Текст книги "Сказка для взрослых"

X

Тем временем звереныши, потерявшиеся после событий второго дня последнего месяца лета, нашли друг друга на лежке кабанов. Клыкастый предводитель распорядился – и чужеземной животине был оказан сказочный прием, хотя ничего сказочного в нем, честно говоря, не было: так, обогрели да накормили зверушек. А сказочным я его назвал исключительно потому, что происходило-то все в сказке.

Зверьки долго наперебой рассказывали друг другу об увиденном и пережитом. Старый кабан слушал этот щенячий писк с присущим его возрасту снисхождением. В какой-то момент грозный воин ощутил теплоту и расположение к этим маленьким представителям лесной фауны, еще не испорченным прозой звериной жизни, кознями хитроделанных да алчностью окружающего их сообщества. Он вдруг вспомнил себя в таком возрасте, рассказы старых кабанов, как хулиганил с товарищами, как доставалось от старших и как было фиолетово – сколько какая скотина шишек имеет. Шакаленок, увидев проснувшегося кабана, начал метаться между друзьями и старым воином. В конце концов зверьки переместились к лежке кабаньего предводителя и обступили его плотным кольцом. Его новый друг взахлеб рассказывал своим друзьям о подвигах старого кабана, о том, как он единолично утер мокрые носы трем легавым псам, о том, как заступался за него в срамной яме, ну и о том, каким удивительным образом сидельцам удалось избежать наказания и встречи с мерзкой козлиной мордой.

С к а з о ч н и к: Кабаны на нюх не переносили козлов, «отправляющих правосудие». Козлы же, в свою очередь, отвечали клыкастым взаимностью и при первой возможности накручивали хулиганам на полную катушку. Старый шакал оберегал блеющих от посягательств кабаньего племени, объявляя вне закона любого, разинувшего пасть в сторону бородатых. Козлиные морды, ощущающие опасность, нависавшую над их лукавыми рогатыми бошками, старались не покидать центральной опушки леса ни под каким предлогом, но безнаказанность, обеспеченная властью на описываемых территориях и полная потеря бдительности нет-нет да и делали блеющих жертвами обозленного зверья. Рогатые либо просто исчезали и их более никто не видел, либо, будучи изрядно подранными, всю оставшуюся звериную жизнь проводили в страхе, побаиваясь всех и вся. Такая, видать, была их козлиная доля: порешал что-то по беспределу – ну, так, как шакалам выгодно – возмущенное зверье разорвало, а сделал супротив шакальей воли – вообще кирдык, толстоносые тут же устроят показательный процесс над изгоем… Да уж, как говорится в мире людей, тяжело сидеть одним попом на двух пеньках. Думаю, порядка в человеческом обществе могло быть больше, если бы за беспредел, связанный с использованием закона, с козлов, то есть с людей в мантиях, спрашивали бы не по закону, а придушив какое-то количество двуличных. Глядишь, остальным бы неповадно было…

Что-то я теряться начал: где тут сказка, а где – выдумка. Ладно, ну их, этих козлов в мантиях… Или нет: ну их, этих людей козлиной наружности… Или – козлов в человеческом обличье… Вернее, я хотел сказать, ну их, этих козлов и людей в мантиях. Кажись, опять что-то напутал. Надо было все-таки на певца учиться! Поешь себе по написанном – и никакой тебе самодеятельности, а тут – того и гляди, кто-то разобидится да подзатыльников навешает.

– … А дядя кабан как даст одному псу!.. – повествовал, жестикулируя шакаленок. – Потом второму, третьему, четвёртому!..

– Ты же говорил, что псов всего трое было, – вставил жеребенок.

– Да? – переспросил рассказчик у слушающего общества.

Зверьки закивали.

– Значит, это, наверное, первая псина за добавкой вернулась, – ответил шакаленок и все, включая старого кабана, весело заржали, затявкали и замяукали.

