Текст книги "Девственная селедка"

Екатерина Вильмонт
Девственная селедка

Часть первая

В самолете Платону приснилась Ева. Нет, не праматерь, а вполне реальная девушка Ева, которая когда-то, очень давно, вдруг ни с того ни с сего куда-то исчезла. Бросила его. Он тогда выл вне себя, не столько от горя, сколько от досады. Как она могла? Женщины, как правило, не бросали его, ни до, ни после. Вероятно, поэтому она и запомнилась ему. Но уже много лет он не вспоминал о ней. К чему бы этот сон? Интересно, а я узнал бы ее при встрече? Вряд ли… В ней, кроме имени и вполне отвечающей имени женственности, пожалуй, ничего особенного не было. А впрочем, где мне ее встретить? И вообще, в моем возрасте, с одной стороны, еще рано предаваться воспоминаниям о девчонках, а с другой… с другой стороны, надо думать о делах. Он попросил стюардессу принести коньяку, открыл лэптоп, и прежде чем погрузиться в работу – необходимо еще раз проверить все позиции, завтра предстоят весьма важные переговоры в Детройте – как-то весело подумал: Теперь она в своем возрасте наверняка зовется по имени-отчеству: Ева… черт, не помню ее отчества, а может и не знал никогда… Ева Ивановна? Ева Петровна? Нет, лучше Ева Сидоровна! Это круто!

2007 год. Остров Корфу

– Спорим, Родька на нее западет! – сказал Олег Васильевич жене.

– Вряд ли, – отозвалась та. – Хотя, она вполне.

Объектом их обсуждения была женщина, расположившаяся неподалеку. Появившись в отеле два дня назад, она привлекла всеобщее внимание. По крайней мере все, с кем супруги Долговы успели познакомиться, почему-то говорили об этой женщине. Она была одна, но общества явно не искала. Что она русская, выяснилось лишь потому, что на пляже читала русскую книгу. А поскольку остров был маленький, достопримечательности быстро исчерпались, то загадочная незнакомка была неплохой пищей для пересудов.

– Она ждет мужика, – определила жена Олега Васильевича. – Посмотришь, через день-другой он тут объявится.

– Почему ты так думаешь, Вавочка?

– Потому что даже на пляж таскает с собой мобильник.

– Ну и что? Просто деловая женщина.

– Ерунда, может, и деловая, но ждет мужика, потому и держится особняком. А что касается Родьки, то он предпочитает молоденьких. И потом, он же не один прилетит. Кстати, я не уверена, что это была удачная мысль.

– Ты о чем?

– Откуда мы знаем, что за бабу он привезет… Она может испортить нам весь отдых.

– Вавочка, мы не позволим! Да и надо знать Родьку. Если что не так, он живо отправит девушку восвояси. И приударит за незнакомкой. Она в его вкусе. Куда это ты смотришь?

У выхода на пляж стоял молодой человек лет двадцати, сложенный, как молодой бог. Он озирал пляж, явно кого-то ища. Но не находил. Раздраженно повел плечами, а потом сложил руки рупором и во весь голос гаркнул:

– Лали!

– Идиот, разве можно так орать! – поморщилась Вавочка.

Парень вдруг сорвался с места, вбежал в воду, и поплыл к буйкам.

– Ну, что я говорила! – с торжеством воскликнула Вавочка. – Этот красавец приехал к ней! Смотри! Смотри!

Олег Васильевич посмотрел по направлению ее взгляда. Незнакомка висела на буйке, отдыхая после дальнего заплыва. Парень подплыл к ней, она обняла его, стала целовать.

– Ничего себе… Он ей в сыновья годится…

– Да нет, ей от силы года тридцать два – тридцать три. Это как пить дать любовник! Завидуешь? – засмеялся Олег Васильевич.

– Если тут кто и завидует, так это ты… Тебе такие бабы нравятся…

– А вот и нет, не люблю худых, мне надо, чтобы было за что подержаться, вот как у моей Вавочки…

И он огладил жену по круглому колену.

– А Родька точно западет.

– Но в сравнении с этим юным Адонисом…

Между тем юный красавец на руках вынес женщину из воды. Вид у нее был сияющий.

– Вавочка, сгоришь, перевернись. И хватит пялиться. Дай-ка мне часы! Ого! Я побежал в душ, а ты приходи через четверть часа, если хочешь ехать в аэропорт. А то может не стоит? Я и один их встречу.

– Пожалуй, я не поеду. Девушка Родьки не даст вам загулять. Здешний аэропорт не слишком волнующее место, я лучше позагораю.

