Текст книги "Сделка"

Глава 23

Гаррет

Половина ребят в тренажерном зале страдают от тяжелейшего похмелья. Я, как это ни удивительно, к ним не отношусь. Утренние откровения выбили из меня головную боль и другие недомогания.

«Ханну изнасиловали».

Эти слова бьются у меня в голове с того мгновения, как я высадил девушку у общаги, и каждый раз они взрываются вспышками ярости и проносятся сквозь меня, словно товарный поезд. Я жалею, что она не назвала мне имя этого негодяя, не дала номер его телефона и адрес.

Хотя это и хорошо, потому что в противном случае я уже мчался бы туда, чтобы совершить убийство.

Кто бы этот тип ни был, надеюсь, Господь заставит его заплатить за то, что он сделал с Ханной. Я уже представляю, как он гниет в тюрьме. Или, что еще лучше, как он там сдохнет.

– Еще два. – Надо мной нависает Логан. – Давай, старик, а то ты что-то расслабился.

Лежа на скамье, я со вздохом берусь за штангу и делаю жим, вкладывая в него всю свою ярость. Логан наблюдает за мной. Когда я заканчиваю, он кладет штангу на опоры и протягивает мне руку. Я принимаю его помощь и встаю, а он ложится на мое место.

Господи, мне нужно срочно приходить в себя. К счастью, сегодня у нас нет тренировки на льду, а то я бы даже и не вспомнил, как надо кататься.

«Ханну изнасиловали».

А теперь она хочет переспать со мной.

Нет, она хочет, чтобы я починил ее.

Проклятье, о чем я только думал, соглашаясь на это? Да, я хотел раздеть ее с того самого поцелуя, но не таким вот образом. Не ради сексуального эксперимента. Не под грузом ответственности за… за что? Чтобы ей было хорошо? Чтобы она не разочаровалась?

– Ау! Ты куда пропал? – слышу я насмешливый голос Логана.

Я вырываюсь из своих грустных размышлений и понимаю, что он ждет, когда я подам ему штангу.

Вздохнув, я заставляю себя сосредоточиться на тренировке. Уж лучше сторожить Логана, чтобы он не помер, чем зацикливаться на Ханне.

– Я на тебя сильно обижен, – говорит друг, сгибая руки и опуская штангу до самой груди, а затем на выдохе делая жим.

– Что я такого натворил? – спрашиваю я.

– Ты сказал, что Уэллси тебя не интересует.

Я настораживаюсь, но притворяюсь равнодушным и продолжаю счет.

– Она и не интересовала, во всяком случае, в тот момент, когда ты спросил об этом.

Логан крякает при каждом жиме. Мы оба тренируемся с весом, на десять килограммов меньше, чем обычно, потому что из-за вчерашней попойки не в состоянии работать в полную силу.

– И что, сейчас она тебе стала интересна?

Я нервно сглатываю.

– Ага, именно так.

Больше Логан ничего не говорит. Мои пальцы дрожат, когда я укладываю штангу на опоры.

Я то и дело поглядываю на часы над входом в спортзал. Сейчас почти пять. Ханна работает до десяти, а потом едет прямо ко мне.

Так что мы с ней, вероятнее всего, займемся сексом.

От тревоги мой желудок скручивается в тугой и массивный узел. Я не представляю, получится ли у меня что-нибудь. Я ужасно боюсь сделать что-то не так. Обидеть ее.

– Я не удивлен, что все-таки ты разглядел собственную ошибку, – говорит Логан, когда мы опять меняемся местами. – Она классная девчонка. Я понял это сразу.

Ага, Ханна действительно классная. А еще она красивая, умная и веселая.

И совсем она не сломанная.

Я хватаюсь за последнюю мысль, и напряжение, владеющее мною, ослабевает. Вот поэтому-то я и согласился переспать с нею. Независимо от того, что случилось в ее прошлом, сколько рубцов оставило в ее душе то несчастье, Ханна Уэллс не сломалась, и я это точно знаю. Она слишком сильная, чтобы позволить кому бы то ни было, особенно такому куску дерьма, как тот насильник, сделать это.