В какой-то момент инициатива ведения диалога плавно перешла к окончательно проснувшемуся кабану – и зверьки, развесив уши, слушали боевые истории старого воина. Они преданно смотрели в глаза хрюкающего создания, прижимались друг к другу, когда было страшно, и неподдельно радовались в момент очередного хеппи-энда. Мозги маленьких существ звериного мира рисовали замысловатые картины услышанных историй, гипертрофировали их и менял местами главных героев, в зависимости от ситуации, отчего рассказы наполнялись хорошей порцией щенячьего романтизма. Кабан, не будучи знатным рассказчиком, тем не менее, настолько вжился в роль, что уже то ходил, то прыгал, то ползал по поляне, изображая ту или другую сцену очередной истории. Звери, всецело поглощенные столь увлекательным действом, не заметили, как на поляне нарисовались кабан с котом. Парочка вразвалочку подошла к компании и уселась среди зрителей. И если кот особо не прислушивался к повествователю, прокручивая в башке будущий диалог со зверенышами, то его друг всецело окунулся в пучину событий, нарисованных рассказчиком. Он реагировал на каждый поворот событий точно так же, как маленькие представители лесного мира: охал, ахал, прижимался к сидящему рядом и громко радовался, весело хрюкая и вскакивая. Иногда, когда история была ему знакома, кабан поддакивал и вставлял, обращаясь к сидящим рядом зверькам: «Точно, точно, так и было, я сам там был… Ух мы им тогда!». И долго бы еще продолжалось представление, если бы кабан-рассказчик не заметил среди зверенышей кота и его компаньона:

– А ты чего здесь потерял, усатый? – не особо дружелюбно начал кабан.

– Да мы вот с другом моим любезным мимо шли да, услыхав бравое повествование, не смогли не присоединиться – уж больно мы с ним истории всяко-разные слушать любим, – хитро промурчал котяра.

– Дослушали?

– Нет!

– Это еще почему?

– Ну, ты ведь еще не закончил.

– Кто, я? Ну да, не закончил. Только я это не для ваших хитрых ушей рассказывал. Послушали – и хватит, валите себе подобру-поздорову.

– А мы, собственно, и не к тебе вовсе.

– А к кому же? – не понял кабан.

– Дак вон, к зверенышам чужелесным, – просто ответил усатый.

Не успел кот произнести последнюю фразу, как звери малые хором затараторили:

– Дядя кот вернулся, дядя кот вернулся!..

– Вот видишь, – подняв лапу, произнес мурчащий, – правду говорю, ждут нас здесь.

– А ну-ка признавайся, хитрая твоя задница, – начал кабан, грозно двигаясь в сторону полосатого, – чего тебе от щенят понадобилось?

Старый кабан, движимый агрессивными намерениями, не успел их осуществить, так как прямо перед мордой мяукающего существа выросла гора из шерсти, копыт и клыков, преградившая дорогу говорившему.

– Мы в твои дела не лезем, вот и ты дыбь шерсть в другую сторону, – не меняя интонации, ответил кот.

Глаза двух хрюкающих существ налились кровью, щетина вздыбилась, а клыки оголились в грозном оскале. Звереныши, видя произошедшие изменения в настроении двух представителей одного вида, сбились в кучку и попятились. Они не на шутку испугались. И в этот момент кот, как ни в чем не бывало, проговорил, мирно шествуя между сопящими соплеменниками:

– Надеюсь, вчерашние друзья не будут устраивать бои без правил на глазах и без того напуганных зверушек, – и, не увидев никакой реакции на произнесенное, продолжил: – Если это как-то разрядит ситуацию, могу сказать, что мы пытаемся помочь чужеземной живности в их поисках.

– Ага, сейчас, – зло начал кабан, – считай, поверил. Чтобы вы, хитрая усатая морда, а с недавних пор – еще и мой старый друг – хоть глазом повели за просто так… Да ни в жисть…

– А кто сказал, что за просто так? – зверьки нам отгрузили немного шишек, вот мы и стараемся.

– Да знаю я все ваши старания, напридумаешь небылиц, заморочишь голову малышам, да обдерете каждого как липку. А? Или я не прав?

– Не совсем, прозорливый ты наш, – хитро ответил кот, – еще вчера все бы так и было, но…

– Что «но»? Или со вчера что-то поменялось? А? – все сильнее заводился кабан.

