Текст книги "Храм украденных лиц"

Екатерина Красавина
Храм украденных лиц

Глава 1

Существуют дворы, напоминающие колодцы. Когда находишься внутри их, кажется, что попал в какую-то бездонность. И только небо, обрамленное домами-стенами, вселяет чувство надежды и уверенности, что выбраться из колодца можно. Приблизительно такое чувство охватило Губарева, когда он вошел в этот квадратный двор, со всех сторон замкнутый домами. Попасть в него можно было только через ворота, минуя охранника. Дом был элитный, и так просто подойти к нему было нельзя. Его напарник, притихший, шел рядом.

– Нравится? – кивнул Губарев на дом.

– Мрачновато, – откликнулся Витька.

– И страшновато, – добавил майор.

Они пересекли двор и подошли к нужному им подъезду. Набрали код, который им сообщила по телефону женщина, к которой они сейчас и направлялись. Поднялись в лифте на шестой этаж. Перед широкой дверью, обитой кожей темно-шоколадного цвета, Губарев вздохнул.

– С этой публикой хлопот не оберешься.

Но он ошибся. В приятную сторону. Жена, теперь уже вдова известного хирурга, специалиста по пластическим операциям Николая Дмитриевича Лактионова, оказалась весьма милой женщиной. Без спеси и фанаберии. Худенькая, маленькая, она напоминала скорее подростка, чем тридцатичетырехлетнюю женщину. Темные большие глаза, наполненные болью, трогательные плечики. «Как воробышек, – неожиданно подумал Губарев. – Даже не знаю, как начать разговор». Дина Александровна смотрела на Губарева. Во все глаза. А он – на нее.

– Майор Губарев Владимир Анатольевич, – представился он. – Следователь.

– Старший лейтенант Павлов Виктор Николаевич.

– Проходите, – тихо сказала вдова, отступая внутрь.

Коридор был квадратным. Просторным. На стенах висели картины. Губарев скользнул по ним взглядом. Интересные работы. Московские дворики. Букеты цветов.

Вдова зябко повела плечами, словно ей было холодно, и предложила:

– Проходите в гостиную.

Гостиная была размером с три стандартные комнаты. Губареву показалось, что здесь вполне можно устроить танцевальный зал. Около окна протянулось большое зеркало. В толстой позолоченной раме с завитушками. Общий стиль гостиной был изысканно-дворянским. Губарев словно попал в особняк позапрошлого века. Изящный диван, обитый гобеленовой тканью, красиво подобранный паркет. Напротив дивана – высокий круглый стол со стульями. И стол, и стулья тоже были в старинном стиле. В комнате было много света, воздуха.

– Садитесь, – взмахнула рукой Дина Александровна, показывая на стулья.

Выдержат ли они нас с Витькой, подумал Губарев. Но стулья оказались, несмотря на внешнюю легковесность, прочными и удобными.

Дина Александровна села на диван. Губареву показалось, что ей хотелось забраться на него с ногами. Возможно, это была ее любимая поза. Но она села прямо, укутавшись в темно-серую шаль.

– Вы уже знаете, что ваш муж убит… – начал Губарев. Он вспомнил, как вчера вечером его с Витькой вызвали в клинику «Ваш шанс». Уборщица обнаружила труп известного хирурга Лактионова Николая Дмитриевича. Приехав на место, они обнаружили врача, убитого рядом со своим столом. Он лежал на полу и смотрел вверх остекленевшими глазами. Правая рука покоилась на левой стороне груди, словно у него внезапно стало плохо с сердцем и он схватился за него. Тело увезли на вскрытие. Майор с напарником внимательно осмотрели кабинет. Губарев взял портфель хирурга с бумагами. Для осмотра. Предварительно с него сняли отпечатки пальцев. Убийца не прихватил его с собой. То ли торопился, то ли портфель не представлял для него никакой ценности. Вдова внимательно смотрела на него.

– …Мы хотели бы спросить вас: не наблюдалось ли в последнее время в поведении вашего мужа что-то необычное? Был ли он чем-то встревожен, испуган?

Дина Александровна подняла брови. На ее лице не было косметики. И от этого оно казалось по-девичьи беззащитным.

– Да нет. Ничего такого я не заметила.

– Может быть, ему кто-нибудь угрожал? Губареву показалось, что Лактионова собиралась улыбнуться, но вовремя спохватилась.