Нет, ей просто не хватает веры в людей и в какой-то мере уверенности в себе. Ей просто нужно, чтобы кто-то… направил ее, что ли, за неимением лучшего слова.

Черт, неужели этим «кем-то» могу быть я? Но я совсем не представляю, как нужно себя вести, когда спишь с жертвой изнасилования.

– Во всяком случае, я не обижен, что ты опередил меня, – говорит Логан.

Я слабо улыбаюсь ему.

– Ну спасибо.

Он улыбается в ответ.

– Вместе с тем я требую освобождения от кодекса братства, который утверждает, что я не могу встречаться с ней после того, как ты с ней расстанешься.

Я непроизвольно сжимаю гриф штанги. К черту. При мысли, что Логан будет спать с Ханной, у меня возникает желание схватить штангу за гриф и метнуть ее через весь зал. Однако при этом я абсолютно уверен, что у Логана нет ни малейшего шанса с Ханной, особенно сейчас, когда я разобрался в ее проблемах.

Так что я с равнодушным видом пожимаю плечами и говорю:

– Да получай.

– Отлично. А теперь я добавлю пять килограмм к этой дуре, потому что нам, Джи, это по силам.

Следующие полчаса пролетают незаметно. Ребята идут в душ, зал пустеет. Я вижу, что Берди все еще подтягивается на перекладине, и подхожу к нему.

– Эй, старик, у тебя есть минутка? – спрашиваю у него я, вытирая полотенцем потный лоб.

Он выпускает перекладину, приземляется на синий гимнастический мат и тянется за своим полотенцем.

– Конечно. А что?

Я все еще не уверен. Всем известно, что хоккеисты не склонны к задушевным беседам. Большую часть времени мы просто треплемся в раздевалке или перебрасываемся колкостями, и в эту смесь редко затесываются серьезные разговоры.

Джейк Берди Бердерон – это исключение из правила. Именно к этому высокому и сильному старшекурснику приходят за советом, именно к нему обращаются за помощью, когда возникает какая-то проблема. Именно этот парень готов бросить все дела и спешить на помощь. В прошлом сезоне, когда в связи с окончанием колледжа из команды ушла почти половина старшекурсников и встал вопрос о капитане, я сказал Берди, что поддержу его на сто процентов, если он претендует на этот пост. Он замахал на меня руками, заявив, что сыт по горло «накачками» и предпочитает спокойную игру лидерству. Однако в глубине души я знаю, что Берди – наш реальный лидер. Я не встречал людей лучше. Без шуток.

Я кошусь на открытую дверь и почти шепотом говорю:

– Только пусть это останется между нами, ладно?

Он усмехается.

– Эх, чувак, если ли бы ты знал, сколько чужих секретов плавает в этой черепушке, ты бы опупел. Поверь мне, я умею держать рот на замке.

Я сажусь на длинную деревянную скамью у стены и опираюсь руками на колени. Я не знаю, с чего начать, но точно знаю, что всю правду ему рассказывать нельзя. Это тайна Ханны, и только она вправе распоряжаться ею.

– Ты когда-нибудь спал с девственницей? – начинаю я.

Он изумленно хлопает глазами.

– Э. Ого. Ну да, спал. – Берди садится рядом. – Но это между нами? – уточняет он.

– Естественно.

– Нат была девственницей.

Нат – это Натали, девушка Берди, они вместе с первого курса. Это одна из тех идеальных до тошноты пар, которые становятся предметом насмешек и одновременно предметом тайной зависти.

Я вынужден спросить:

– А ты?

Он улыбается.

– Не-а, я отметился еще в пятнадцать.

Пятнадцать. Столько же было Ханне, когда… Я неожиданно задаюсь вопросом, а не был ли тот раз первым для нее, и ужас когтями сдавливает мне горло. Господи. Для некоторых девчонок лишение невинности – это большое событие, и мне трудно представить, каково это, когда ее забирают вот таким вот образом.

– А что? Ты встречаешься с горячей девственницей? – насмешливо спрашивает Берди.

– Что-то вроде того. – Помня, что в «Малоуне» я был с Ханной, Берди вполне способен сложить два и два, но я знаю, что он не будет трезвонить об этом на каждом углу.