Олег Васильевич обрадовался. Круглосуточное общение с женой несколько утомляло, хоть он любил ее всем сердцем.

Едва Олег Васильевич ушел, как к Вавочке подошла дама, с которой они познакомились позавчера на экскурсии.

– Видали?

– Ая была убеждена, что она кого-то ждет. Дождалась! – не без зависти вздохнула Вавочка.

– А мне ее даже жалко.

– Почему?

– Романы с мальчиками всегда плохо кончаются.

– Ах боже мой, а какие романы хорошо кончаются? И что такое хороший конец романа? Брак?

– Тоже верно, – засмеялась дама. – Хотя брак наверное предпочтительнее разрыва, особенно, если инициатива его принадлежит мужчине. А в данном случае так и будет… Как вы думаете, Вава, почему она с такой идеальной фигурой всегда в закрытых купальниках и только в черных?

– Ну мало ли… может, у нее шрамы какие-нибудь.

Между тем молодой человек сбегал к пляжному бару и принес себе и незнакомке по имени Лали по коктейлю.

– Похоже, «Кровавая Мэри», – заметила дама, которую звали Антонина Антоновна.

– Грамотный выбор! – отозвалась Вавочка.

– Почему?

– Потому что жарко. А от «Кровавой Мэри» в жару не развозит.

– Вы серьезно?

– Вполне.

– Вавочка! – позвал ее муж. – Хватит! Уходи с пляжа. Сгоришь!

Олег Васильевич, уже одетый, махал ей рукой.

– Ой, и вправду пора! – засобиралась Вавочка.

Ей вдруг стало обидно, что Олег поедет в город без нее.

– Олежек, подожди меня десять минут, я с тобой! Вы там, небось, обедать пойдете, а мне тут одной скучно…

– Вавочка!

– Ну хорошо, езжай, – смилостивилась она. Ей было хорошо известно, что если муж настроился ехать один, не надо ему навязываться. Кроме раздражения это ничего не вызовет. – Ая лучше приму душ, посмотрю телевизор, поваляюсь с книжечкой, может, посижу потом в баре…

Олег Васильевич облегченно вздохнул.

Взятый напрокат «форд» он оставил возле отеля. Поехал на такси, чтобы хоть выпить за встречу. Ведь сейчас прилетит друг, с которым не виделись бог знает сколько. Года два, наверное, хоть и живем в одном городе, черт, что за жизнь пошла, вздохнуть некогда.

Родиона он увидел сразу. Они обнялись.

– Привет, дружище. Сколько лет, сколько зим! А где твоя девушка?

– Нету девушки. И вообще, глупость сплошная ездить на отдых со своей девушкой, все равно что…

– В Тулу со своим самоваром? – засмеялся Олег Васильевич.

– Именно! А ты что, без самовара тут?

– Да нет, мой самовар всегда со мной, как бетховенский сурок. Но мой сурок очень умный, знает, что нельзя быть слишком деспотичным.

– Да, тебе повезло, братишка. Вавочка чудная баба. Ну что? Сразу в отель или кутнем маленько? Давно не видались…

– Кутнем, Родька, кутнем. Я нарочно на такси приехал. Выглядишь недурно.

– Да и ты, старичок, тоже еще о-го-го!

– Обменялись комплиментами! Поехали в город!

– Пристойный ресторан там есть?

– Пристойные они почти все, но не более.

– А нам более и не надо, подумаешь какие гурманы!

– Да, особенно если вспомнить студенческие пирушки.

– А я вот всегда вспоминаю пироги с грибами, которые пекла твоя бабушка…

– Вавочка печет не хуже.

– А она еще печет?

– Да, Родька, ты сколько у нас не был? Лет пять наверное?

– Так не звали же!

– Куда было звать, теща в параличе три с половиной года маялась… Не до пирогов было…

– Да я пошутил, Олежка. Прости.

– Ладно, проехали. А что братец твой?

– Сгинул. Переехал в Нью-Йорк и пропал. Даже в годовщину смерти мамы не позвонил. Не до нас ему, видно.

– Похвастаться нечем?

– Кто его знает… Может, наоборот… Да ну его… Расскажи лучше про дочку.

– О, Настя у нас удалась! Учится на отлично. Красавица. В следующем году кончает школу. Собирается во ВГИК поступать.

– А способности-то есть?

– Говорят, есть. А как ты, Родька?

– Вроде все путем… Слушай, а что за отель? Пляж близко?

– Пляж свой, хороший.

– А на пляже есть на кого посмотреть?

