Текст книги "Понаехали. Понаоставались. 1960 год"

Эдуард Валентинович
Понаехали. Понаоставались. 1960 год

Я в рабочие пошел

Хотел написать о «самых счастливых» годах своей жизни, как у многих, они относятся к студенческой поре.

С высоты сегодняшнего возраста, я бы не утверждал столь категорично, что именно эти годы были самыми счастливыми. Они насыщены событиями. Это интересное и живое время. Но счастье – «субстанция» субъективная.

Понятие счастья для всех разное. И можно быть счастливым по-разному.

Для меня самое большое счастье – это «ощущения от результатов творческого процесса». Ты ставишь себе цель и делаешь все, чтобы ее достичь. Правда сам процесс достижения цели и наступления «счастья», не «усыпан розами». Но, получив нужный результат, испытываешь то чувство, которое и называют счастьем. Поэтому счастливыми являются годы творчества, в каком бы возрасте человек не был.

Я рос после войны. Цель, которую я поставил себе в школьные годы – быть в авиации! Занимаясь в авиамодельном кружке, я мечтал быть летчиком. Не пройдя медкомиссию, чтобы стать пилотом, я решил пойти учиться в Авиационный институт. В то время, я много читал технических журналов про авиационную и ракетную технику. Знал характеристики многих типов самолетов, авиационных и ракетных двигателей. Учиться в московских вузах казалось неосуществимой мечтой, поэтому решил пойти в Казанский авиационный институт. Но мечты-мечтами, а судьба распоряжается тобой порой очень непредсказуемо. А может это ангел-хранитель помогает идти своим путем, полностью меняя жизнь.

В 1959 году перед окончанием школы правительство СССР выпустило постановление, суть которого состояла в следующем. Если молодые люди после школы отработают на заводах, на производстве два года, то они, при прочих равных условиях, могут иметь преимущество перед другими абитуриентами. Почти все выпускники нашего класса, не раздумывая, после выпускного вечера пошли устраиваться на заводы. Я пошел в отдел кадров Кировского завода им. Лепсе.

Меня приняли слесарем-сборщиком в сборочный цех.

После работы и в выходные дни настойчиво готовился, решал задачи из сборников по физике и математике. Если какие задачи «не решались», их обсуждали с ребятами, а иногда приходили в школу и обращались к учителям по физике или «математике. Отказа никогда не было, и заметьте, консультации были БЕСПЛАТНЫЕ! В те годы все образование, и высшее тоже, было «бесплатным». А наши родители не платили денег на «тряпки для уборки школы» и не делали дорогих подарков учителям, чтобы аттестат был хорошим.

В цехе, куда меня приняли на работу, собирали аппаратуру для управления агрегатами самолетов. Это я понял уже позже, когда учился в институте.

На нашем заводе было много молодежи. Мы часто собирались вместе – либо в заводском клубе «на танцах», либо летом по выходным дням ходили кататься на лодках, а зимой на лыжах.

Все клубы в СССР назывались «Родина».

Правильное название! Сюда мы ходили не только на танцы, но в этом клубе по всем «святым» праздникам проводились цеховые вечера. Как я помню, вечера условно «разделялись» – на молодежные и для тех, кому за… Заводской «профком» устраивал «соревнования» – какой цех провел лучший вечер. Это было беззаботное и веселое время!!!

Во время обеда все в СССР играли в шахматы или шашки. Мы вместо обеда покупали пирожки по 10 штук с мясом за 10 копеек. Или с ливером – за 5 копеек. Под вкусный аромат пирожков в «красном уголке» цеха сражались на шахматно – шашечных полях.

Работал я в бригаде Коммунистического труда. Аналог современных японских бригад качества, о которых рассказывают сегодняшним студентам преподаватели, никогда не работавшие на наших предприятиях. Отечественный опыт им уже неизвестен!

Наша бригада состояла из двух групп рабочих: слесари – сборщики и слесари – электромонтажники. Сборщики – это мужской коллектив, электромонтажники – бригада чисто женская.