– Послушай, хрюкающий, давай усядемся и спокойно поговорим. Если мои аргументы тебе не покажутся убедительными, то мы тихо уйдем и дадим зверенышам дослушать рассказ о твоей былой славе.

Оба кабана, немного успокоившись, выдохнули и отступили на небольшое расстояние друг от друга.

– Ну вот и ладненько, – продолжил кот. – Для начала хотел напомнить, что предсказатель из тебя никакой… Несколько лет назад, когда у нас с моим другом кабаном завязалась дружба, именно ты хрюкал в мою сторону не очень-то лестные словечки, например – что мы и месяца вместе не пробудем, как наглая котячья морда, то есть я, кинет твоего старого друга, то есть его, – говорил полосатый, показывая лапой то на кабана, то на себя, то на своего друга. – Между тем, столько лет прошло, а мы все еще вместе и ругаться не собираемся. Или я не прав?

– Ну, прав, – чуть сдуваясь, произнес кабан.

– Мой друг, а когда-то и твой товарищ, на мою беду, всегда отличался прямым нравом и не умел юлить, отчего нам обоим не раз доставалось, и именно поэтому мы не смогли заработать того, что могли заработать. Эта, с позволения сказать, звериная морда, – продолжал кот, явно злясь на своего друга, – никогда не могла держать язык за зубами, когда его надо было там держать, – все сильнее злясь, говорил полосатый, демонстрируя то подранный бок, то глубокий шрам. – Видите ли, правду он любит. Может, я и в этом не прав?

– Да нет, прав, – совсем сдуваясь, проговорил кабан.

– Так вот, за все те годы, что мы знакомы, он не изменился ни на желудь, как был рубакой, так рубакой и остался, сто проблем на мои седые уши. К чему это все я? Ах, да, так вот: врать и петлять эта скотина так и не научилась, несмотря на такого учителя, как я. А посему, ты можешь не верить мне, но кабан-то всегда будет эталоном правды. Так что если такой формат диалога тебя устроит, я, пожалуй, начну.

Кабан молча кивнул, до конца не поняв смысла сказанного мяукающим созданием.

– Итак, что же изменилось? А то, что за последнее время мы с другом кабаном стали достаточно состоятельными звериными мордами…

– Вы клад нашли? Или наследство получили? – съязвил вояка.

– Ни то, ни другое. Облегчили мы тут совместными усилиями кое-кого на пару тысяч шишек…

Не успел кот договорить, как кабан присвистнул, а его друг, он же – эталон правды и справедливости – тут же вставил:

– Котяра старого шакала на шишки нагрел!

– Ну, не я один, а мы вдвоем, – скромно опустив глаза, произнес полосатый.

– Да ну, неужели самого кознеплета развели? Ну, молодцы, ну, уважаю! – кабан, как будто это он сам развел того самого кознеплета, подбежал к старому другу, тоже вскочившему, как по команде, и со всего маху стукнул копытом о его копыто. Потом, что-то вспомнив, убрал радость с рыла и, вернувшись обратно в выбранный образ, присел на траву.

Кот, видя реакцию кабанов, еле заметно ухмыльнулся и продолжил:

– Так вот, разведя обозначенную особь, мы перестали, что называется, нуждаться, ну и, как результат – зажили, так сказать, на широкую лапу. А насколько ты знаешь, бесстрашная рожа, шишки мы никогда не копили, ввиду отсутствия такой привычки. Нагулявшись же вдоволь, мы почему-то вспомнили о зверьках, которых тоже, в свое время, немного облегчили на их непосильный груз…

– Припомнили, что у них еще шишки остались, – опять вспылил кабан.

– Да нет, мы почему-то наоборот – решили выполнить взятые обязательства.

– А зачем?

– Такое вот, понимаешь ли, меценатство получается, объяснить которое иначе, как порывом звериной души, я и не могу. То ли стареем, то ли друг мой на меня влияние имеет, а может, и еще почему… Не знаю я…

Звереныши молча слушали диалог, моргая и ничегошеньки не понимая.

– А в чем помочь-то им собирались? – спросил кабан.