И вообще я считаю, что гораздо безопаснее говорить о девственности, чем произносить слова «жертва изнасилования». Потому что метод, по сути, один и тот же. В обоих случаях нужно быть терпеливым, почтительным и осторожным, ведь так?

– И что ты делал для Нат в первый раз? – смущенно спрашиваю я.

– Честно? Я просто постарался, чтобы ей было комфортно. – Берди пожимает плечами. – Она не склонна к этой слащавой чепухе, типа цветов, свечей, кровати, усыпанной розовыми лепестками. Она не хотела делать из этого большое событие. – Снова пожатие плеч. – А вот некоторые девчонки хотят. Так что в твоем случае тебе, думаю, надо первым делом выяснить, какая она, сдержанная или сверхромантичная.

Я думаю о Ханне, о том, как давит на нее необходимость быть «нормальной» – наверное, это давление в тысячу раз сильнее, чем то, что чувствую сейчас я, – и мгновенно получаю ответ.

– Точно сдержанная. Свечи и лепестки заставили бы ее нервничать.

Берди слегла склоняет голову набок.

– Тогда продвигайся вперед медленно и делай все, чтобы ей было комфортно. Это мой единственный совет. – Он замолкает. – И растяни прелюдию. Девчонкам нужны предварительные ласки. Усек?

Я хмыкаю.

– Да, сэр.

– Еще вопросы? А то от меня несет как от помойки, мне ужасно хочется в душ.

– Нет, это все. Спасибо, старик.

Берди хлопает меня по плечу и встает.

– Не заморачивайся насчет всего этого, Джи. Не забывай, что секс должен приносить удовольствие. – Он подмигивает мне и выходит из зала.

Не заморачиваться? Господи, а как в моем случае не заморачиваться?

Я издаю громкий стон и радуюсь, что никто не слышит этот полный отчаяния возглас.

«Позаботься, чтобы ей было комфортно. Продвигайся медленно. Растяни прелюдию. Не заморачивайся».

Ладно. Я с этим справлюсь.

Во всяком случае, я чертовски надеюсь, что справлюсь.

Глава 24

Ханна

По дороге к Гаррету я так нервничаю, что меня тошнит, но я сдерживаю рвотные позывы, потому что не хочу испачкать машину Трейси и платить за химчистку.

Из-за нервотрепки я плохо помню, как прошли пять часов моей смены. И один час репетиции с Кэссом. И как я перебралась из одного места в другое. С самого утра, с того момента, когда я покинула спальню Гаррета, я двигалась на автопилоте, и все мои мысли были сосредоточены на том, что будет вечером.

Я уже говорила, что нервничаю?

Хотя чего нервничать-то? Это всего лишь секс. Секс с парнем, который меня привлекает, который мне нравится и которому я доверяю.

И почему у меня так сильно дрожат руки? И так бешено бьется сердце? Для этого нет никаких причин. Но к нервозности примешивается и радостное возбуждение. Предвкушение. У меня под рабочей униформой комплект красивого белья. Приятно сознавать, что ты предстанешь перед своим партнером в черном кружеве, что у тебя гладкая, как шелк, кожа, к которой приятно прикасаться.

Я заглядываю в гостиную, но там никого нет. Приятелей Гаррета либо нет дома, либо они сидят по своим комнатам, хотя это вряд ли, потому что наверху стоит полнейшая тишина.

Поднимаясь по лестнице, я гадаю, а не попросил ли Гаррет их исчезнуть, и надеюсь, что нет, потому что… ну, это все равно что вывесить объявления о том, что мы с ним сегодня вечером займемся этим.

– Привет, – говорит он, когда я вхожу в его комнату.

От нервного напряжения мое сердце делает сальто, а от радости начинает трепыхаться, и все это одновременно. Я вижу, что Гаррет подготовился к этому вечеру: волосы еще влажные после душа, лицо тщательно выбрито. Я бросаю взгляд на его черные спортивные брюки и обтягивающую серую майку, потом смотрю на свою безвкусную униформу. Из-за всей этой нервотрепки я забыла прихватить с собой сменную одежду.