За качество работы отвечал не только конкретный человек, но и вся бригада. Хочу сказать, что лично мне легче было выдержать «денежное лишение за брак», например, премии, чем получить «выговор» от товарищей. В СССР многое строилось на межличностных отношениях внутри коллектива. И материальное стимулирование не являлось основным стимулом в работе. Важнее были различного рода грамоты, благодарности, доски почета.

Руководил работой нашей бригады высококлассный специалист-«инженер– регулировщик» Саша. Молодой мужчина лет тридцати. Он работал в цехе на рабочей должности с инженерным названием после окончания Кировского авиационного техникума. Планируемая работа распределялась им между членами бригады в зависимости от способностей каждого. В течение месяца он менял нам выполняемую работу, чтобы каждый, особенно такой новичок, как я, мог освоить все сборочные операции. Мы собирали кулачковые программно-временные устройства. Если читатель не знает, что такое кулачок, сожмите ладонь в кулак и посмотрите на него сбоку. В состав такого устройства входил микродвигатель, редуктор и микровыключатели «скользившие» по поверхности кулачка. Это устройство, скользя по кулачковым выступам, автоматически включало или выключало электрические цепи систем управления агрегатов самолета.

На заводе я получил уроки общения. Первая рабочая зарплата. Один из товарищей – Борис, сказал мне: «ну а теперь пойдем, отметим твою первую зарплату». Вся мужская часть бригады с ожиданием смотрела на меня. Выпивать, даже пиво, у меня не было желания. Я отдаю бригадиру часть зарплаты и говорю «ребята я пить не буду, а вы, пожалуйста, отметьте мой заработок». Борис пытался мне сказать, что я их «не уважаю», и у них, де так не принято! Но бригадир понял меня, поддержал и, взяв деньги, сказал, «он еще молодой и пить ему рано, а мы пойдем и отметим его вхождение в рабочий класс». Но история с зарплатой имела продолжение. Положив остаток денег в задний карман брюк, я отправился домой – отнести первый заработок бабушке. Домой я ехал в переполненном, как всегда, автобусе. Вдруг почувствовал, что в задний карман лезет чья-то рука. Я хлопнул себя по карману и закричал на весь автобус: «Держите вора!» А было это как раз в момент, когда двери автобуса открывались для выхода. Я из-за «плотности» пассажиров не увидел спрыгнувшего вора. К счастью, деньги он не успел вытащить. На следующий день, мои товарищи благодарили меня за доставленное им удовольствие, сказали, что они «хорошо посидели» в кафе на площади перед проходной, отметив, что «зарплата пока у меня небольшая, и им пришлось добавить». Бригадир мне потом сказал, что я поступил очень правильно, и от поступка только заслужил уважение товарищей.

Я рассказал «ребятам» про случай в автобусе. На эту историю никто не удивился, а один мужчина, участник Великой отечественной войны, сказал мне, как он борется с карманниками. Он носит с собой шило. Однажды при такой же ситуации он воткнул шило в засунутую в карман руку. Крик был на весь автобус. Вора поймали ехавшие в автобусе заводские рабочие и показали ему рабочую «куськину мать».

Моя устремленность к учебе «толкала меня» по разным участкам и цехам завода. Я узнал, на каких станках и как наматывают электрические обмотки для катушек реле, которые мы называли «релюшками».

Наш цех был оснащен довоенными намоточными станками. Мое рабочее место – «верстак», находился у первой правой колонны большого заводского помещения. У окна, прямо за моей спиной, находились термошкафы, где мы «сушили» клеевые соединения. И где меня однажды «шарахнуло» 380 вольтами! В термошкафу какой-то диверсант вытащила кнопку «пуск». А может она и сама «выскочила». А я «на автомате» – изделия под лампы, а пальцем на кнопку… А кнопки-то и нет….Сильнейший удар, меня отбросило на большое расстояние. Очухался метрах в десяти от этого шкафа.