– Ну, это дело вкуса…

– Можно подумать, ты моих вкусов не знаешь…

– Вкусы меняются.

– Да нет…

– Есть одна, мы даже с Вавочкой поспорили, я сказал, ты на нее западешь, а она говорит, ты молоденьких любишь.

– Что за баба?

– Слушай, приедем, увидишь… Кстати, городок прелесть.

– Черт, что, так и будем с чемоданом таскаться? – сообразил Родион.

– Да, я как-то не подумал. А впрочем, есть одна идея.

– Внимаю!

– Я тут Вавочке шубку купил, дорогую, так хозяева как-то к нам прониклись, приглашали заходить… Попробуем у них оставить.

– Эх, хорошо, – воскликнул Родион, вылезая из такси.

По выщербленным мраморным плитам старинного городка, напоминавшего какие-то фильмы, они углубились в путаницу узких романтических улочек.

– Ты тут уже ориентируешься? – спросил Родион. – Впрочем, ты всегда хорошо ориентировался.

В меховом магазине Олега узнали, с радостью согласились принять чемодан и даже предложили кофе с ликером из кумквата, местной гордости.

– Славные люди, – заметил Родион.

– Да, старик такой профи… Мы с Вавочкой только сунули туда нос, как он говорит: «Мадам, есть шуба специально для вас!» Снял с вешалки, Вавка ахнула, примерила – чудо! Как на заказ сшито! С одного взгляда… Я говорю, может еще в других магазинах посмотрим, а она ни в какую. Хочу эту! Так мы потом, уже купив, в другие магазины все-таки заглянули. Но ничего даже близко напоминающего эту шубу не увидели.

– Да, Олежек, ты, как это у классика говорилось: какой-то там «идеал московских всей мужей». Повезло Вавке!

– Знаешь, это мне повезло, старичок. Мне с ней легко.

– И на сторону не ходишь?

– Специально нет. Зачем? Но если подвернется что-то и можно без особого риска, то почему бы и нет…

– Ну да, пресловутая полигамия… – засмеялся Родион. – А что тут надо заказывать?

– Я лично обожаю мусаку.

– Это что-то с баклажанами, да?

– Да.

– Ну что ж, поскольку мы в Греции, будем есть мусаку и пить метаксу?

– Давай!

– А ты куда это смотришь, Олег?

– А тут эта бабенка…

– Какая?

– Не оглядывайся, неудобно.

– Какая бабенка? Объясни толком.

– Та, что я для тебя присмотрел. Но, боюсь, ты опоздал, она тут с молодым любовником.

– А ей сколько?

– Максимум тридцать три – тридцать четыре.

– А любовнику?

– Лет двадцать. Красавец…

– Тем интереснее будет отбить.

– Так ты ж ее еще не видел! – засмеялся Олег.

– Сейчас погляжу! – Родион встал и направился вглубь кафе – они сидели на террасе – в туалет. Через несколько минут он появился и рассеянным взглядом окинул террасу. Его как будто ударили под дых. С первого, мимолетного взгляда он понял, что это его женщина. Он любил эту чисто русскую красоту. Русые, гладко зачесанные волосы, прелестный овал чистого, нетронутого ботоксом и прочими мерзостями лица. Большие синие глаза, грустные и глубокие. И на лице явственно читалась любовь. Надо сказать, что и объект этой любви был хорош! Отобью! Во что бы то ни стало, отобью!

– Ну что?

– Недурна…

– Я все-таки выиграл пари?

– Какое еще пари? – рассеянно спросил Родион.

– С Вавочкой.

– …Пожалуй, выиграл… А что ты выиграл?

– Торт!

– Ах да, ты же любишь сладкое…

– Обожаю, а Вавочка меня ограничивает. Слушай, а столь юный соперник тебя не смущает?

– Да где мальчишке со мной тягаться? Слушай, а как ее зовут?

– У нее красивое имя… Лали.

– Лали? Что это за имя?

– Не знаю…

– Погоди, кажется, у Окуджавы что-то было… В темно-красном своем будет петь для меня моя Лали…

– Дали, старичок, Дали…

– Подумаешь! А для меня будет петь Лали…

– Ну ты самоуверенный тип!

– Хочешь пари, еще на тортик?

– Нет, Родя, я на такие вещи не спорю. Когда дело касается женщин, нет уж, уволь…

– Вот за что я люблю тебя, Олежек, так это за твою порядочность… В наше время это раритет. Давай-ка за это выпьем!

Родиону безумно хотелось оглянуться.

– Скажи, а что еще ты о ней знаешь?