– А кто мог ему угрожать? – ответила она вопросом на вопрос.

– Ну, не знаю. Вам виднее.

– Мой муж, – подчеркнула Дина Александровна, – являлся одним из крупнейших хирургов-косметологов Москвы. И все пациенты выражали ему признательность и благодарность. Хотите посмотреть? – И, не дождавшись ответа, Дина Александровна встала с дивана и вышла из комнаты. Вернулась она с красивым толстым альбомом в руках. Молча положила его на стол перед Губаревым. – Вот смотрите.

Губарев взял альбом и раскрыл его. Это были копии грамот, благодарственные отзывы пациентов. Тоже копии.

– А где оригиналы?

– На работе. Мужу нравилось просматривать этот альбом. Поэтому он и держал дома эти копии.

Тщеславный человек, подумал Губарев. Или просто знающий себе цену. А что в этом плохого – знать себе цену? Ничего.

Отзывы оставляли знаменитые артисты, политики, звезды шоу-бизнеса.

– Как вы понимаете, этот альбом не для посторонних глаз.

– Понимаю.

Губарев представил, сколько труда, сил и денег требуется для того, чтобы твой вид соответствовал эталонам моды и времени. Он вспомнил кукольные личики многих актрис, которые словно раз и навсегда застыли на одной возрастной отметке. Как манекены. И в этом заслуга таких хирургов, как Лактионов, которые своими руками слепили им «нужное» лицо.

– Были ли у вашего мужа неудачные операции?

– Ни одной. Он – гений в своей области. Настоящий гений. – Голос у Дины Александровны слегка дрогнул.

– А конкуренты?

– Мой муж не хотел никакой конкуренции, зависти, интриг и подножек. Поэтому он и ушел из государственной клиники. И основал свою, частную фирму. Он работал самостоятельно и ни в ком не нуждался.

– И все-таки его убили… – сказал Губарев и посмотрел на Дину Александровну. – Почему?

Лицо Дины Александровны потемнело.

– Это какой-нибудь маньяк. В последнее время их развелось слишком много. Психов и просто ненормальных людей.

– Совершенно с вами согласен. Но даже маньяк должен иметь какой-нибудь мотив для убийства.

Вдова промолчала.

– Вы давно женаты?

– Семь лет.

– Вы… первая жена?

– Нет, – спокойно сказала Дина Александровна. – Третья.

– А… другие жены? Николай Дмитриевич с ними общался?

– С первой, насколько я знаю, – нет. А со второй… – Дина Александровна едва заметно напряглась, – общался. Но не столько с нею, сколько с ее детьми. Общими детьми, – поправилась она.

– Их двое?

– Да. Сыновья.

– Какого возраста?

– Старшему – двадцать. Младшему – пятнадцать.

– От первого брака дети есть?

– Нет.

– Его первая жена, кто она по профессии?

– Тоже врач. Хирург-гинеколог.

– А вторая?

– Массажистка. – В голосе Дины Александровны прозвучало явное презрение.

– А кем работаете вы?

– Я – художник.

– А… – Губарев вспомнил картины в коридоре. – Эти картины в коридоре – ваши?

– Мои.

Наступило молчание. Вдова смотрела в пол, опустив голову.

– Родители вашего мужа живы?

– Нет. Они давно умерли. Коля остался сиротой в восемнадцать лет. И дорогу в жизни пробивал себе сам.

– Других родственников у него нет?

– Есть. Родная тетка. В Тульской губернии. Он посылает ей раз в полгода деньги. И все. Этим их контакты исчерпываются.

– А племянники? Племянницы?

– Тетка – бездетная.

– Лактионов не из Москвы?

– Нет. Из деревни под Тулой.

– Вы не дадите координаты его бывших жен?

– Пожалуйста. – Дина Александровна снова покинула комнату. Губарев обратил внимание, что походка у нее была бесшумно-скользящей. Словно женщина была невесомой.

…Дина Александровна листала миниатюрную записную книжку, а Губарев смотрел на ее руки. Тонкие, почти прозрачные. Он почему-то не мог себе представить, как она рисует. В его представлении у художников должна быть крепкая, мускулистая рука. А здесь… изящные трогательные ручки.

– Вы записываете? – подняла на него глаза Дина Александровна.