Хотя едва ли мы надолго останемся в одежде.

– Привет, – натянуто произношу я. – Ну… как ты хочешь начать? Мне раздеться? – Я замолкаю, так как в голову приходит одна мысль. – Только не проси устраивать стриптиз, потому что я дико нервничаю и не смогу изобразить даже намек на эротический танец.

Гаррет разражается хохотом.

– Ты не представляешь, как настроиться на нужный лад, да, Уэллси?

Я издаю страдальческий стон.

– Представляю. Просто я… нервничаю, – повторяю я, вздыхаю и вытираю вспотевшие ладони о юбку. – Может, начнем? Вот ты стоишь и смотришь, и это бесит меня.

Он хмыкает, подходит ко мне и берет мое лицо в ладони.

– Первое: просто расслабься. Тебе незачем нервничать. Второе: я не жду никакого стриптиза и даже не хочу его. – Он подмигивает. – Во всяком случае, сегодня. И третье: мы сейчас ничего не будем начинать.

Меня охватывает разочарование.

– Не будем?

Гаррет подает мне ту самую майку, в которой я спала.

– Иди, сними с себя этот дурацкий костюм и надень вот это. А я пока поставлю диск. – Он подходит к телевизору и берет коробку с фильмом «Во все тяжкие».

– Ты хочешь смотреть телик? – не веря своим глазам, спрашиваю я.

– Ага.

У меня отвисает челюсть. Затем я захлопываю рот и молчу, потому что до меня вдруг доходит, что он затеял, и я искренне благодарна ему за это.

Он пытается успокоить меня.

И у него получается.

Я захожу в ванную, чтобы переодеться, возвращаюсь и устраиваюсь рядом с Гарретом на кровати. Он тут же обнимает меня, прижимает к себе, и я успокаиваюсь, вдыхая его такой знакомый, истинно мужской запах.

– Готова? – спрашивает он, беря пульт.

Я непроизвольно улыбаюсь.

– Готова.

Я кладу голову Гаррету на плечо и смотрю на экран, где начинает разворачиваться действие. Как и в прошлые разы, когда мы с ним вместе смотрели этот фильм, мы молчим, если не считать мои охи и его предположения, однако сейчас, в отличие от тех раз, я смотрю не так внимательно. Гаррет поглаживает мне плечо, и из-за этого мне трудно сосредоточится на фильме.

На половине серии Гаррет наклоняется ко мне и целует в шею.

Я не говорю ни слова, но сладостно вздыхаю. У меня по телу бегут приятные мурашки, и, когда он кладет свою широкую ладонь на мое голое бедро, меня обдает жаром.

– Что ты делаешь? – шепчу я.

Его губы скользят по моей шее.

– Создаю настроение. – Он прихватывает мочку моего уха. – Так уж получилось, что, в отличие от других, я знаю, как это делать.

Я показываю ему язык, хотя знаю, что он не видит, потому что слишком занят тем, чтобы мучить меня своими губами.

Возбуждение зарождается где-то в глубине меня и, разливаясь по всему телу, обостряет ощущения в эрогенных зонах. При каждом поцелуе Гаррета по мне проходит сладостный трепет. Когда он кончиком языка дотрагивается до моей щеки, я поворачиваюсь, и наши губы сливаются в жарчайшем на планете поцелуе.

Мне нравится, как Гаррет целуется. Его поцелуи не слюнявые и не суетливые, он целуется умело и неспешно, просто потрясающе. Его губы легко касаются моих, лениво и дразняще, а язык то дерзко врывается мне в рот, то быстро ретируется, заставляя желать большего. Я откидываю голову, чтобы нам было удобнее целоваться, и Гаррет судорожно вздыхает, а у меня в ответ на его страстный вздох появляется напряжение внизу живота.

Не отрываясь от моих губ, он осторожно укладывает меня на спину, ложится рядом на бок и кладет ладонь на мою грудь, и меня охватывает небывалое наслаждение.

– Скажи, если почувствуешь, что я спешу, – глухо говорит он и снова просовывает язык между моими губами.

