Текст книги "Сделка"

Глава 14

Ханна

– Привет, Хан-Хан. – Элли делает мне сюрприз: приходит ко мне на работу и садится в мою кабинку. Когда рядом с ней садится Шон, я не могу сдержать улыбку. Они сели по одну сторону стола? Ого, наверное, у них и в самом деле на этот раз все серьезно, потому что так садятся только влюбленные пары.

– Привет, Ханна, – говорит Шон, обнимая Элли за изящные плечики.

– Привет. – Сегодня у меня не клиенты, а самые настоящие занозы в заднице, так что мне приятно видеть дружеские лица. – Выпьете что-нибудь, пока будете изучать меню?

– Молочный коктейль с шоколадом, пожалуйста, – объявляет Элли.

Шон поднимает вверх два пальца.

– И две соломинки, – подмигивая, добавляет он.

Я смеюсь.

– Вы, ребята, такие милые, что даже челюсть сводит.

Но я все равно рада видеть их счастливыми. Для члена студенческого братства Шон очень порядочен, и он, насколько мне известно, никогда не изменял Элли. Их расставания всегда случались по ее инициативе – она считала, что они еще слишком юны для серьезных отношений, – и каждый раз Шон проявлял к ней безграничное терпение.

Я готовлю молочные коктейли, затем с шутовским поклоном подаю им.

– Мадам, месье.

– Спасибо, детка. Кстати, послушай, – говорит мне Элли, пока Шон изучает меню. – Некоторые девчонки с нашего этажа завтра вечером устраивают киномарафон с Райаном Гослингом.

Шон стонет.

– Еще один фестиваль с Гослингом? Не понимаю, что вы находите в этом типе. Тощий как скелет.

– Он красивый, – заявляет Элли и смотрит на меня. – Ты в деле?

– Зависит от того, когда.

– У Трейси занятия до самого вечера, но к девяти она освободится. Наверное, примерно в это время.

– Черт, а я в девять занимаюсь репетиторством.

Элли мрачнеет от разочарования.

– А вы могли бы перенести урок на более раннее время? – Она изгибает брови и пытается соблазнить меня: – Вэл готовит сангрию…

Вынуждена признать, что все это действительно соблазнительно. Я давно не тусовалась с девчонками и не пила алкоголь. Да, на вечеринках я спиртное в рот не беру (по очень веской причине), но я совсем не прочь выпить.

– В перерыв я позвоню Гаррету, узнаю, сможет ли он освободиться пораньше.

Шон отрывается от меню, опять заинтересовавшись разговором.

– Значит, вы с Грэхемом теперь закорешились?

– Нет, это отношения «репетитор – ученик».

– Ну-ну, – хмыкает Элли и поворачивается к Шону: – Они самые настоящие друзья. Они пишут друг другу эсэмэски и все такое.

– Ладно. Мы друзья, – ворчливо говорю я. Когда Шон понимающе хмыкает, я сердито говорю ему: – Просто друзья. Так что выкинь все эти грязные мысли из головы.

– Ой, да ладно тебе, не обижайся. Он капитан хоккейной команды и меняет девчонок чаще, чем рулон туалетной бумаги в сортире. Ты же знаешь: все обязательно подумают, что ты – его очередная победа.

– Они могут думать что угодно. – Я пожимаю плечами. – Но у нас все по-другому.

Шона мои слова, кажется, не убедили, и я объясняю это тем, что он парень. Вряд ли в колледже найдется какой-нибудь парень, который поверит, что между мужчиной и женщиной могут существовать исключительно платонические отношения.

Я оставляю Элли и Шона и обслуживаю других клиентов. Когда наступает перерыв, я иду в подсобку и звоню Гаррету. Гудки звучат целую вечность, прежде чем он наконец-то отвечает, правда, его сердитое «Алло!» практически не слышно на фоне громкой музыки.

– Привет, это Ханна, – говорю я.

– Я знаю. Ну ты и тормоз: ведь у меня есть определитель номера.

– Я звоню спросить, мы можем перенести наше завтрашнее занятие?

По моей барабанной перепонке бьет хип-хоп.

– Извини, что?

– Мы могли бы завтра встретиться пораньше? – значительно громче, чтобы он меня услышал, говорю я. – У меня есть планы на девять, так что я хотела бы прийти к тебе в семь. Тебя устроит?

Его ответ тонет в оглушающем рэпе Jay Z[27]27
  Jay Z (род. в 1969) – известный американский рэпер.


[Закрыть].

– Ты где?! – уже практически ору я.

– Дома, – следует невнятный ответ. – Мы тут пригласили народ, чтобы посмотреть игру.