– Да, конечно, – Губарев чуть смутился и достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку. – Диктуйте.

– Так. Кузьмина Любовь Андреевна… Губарев записал телефон.

– Лактионова Ванда Юрьевна. Это вторая жена… – пояснила Дина Александровна.

– Она оставила фамилию бывшего мужа?

– Да.

Судя по первым цифрам телефона Ванды Юрьевны, она проживала где-то в Медведкове. У майора там жил один давний приятель.

– Простите за нескромный вопрос, а он помогал бывшим женам? Они… – Губарев замялся, подыскивая нужные слова: – Были в хороших отношениях?

Дина Александровна слегка склонила голову набок.

– Разве бывшие могут быть хорошими? – насмешливо сказала она. – Впрочем, Любовь Андреевна – дама самостоятельная. И в жизни Николая Дмитриевича почти не присутствовала. А Ванда… Ванда хотела, чтобы он больше помогал деньгами, чаще бывал.

– Лактионов помогал сыновьям?

– Конечно. Они ни в чем не нуждались. – Дина Александровна закрыла глаза. Очевидно, беседа ее утомила. Лицо было бледно-восковым. Ни кровиночки.

Губарев понял, что надо закругляться.

– Значит, в последнее время в поведении вашего мужа ничего странного или необычного не наблюдалось? – подытожил Губарев. Майор помнил, что этот вопрос он уже задавал в начале беседы. Но вдруг она что-то вспомнит. Какую-нибудь мелочь, которая на поверку окажется существенным фактом.

– Абсолютно.

– Расскажите, как протекал его последний день. Дина Александровна нахмурилась.

– Последний день… Коля… Николай Дмитриевич встал в семь утра.

– Он всегда встает в это время? – перебил ее Губарев.

– В рабочие дни – да. Потом… он принял душ. Позавтракал…

– Вы видели его за завтраком?

– Естественно, – немного удивленно ответила Дина Александровна. – Мы завтракаем обычно вместе. Николай Дмитриевич любил придерживаться установившихся традиций. Не любил беспорядка, спонтанности.

– Завтрак готовили вы?

– Я. Николай Дмитриевич бытовыми вопросами не занимался.

Лактионова замолчала.

– Дальше… – негромко сказал Губарев.

Дина Александровна опустила голову и затеребила бахрому шали.

– Дальше: он прошел в свой кабинет. Побыл какое-то время там. Потом ушел.

– Он звонил вам днем?

– Нет.

– А обычно звонил?

– Когда как. Когда была необходимость – звонил.

– По каким вопросам он звонил?

– Ну… что задержится. Или просил меня купить что-то к ужину. Николай Дмитриевич был большим гурманом, – легкая улыбка скользнула по губам Дины Александровны и сразу исчезла. Как будто бы ее и не было.

– Понятно. Но в тот день он вам не звонил?

– Нет.

– Когда он не пришел вовремя, что вы подумали? Дина Александровна вздохнула.

– Что его задержали непредвиденные обстоятельства.

– Николай Дмитриевич ездил на работу на машине?

– Да.

– Водил сам?

– Да.

– Он попадал когда-нибудь раньше в аварии?

– Нет. Он прекрасный водитель. С большим стажем.

– Значит, вы подумали: произошло что-то непредвиденное и поэтому ваш муж задержался? – Губарев пытался нащупать суть, сердцевину отношений между мужем и женой. Это давало ключ к характеру погибшего, его образу жизни, привычкам. Что-то беспокоило майора. Но что – он пока не мог определить. Это ускользало от его понимания.

– Вы понимаете, – в голосе Дины Александровны прозвучали капризные нотки, – мой муж был прекрасным специалистом. Вдруг кому-то понадобилась срочная помощь? И мужу надо было делать внеплановую операцию.

– А потом?

– Потом мне позвонили и сказали, что мой муж – убит.

Майор немного помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. Он знал, как болезненно его обычно воспринимают родные и близкие покойного.

– Дина Александровна, где вы были вчера вечером в интервале между семью и десятью часами?

Глаза женщины слегка расширились.

– Где? – Секундная пауза. – С восьми до девяти я была в магазине на Тверской. Когда я поняла, что Коля не приедет вовремя, я решила заняться собственными делами. Тем более этот магазин недалеко от нас. Он называется «Галерея „Актер“. Я там делала покупки.