Я научился собирать трансформаторы и дроссели. Собирая прецизионные малогабаритные редукторы, освоил многие слесарные работы. Ох, как этот опыт пригодился мне и в домашних делах.

На заводе я совершил свой первый прыжок с парашютом. В нашей бригаде работал контролером мастер парашютного спорта. Он организовал из цеховых ребят и девчат группу, которую подготовил для парашютного прыжка. И однажды летом, мы совершили свой первый «выход» в открытое небо!

Прошло полтора года, был январь или февраль месяц. Приближалась пора для поступления в институт. И вдруг еще одно постановление Партии и Правительства. Предприятия могут хороших работников направлять на учебу в вузы как в командировку на 5 лет. Для меня это была практически стопроцентная гарантия, так как для поступления в институт достаточно все вступительные экзамены сдать на положительные оценки. И тут я узнаю список вузов, куда могут направить на учебу от нашего завода. Среди институтов я увидел Московский Авиационный технологический институт (МАТИ). Подал заявление. Оказалось, что на такой способ получить образование, был огромный конкурс. Я немного «затосковал», т. к. в начале моей карьеры сборщика я допустил серьезный брак, который обнаружили на заводских испытаниях прибора. Но к моей радости это не повлияло на мою судьбу. Меня пригласили в дирекцию завода и объявили, что мою кандидатуру директор утвердил для поступления в МАТИ. Победную точку в конкурсе сыграл мой аттестат зрелости! Я был счастлив, как говорили в детстве «до неба» – я поеду учиться в МОСКВУ!!! Итак, часть поставленной цели была выполнена. Я счастлив. Но, все-таки, надо еще сдать на положительные оценки экзамены в московском (!) институте.

Все оказалось удачно. Я съездил в Москву, сдал экзамены без каких-то особых приключений.

Студент – звучит неплохо!

Вернувшись домой после сдачи экзаменов, я пошел на завод прощаться с бригадой и подавать документы на увольнение. Бригада встретила меня радостью и грустью. Женщины «всплакнули», вероятно, от счастья за меня. Обнявшись поочередно с мужской и женской половиной бригады, я пошел в отдел кадров. В отделе кадров мне сказали, что пока я поездом возвращался из Москвы, на завод пришла телефонограмма, что я принят на 1-й курс Московского авиционного института на кафедру «Технология приборостроения».

И вот опять я уезжаю в Москву. На этот раз вместе со мной отбывают в Москву мои одноклассники: Сашка Костылев, так же по направлению с завода поступивший в «Бауманку», Рита Коновалова, после работы в Кировской больнице покорившая Московский медицинский институт. На вокзале меня провожали отец и бабушка. Пришли дворовые и заводские друзья-подруги. Сашу и Риту тоже пришло проводить довольно много народа. Пришла нас проводить и наша классная руководительница Дагмара Дмитриевна Россохина, преподаватель немецкого языка, я с благодарностью помню ее всю жизнь!

Картина проводов очень напоминала проводы солдат на фронт! Слезы родителей. Мы – студенты хотя и были счастливы, но тоже вытирали руками непроизвольно капающие слезы, шмыгали носами. Мы уезжали в Новую жизнь! Навсегда. Хотя в тот момент не думали, что уже не вернемся домой, что судьба навсегда разлучает нам с родным домом.

Ехали мы все в одном купе. Дорога до Москвы занимала часов 14. В дороге мы поедали напеченную родителями стряпню.

Моя бабушка собрала в дорогу целый спортивный чемоданчик любимых ватрушек с картошкой.

Приехав в Москву, мы, как заправские москвичи, без лишних расспросов, пошли в метро и распрощавшись друг с другом поехали каждый своей дорогой! В символичном значении этого слова.