– А ты типа не знаешь, чего зверьки ищут, – удивился кот, а его друзяка повторил движение полосатого, изображая удивление. – Я гляжу, у вас тут дружба завязалась, а ты – ни сном, ни духом…

– Ну я… мы… – начал оправдываться кабан.

На помощь ему пришел шакаленок:

– Да, мы подружились, и уже дружим какое-то время, вот только все еще никак не успели дяде кабану рассказать о цели нашего путешествия, – сказала зверушка, встав впереди кабана.

Кабан положил лапищу на спину щенку, демонстрируя присутствующим свое расположение к животинке:

– Ну, да… Где-то так, – выдавил из себя клыкастый.

– Ба, что я вижу!.. Или я чего-то забыл, или именно ты более остальных в сторону шакалов щетину дыбил, а если быть точным, то конкретно в мою сторону? А тут на тебе – шакаленка в друзья записал!.. Слышь, друг кабан, ты хоть что-нибудь понимаешь?

– Не-а, – просто мотнул башкой товарищ кота, таращась то на представителя своего вида, то на шакаленка, то просто на присутствующих, – я и без загадок путаюсь, а тут – такое…

Кабан, загнанный в угол сложившейся ситуацией, тупо мычал:

– Ну, так он еще щенок… – не найдя лучшего объяснения ляпнул кабан.

– А что, когда он подрастет? Придушишь толстоносого – и все? Конец дружбе? – не выдержав, съязвил кот.

– Никого я душить не собираюсь, – не зная, что ответить, пробубнил кабан. – А будешь язвить – вообще с тобой разговаривать не стану, – как бы обидевшись, произнес он.

– Слушай, я тебе не папа с мамой, чтобы учить уму-разуму, сам уже большая скотина – вот сам и решай, с кем просто водиться, а с кем дружбу дружить. Правильно я говорю? – выпалил полосатый, обращаясь к своему закадычному дружку.

– Да всегда! – ляпнул тот, и, уже обращаясь к кабану, продолжил: – Молодца, уважаю, это по-нашему, по-настоящему!.. Эт да, здорово, и вообще – чистый Версаль, засуди меня козел!

– А козел с Версалем тут при чем? – не понял жеребенок.

– Да они вообще тут ни при чем, – ответил за друга кот, – это из него эмоции прут. Вы его, зверьки, не трогайте, ему надо выговориться.

– А когда выговорится? – пискнул лисенок.

– Тогда тем более не трогайте, потому как толком ответить он не сможет, а вам еще неделю придется голову ломать над сказанным.

Пока кот объяснял зверькам особенности тонкой организации незамысловатой натуры своего компаньона, два кабана отделились от галдящей толпы, отойдя на приличное расстояние и уже там обменивались впечатлениями и, вероятно, выясняли давненько не решенные вопросы.

С к а з о ч н и к: Честно говоря, если бы читатель мог услышать разговор старых друзей, то вряд ли бы понял смысл происходящего. Для стороннего наблюдателя это был диалог двух глухонемых: каждый говорил о чем-то о своем, но при этом оба понимали друг друга. Это был даже не разговор, а обмен междометиями, усиленный непереводимой игрой слов и жестикуляцией. Таким вот нехитрым способом общающиеся субъекты, скорее всего, отражали собственное видение некогда произошедших событий, без какой бы то ни было смысловой нагрузки.

К зверенышам кабаны вернулись в обнимку.

С к а з о ч н и к: Да, чуть не забыл: после того, как старый воин привел на место лежки кабанов детский сад из соседнего леса, часть хрюкающего бомонда стала тихо недолюбливать предводителя, с одной стороны – за мягкотелость, а с другой – за то, что как-то не по масти кабанам с шакалами, псами да волками якшаться; да и просто потому, что много кто из стада на его место щетину дыбил. Но кабан потому-то и был предводителем всех кабанов, что плевал на правила, ничего не боялся и никого не праздновал. Он был прям, как корабельная сосна и незамысловат, как дятел… И все тут…

XI

В это самое время, как говорят у людей, на самом высоком уровне происходили важные встречи правителей соседних территорий. Собрались все: и не шибко умный медведь с родины зверушек-путешественников вместе со своим лешим; и картофельный мишка из болотисто-лесных угодий со щенком неизвестного роду-племени; и, естественно, представители приглашающей стороны – один то медведь, то леший, второй – то леший, то медведь. Это были основные игроки большой встречи. Кроме них на сборище приперлись плюшевый мишка и медведь-страшила.