Дома? Судя по звукам, он в самом центре Таймс-сквер.

– Так ты придешь в девять?

Я сглатываю злость.

– Нет, в семь. Это нормально?

– Гаррет, пива мне! – врывается голос. По характерному техасскому акценту я понимаю, что это Такер.

– Подожди, Уэллси. Один секунд. – Я слышу шуршание, потом взрыв хохота. Возвращается Гаррет и говорит: – Ладно, тогда завтра в девять.

– В семь!

– Ладно, в семь. Извини, совсем тебя не слышу. Увидимся завтра.

Гаррет отключается, но я воспринимаю это спокойно. За прошедшую неделю я обнаружила, что Гаррет не утруждает себя прощанием, когда говорит по телефону. Сначала меня это раздражало, но потом я в некотором роде оценила его подход: ведь так экономится масса времени.

Я сую телефон в передник, иду в зал и сообщаю Элли, что завтра вечером я тусуюсь с ней. Она визжит от радости.

– Ура! Жду не дождусь, когда увижу своего Гослинга. Самый. Красивый. Парень.

– Между прочим, я сижу рядом, – бурчит Шон.

– Малыш, ты хоть видел, какой у него пресс? – спрашивает Элли.

Шон вздыхает.

* * *

На следующий день я прихожу к Гаррету ровно в семь. Прежде чем подняться наверх, я заглядываю в гостиную, чтобы поздороваться с Логаном и остальными. Логана в комнате нет, зато там сидят Так и Дин, и у обоих на лицах появляется озадаченное выражение, когда они видят меня.

– Привет, Уэллси, – неуверенно говорит Такер. – А чо ты тут делаешь?

– Подтягиваю вашего капитана, что же еще? – Закатив глаза, я делаю шаг прочь от двери.

– Тебе совсем не надо идти наверх, куколка! – кричит Дин.

Я останавливаюсь.

– Почему?

Его светло-зеленые глаза весело блестят.

– Ну… он, наверное, забыл.

– Так я поднимусь и напомню.

Спустя минуту я уже сожалею о том, что не прислушалась к Дину.

– Эй, ты, Грэхем, давай поскорей закончим с этим, чтобы я успела… – Открыв дверь, я замолкаю на полуслове и замираю, как олень, попавший в свет фар.

Меня охватывает дикое смущение, когда я фиксирую увиденное.

Гаррет лежит на кровати во всей своей прекрасной наготе… а верхом на нем сидит обнаженная девица.

Да, мисс Секс-бомба, совершенно голая в облаке белокурых волос, резко оборачивается при звуке моего голоса. Ее соски дерзко торчат вверх, но у меня нет времени оценивать достоинства и недостатки ее груди, потому что воздух разрезает пронзительный визг!

– Какого черта!

– Дерьмо. Мне очень жаль, – выпаливаю я, и захлопнув дверь, сбегаю вниз с такой скоростью, будто меня преследует серийный убийца.

Когда мгновение спустя я вваливаюсь в гостиную, меня встречают две ухмыляющиеся рожи.

– Мы же говорили, что тебе не надо туда ходить, – со вздохом говорит Такер.

Дин просто сияет от радости.

– Как прошло шоу? Нам здесь мало что слышно, но у меня такое чувство, что она крикунья.

У меня от унижения пылают щеки.

– Передайте своему похотливому дружку, чтобы он позвонил мне, когда закончит! Нет, не так. Скажите, что ему не повезло. Я ценю свое время, черт побери. Я отказываюсь заниматься с ним, если он не в состоянии придерживаться договоренностей.

С этими словами я гордо удаляюсь. Меня раздирают противоречивые эмоции – смущение и гнев. Невероятно. Валять дурака с какой-то девицей для него важнее, чем сдать экзамен? И какой идиот будет творить такое, зная, что я должна прийти?

Я уже на полпути к машине Трейси, когда дверь с грохотом распахивается и из дома вылетает Гаррет. У него хватило благоразумия хотя бы натянуть на себя джинсы, правда, рубашки на нем нет. И обуви тоже. Он спешит ко мне, и на его лице отражается причудливая смесь робости и досады.

– Что это было, черт побери? – не без возмущения спрашивает он.

– Ты шутишь? – ощетиниваюсь я. – Это я должна спросить тебя об этом. Ты знал, что я должна прийти!

– Ты сказала в девять!

– Я передвинула урок на семь, и тебе это известно. – Мои губы кривятся в презрительной усмешке. – Может, в следующий раз ты будешь больше внимания обращать на мои слова.