– Чек сохранился?

– Ну что вы! Я такие вещи не храню. Губарев почувствовал холодок, проскользнувший в интонации.

– Во сколько вы приехали домой?

– Примерно в половине десятого.

– Больше вы ничего не можете добавить к сказанному?

– Нет.

– Хорошо. – Губарев поднялся со стула. Витька последовал его примеру. – Если что вспомните, звоните сразу. – Он отдал ей свою визитку.

– Конечно. – Дина Александровна поднялась с дивана. И вновь майор удивился ее бесшумности. Умению двигаться, не производя никаких звуков. Она пошла впереди них: маленькая, изящная фигурка. Как статуэтка.

В коридоре Губарев задержал взгляд на картинах.

– Красивые.

– Спасибо, – сухо сказала она.

Ему в самом деле особенно понравилась одна: живописный букет лилий на фоне грозового неба. Темно-серый кувшин, белые лилии с золотистыми пестиками и набухшее влагой небо.

– До свидания.

– Всего хорошего.

Когда они пересекали двор-колодец, Губарев внезапно остановился как вкопанный.

– Слушай, Вить. Я понял, что меня поразило в ней.

– Что?

– Она не пролила ни одной слезинки!

Но к этому сообщению Витька отнесся весьма спокойно.

– Просто такой тип. Железная женщина. Такие слезы зря не льют. Кремень.

– Кремень? – переспросил Губарев. Его мысли путались. – Какой кремень? Маленькая, худенькая…

– А что, по-вашему, железные женщины должны быть обязательно под два метра роста и с плечами, как у мужика?

– Да нет, я так не думаю. Но все равно. У меня сложилось такое впечатление, что она… спокойна. Даже чересчур спокойна. Странно.

– Задала она вам загадку!

– А ведь точно, Вить! – вскрикнул Губарев. – Ты прав!

– Не кричите, а то охранник уже из будки выглядывает.

– Да, в самом деле, что-то я разорался, как павиан. Майор замолчал. Они подошли к будке. Губарев наклонился к окну:

– Кто дежурил третьего ноября? Вы?

– Нет. – Охранник, молодой парень лет двадцати пяти, открыл дверь и вышел к ним навстречу. – Мой напарник. Виктор Кузьмич Моргунов. Он будет завтра.

– Хорошо, – кивнул Губарев. – Вы знали убитого? Лактионова Николая Дмитриевича?

– Я тут недавно. Второй месяц. Еще не всех жильцов хорошо знаю.

Губарев переглянулся с Витькой.

– Забыл взять фотографию убитого, – вспомнил он.

– Может, вернуться? – предложил Витька.

– Не надо. Зайдем завтра.

Косметологическая фирма «Ваш шанс» располагалась на Ленинградском шоссе. Когда Губарев с Витькой приехали туда, контора напоминала растревоженный улей. Сотрудники сгрудились в приемной и о чем-то громко переговаривались. При появлении Губарева и Витьки наступила тишина. Опер из местного отделения Фенякин подошел к ним.

– Кабинет опечатан? – спросил Губарев.

– Да.

Он окинул взглядом сотрудников и вздохнул:

– Я буду вызывать вас по одному. Где список работников фирмы? Кто заместитель Лактионова?

– Я, – крупная светловолосая женщина лет сорока с небольшим шагнула вперед.

– Как вас зовут?

– Лазарева Ирина Владимировна.

– Очень хорошо. Останьтесь. А остальных попрошу выйти.

У Фенякина заверещала рация.

– Вызывают.

– Будем держать связь, – кивнул ему Губарев, усаживаясь на черный кожаный диван. Витька встал у стены.

Приемная была небольшой. Отделана в серебристо-серых тонах. На полу – серо-лиловый ковролин. Рядом с диваном – журнальный столик с рекламными буклетами. И черной круглой пепельницей. Около противоположной стены – рабочее место секретаря. Высокий полукруглый стол, напоминающий стойку в баре. За ним другой стол, пониже, с компьютером. Про себя Губарев так и обозвал это место – секретарская стойка. Приемная соединялась с двумя коридорами, куда выходили двери кабинетов.

Допрашивать сотрудников, сидя на диване, было неудобно. Диван был мягким, на нем хотелось откинуться и отдохнуть.

