оружия есть еще и мушкеты. Людям Николая понадобилось время, чтобы их зарядить, а когда открыли из них пальбу, тогда разбойники и не выдержали. Они с криками, беспорядочно, вначале по одиночке, а затем и толпами стали убегать с места схватки подальше в лес. Теперь ловцам удачи стало не до добычи. Они старались спасти свои жизни. Многие из них с мушкетами встретились впервые в жизни. Меньше чем через полчаса с нападавшими было покончено. На берегу остались валяться десятка два, а то и больше трупов. Среди них были и двое знакомых Николаю ушкуйников. Как раз те, которые стояли в дозоре и должны были предупредить о нападении разбойников.

– Еще легко отделались, боярин, – тихо произнес один из подошедших к нему купцов. – Если бы не ты, еще неизвестно – чем бы все это закончилось.

Остальные купцы лишь закивали в знак согласия.

– Я царю слово дал, что доставлю в Москву английское оружие и новый договор, – так же тихо ответил Николай, глядя на готовящихся к отплытию караванщиков.

– Данное деловым человеком слово – оно весьма важное, а данное слово царю – втройне по важности будет! Ибо ты слово дал не только царю нашему, но и всему народу Великой Руси и Богу! – наставительным тоном ответил купец.

Уважительно поклонившись, он вместе с другими купцами пошел готовить суда каравана к отплытию. В это время товарищи по походу отделяли своих погибших от чужих. Они отбирали у разбойников оружие и другие полезности, а с телами татей особо не церемонились: побросали волкам на съедение за ближайшими кустами. Над своими сотворили скорую панихиду и закопали на пригорке. Караван уходил от места ночной стоянки, а Николай стоял у борта ушкуя с непокрытой головой и неотрывно смотрел на берег. Там на пригорке сиротливо белел православный березовый крест.

Прошло еще полтора месяца, и караван благополучно прибыл в Москву. Она встречала Николая перезвоном колоколов, и от этого звона сладко защемило сердце. Был какой-то православный праздник, и люди целыми семьями торопились в церкви. Николай не очень-то и разбирался в церковных праздниках, но тем не менее на душе у него было тепло и радостно. Сколь долго он не был на родной земле. Как успел соскучиться по русскому говору, совершенной простоте неспешного задушевного вечернего разговора. И как же был ему холоден английский остров по сравнению с духом родной земли – с ее трескучими морозами, игрой в снежки, быстрой ездой в санях под переливчатый звон бубенчиков да озорными катаниями с ледяных горок на Масленицу. «Лучше своей земли нет ничего на белом свете!» – мысленно воскликнул Николай и направил стопы к дому своего крестного – боярина Алексея Никифоровича, а весь товар и оружие оставил на попечение сэра Грешема на Английском дворе.

Николай нарушал незыблемое правило. Боярину по статусу не полагалось ходить по городу пешком, но ему было просто приятно ступать по родной земле. На одном плече у него была большая кожаная сума с многочисленными подарками, а на другой даже как-то символично висела сложенная шкура убитого им собственноручно английского медведя. Народ удивленно смотрел на статного высокого боярина с огромной шкурой медведя на плече и удивленно цокал ему вслед языками, а Николай лишь усмехался и шел дальше.

Он шел по знакомым улицам, мимо знакомых домов, и чем ближе подходил к дому крестного, тем ноги сами собой ускоряли ход. Вот и ворота, из которых он, казалось бы, совсем еще недавно отправился на далекий Альбион. Николай нетерпеливо постучал эфесом шпаги в ворота. За забором послышалась возня, а затем раздался голос старого слуги:

– И кого это несет к честным людям в то время, когда порядочных людев дома нетути? Хозяев нетути в доме! Они есчо все на службе в церкви находються! Апосля приходьте!

– Пантелей! Открывай скорее, свои пришли!

Загрохотал засов, и ворота слегка приоткрылись. Старый слуга некоторое время удивленно глядел на Николая, потом бросился наземь и стал ему истово кланяться.

– Наконец-то наш дорогой молодой боярин из заморских земель возвернуться надумал! – запричитал он. – Вот же радость-то какая боярину Алексею Никифоровичу будет-то!

– Вставай, Пантелей, не то свои старые колени совсем застудишь! – рассмеялся Николай. – Чай, уже осень на дворе!

Слуга поспешно вскочил, но не переставал кланяться. Он хотел уже закрывать ворота, но тут послышались перестук лошадиных копыт и грохот колес. Николай выглянул за ворота. Он узнал коней и коляску крестного. Тот ехал в ней всей семьей и важно глядел по сторонам. Простой люд уважительно снимал шапки и низко кланялся боярину. Как-никак, а судья Земского приказа и фактический правитель Москвы. Коляска подкатила к воротам. Алексей Никифорович первый степенно сошел с нее, а Николай вышел ему навстречу. Крестный сразу и не поверил своим глазам. Даже как-то вначале растерялся, но тут же пришел в себя. Сам бросился к Николаю и закричал на всю улицу:

– Радуйтесь, люди! Мой крестник из Англии вернулся!

Крестный радостно обхватил Николая. Сжимал в своих объятиях. Отстранял его на расстояние вытянутых рук. Восхищенно разглядывал его, а затем снова прижал к себе и троекратно расцеловал. Весь люд, проходящий мимо его дома, дружно поздравлял главу города с двойным праздником.

– Ну, пошли в дом! Расскажешь, крестичек ты мой дорогой, как тебе жилось за холодным морем, что сумел полезного сделать за это время? Как люди там живут? – безостановочно говорил Алексей Никифорович, одновременно радостно похлопывая Николая по плечу. – Ну, давай-давай, проходи, не стой у порога. Прислуга уже, поди, стол успела собрать. Сегодня же праздник великий – Рождество Пресвятой Богородицы!

Крестный повернулся к Успенскому собору, трижды перекрестился и низко поклонился. Он благодарил Пресвятую Матерь за благополучное возвращение крестника домой. Одновременно он гордился своим будущим зятем. Хоть тот и молод был, но заслуги перед Отечеством и царем уже имел немалые. Даже перстнем с драгоценным камнем одарен самим Иваном Васильевичем, и это, по мнению крестного, было лишь только началом славного пути его крестника. Но больше всех, причем именно самому факту возвращения Николая, радовалась Марфа. Она всеми силами старалась себя сдерживать и не показывать свою взволнованность, но от нахлынувших чувств ее глаза излучали счастье такой силы, что солнце, казалось, уступало ей и в яркости, и тепле. Николай почувствовал на себе чей-то настойчивый взгляд и обернулся. Марфа тут же потупила взгляд, а Николай так и застыл, глядя на ее лицо. Девушка действительно похорошела за тот год, который он провел вдали от нее. Алексей Никифорович только что торопил Николая в дом, но заметив, как тот глядит на его дочь, довольно усмехнулся и подмигнул жене. Та в это время стояла на пороге дома и внимательно наблюдала за молодыми.

– А что, Евдокия Порфирьевна, добрая у нас с тобой пара подобралась? Пора и женить их!

– Вот и я так думаю, Алексей Никифорович! Пора уж!