С к а з о ч н и к: Думаю, стоит сказать пару слов об этих выдуманных персонажах. Одного выдумали заморские медведи, а другого – сладкая парочка принимающей стороны. Один постоянно портил нервы сладкой парочке, а другой – наоборот – был прихлебаем у этой самой парочки. И если первый, науськиваемый заморскими шакалами, изливал желчь на правителей огромных территорий, то второй, благодаря собственной глупости и шишкам соседей, при необходимости бросался на любого, не понимая, зачем он это делает. При этом звери на обеих территориях не особо жаловали своих управляемых правителей, но они были гордым зверьем, а потому и считали ниже своего достоинства опускаться до уровня кикимор, чтобы играть в игру под названием «лесная политика». Чем, собственно говоря, и пользовались два вышеназванных персонажа, не имеющих ни принципов управляемого ими зверья, ни гордости предков – так, одни дешевые понты, как говаривали в мире людей.

На сборище правители собрались, чтобы решить пару шкурных вопросов, а именно: поделить шишки и иное добро управляемых территорий. Сладкая парочка хотела согнать всех в единый межлесной союз, чтобы бесцеремонно хозяйничать на чужих территориях. А все остальные, понимая, что спорить с этими двумя шакалятами леше-медвежей наружности без шишек просто бесполезно, торговались с пеной у пасти за эти самые шишки, в надежде получить как можно большее их количество в результате торга. Итак, на пенек закрытой от посторонних глаз поляны взобрался леший принимающей стороны:

– Здравы будьте, правители лесные и их сопровожатые, – начал леший.

Среди зверья прошел слегка заметный ропот. Зверье шепотом обсуждало, что не по масти открывать сборище лешему, коли рядом сам правитель сидит. Пробежавший в толпе шорох дошел до ушей оратора, и тот ответствовал собранию:

– Так уж случайно получилось, что я специально и не просто так оказался на пеньке первым… – сделал паузу говоривший, чтобы дать основной части присутствующих разложить по полочкам сказанное в своих не особо просвещенных мозгах. – Я думаю, наш правитель не против, – сказал леший, и пнул задумавшегося медведя.

– Нет, нет, я не против, – промямлил ударенный, – мы так договорились. Тем более, очень скоро он снова будет правителем, так как нас опять решили поменять местами…

Не успел говоривший закончить, как леший пнул болтуна еще раз. Тот пискнул от боли и поправился:

– Я хотел сказать, что мы решили поменяться местами.

По всему было видно, что правитель принимающей стороны больше пялится по сторонам в поисках кикимор и жрачки, коих по закону жанра всегда выставляли приглашенным задарма в соответствии с лесным протоколом, нежели интересуется темой намечающейся дискуссии.

– Начать хотелось бы с примера, который, я надеюсь, послужит хорошим уроком всем присутствующим, – продолжил леший.

– Дак я уже давно все понял, – с глупым выражением морды, но уверенно ответил картофельный мишка, хотя оратор ни рыком, ни полурыком не дал понять, в чей огород он собрался кинуть камешек, – и совсем не обязательно было создавать столько проблем. Я вон до сих пор зверье успокоить не могу – оно у меня хоть и терпеливое, и не особо своенравное, но себялюбивое.

– Да тебя за твои выкрутасы вообще порвать надо было, или на худой конец – покалечить.

– Меня не надо калечить, я же ж за вас, только скажите. А хотите – перекрещусь, как люди делают? Или вот башкой о дуб шандарахнусь? Что хотите! Любой каприз, тока дайте еще чуточку порулить, а то ж совсемочки ничегошеньки на старость-то не скопил…

– Щас заплачу, – проговорил леший.