– У вас есть стулья? – спросил он Лазареву.

– Да. А сколько вам надо?

– Три.

– Сейчас принесут.

Стулья принесли. Губарев расставил их вокруг журнального столика. На расстоянии. А столик отодвинул от дивана. Теперь можно было приступать. Он посмотрел на Лазареву. Она стояла перед ним. На лице были видны следы слез. Она была в халате нежно-бирюзового цвета. Волосы спутались и падали на лицо неровными прядями. Время от времени она откидывала их назад.

Заместитель должна быть в курсе всех дел, подумал майор. Правая рука главного.

– Присаживайтесь, – указал Губарев на стул. Сам он сел напротив. Витя опустился на диван. – Вы давно работаете с Лактионовым?

– Три года.

– С момента основания клиники?

– Нет. «Ваш шанс» был основан шесть лет назад.

– Вы раньше знали Лактионова?

– Нет.

– Он сам выбрал вас на должность заместителя?

– Да.

– Каким образом?

– Мы встретились с ним на конференции Всероссийской ассоциации хирургов. Познакомились. Разговорились. У нас оказались общие интересы. Он читал мои статьи в специализированных журналах. Ему захотелось со мной работать. Так… все и получилось.

– Что вы можете сказать о нем как о специалисте?

– Он был талантливым хирургом. Лучшим в своей области! К нему обращались многие звезды кино, театра, эстрады. Вы, наверное, понимаете, что эта тема деликатная. Мы не всегда можем афишировать имена наших клиентов. Врачебная этика…

– Так… – Губарев испытующе посмотрел на Лазареву. – А были ли у Николая Дмитриевича неудачные операции? У каждого, даже выдающегося, профессионала случаются ошибки и провалы.

– Н-нет, – для большей убедительности Лазарева помотала головой. – Не было такого никогда. Николай Дмитриевич – гений.

Второй раз за день Губарев слышал эти слова. Гений без страха и упрека. Памятник самому себе. Хирург мог сделать «не то» лицо, и человек решил отомстить. Вдруг это какая-нибудь звезда, которая ожидала, что станет новой Мэрилин Монро, а увидев результат, пришла в ярость. Люди творческие, они все импульсивные, эмоциональные.

– У вас оперировались только известные люди?

– Нет. К нам мог обратиться любой человек, располагающий необходимой денежной суммой. Со стороны. Мы никому не отказывали.

– У вас дорогая клиника?

– Не дешевая. Высококачественные услуги всегда стоят дорого. Можно закурить? – спросила Лазарева.

– Пожалуйста. – Он придвинул к ней пепельницу. Лазарева достала из кармана халата пачку «Кэмела» и закурила. – Вы работали каждый день?

– Шесть раз в неделю. Четыре дня – с девяти до шести. Два – с одиннадцати до восьми.

– Вы хорошо знали Лактионова?

– Как – хорошо? – Лазарева пожала плечами. – Отношения между нами были сугубо профессиональными. Вы это хотели узнать? – И она в упор посмотрела на него.

– В общем, да. – Губарев решил не церемониться. Не ходить вокруг да около. Да и сама Лазарева представлялась ему женщиной решительной, без предрассудков и условностей.

– Были ли у Лактионова любовницы среди сотрудников, точнее, сотрудниц клиники?

– Нет.

Губарев подумал, что он упорно старается сузить поле своей деятельности, очертить ареал поисков. Но ему это никак не удается. Он чуть было не задал вслух вопрос: почему? Почему у Лактионова не было любовниц в клинике? Но вовремя спохватился.

– Вы были в курсе всех дел начальника?

– По работе – да. Я так думаю, – поправилась Лазарева. – Но быть в чем-то до конца уверенной…

Это точно, подумал про себя Губарев. Она могла и не знать о тайной любовнице шефа. Стал бы он афишировать эту связь? Зачем ему это надо? «Доброжелатели» в момент донесли бы жене! А вдруг у него и правда никого не было? Дина Александровна – интересная женщина. Но, с другой стороны, они все-таки семь лет женаты…. Лактионова могло потянуть на сторону… «Черт его знает, как все было на самом деле, – рассердился на себя Губарев. – Я сижу и гадаю на кофейной гуще! Совсем спятил на старости лет». Однако по опыту своей работы майор знал, что запутанные семейные отношения и наличие левых любовниц часто становятся причиной криминальных разборок со смертельным исходом.