Я полностью погружена в наслаждение. Он и целует меня, и ласкает грудь, и пощипывает соски, и мне так хорошо, что я даже не знаю, на каком из этих ощущений сосредоточиться.

Мой пульс выходит из строя, когда ладонь Гаррета скользит вниз по моему телу. Он замирает на мгновение, добравшись до края майки, а затем решительно просовывает палец мне между ног.

И тут я перестаю дышать.

Когда его палец прикасается к моему клитору сквозь трусики, я всхлипываю.

Рука Гаррета останавливаете.

– Мне перестать?

– Нет. Продолжай.

Он хмыкает, и его рука снова начинает двигаться. В какой-то момент мне кажется, что лучше уже быть не может, но Гаррет показывает мне мою ошибку, просовывая руку в трусики и дотрагиваясь пальцем до клитора.

Я резко изгибаюсь, как будто меня пронзила молния.

– О-о. Не останавливайся.

Он гладит клитор, нежно, но уверенно, а потом просовывает палец дальше.

С моих губ срывается стон.

– Ой, ты такая мокрая.

Да. Я и в самом деле мокрая. Наслаждение разрастается во мне, неся с собой восхитительную боль. Я ошеломлена тем, что чувствую признаки приближающегося оргазма. Раньше я никогда так далеко не заходила. Однако я отвлекаюсь, вдруг ощутив, что мне в бедро упирается нечто твердое. Это приводит меня в такой дикий восторг, что даже кружится голова.

Меня охватывает настоятельное желание прикоснуться к нему, и моя рука, будто одержимая, стремительно пролезает в его «боксеры».

Едва я дотрагиваюсь до его члена, у меня отвисает челюсть.

– О, боже, это уже не смешно!

Гаррет выглядит испуганно.

– А в чем дело?

– Ты принимаешь гормон роста? – Я быстро вытаскиваю руку и тут же начинаю нервничать. – Такое огромное чудище просто не поместится во мне!

Гаррет вдруг утыкается головой в согнутый локоть, и по его телу проходит дрожь. Сначала я решаю, что он взбешен. Или, возможно, плачет. Проходит несколько секунд, прежде чем я соображаю: он смеется.

Нет, неправильно – он бьется в истерическом хохоте.

От этого хохота вибрирует даже кровать. Наконец он немного приходит в себя и, отдуваясь и то и дело срываясь на хохот, говорит:

– Чудище?

– Прекрати смеяться надо мной. Я серьезно, – не унимаюсь я. – Может, у меня большая грудь и торчащая попка, но ты видел мои бедра? Крохотные и узенькие! Что свидетельствует о том, что мой дамский канал…

Очередной всхлип говорит о том, что он с трудом сдерживает смех.

– Дамский канал?

– …тоже очень узкий. Ты просто разорвешь меня.

Гаррет поднимает голову, и я вижу на его лице самые настоящие слезы.

– Я впервые слышу такую потрясающую вещь от девушки, – задыхаясь от смеха, говорит он.

– Это не смешно, как ты не понимаешь?

Он с трудом переводит дух.

– Дико смешно.

– А знаешь, мы ничего не будем делать. Ты напрочь отбил все желание.

– Я? – произносит он между приступами хохота. – Да ты сама его отбила, детка.

Я сажусь и раздраженно говорю:

– Если честно, это была дурацкая затея. – Вздохнув, я шарю по кровати в поисках пульта. – Давай смотреть кино.

– Ни за что. Мы зашли слишком далеко. – И он более ласково добавляет: – Дай мне руку.

Я с подозрением оглядываю его.

– Зачем?

– Думаю, если ты получше познакомишься с моим «чудищем», ты поймешь, что его не надо бояться.

Я фыркаю и тут же становлюсь серьезной, когда Гаррет снова засовывает мою руку себе в «боксеры».

А что до убитого мною желания? Оно мгновенно возвращается, как только я обхватываю его член. Он длинный и толстый и пульсирует под моими пальцами, и от этого в моем теле снова поднимается жаркая волна.

Я поглаживаю его, и Гаррет издает тихий стон.

– Видишь, Уэллси, это старый, добрый пенис.

Вот теперь смешно становится мне.