– Вам-то хорошо, у вас вон сколько добра всякого: и шишки, и желуди, и орехи, и вода с воздухом горючие, а у меня – только болото да корешки травные. Зверье совсем бедное… Как я их только не душил, а выжать особо ничего не получается – одни слезы.

– В общем, так, – продолжил леший, – повторять более не стану: кто еще будет выкобениваться или выеживаться – шерсть выщипаем по волосинке, зверье против настроим и бардак организуем похлеще, чем у любителя картошки.

– Так вы ж все за так забрать хотите, – пискнул леший из соседнего леса.

– Тихо будь, скотина бестолковая, тебе слова не давали, лучше выть сначала научись, не гавкая, или гавкать, не подвывая.

Присутствующее собрание заржало, то есть – затявкало и зарычало.

– А я со своим лешим согласный, – вдруг сказал медведь из соседнего леса, – если вам отдать все, чего просите, то нам вообще ничего не останется.

– Во-первых, никто и ничего у вас не просит. Не отдадите по-хорошему – будет, как у картофельного. А во-вторых – оно ведь и не ваше вовсе.

– А чье? – не понял медведь из соседнего леса.

– Ну, не твое, так точно. А хочешь узнать поподробнее – так сам спроси у тех, кто нас ставил.

– А меня никто не ставил. Меня звери лесные выбрали.

– Ну, не ставили – значит, снимут, – хохотнул оратор и продолжил. – Кто будет паинькой – получит на безбедное проживание, а кто не будет – заплатит за безопасное существование, ежели, конечно, успеет ноги со своего леса сделать, пока зверье взбешенное не начнет по угодьям беглеца отлавливать. Ладно, достаточно пререканий, давайте по порядку…

– Да, давайте без пререканий, – поддержал правитель приглашающей стороны, – давайте закончим по-быстрому да оттопыримся с кикиморами по полной.

Леший зло посмотрел в сторону правителя и тот вмиг сдулся, пытаясь хоть как-то оправдать сказанное:

– Ну, я хотел сказать, что очень кушать хочется.

– Итак, продолжим, – порыкивая, сказал леший.

– А я тоже покуралесил бы с кикиморами, – вставил свои два желудя страшила.

Лешего аж передернуло.

– Заткнетесь вы в конце концов или команду дать, чтоб заткнули?

– Молчу, молчу, мой кумир, – подобострастно выпалил страшила.

– То-то же, – сказал леший, откровенно получая удовольствие от подлизывания, – я наконец продолжу.

Все звери закивали, как зачарованные, и когда леший все-таки собрался и раскрыл пасть, плюшевый как бы про себя проговорил:

– Да, медку б с кикиморами не помешало бы…

Подзатыльник страшилы не дал мечтателю закончить так некстати начатую мысль.

– Вот так вы всегда нас притесняете, – отозвался пострадавший, – чуть что – сразу по шее. Обидно, да?

Леший слез с пенька и скрылся в кустах. Приглашенные озадаченно переглянулись. Через мгновенье оратор вынырнул из-за куста, таща за собой дрын огромных размеров:

– Еще раз кто-то перебьет, – угрожающе сказал он, – запущу дубиной.

Словесная угроза плюс вполне осязаемый аргумент сделали свое дело – и присутствующее на поляне замолчали, втянув свои беспредельные бошки в алчные и трусливые телеса.

– Итак, – брякнул леший, сделал паузу и пристально посмотрел на окружающих, помахивая дубиной.

Публика молчала, как будто набрала в пасти воды…

С к а з о ч н и к: Не знаю, как вам, дорогой читатель, а мне кажется, что нашим ну уж очень демократичным парламентам ой как не хватает воспитателя с дубиной: перебил говорящего – по башке, ляпнул что-то неприличное – по ребрам, украл чего – по рукам… Я даже представил себя прогуливающимся с дрыном по залу во время заседания парламентариев – многих бы с этой штуковиной познакомил. А? Каково? Хороша идея, но, пожалуй, все-таки вернусь в звериную сказку, ибо там все – выдумка, а вот мои человеческие фантазии насчет современного политикума могут закончиться вполне реальной средневековой инквизицией…

– Итак, – еще раз повторил леший, – начнем с неадекватного любителя картофельных клубней. Значится так: русло, по которому течет огненная вода, передашь, кому скажу. Чтобы зверье поутихло, так и быть, выделю шишек и желудей да пришлю пару десятков матерых волков – пущай подожгут чего или придушат кого, там уж сам определяйся – кого во всем этом обвинить, чай, не маленький. А мелкого своего, пока зверье не утихомирится, вообще на глаза не показывай. Дай ему пару котов – и пущай себе мучает. С тобой все.