Моя судьба начиналась в мужском общежитии на ул. Мархлевского, куда мне дали направление в деканате института. Общежитие на Мархлевке располагалось в старом двухэтажном особняке с кованой красивой лестницей и мансардой. Сюда меня определила доброжелательная комендантша. Мансардное помещение представляло собой две смежные комнаты с окнами во внутренний дворик. Общежитейский особняк примыкал к современному пятиэтажному зданию. В каждой комнате стояли кровати с тумбочками. Столом посередине комнаты. В нашей комнате было 5 «незаселенных» кроватей. Я был – первым.

Моя студенческая жизнь началась!

«Вот моя деревня, вот мой дом родной». Сейчас на месте нашей общаги располагается заведение для свадеб и банкетов.

Институт. Центральный вход в институт с угла Петровки и Страстного бульвара. Большой вестибюль, кафельный пол, слева на стене мраморная доска с перечнем матёвцев, погибших в годы Второй мировой войны. В дальнем конце вестибюля проходная со столиком вахтера, за ним прямо "черный ход" (всегда запертый) в лабораторию кафедры сварки, слева деревянная лестница на второй этаж. Под лестницей дверь во внутренний дворик, пройдя который по диагонали, можно попасть на кафедру сварки (2-ой этаж), в сварочную лабораторию (1-ый этаж), в механическую мастерскую сварочной лаборатории (подвал). Окна всех указанных помещений выходили во внутренний дворик.

Поднявшись из вестибюля на второй этаж главного учебного корпуса, попадаешь в коридор, по левой стороне которого – окна во двор, вдоль правой стороны – аудитории, но самая первая дверь ведет в тесненький студенческую столовую, всегда забитую галдящей голодной толпой.

Кроме пирожков "с таком", напоминающим замазку сомнительного происхождения, и напитков, вроде бледного "кофе с молоком", в середине дня, если потолкаться, можно было получить обед из трех блюд. В жидком супчике часто попадался таракан, наиболее везучим даже два. Нормальный студент безропотно откладывал утопленника на бортик тарелки и продолжал потреблять калории. Если кто-то и возмущался качеством еды, то это были лишь преподаватели, рискнувшие пообедать в родном альма-матерном буфете. Студентам права голоса никто не давал.

Перед праздниками в столовой преподавателям давали "заказы". Современное поколение не подозревает, что это такое. Это – нехитрая еда к праздничному столу. Преподавательское счастье – сосиски с горошком, обязательно наглухо завернутых в серую оберточную бумагу, чтобы не вызывать нездоровое слюноотделение у заглядевшихся студентов.

С едой в стране было плохо, но так как сравнивать было не с чем, то воспринималось все это, как должное. С голоду никто не умирал и ожирением не страдал. Все были веселые, спортивные, подтянутые и верили в Коммунизм.

Первый курс на «Мархлевке»

Первая моя «студенческая» ночь в Москве прошла на Курском вокзале. В СССР все нужно было выбивать с боем. Вроде бы тебе все положено, но чтобы получить то, что положено, нужно было проявить активность. Сейчас подобное остается в сфере взаимоотношение «граждан» и Государства. Попробуйте что-то получить, что вам «обязаны» дать. Нужно часами постоять в очереди. Потрепать нервы. Пообщаться с хмурыми чиновниками. Все это отголоски нашего славного прошлого. Мне, как приезжему обязаны должны были выделить койко-место. Но нужно было за него предварительно повоевать. После моего «бунта» в деканате я, как было положено, получил направление в «мужское» общежитие на ул. Мархлевского.

Это общежитие располагалось в уютном особнячке, недалеко от обеих территорий МАТИ. До МАТИ на «Петровке» – 10…15 мин. рысцой по Сретенскому бульвару, «налево». До МАТИ на «Яузе» – 15..20 мин. «зайцем» на трамвае, «направо». Одной из достопримечательностей особняка была ажурная, кованая широкая чугунная, (а может стальная?), с ажурным орнаментом лестница на второй этаж. Лестница, когда по ней поднимались, особенно «гурьбой», издавала приятный, как будто колокольный, гул.