– В этом предложении столько неправильного, что я даже не знаю, с чего начать. – Я замолкаю. – Кстати, а насколько он старый?

– Ему двадцать, как и мне, – совершенно серьезно отвечает Гаррет. – Но он гораздо взрослее меня. А как насчет твоего дамского канала? Он мудрее тебя, или он…

Я затыкаю ему рот поцелуем.

Вскоре я опять трепещу от наслаждения. Рука Гаррета возвращается туда, где мне и хочется ее чувствовать. Каким-то образом я оказываюсь без белья. Когда длинный палец проникает вглубь меня, я вскрикиваю. Мышцы влагалища непроизвольно сжимаются вокруг пальца, и у меня от восторга кружится голова.

Язык Гаррета хозяйничает у меня во рту, его член двигается в моей руке, и я впервые чувствую себя такой желанной, осознавая, что это из-за меня Гаррет издает эти страстные возгласы. Он отрывается от моих губ и покусывает мое плечо, и горящий во мне огонь вспыхивает настолько ярко, что я понимаю: долго я не выдержу. Мои стоны становятся громче.

Однако все возбуждение угасает, когда я открываю глаза и обнаруживаю, что Гаррет наблюдает за мной.

Я каменею под его ласками.

– В чем дело? – спрашивает он.

– Ни в чем. – Я сглатываю. – Просто… поцелуй меня. – Я притягиваю вниз его голову и приоткрываю губы, пропуская в рот его язык.

Гаррет ласкает мой клитор с потрясающей ловкостью. Он словно знает, где нужно нажать посильнее, когда двигать пальцем побыстрее, а когда замедлить движение. Я вцепляюсь в его умелую руку, он стонет, и вдруг возбуждение снова гаснет.

Я тоже издаю стон, но от разочарования.

– В чем дело, Уэллси? – Его палец замирает на клиторе. – Ты же уже близко. Я чувствую.

– Я… я… – От ощущения полной безнадежности у меня сжимается горло. – Я подхожу, а потом… потом все уходит. – Мне так стыдно, что хочется плакать. – Так происходит каждый раз.

– И что же мне делать? – обеспокоенно спрашивает он.

– Не знаю. Ласкай меня дальше. Пожалуйста.

Он так и делает, и, о боже, у него это получается великолепно. Когда он медленно засовывает в меня два пальца, я закрываю глаза, однако это ничего не меняет. Я все равно знаю, что он наблюдает за мной.

Как наблюдал Аарон, когда забирал у меня то, что я не хотела отдавать.

Я в полной мере все осознавала, когда меня насиловали. Иногда, находясь в депрессии или погрузившись в жалость к самой себе, я костерю те самые таблетки за то, что они не отключили меня. Предполагается, что препараты, используемые для изнасилования, вырубают человека. Предполагается, что я не должна помнить о том, что было. Я и хотела бы забыть.

Но я все помню. Эти воспоминания более расплывчатые, чем обычные, но озверевшее лицо Аарона навсегда врезалось мне в память. Я помню, как лежала на кровати родителей Мелиссы, как чувствовала на себе тяжесть его тела, помню, как он врывался в меня, сильно и глубоко. Помню, как было больно. Однако я была как парализованная. Несмотря на жуткое желание пнуть его или ударить по голове, руки и ноги не подчинялись мне. Голосовые связки словно закостенели, поэтому я не могла кричать. Я могла только смотреть в эту самодовольную рожу, в эти карие глаза, горящие похотью и удовольствием.

Неприятные воспоминания набросились на меня, будто рой пчел, и разрушили последние остатки желания. Я знаю, что Гаррет чувствует произошедшую во мне перемену. Во мне больше нет жара, я не мокрая и не податливая. Я стала бесчувственнее доски и холоднее льда.

– Это не работает, – хрипло говорит Гаррет.

Я сажусь и стараюсь не заплакать.

– Знаю. Прости. Просто… ты… ты смотришь на меня… и…

Он криво усмехается.

– Что, было бы лучше, если бы я закрыл глаза?

– Нет, – с несчастным видом говорю я. – Потому что я знаю, что ты мысленно представляешь меня.