Лазарева сидела и смотрела куда-то мимо него. Сигарета в ее пальцах уже почти догорела.

– Заметили ли вы в поведении Лактионова в последнее время что-то необычное? Может быть, он нервничал? Или ходил подавленным?

Лазарева замотала головой:

– Нет. Он был… как всегда.

– Что вы можете сказать о его характере? Каким он был?

Ирина Владимировна с удивлением посмотрела на него.

– Каким?.. – растерянно переспросила она.

– Да. Как бы вы его охарактеризовали? Представьте, что вам надо написать сочинение на тему «Мой шеф».

– Высокого роста. Широкоплечий. Глаза – карие. Волосы – каштановые…

– Сколько ему было лет?

– Сорок пять.

– А характер: взрывной, спокойный?

– Скорее спокойный.

– Повышал ли он голос на своих сотрудников?

– Никогда. Он мог делать замечания и устраивать разнос, но в мягкой форме.

– Он нравился женщинам вашего коллектива?

– Ну и вопросы! – выдохнула Лазарева и потушила окурок в пепельнице. – Я не знаю. В душу ни к кому не лезла. Но фамильярности Николай Дмитриевич терпеть не мог. И не позволил бы своим сотрудницам слишком явно флиртовать с ним.

– Вы знали его жену?

– Жену? – Лазарева сцепила руки. – Несколько раз она приходила сюда. Нормальная женщина.

– Вы не были вхожи в его семью?

– Нет, я уже говорила вам. Наши отношения носили чисто служебный характер.

– Каково финансовое состояние вашей клиники? Вы были кому-нибудь должны?

– Об этом лучше спросить у главного бухгалтера. Правда, сейчас она болеет. Но дня через два обещала выйти.

– Бывшие жены Лактионова сюда не приходили?

– Любовь Андреевна – нет. Ванда Юрьевна – да. Пыталась наведываться к нам. Но Лактионов приказал ее больше не пускать.

– Откуда вы знаете про его первую жену? – вставил Витька.

Молодец, подумал Губарев. Вопрос абсолютно по существу.

Лазарева на секунду растерялась.

– Николай Дмитриевич как-то рассказывал о своей жизни.

– Значит, все-таки вы общались в неформальной обстановке?

– Конечно, мы же живые люди. Иногда расслаблялись в коллективе. Но это бывало редко.

– И последний вопрос. Кто, по-вашему, мог убить Лактионова?

– Понятия не имею. Правда! Ума не приложу, кто бы это мог сделать. Может быть, псих? Сумасшедший. Маньяк…

Сегодня Дина Александровна тоже выдвинула эту версию. Пришел маньяк и убил Лактионова. Просто так. Потому что он маньяк. М-да!

– А конкуренты? Вы – процветающая клиника…

– Работы хватает всем. И дорогу мы никому не перебегали.

– Спасибо. Вы можете идти. Да… – остановил ее Губарев. – Ирина Владимировна, оставьте, пожалуйста, ваш домашний телефон и дайте мне список сотрудников фирмы. Пусть входят по одному. Сначала – секретарь. Потом – охранник.

Лазарева подошла к секретарской стойке и, порывшись в ящике, достала несколько скрепленных листов бумаги. Она вернулась к Губареву и протянула их ему. Когда она шла к двери, Губарев почему-то обратил внимание на ее ноги. Крепкие. С полными икрами. Халат доходил до колен. И в светлых чулках хорошо были видны очертания ног. Он отметил: как уверенно ступает она. Не так, как Дина Александровна: скользяще-бесшумно.

– Хо-ро-шо, – по слогам сказал Губарев, скользнув взглядом по списку. – Первым пригласите секретаря. Как я уже сказал.

– Сейчас посмотрю: приехала ли она. Непонятно, почему, но она сегодня опоздала. Вот вам моя визитка. Домашний телефон написан внизу.

Лазарева ушла. Когда они остались одни, Губарев переглянулся с Витькой.

– Может, нам кофе попить? Ты хочешь?

– Не отказался бы.

В двери приемной показалось хорошенькое девичье личико.

– Можно? Я секретарь Николая Дмитриевича.