При въезде в один из дворов по Сретенскому переулку, соединявшего Мархлевку с ул. Кирова (Мясницкая), и сегодня стоят изумительные, резные, кованые ворота, похожие на ворота библиотеки им. Ушинского, что напротив Третьяковки. В Большом Толмачевском переулке. Возможно, что эти «изделия» ковали одни мастера. Очень похожи. И очень красивы. Шедевры.

Со второго этажа по скрипучей деревянной лестнице «дорога вела» на чердак в мансардное помещение, выделенное под наше проживание. В этой «фанерной мансарде», состоящей из двух смежных комнат, я и получил койко-место с тумбочкой. Посредине комнаты стоял стол – для занятий и других студенческих дел. У одной из стенок, возле входной двери стоял «платяной» шкаф.

Мое место было в первой, проходной комнате, у окна, выходящего во внутренний дворик. Вместе со мной в комнату поселили еще 4 студентов.

Коля Понурин, педантичный, малоразговорчивый парень, поступивший в институт после службы в армии. Как мы потом узнали, в течение всей учебы его «держали на примете» специалисты «с Лубянки».

Валентин Беляков (Валька Белый), весельчак и большой любитель «сгущенки с сахаром», поедать которую он ездил к сестре Жеке, проживающей где-то в Москве.

Герман Барановский – красавец, с ударением на «е».

Фамилии 4-го не помню. Это был довольно «взрослый», по сравнению с нами, парень, отслуживший в армии. Он «доставал» нас своей игрой на гармошке. Он купил гармонь и учился по самоучителю играть на этом инструменте гимн Советского Союза. Сидя в трусах на кровати он мог часами музицировать. Как Иван Бровкин в известном советском кинофильме.

Такое звукоизвлечение игрой назвать было сложно.

Его жизнь рано оборвалась. В первые зимние каникулы. Его убили в поножовщине в своей родной деревне, куда он поехал к кому-то из родственников на свадьбу.

Когда ребята ходили на свидание с девушками, об этом знала вся комната. Но только не про Колю Понурина.

Мы всегда, как это делают родители, дожидались прихода загулявшего ловеласа. В этот раз, Коля Понурин припозднился. Мы уже все разлеглись по кроватям, но не спали, поджидая гуляку. Свет в комнате был потушен. Тихо, на цыпочках в комнату вошел Коля. Тихонько, разделся и подошел к своему месту. Сел за стол, включил настольную лампу и поставил перед собой круглое зеркало. Он смотрел на свою физиономию в зеркале, морщил губы, как мартышка, и блаженно улыбался. Мы, подглядывали за ним и старались не мешать его блаженным воспоминаниям.

Мы не могли это терпеть долго и несговариваясь начали ржать, высунувшись из под одеял. Коля, покраснел и потом неделю с нами не разговаривал. Обиделся. Потом мы опять сдружились. Вообще, у нас была хорошая и добрая команда. Все относились к друг другу по-дружески.

От котлет до Магадана

В отличие от остальных ребят нашей комнаты Барановский не ходил на свидания с девушками ради «духовного общения». Он был махровый «материалист». Объектом своего внимания он выбирал только официанток из близлежащих столовых.

Парень он был видный. Ему всегда удавалось осуществлять поставленные цели. Как-то раз он пригласил нас в столовую на Сретенской. Не очень далеко от места, где снимали сцену продажи сигарет «Друг» в фильме «Берегись автомобиля». Там был еще какой-то кинотеатр, по моему, «Колизей». Подходит Гера к раздатчице и получает вторую котлету, спрятанную под слой гречки. Платит за одну. Нам стало понятным, почему у Барановского морда жирная и лоснящаяся, не то, что у нас. «Надо уметь жить». Контрабандные котлеты. В СССР повсеместно нужно было иметь блат. Вторую котлету, мебельный гарнитур, импортную обувь – все нужно было получать по-блату. Как говорили, в магазинах было пусто, а холодильники были полные.