– Да ничего практически. Приехала одна, парень появился только сегодня. Ходит все время в черном, даже купальники и те черные… Курит. Впрочем, это я только сейчас увидел. Отлично говорит по-немецки, я слышал на рецепшн.

– Но она русская?

– Да. На пляже читает русские книжки. А ты что, всерьез решил приударить за ней?..

– Да, знаешь ли… Она меня заинтриговала.

– Вот так, с первого взгляда, на выходе из сортира?

– Представь себе.

– Верю, ибо хорошо тебя знаю. Ты всегда быстро загорался… Но признайся, будь она тут одна, такого эффекта не было бы?

– Возможно, – улыбнулся Родион, а про себя произнес: «Был бы… Это моя женщина».

– Значит, хочешь разбить бедняжке сердце, отвадить от нее этого юного красавца, а потом бросить?

– Нет, – покачал головой Родион. – Я готов хоть завтра на ней жениться.

Олегу показалось, что он ослышался.

– Что ты сейчас сказал?

– Повторяю для глухих: Я… готов… на ней жениться. Хоть завтра.

– Ни фига себе! – ахнул Олег. – А если она не клюнет на тебя?

– Почему это?

– Может, она и вправду любит этого мальчика?

– Разлюбит!

– А если она замужем и это просто курортный роман?

– Разведется.

– Глупые шутки, – рассердился вдруг Олег Васильевич.

– А я не шучу.

– Ладно, брось. Расскажи лучше, как твои дела?

– Какие?

– Работа твоя как?

– Работа? Нормально, как говорят нынче молодые, все пучком. Кстати, ты понимаешь, почему пучком?

– Понятия не имею. Это надо у нашей Насти спросить.

– А вы почему ее с собой не взяли?

– Так сентябрь же. В школе она.

– А с кем осталась?

– Одна.

– И ты не боишься?

– Да нет, она взрослая разумная девица.

– А парень у нее есть?

– Школьные мальчишки крутятся, но она их презирает.

– Черт, когда я ее видел последний раз, это был еще утенок, хоть и не гадкий, но все же…

– А теперь такая стала… Но хорошая… умная…

– лицо Олега расплылось от отцовской гордости.

– Но честолюбива – жуть! В кого, не пойму.

– Честолюбие штука полезная, в наше время особенно.

Олег Васильевич увидел, что Лали со своим красавцем поднялись и пошли к выходу. Юноша положил руку на плечо дамы.

– Уходят, – сказал Олег другу.

– Ничего, увидимся с ней в отеле. Слушай, а парень с ней в одном номере?

– Откуда я знаю? Он только нынче утром появился. Но надо полагать…

– Ну, если она замужняя, должна жить отдельно. Иначе риск большой.

– Слушай, а может, она вдова? Потому и ходит в черном?

– Ну, значит она ханжа и сука. Носит траур и трахается с мальчишкой. Впрочем, траур можно носить и по отцу с матерью, хотя это нынче не модно. Олег, мы тут с тобой обедаем, а Вавочка?

– Ну, она тоже голодная не сидит.

– У нее уже есть там знакомые?

– Конечно, – ласково улыбнулся Олег Васильевич.

– Тогда знаешь что… Ты пока не говори Вавочке, что выиграл пари, а торт я тебе куплю. Не хочу пока никаких разговоров об этом, понимаешь?

– Согласен, – засмеялся Олег. – Но торт – это не обязательно.

– Обязательно! Там в номерах холодильники есть?

– В мини-баре.

– Вот и отлично. Поставим туда тортик и будем тайком его жрать и запивать текилой, я купил две бутылки в дьюти-фри.

И оба расхохотались как мальчишки.

После обеда они еще пошлялись по городу и пошли за чемоданом.

Войдя в меховой магазин, они сразу увидели Лали. Она стояла перед зеркалом в меховой жакетке, а юный любовник на диванчике пил кофе с ликером.

У Родиона екнуло сердце.

– Вам очень идет! – сказал он женщине.

– Спасибо! – рассеянно ответила она, занятая собственным отражением.

– Да, в самом деле, необыкновенно идет, – подтвердил Олег.

– О, мы, кажется, в одном отеле живем… – улыбнулась женщина. – А ваша жена тоже здесь?

– Нет, моей жене мы уже купили здесь шубу. Вот друг прилетел, мы тут оставили чемодан… Кстати, позвольте представиться, Олег… Родион, иди сюда…

Родион, уже с чемоданом, подошел.

– А это мой друг Родион.