– Да. Проходите. Не могли бы вы соорудить нам чай или кофе? Лучше – кофе.

– Да, сейчас. – Секретарша прошла к своей стойке. Нагнулась, и через несколько минут на журнальном столике перед Губаревым и Витькой стояли темно-синие чашки. Еще через несколько минут они уже пили ароматный дымящийся кофе. – Извините, забыла. – Секретарша поставила на стол коробку конфет и печенье на блюдце.

– Спасибо. – Кофе был отличный. – Вас как зовут? – спросил Губарев.

– Меркурьева Юлия Константиновна. – Она стояла перед ними. Круглое личико в обрамлении задорных каштановых кудряшек. Совсем молоденькая. Лет восемнадцать. Не больше. Рост – средний. Даже пониже среднего. Серый в рубчик костюмчик обтягивал ладную фигурку. Типичная секретарша, подумал Губарев. Глупенькая и хорошенькая. Вон какая мордашка миленькая и свеженькая. Наверное, только что со школьной скамьи. Провалилась в вуз и решила пойти подработать. Помочь семье.

– Присаживайтесь.

Юлия Константиновна села на стул.

– Вы давно работаете на фирме?

– Два года.

– А почему ушла прежняя секретарша?

– Она вышла замуж за иностранца и уехала в другую страну.

– Простите, вы попали на это место по блату? Юлия Константиновна чуть недоуменно подняла вверх брови.

– По объявлению. Николай Константинович искал секретаря. И дал объявление в газеты. Моя кандидатура полностью отвечала всем требованиям Николая Дмитриевича, поэтому меня и приняли на работу.

– Простите, а какие это требования? – Губарев знал, что для секретарши важно знать компьютер, быть симпатичной и уметь хорошо варить кофе. Ну, и еще оказывать шефу услуги личного характера. По мере надобности. Во всяком случае, Губарев был уверен, что это правило негласно действует во многих фирмах.

– Какие? Знание трех языков. Английского, французского и немецкого. Владение компьютером. Машинопись и стенография. Умение составлять документы, писать статьи рекламного характера. Деловой этикет. Психология делового и личного общения.

– И вы все это знаете? – спросил пораженный Губарев.

– Да. Плюс еще я изучаю испанский и китайский языки. А также увлекаюсь карате.

Сидевший рядом Витька поперхнулся. Темно-коричневая жидкость выплеснулась из чашки на стол.

– Я сейчас вытру. – Юлия Константиновна вспорхнула со стула и вернулась с салфеткой в руках. – Ничего страшного, – и она мило улыбнулась Вите.

– Извините, – сконфуженно пробормотал он.

– Да-а, – брякнул Губарев. – Простите, а сколько вы получаете в клинике?

– Шестьсот пятьдесят долларов. Неплохо, подумал Губарев. Совсем неплохо.

– Николай Дмитриевич все время индексировал зарплату своим сотрудникам. Нам не на что жаловаться.

– Юленька, – обратился он к ней. – Вы, как секретарь, должны хорошо знать привычки и характер Николая Дмитриевича. Скажите, пожалуйста, не было ли с ним каких-то перемен в последнее время? Не срывался ли он на вас?

– Николай Дмитриевич никогда ничего подобного себе не позволял. Но…

– Говорите, – встрепенулся Губарев, – все, что вам кажется незначительным, на самом деле может оказать помощь следствию.

– Мне показалось, что он был каким-то… озабоченным.

– Озабоченным?

– Да. Больше обычного.

– Ас чем это, по-вашему, было связано?

– Не знаю. Он не говорил.

– Отношения между вами были…

– Ничего личного.

– Понятно.

У Николая Дмитриевича была замечательная жена. А он – талантливейший хирург. Для меня было « честью работать с ним!

– Понятно, – повторил майор вторично. И тут он дико разозлился. На всех. Словно сговорившись, все они пели на один лад. Великолепный хирург, хороший руководитель, пекущийся о благе сотрудников. Прямо святой какой-то! А этого святого взяли и убили! За что-то. Наверное, за его святость!

– Ну а за что же его убили? Что вы думаете на этот счет?

– Ничего. – Юлия Константиновна выглядела спокойной и невозмутимой.

– Какие-нибудь мысли у вас есть по этому поводу? Вы же такая хорошая секретарша. С тремя языками. Только не говорите, что это сделал маньяк.