От такого умения жить, какая-то очередная официантка родила Герману ребенка. Герке пришлось жениться. Через пару месяцев он с ней развелся и обязан быть выплачивать алименты.

Чтобы свести концы с концами, Герман бросил институт и с большими сложностями окончил курсы водителя драги – золотодобывающего комбайна. Стать водителем комбайна можно было тоже только по-блату. Место хлебное. Получив права, Герка уехал на заработки в «далекий Магадан». О дальнейшей его судьбе я ничего не знаю.

Но думаю, что Гера хорошо вписался в советскую систему. Он обладал главными свойствами – умел устанавливать нужные контакты. Возможно, что сейчас он какой-нибудь олигарх и владеет прииском. А может быть и пропал в далеком Магадане, спившись, как спивались многие советские граждане.

Водные процедуры…

В общаге было весело жить. Постоянно происходили какие-то истории.

Расскажу об одной из них. Эту историю «сгенерировал» студент 3-го курса Семакин. Несколько слов об этом «экземпляре». Ребята из его группы называли его «Семечкин», но не из-за созвучности с фамилией, а за его способности к торгашеству и стремлению к личному обогащению. Мы, как дураки, тянулись к знаниям, а он искал «методы и средства» для личного обогащения и комфорта. Сейчас это норма жизни, но в стране, строящей Коммунизм, это воспринималось, как негатив. Вообще, отношение к жизни сейчас и тогда было диаметрально противоположным. То, что сейчас считается нормой, в то время осуждалось. То, что тогда было нормой, сейчас воспринимается, как что-то за гранью разумного. Например, если парень не хотел жениться, то могли собрать комсомольское собрание и начать его "прорабатывать". Стремление к знаниям поощрялось, а стремление к личному комфорту категорически осуждалось. Сейчас никто не может понять Перельмана, который отказался от миллионов, а тогда ходил стишок: "Нам солнца не нужно, нам Партия светит, нам денег не нужно – работу давай". Правда, за такой стишок можно было получить путевку в Сибирь.

Симакин учился вполне прилично. Ему предложили остаться в аспирантуре. Но жить несколько лет на аспирантскую стипендию – это не для Семечкина. Он "выбил" (советское слово) распределение в Раменский приборостроительный завод, цеховым технологом. В те времена цеховые технологи получали весьма приличную зарплату. По крайней мере, большую, чем научные работники в отраслевых КБ и НИИ. Со своей пробивной активностью уже через несколько лет он стал сначала начальником технологического бюро, а затем и начальником цеха по производству деталей из пластмасс.

Но вернусь на Мархлевку в наши студенческие годы. Семечкин добился, чтобы ему дали в общежитии отдельную комнату. К тому времени он успел жениться. Его женой стала студентка из «моей» группы – Розка.

Молодоженам дали небольшую «каморку», метров 10 кв. В ней размещалась железная скрипучая кровать, тумбочка и журнальный столик. Но Семакину с его молодой женой кровать показалось узковатой. Не долго думая и не впадая в излишнюю фрустрацию Семакин взял рулетку и без тени смущения начал бегать по общежитейским комнатам и искать кровать пошире. Его не смущало, что, найдя таковую, он лишит «хозяина» пусть небольших, но удобств. Главное, чтобы ему было хорошо. Такова его сущность.

Предприятие это обречено было сразу на неудачу, так как в СССР все было типовым. И кровати все выпускались на одном заводе по ГОСТу. Длина, ширина, высота кроватей, тумбочек, шкафов, столов, всего – были стандартными. Не найдя на двух этажах подходящей «ширины», он ворвался к нам в комнату и не спрашивая, внаглую начал измерять рулеткой наши кровати. Но и наши кровати оказались для него неподходящими. Его бесцеремонность и откровенная наглость вызвали у нас отрицательные чувства и мы невзлюбили Семакина. И вот однажды мы оторвались по-полной. Вылив на Семакина свой негатив в прямом и переносном смысле.