Она посмотрела на него, потом слегка нахмурилась, словно что-то припоминая…

– А мы не встречались раньше? Хотя нет… я, видимо, ошиблась…

– Вы безусловно ошиблись, я бы никогда не мог забыть столь потрясающе красивую женщину.

– Лали! – она протянула руку.

Он поцеловал ее.

– Лали, можно тебя на минутку! – подошел молодой человек.

– Да, милый…

Он что-то зашептал ей на ухо. Она рассмеялась, но кивнула.

– Так вы считаете, мне эта штука идет? – кокетливо спросила она.

– О да! – хором воскликнули друзья. Впрочем, абсолютно искренне.

– Спасибо, пожалуй, я ее куплю, очень уж недорого. – И она обратилась к хозяину на прекрасном немецком языке. Оба говорили быстро. Олег совсем не знал немецкого, а Родион знал, но плохо.

– Господа, вы на чем собираетесь ехать в отель? – вдруг спросила Лали.

– На такси.

– А у нас тут машина, можем подвезти вас или хотя бы ваш чемодан, если вы хотите еще погулять.

– Спасибо вам огромное, мы уже вполне нагулялись.

– А вы не купили жакетку? – спросил вдруг Олег.

– Пока нет, у меня с собой нет наличных, а хозяин просил большую часть заплатить наличными.

– От налогов скрывается, понятно, – засмеялся Олег.

– Я еще просила перешить пуговицы, они чересчур блестят, а я этого не люблю.

Олег краем глаза смотрел на молодого человека. Тот только посмеивался. Кажется, его позиции очень крепки, он уверен в себе. А зря… Если Родька чего-то по-настоящему хочет, он всегда добивается своего. Потому-то я и не стал с ним держать пари.

1987 год. Деревня Половинка

Мороз стоял лютый, а в доме у бабушки было тепло, пахло чем-то вкусным, родным.

– Ох, Евушка, как исхудала-то вся, прозрачная совсем. Ничего, я за каникулы-то тебя откормлю. Что ты там в Москве-то кушаешь?

– Да что придется, бабуль… Ох, как вкусно!

– Ешь, ешь, девонька.

Когда внучка наконец наелась, старуха спросила:

– Ну, а что мать-то твоя непутевая?

– Бабусь, она замуж вышла…

– Давно это?

– Да уж год…

– А что за мужик-то?

– Да он ничего, хороший…

– Не пьяница?

– Нет, он совсем не пьет.

– Как это? – удивилась бабушка.

– Не знаю, – засмеялась Ева, – не пьет и все.

Ева хотела сказать бабушке, что мать с новым мужем три месяца назад уехала в Израиль, но, собственно, в Израиль они не собирались. Прямо из Вены поехали в Италию, где до сих пор дожидаются разрешения на въезд в Америку. Но ей не хотелось, чтобы бабка знала, что Ева осталась в Москве совсем одна.

– А что ж, она мне-то не написала?

– Не знаю, бабусь…

– А он чем деньги-то зарабатывает?

– Журналист он. В газете работает…

– Ишь ты, путевый значит?

– Путевый, путевый…

– И с вами живет?

– С нами, с нами…

Ева ненавидела вранье, хотя в данном случае это была ложь во спасение.

– Ну, а у тебя никто еще не завелся? Ты вон красивая девка…

– Нет, бабусь…

– Ой, врешь, девка, по глазам вижу, врешь! Говори, что за парень…

– Да, бабусь, пока еще говорить не о чем… Только недавно познакомились…

– Сколько годков-то ему?

– Двадцать три.

– А звать как?

– Платоном.

– Платоном? Надо ж, редкое по нашим-то временам имя. И что у вас?

– Ничего, бабусь… Один раз в театр сходили… Один раз в гостях были. На дне рождения его друга.

– А что за семья-то?

– Бабусь… ну хватит, говорю ж, пока ничего у нас нет… просто нравлюсь я ему.

– Смотри, девка, там в Москве-то у вас с этим делом легко, переспали и разбежались, не годится так.

– Бабусь, никто еще ни с кем не переспал.

– Смотри у меня, узнаю, пришибу. Хватит с меня одной шалавы… А чего мать тебя не кормит, что ли?

– Почему, кормит. Просто я занимаюсь много, знаешь как в медицинском трудно учиться.

– Ничего, зато доктором будешь. Дело хорошее… Уважаемое…

– Ох, бабусь, я так наелась, в сон клонит.

– Ну иди, ложись…

– Да нет, я сперва со стола приберу…

– А прибери, и правда, ты молодая, а я что-то умаялась. Вот выучишься на доктора, станешь бабку лечить…

Утром Ева проснулась, на дворе было совсем еще темно, но кто-то уже тюкал топором – дрова колол. Неужто бабушка с утра пораньше?