– Хорошо. Не буду. Но вы сильно нервничаете. И поэтому зря меня подкалываете. Сварить вам еще кофе? У меня пирожки есть!

Тут Губарев чуть не свалился со стула. Ему еще замечания делают! Но девчонка-то права! Господи, да от нее ничего не укроется. А владеет собой замечательно. Невозмутима, как сфинкс.

– Пожалуй! – пробормотал он и перевел взгляд на Витьку. Тот сидел, раскрыв рот. Как только Юлия Константиновна повернулась к ним спиной, Губарев прошептал Витьке: – Закрой рот, идиот!

– Вы сами не лучше, – огрызнулся Витька. – Сидите красный, как рак. Того гляди удар вас хватит.

– Ты еще грубишь мне? – зашипел разъяренный Губарев.

– Не грублю, а констатирую факт. Успокойтесь. У вас сейчас жилы на лбу лопнут.

– Правда? – испугался майор, щупая свой лоб руками.

– Правда. Знаете, сколько, по статистике, мужиков в вашем возрасте инфаркт получают?

– Статистика говорит, что много. Поэтому я сделала вам кофе без кофеина. – Юлия Константиновна стояла перед ними с подносом с двумя чашками кофе.

– Благодарю, – буркнул он. И, улучив момент, когда секретарша не могла его видеть, погрозил Витьке кулаком.

– Еще вопросы есть? – Безмятежная Юлия Константиновна сидела перед ним свежая, как майская роза. Ни следа огорчения или расстройства.

– Значит, в последнее время Лактионов был чем-то расстроен? – повторил майор.

– Озабочен, – поправила его секретарша.

– Озабочен, – повторил Губарев. Он чувствовал себя круглым дураком. – Ив чем причина?

– Вы уже задавали мне этот вопрос. Не знаю.

Губареву захотелось дать пинка Юлии Константиновне. Или наорать на нее. Или взять и хорошенько тряхнуть ее за плечи. Но он не сделал ни первого, ни второго, ни третьего. Он решил быть таким же невозмутимым, как она. В конце концов, надо всегда учиться у жизни и людей. Даже если в качестве учителя выступает сопливая девчонка!

– Вы что закончили?

– МГУ. Факультет психологии. Губарев закашлялся.

– Принести воды? – участливо спросила Юлия Константиновна.

Майор сделал отрицательный жест рукой.

– Сколько же вам лет?

– Вы думали: восемнадцать? Мне – двадцать четыре года.

Губарев призвал на помощь все свое хладнокровие. И бросил выразительный взгляд на Витьку: мол, помогай. Приди на выручку старому другу. Не брось в беде. А то эта соплюшка меня окончательно раздавит.

– Отношения в коллективе были хорошими? – пришел на помощь Витя.

– Мы все, как одна семья, – отчеканила Мисс Невозмутимость.

Что вы можете сказать о второй жене Лактионова? Лазарева говорит, что она несколько раз появлялась у вас в клинике.

– Дама истероидного типа. С неадекватным поведением.

– Да… – очухался Губарев. – А как проходил последний день Лактионова? Расскажите нам по порядку.

– Одну минуту.

Юлия Константиновна вновь проделала путь от стойки и обратно. Вернулась она с толстым ежедневником.

– На работу Николай Дмитриевич приехал в девять ноль-ноль. В девять тридцать началась планерка. В десять – подготовка к операции. В десять тридцать началась операция. В одиннадцать сорок пять – закончилась. В двенадцать началась вторая операция. В двенадцать тридцать закончилась.

– А почему первая операция была короче? Секретарша посмотрела на него, как на школьника, задавшего глупый вопрос.

– Это зависит от объема работы.

– М-м, – промычал Губарев. Ему уже не хотелось задавать никаких вопросов. Но он с трудом пересилил себя: – Дальше, пожалуйста, распорядок дня.

– В тринадцать был обед. До двух.

– Большой перерыв, – прокомментировал Губарев.

– Николай Дмитриевич считал, что сотрудники должны полностью расслабиться за время перерыва. У нас есть собственный тренажерный зал и комната релаксации. Кто хотел, мог покачать мускулы или отдохнуть. У нас тонкое, ювелирное производство. И усталые люди не могут продуктивно работать. Так говорил Николай Дмитриевич.