Он проводит рукой по коротким волосам, и я вижу, как перекатывается бицепс. От холода его гладкая золотистая кожа покрывается мурашками, и мой взгляд непроизвольно останавливается на узкой полоске волос, уходящий вниз, под не застегнутый ремень джинсов.

От этого зрелища по моему телу прокатывается странный трепет и оставляет после себя сладостную боль. Мои пальцы покалывает от желания дотронуться… о господи. Нет. Что из того, что у парня такое совершенное тело. Это же не значит, что я хочу по-ковбойски скакать на нем верхом.

У него для это уже кое-кто есть.

– Я прошу прощения, ладно? – бурчит он. – Я лоханулся.

– Нет, не ладно. Первое: мне ясно, что ты абсолютно не ценишь мое время; второе: мне ясно, что ты не хочешь заниматься, иначе ты ждал бы меня с застегнутыми штанами и с раскрытым учебником.

– Ах так? – с вызовом произносит он. – Ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты корпишь над учебниками двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю и ни с кем не трахаешься? – У меня холодеет в животе. Я молчу, и Гаррет с подозрением вглядывается в меня. – Трахаешься, да?

Мое раздражение настолько сильно, что я фыркаю.

– Естественно. Но… не в настоящий момент.

– И сколько же длится этот настоящий момент?

– Год. Только это не твое дело. – Я стискиваю зубы и отпираю водительскую дверцу. – Иди, Гаррет, к своей шлюшке. А я еду домой.

– К шлюшке? – повторяет он. – Тебе не кажется, что это слишком грубо? А вдруг у нее стипендия Родса[28]28
  Rhodes Scholarship – международная стипендия для обучения в Оксфордском университете, учрежденная в 1902 г. Сесилем Родсом.


[Закрыть]?

Я изгибаю одну бровь.

– Вот как?

– Ну нет, – признается он. – Но Тиффани…

Я хмыкаю. Тиффани. Естественно, ее зовут Тиффани.

– …очень умная девушка, – мрачно договаривает он.

– Ага, я в этом не сомневаюсь. Вот и возвращайся к мисс Умнице. А я поехала отсюда.

– Мы можем перенести на завтра?

Я открываю дверцу.

– Нет.

– Ах так? – Гаррет обеими руками придерживает дверь. – Тогда, как я понимаю, наше свидание в субботу тоже отменяется?

Он пристально смотрит на меня.

Я смотрю на него.

Но мы оба знаем, что первым он взгляд не отведет.

Неожиданно мне вспоминается наш недавний разговор с Джастином в коридоре. У меня опять начинают пылать щеки, но на этот раз не из-за того, что я застала Гаррета без штанов. В буквальном смысле. Джастин наконец-то признал мое существование, и если я не попаду на эту вечеринку, лишусь шанса поболтать с ним за пределами колледжа. Мы с ним вращаемся, так сказать, в разных кругах, и если наше общение будет ограничено лекцией по этике раз в неделю, мне придется проявлять инициативу и изобретать всякие предлоги для встречи с ним вне аудитории.

– Замечательно, – сердито говорю я. – Увидимся завтра. В семь.

На его физиономии Гаррета расплывается самодовольная улыбка.

– Я так и думал.

Глава 15

Гаррет

Я прилагаю все усилия к тому, чтобы в четверг к приходу Ханны в доме никого не было. То, что она вчера наткнулась на Тифф, меня скорее позабавило, чем смутило. Радует и то, что Ханна ворвалась ко мне не ради эксклюзивного снимка. Она покраснела бы раз в десять сильнее, если бы слышала, как Тифф вопит во время оргазма.

Если честно, в глубине души я подозреваю, что Тифф имитировала оргазм, издавая те же стоны, что в порнофильмах. Я не утверждаю, что в постели я настоящий жеребец, но я предельно внимателен и никогда ни от кого не получал жалоб. Однако вчера мне впервые показалось, что передо мной разыгрывают спектакль. Все это, как ни удивительно, получилось… без удовлетворения. Не знаю, имитировала она оргазм или просто преувеличивала удовольствие, но у меня нет желания еще раз повторять это представление.

Ханна стучит в мою дверь. Она не ограничивается одним стуком. Она стучит раз десять, потом, после того как я крикнул «Входи!», еще два раза.

Дверь открывается, и неуверенными шагами входит Ханна, прикрывая глаза ладонями.

– Здесь безопасно? – громко спрашивает она. С закрытыми глазами она вытягивает вперед руки и идет вперед, как слепец.

– Ну, ты и зараза, – со вздохом говорю я.

Она открывает глаза и устремляет на меня мрачный взгляд.