Ева вскочила. Нет, бабушка возится у печки. Ева глянула в окно. В утренних сумерках она увидала какого-то мужика, который действительно колол дрова.

– Доброе утро, девка. Заспалась!

– Доброе утро, бабусь. Кто это там дрова колет?

– Да сосед новый. Из ссыльных. Но золотой мужик. Помогает мне. Ты, кстати, оденься, не ходи так, он к нам завтракать придет. Очень он мои оладушки уважает.

– Бабусь, ты сказала, из ссыльных?

– Ага. Он в лагере сидел, потом ему лагерь на ссылку сменили…

– Политический?

– Да. Хороший мужик, только озлобленный очень.

Стук топора смолк, а вскоре в сенях раздался топот. Потом в дверь постучали.

– Варвара Семеновна, можно?

– Заходи, заходи, Георгий Иванович. Вот, познакомься, внучка моя из Москвы пожаловала. На доктора там учится.

– Здравствуйте, – проговорила Ева, с любопытством глядя на незнакомца. – Меня зовут Ева.

– Ева? А и впрямь – Ева! – он смерил ее каким-то странным недобрым взглядом. Но ее почему-то бросило в жар. Он был крупный, немного мешковатый, небритый…

– Евушка, подай Георгию Иванычу полотенчико.

Ева с горящими непонятно отчего щеками кинулась к бабкиному комоду.

Георгий Иванович ел красиво, как-то не по-деревенски. Хотя руки у него были грубые, запущенные, огромные, на безымянном пальце левой не хватало одной фаланги. Но Ева не могла отвести от них глаз, они словно заворожили ее. А бабка решила, что внучка просто от смущения не может глаз поднять на чужого мужчину. Это бабке понравилось.

– Ох, и вкусно же у вас, Варвара Семеновна. Я уж сам пробовал делать оладушки по вашему рецепту, ничего не выходит. Небось секрет у вас какой-то есть.

– Есть, а как же, – задорно рассмеялась бабушка. – Руки женские должны это делать. Негоже мужику оладушки жарить.

– Ну почему, говорят, самые лучшие повара мужчины, – подала голос Ева.

– Я про то не знаю. Может, для больших начальников мужики стряпают, а для нас, простых людей, лучше бабьих рук в этом деле нету. Права я, а, Георгий Иванович?

– Правы, правы, Варвара Семеновна. А что, Ева, как там сейчас в Москве? Что слышно с этой перестройкой и гласностью? Не заглохли еще?

– Нет! Вон в декабре академика Сахарова из ссылки вернули…

– Слыхал, слыхал…

– А еще за границу потихонечку пускать начали.

– Серьезно? – вдруг напрягся гость.

– Да! Маму одного нашего студента вдруг в Германию пустили, по приглашению. Она и не надеялась… Причем не к родным, а к подруге! И в Израиль тоже… Один знакомый журналист пять лет был в отказе, и вот недавно выпустили…

– Какой-такой журналист? – вдруг вмешалась бабка.

– Друг маминого мужа, – скороговоркой ответила Ева.

– Ну-ну, поживем – увидим… – пробормотал гость.

– А вы не верите в перестройку, да?

Он вдруг улыбнулся, и Ева увидела, что глаза у него синие и молодые.

– Нет, Ева, хотелось бы верить, да пока рано. Все еще сто раз захлебнуться может.

– Да, у нас тоже так говорят, а я вот верю!

– Ну-ну. Поглядим!

– Вот увидите, Георгий Иванович! – вдруг осмелела Ева. – Когда я через год к бабусе приеду, вас уже тут не будет!

– А где я, по-вашему, буду через год?

– Ну, я не знаю, откуда вы…

– Из Ленинграда.

– Значит, в Ленинград вернетесь…

– Да нет, не хочу я в Ленинград… Да и смешно мне в моем возрасте верить в розовые сказки. Тем более в нашей стране.

– Но ведь возвращаются уже! Академик Сахаров…

– Так это ж какая фигура… Весь мир видит, а я кто для мира?

– Посмотрим!

– Ладно, спасибо на добром слове, Ева, а вам, Варвара Семеновна, за приют, за ласку. Пойду сложу дрова.

Он вышел.

– Что ты, девка, горячку порешь! Не знаешь о человеке ничего. Некуда ему возвращаться в Ленинград. Да и вообще…

– Бабусь, а за что его посадили?