– Как это все? А жрать мне чего?

– А чего найдешь, то и жри. Вон у тебя овощей сколько, нарыл себе клубней – и жри, сколько влезет.

– Дак вы же меня по миру пустили, главное достояние моего леса прикарманили – реку огненную. А я на овощах-то долго не протяну.

– Об огненной реке забудь. У тебя ее и не было-то никогда, так, одно русло пустое, а водой огненной я ее наполнял.

– Так что же мне взамен русла-то будет?

– Оставлю тебя в покое. Порулишь еще своими зверушками, пока выкормыш твой не подрастет.

– А можно будет, чтобы он после меня царствовал?

– Ну, ежели после тебя хоть что-нибудь еще останется, то посмотрим. Вот только боюсь я, тут только пустыня-то и останется. Уж больно жадная ты скотина…

– А может, вы мне хоть малую долю от воды огненной приплачивать будете?

– Облезешь, – зло сказал леший.

– Ну а хоть земельку-то можно распродавать?

– А это – сколько угодно. Только смотри, не перестарайся.

– Да полно вам… Так, чуть-чуть на пропитание возьму, и все.

– Знаю я твою алчную морду, все распродашь. Ну, да ладно, делай, как знаешь. Но только: хоть притронешься к огненной воде – лично покалечу.

– Да понял я, понял, – проговорил неадекватный правитель и, что-то придумав, хитро спросил: – а если, скажем, ну, не я к воде огненной, а кто-то другой притронется?

– Убью, – выходя из себя, зарычал леший.

– Ладно, ладно, понял я все…

– Вот и отличненько. Теперь перейдем к плюшевому медведю… Значит так: будешь беса гнать в мою с правителем сторону да с заморскими хитроплетами общаться – поставлю забор вокруг всего твоего леса и ни одну скотину не впущу и не выпущу. Будете сами своим хваленым медом упиваться, пока не упьетесь вусмерть, а затем волков с псами и кабанами запущу, чтобы порвали всех. Понял?

– Понял. Как не понять. Я ведь не такой тупой, как страшила, который даже школу лесную не закончил. Я ведь на чужой территории образование получал.

– Как и за сколько ты получал образование – я знаю. А страшилу не трогай: он хоть и не шибко умный, зато свое дело честно делает. Я благодаря его небольшой территории и природному беспределу полмира лесного в страхе держу.

После этих слов страшила важно подошел к лешему и показушно обнял его, нежно похлопав кормильца по спине. Леший, в свою очередь, потрепал страшилу по загривку. Расчувствовавшаяся живность на ухо спросила оратора:

– Может, я это… пойду уже к кикиморам, а?..

Удар лапой по печени заставил ойкнуть распоясавшуюся скотину, и вернул оную на грешную землю. Страшила, превозмогая боль, как ни в чем не бывало вальяжной походкой отошел на свое место, потирая ушибленный бок.

– Итак, – пригрозил леший, – повторяю последний раз: кто в межлесной союз не вступит – устроим вырванные годы.

– А кто вступит? – поинтересовался плюшевый медведь.

– А кто вступит – тому хорошо будет, – сказал леший и добавил шепотом, так, чтобы никто не слышал, – наверное. Будет вам и вода огненная, и воздух горючий, и… И… И наше радушие, а оно, поверьте, немалого стоит.

– А подумать можно? – опустив башку, тихо спросил медведь с родины наших знакомых зверушек.