Дело было в летнюю сессию. На улице стояла теплая, солнечная погода. Птички, сирень, мухи. Мы с ребятами сидели «за учебниками и конспектами». И вдруг, услышали во внутреннем дворике знакомый Семакинский голос.

Во дворе у нас стоял теннисный стол. Теннис была любимая игра советских студентов. Днем за столом собирались на чемпионаты с первого по последний курс. В тот день первокурсники играли на интерес. Семакину захотелось позагорать. Как он привык поступать, просто и бесцеремонно, Семакин разогнал первокурсников, играющих в настольный теннис. Первокурсники безропотно сдали позиции, освободив плацдарм. Нужно отдать должное Семакину, он умел безаппеляционно раздавать приказы. И люди, думая, что так надо, подчинялись ему. В обществе всегда есть место людям с командным голосом. Попробуйте, подойдите к автобусной остановке и командным голосом произнесите: "Так. Граждане, выстроились все в очередь". И народ послушно встанет в цепочку. Или подойдите к очереди и скомандуйте: "Тааак. Почему образовали очередь?. Разойдитесь. Что вы тут собрание устроили?". И разойдутся. Не станут роптать. Подумают, что раз человек командует, значит уполномочен. Значит так надо.

Убрав со стола теннисную сетку, Семакин с Розой разделись и легли на стол загорать. Ширины стола им на двоих на этот раз хватило. Мы не могли остаться в стороне от такой замечательной диспозиции. И я предложил налить в целлофановый пакет воды и «остудить» их горячие тела. Валька Белый достал пакет из-под рубашки, которую ему недавно купила сестра Жека. Мы налили в этот мешок воды и завязали его сверху. Выкидывать из комнаты не стали, это было бы заметно.

Пошли на чердак, благо дверь туда была радом с нашей. Добрались через стропила к чердачному окну и, изощрившись, выбросили мешок на Семакинскую чету. На счастье мешок угодил в край стола и не задел загорающих. А ведь попади он в них, мог бы покалечить. Об этом мы не подумали. К счастью, все обошлось без жертв. Но переполоху мы наделали, то, что надо! Мешок разорвался, ударившись о край стола. Раздался сильный, как взрыв, хлопок. И полведра воды окатило нежащихся «стриптизеров». Мы с Валькой по-партизански покинули чердак и вернулись «к изучению конспектов».

Вернувшись в комнату, мы услышали крики и проклятия Семакина. Унего был достаточно «сочный» баритон. Мы наслаждались этими криками, как песней. Через некоторое время в дверь врывается сам Семакин. А мы сидим, как невинные агнцы, и любопытствуем, «чего это он так взбесился?». Он ничего не ответил. Увидев, что окна в обеих комнатах плотно закрыты, а мы сидим за конспектами, выматерившись, покинул «наши чертоги». Мы с Валькой минут десять сидели, зажав ладонями рты, и только потом дали волю раздирающему нас гомерическому смеху.

После этого, тенисный стол всегда использовался по прямому назначению.

Встречая в последующие годы Семакина на производстве, могу сказать, что он не пропал. Все атрибуты счастья, которые были в СССР у него наличествовали. Холодильник Розенлев, квартира, машина Волга. Умение командирствовать вело Семакина по жизни. И сейчас вокруг полно разных Семакиных. Главное – не давать им вами манипулировать. Иначе, они со скоростью мухи садятся на шею, свешивают длинные худые ножки, ничинают выстраивать очереди, сгонять с тенисных столов. Сейчас по нашим дорогам ездит полно Семакиных с синими ведерками на крышах. Но обществу постепенно надоедоедает, что его имеют. Семакины должны понимать, что при первом же удобном случае, их разгоряченные тела могут охладить. И тогда они будут стоять мокрые посреди улицы и обтекать. Как когда-то обтекал наш любимый Семакин летним теплым солнечным приятным днем. Не знаю, научило ли это чему-то нашего одногрупника, но на тенисный стол он больше не претендовал.