– Да не знаю я точно, но только как его забрали, жена с ним развелась, мать его старую из квартиры на летнюю дачку выселила, она там и померла… Сукой последней жена-то оказалась. Ни передачки ему, ничего… Адвоката оплатить не пожелала… Друзья, правда, помогали, прошлый месяц двое даже приезжали к нему, а он потом напился, едва себя не порешил… Это они ему про мать рассказали… Он не знал, думал так, от болезни да от горя померла… Он у матери единственный был, да и то сказать, она его поздно родила, в сорок два года, тоже бедолага одиннадцать лет сидела ни за что… И отец… Он из немцев был, сосланных в Казахстан.

– Дааа, бабусь… И эта падла, его жена, старую женщину, столько настрадавшуюся, просто выгнала? Куда ж его друзья хваленые смотрели? – вскипела вдруг праведным гневом Ева.

– Да я толком и не знаю… А может все еще не совсем так было… Может, кто из друзей-то к женке его подъезжал, она от ворот поворот дала, а он счеты свести так решил.

– Бабусь, ты что!

– Бывает так, девка, бывает! Мужики-то они иной раз и мельче и подлее бабы бывают. Ладно, ты не вешай нос-то, поди к Шурке сходи, она уж сколько раз прибегала, когда Евка приедет! Соскучилась по подружке-то.

– Да ладно, успею еще. Бабусь, а тебе может помочь чего надо, ты говори.

– Да не надо. Я и сама еще справляюсь, спасибо, вот Георгий Иванович с тяжелой работой помогает.

– Ой, а телевизор-то у вас когда-нибудь будет?

– Обещают все. Да только и без телевизора жить можно, а то, говорят, в городах-то скоро уж дети родиться перестанут, родители все телевизор смотрят…

Ева засмеялась, поцеловала бабушку. В этот момент раздался стук в дверь и тут же дверь распахнулась и в дом влетела Шурка, старая подружка, румяная от мороза.

– Евка, приехала! Ой, какая ледащая стала, мамоньки мои. Баба Варя, что ж это делается, кожа да кости. Так замуж никогда не выйдешь!

– Много ты понимаешь, сейчас худые в моде, чем тощее, тем лучше, – засмеялась Ева, обрадовавшись подруге детства.

– Да ну, скажешь тоже… Мужик не собака, на кости не бросается.

– Так в Москве мужики тоже за модой следят!

– Да ладно врать-то! – хохотала подружка. – Евка, а пошли вечером в клуб. Там кино сегодня, хорошее, говорят.

– Какое? Может, я видела уже?

– Не запомнила я название! Но вроде индийское.

– Ох, не люблю я индийское! Чуть что поют и пляшут.

– Ну и чего? А мне нравится… А может, там и не индийское… Ну, давай сходим.

– Черт с тобой! А танцы будут?

– Какие танцы? С кем у нас танцевать-то? Ой, Евка, ты знаешь, Вальку Скуратова домой в цинковом гробу привезли.

– Из Афганистана, да? – перешла на шепот Ева.

– Не знаю, говорят… Но тишком. Боятся. Парней совсем не осталось. Ев, а в Москве-то на танцы ходишь?

– Нет. Некогда мне. Правда, в институте в самодеятельности участвую. Пою в ансамбле.

– Да? А в институте парней-то много?

– Хватает.

– А у тебя никто еще не завелся?

– Да нет…

– Ой, баб Варя, мы пойдем погуляем, ладно?

– Да идите, сороки!

Девушки оделись и выбежали на улицу.

– Ой, а воздух-то какой тут!

– А чего воздух? Воздух он везде воздух!

– Да, попробовала бы ты… В Москве знаешь сколько машин, заводов, фабрик…

– Ладно, про это я и сама знаю! Ты мне лучше про парня своего расскажи.

– Да я не знаю, чего рассказывать…

– А все. Ты же знаешь, я никому никогда…

– Нет, правда, мы только недавно познакомились.

– Было уже чего?

– Чего?

– Сама что ль не понимаешь?

– Честно? Было.

– Ой, и как?

– Да ничего особенного… Даже неприятно сначала. А потом ничего… Мне, Шур, девчонки наши книжку одну дали, американскую…

– Про что? – с придыханием спросила Шурка.

– Ой, Шур, там такие вещи… Тетка одна все в подробностях описывает, как и чего надо делать женщине, чтобы доставить удовольствие мужику и самой тоже чтоб приятно было.

– Ну, мужику, известно как угодить, ноги раздвинуть и не рыпаться.

Ева захохотала.