Гаррет со вздохом перекатывается на спину и кладет голову на изголовье. Он все еще возбужден: я вижу, как топорщатся брюки над его членом. Однако он словно не замечает своего состояния.

– Ты мне не доверяешь, – произносит он, глядя мне в глаза.

Я поспешно возражаю:

– Да доверяю я тебе. Меня бы здесь не было, если бы не доверяла.

– Замечательно. Тогда я скажу иначе: ты не доверяешь мне настолько, чтобы отключиться от всего.

Я закусываю нижнюю губу. Мне хочется сказать, что он ошибается, но в глубине души я знаю, что он прав.

– Секс построен на доверии, – продолжает Гаррет. – Даже если ты не любишь человека, если это самый примитивный перепих, все равно нужно в определенной мере доверять партнеру, чтобы открыться и позволить себе стать уязвимым, понимаешь? Ведь когда человек кончает, он очень уязвим. – Он грустно усмехается. – Во всяком случае, так говорит Гугл.

– Ты изучал все это в Гугле? – возмущаюсь я.

От смущения парень краснеет.

– Пришлось. Я никогда не спал с девушкой, которую… ну, ты понимаешь…

– Понимаю. – Я еще сильнее прикусываю губу, чтобы остановить слезы.

– Неудивительно, что после всего, что случилось с тобой, ты боишься оказаться беззащитной. – Он на мгновение замолкает, размышляя о чем то. – Ты была девственна?

Я плотно сжимаю губы и киваю.

– Я так и думал. – Гаррет снова замолкает. – У меня есть одна идея. Хочешь узнать какая?

Я не могу говорить, потому что нахожусь на грани истерики, поэтому снова киваю.

– А давай ты сама доведешь себя до оргазма?

Я думала, что до конца использовала дневной лимит на унижение, но, как выясняется, кое-что еще осталось.

– А я и так все время это делаю. – Я краснею и смущенно отвожу взгляд.

– Нет, у меня на глазах, – поправляется Гаррет. – Кончай сейчас, передо мной. – Он задумывается. – А я кончу перед тобой.

О господи.

Мне не верится, что мы так спокойно обсуждаем эти вопросы. Что он предлагает мне удовлетворить самих себя на глазах друг у друга.

– Прошу простить меня, но мне пора вешаться, – говорю я. – Потому что я еще никогда не была в такой унизительной ситуации.

– Не надо тебе вешаться. – Гаррет уже загорелся своей идеей. – Это просто будет упражнение на доверие. Серьезно, думаю, все получится. Мы оба отбросим свою защиту и станем уязвимыми, и ты увидишь, что в этом ничего страшного нет.

Я не успеваю ответить, как он быстро встает с кровати и стягивает с себя майку. Затем так же быстро снимает брюки.

У меня перехватывает дыхание. Я уже прикасалась к его стоящему члену, но в глаза его не видела. И вот я вижу его, он длинный и твердый, он совершенен. Вид обнаженного тела Гаррета ошеломляет меня, и, когда мой взгляд поднимается к его лицу, я вижу в нем исключительно здоровое желание и нежную поддержку. Ни грязной похоти, ни проблесков властности, ни жестокости или злорадства.

Он не Аарон. Он – Гаррет, и он выставляет себя мне напоказ, стремясь убедить, что в отказе от бдительности ничего плохого нет.

– Ханна, сними майку. Дай мне взглянуть на тебя. – Парень озорно усмехается. – Обещаю не пялиться на твои голые сиськи.

Я непроизвольно улыбаюсь. Но не шевелюсь.

– Покажи, что ты делаешь с собой, когда одна, – просит он.

– Я… – В горле застревает ком, мешающий мне говорить.

Голос Гаррета становится хриплым и обольстительным.

– Ты покажешь мне, а я покажу тебе.

Он обхватывает свой член, и я издаю стон.

Я встречаюсь с ним взглядом, и твердая убежденность, которую я вижу в его глазах, побуждает меня к действию. Мои руки дрожат, когда я берусь за край майки и снимаю ее через голову, оставаясь в одном бюстгальтере.

Затем я набираю в грудь побольше воздуха и снимаю бюстгальтер.