– Подумать можно, – ответил леший, – только не долго, потому как желающих попасть в межлесной союз – хоть отбавляй, а нежелающих мы будем наказывать по полной программе. Вы пораскиньте мозгами: вот ежели все наши территории объединятся в один межлесной союз, то как здорово-то будет?!

– Как здорово? – прячась за своего медведя, вставил леший с соседних угодий.

– Опять ты, филолог? – зло спросил оратор. – Я же сказал, чтоб глаза мои тебя не видели, а ты – опять за свое? – он попытался наощупь в траве отыскать заветный дрын, но, немного поразмыслив, оставил эту затею, и сказал: – Ладно, так и быть, отвечу я на твой вопрос. Но не для тебя лично, а чтобы все знали. У нас с медведем ни от кого из уважаемых присутствующих секретов нет. Не так ли? – громко выкрикнул леший, пнув спящего медведя.

Внезапно вернувшись из царства Морфея, мишка смотрел на окружающих зверей с идиотским выражением морды. Следующий пинок немного просветлил взгляд зверушки:

– А? А что я? Я и не спал вовсе, так, закрыл ненадолго глазики…

– Я спросил: не так ли? – подсказал леший.

– Так ли, так ли! – поддакнул правитель. – Наш леший всегда прав, а если не прав, то сразу начинает драться. Он ведь кого хочешь побороть может, и еще…

Досказать разговорчивому медведю не дал пинок под зад…

– В общем так, лучшие из худших, это мое последнее приглашение в союз, озвученное лично каждому. Далее будут сделаны соответствующие выводы соответствующих же инстанций, за которыми последуют неадекватные действия со стороны специально обученных волков, ну, и с нашей с медведем стороны… – завернул леший.

Публика, испытав интеллектуальный шок, выпучила глазенки и пооткрывала пасти.

– А мне не надобно никакое приглашение в межлесной союз, я и так согласный, мой кумир, – произнес подобострастно медведь-страшила.

– А тебя как раз никто никуда не приглашает, – произнес леший, с сочувствием взглянув на озадаченную от такого поворота морду, – дорогое ты мое пугало.

– Я не пугало, я – страшила, – гордо произнес означенный участник диалога и, немного подумав, а вернее – сделав вид, что думает, так как думать он вообще не умел, переспросил: – А почему меня никто не приглашает? Всех приглашают, а меня не приглашают…

– Дело в том, что земли, на которых ты куролесишь и развлекаешься, и так принадлежит мне. А ежели они и так мои, зачем же мне присоединять к своей территории мою же территорию?..

– Зачем? – не понимая, спросил страшила.

– Давай я тебе позже объясню…

– А давайте вы мене вообще ничего объяснять не будете, а закончите с этим тупым зверьем по-быстрому и оттопыримся по полной?

С к а з о ч н и к: Следует отметить, что собравшееся на поляне зверье отличалось от жителей описываемых территорий только неудержимой алчностью, подлостью и лицемерием. Что же касается природных силы, ловкости и ума, то эти качества никогда не были присущи показанным персонажам. Они были тупы и недалеки от природы. Однако страшила, находясь даже в такой компании ограниченных индивидов, тем не менее, умудрялся выделиться полной неадекватностью. Причем, во всем…

Леший уже метал искры из глаз. Желание правителей оттопыриться было более сильным, нежели необходимость решения назревших межлесных проблем – они их, мягко говоря, не интересовали, а грубо говоря, напрягали.

Все попытки вразумить одноклеточных существ в предвкушении царского оттопыра закончились полным фиаско, и леший просто взял дрын в лапу, и махнул над головами собравшихся. Кого-то зацепило, кто-то ойкнул, но зато все притихли. Леший сверлил взглядом собравшихся, медленно вращая дрын в руке. Зверье, как зачарованное, смотрело на магические манипуляции с очень простым и понятным в обращении предметом, являющимся, к тому же, олицетворением демократии на территории проведения встречи в верхах.

– Что? Без подзатыльника – как без пряника? – зло поинтересовался леший, продолжая крутить дрын в лапе. – Чего притихли? А? Пугало? Чего молчишь?

– Я это… Я дубиной по башке не хочу. Больно… – втягивая голову в телеса и щурясь, проговорил страшила.