– По той книжке выходит, что рыпаться как раз очень сильно надо. Это одна часть, а вторая наоборот, что мужику делать…

– Евка, расскажи!

– Ну вот еще… Я тебе расскажу, а здешний мужик еще чего доброго тебя прибьет…

– А ты эту науку пробовала?

– Нет пока… Я стесняюсь. Надо привыкнуть.

– Господи, да чего ж там такое? Хоть на ушко шепни. Интересно же…

Ева и в самом деле шепнула ей что-то на ушко.

– Тьфу, с ума сошла? Гадость какая! Да я лучше умру… Стыдобища…

В этот момент Ева увидела идущего им навстречу Георгия Ивановича.

– Ой, здрасьте, Иваныч! – крикнула Шурка.

– Привет, девушки.

Он скользнул по ним взглядом, а Ева вдруг опять ощутила странную дрожь в ногах.

– Это ссыльный у нас тут…

– Знаю, он к нам нынче заходил.

– Да, бабка твоя его привечает… Филипповы его в избу пустили, а сами в Омск подались к сыну. К нему наши мужики сперва привязываться стали… Ну, по пьяни… Он Саньку Лещева так отделал… Тут они хотели в мусорку его сдать, а он ведь раз в неделю сам туда мотается, отмечаться, оно ему надо? Он остальным мужикам водки выставил, они и угомонились, а Лещеву одному кто поверит? Да он и сам к мусорам не пойдет… А баб наших Иваныч к себе не подпускает. В шею гонит. Говорят, у него в районе одна есть…

Эти слова почему-то были очень неприятны Еве.

Глупость какая… Зачем мне сдался этот хмурый старый мужик? Лагерник… У меня же есть Тоник… Он красивый, молодой, перспективный, из хорошей семьи и он меня любит…

– Евка, ты чего столбом стала? Айда в клуб, глянем, что за кино.

– Слушай, Шур…

Но в этот момент к ним подскочила Зойка Духовских.

– О, москвичка пожаловала! Как дела-то?

– Привет, Зой. Дела лучше всех.

– Что-то я гляжу, ты в своей Москве вовсе отощала. По радио говорили, у вас с продуктами перебои…

– Мне хватает.

– Зой, а Евка говорит, в Москве нынче тощие в моде.

– И чего? Мало ль какие у них моды, а у нас своя.

Зойка была пухлая, румяная, кровь с молоком. Говорили, за ней зам. прокурора района ухлестывает. Правда, он женатый, с двумя детьми. Но при катастрофической нехватке здоровых мужиков и это было достижением. Правда, отец Зойки, прослышав про этот роман, чуть шкуру с нее не спустил. Но зам. прокурора поговорил с ним по-свойски. Тот притих, но запил…

Все это Шурка рассказала Еве по дороге в клуб.

Увидав написанную от руки афишку «Блондинка за углём», Ева явственно ощутила пропасть, отделившую охваченную перестроечной эйфорией полуголодную Москву от этой заброшенной деревни со смешным названием Половинка, где она прожила шесть лет, с девяти до пятнадцати. Однако пяти лет в Москве хватило, чтобы пропасть показалась непреодолимой… Никогда бы сюда не приезжала, если бы не бабушка. Вот, если поженимся с Платоном, заберу бабушку в Москву, ей тут тяжело одной… Хорошо, хоть этот ссыльный помогает… Но он ведь может скоро уехать, все к тому идет, политических, наверное, скоро всех отпустят.

– Ну что, Евка, ты это кино смотрела?

– Ага.

– Ну и как?

– Мне не понравилось.

– Почему?

– Не понравилось и все! – отрезала Ева.

– А мне стоит сходить?

– Сходи! Там артисты хорошие, – обрадовалась Ева, ей вдруг стало скучно с Шуркой. Лучше дома посижу, бабушка обещала шанежек напечь, с картошкой, ее любимых. Может Иваныч придет… С ним, по крайней мере, есть о чем поговорить.

– Ой, а как же ты?

– Да нормально, я учебники почитаю, мне надо…

– Евка, нешто ты и вправду доктором будешь?

– Буду, если не лениться.

– Ой, какая ты стала…

– Какая?

– Сознательная чересчур! Вон даже про парня своего не рассказала…

– Так рассказывать пока нечего.

– Как это нечего, коли ты с ним уже… того…

– О таких вещах не рассказывают.

– Дура ты! – вдруг рассердилась Шурка.

– Ну и ладно! Дура так дура. Пока, – Ева повернулась и побежала домой. Снег под старыми валенками скрипел весело и радостно, словно обещая, что все у нее будет хорошо.