– Я просто проявляю осторожность, – надменно заявляет она. – Не дай бог застукать тебя во время очередного секс-фестиваля.

– Не беспокойся, до секса мы даже не добрались. К твоему сведению, мы на этапе эротического стимулирования. Между второй и третьей базами, если быть точным[29]29
  Бейсбольные термины, часто используются в описании сексуальной жизни. Вторая база – женская грудь, третья база – влагалище.


[Закрыть].

– Перебор. СМИ.

– Ты спросила.

– Я не спрашивала. – Она по-турецки садится на кровать и достает конспект. – Ладно, хватит болтать. Давай я прочту твое переделанное эссе, а потом займемся практикой.

Я передаю ей листок и откидываюсь на подушки. Дочитав, Ханна смотрит на меня, и я вижу, что она под впечатлением.

– Это очень хорошо, – признается она.

Будь я проклят, если я не испытываю прилив гордости. Я едва не надорвался, решая эту нацистскую дилемму, и похвала Ханны не только доставляет мне удовольствие, но и подтверждает то, что у меня неплохо получается залезать в чужие мозги.

– Между прочим, действительно хорошо, – снова говорит она, просматривая заключение.

Я насмешливо ахаю.

– Господь всемогущий! Это комплимент?

– Нет. Забираю свои слова. Полнейшее дерьмо.

– Поздно. – Я машу пальцем у нее перед носом. – Ты считаешь меня умным.

Ханна тяжело вздыхает.

– Ты умный, когда заставляешь себя потрудиться. – Она делает паузу. – Ладно, может, я сейчас скажу полную хрень, но я всегда думала, что спортсменам учиться легче. В академическом смысле. Ну, что им запросто ставят А только потому, что они очень важны для университета.

– Эх, если б все было так. Я знаю ребят из команды Иствуда, так вот, профессор даже не читает их работы, просто шлепает на них высший балл и передает обратно. В Брайаре же преподы заставляют нас работать. Гады.

– А как у тебя дела на других курсах?

– Везде А и мерзкая С по испанской истории, но все это изменится, когда я сдам этику. – Я ухмыляюсь. – Я ведь не тупой качок, каким ты меня считала, правда?

– Я никогда не считала тебя тупым. – Она показывает мне язык. – Я думала, ты просто болван.

– Думала? – Я даю ей понять, что обратил внимание на прошедшее время. – Не означает ли это, что ты видишь ошибочность своих оценок?

– Нет, ты и остаешься болваном. – Она хмыкает. – Только умным.

– Достаточно умным, чтобы сдать экзамен? – Хорошее настроение исчезает, как только я вслух произношу вопрос. Пересдача завтра, и меня уже начинает бить мандраж. Я сомневаюсь, что готов, но убежденность Ханны смягчает мою неуверенность.

– Абсолютно точно, – заявляет Ханна. – Если ты отбросишь в сторону свою субъективность и будешь придерживаться тех взглядов, что проповедовали философы, то справишься, я уверена.

– Мне деваться некуда. Мне очень нужна эта оценка.

– Тебе так важна команда? – сочувственно спрашивает она.

– Это моя жизнь, – отвечаю я.

– Жизнь? Ого. Да ты давишь на себя, Гаррет.

– Хочешь знать, что такое давление? – В моем голосе звучит горечь. – Давление – это когда тебе семь, а тебя сажают на протеиновую диету, чтобы ускорить рост. Давление – это когда шесть дней в неделю тебя будят на рассвете и гонят на каток отрабатывать упражнения и твой папаша целых два часа только и делает, что свистит в свисток. Давление – это когда тебе твердят, что ты не станешь мужиком, если потерпишь неудачу.

Я вижу по ее лицу, что она потрясена.

– Дерьмо.

– Ага, вот так, если вкратце. – Я пытаюсь отогнать воспоминания, но они уже заполнили голову, и от этого у меня в горле разбухает комок. – Поверь мне, то, как я давлю на себя, ничто по сравнению с тем давлением, которое пришлось вытерпеть мне.

Она прищуривается.

– Ты же говорил мне, что любишь хоккей.

– Да, люблю, – хрипло отвечаю я. – Я только на льду чувствую себя… живым, что ли. Поверь мне, я буду задницу рвать ради того, чтобы стать тем, кем хочу. Я… я не вправе завалить экзамен.

– А что будет, если ты все же завалишь его? – спрашивает она. – Какой у тебя запасной план?

Я хмурюсь.

– У меня такого нет.

– Всем нужен план «Б», – настаивает она. – Что, если ты получишь травму и не сможешь больше играть?

– Не знаю. Наверное, стану тренером. Или, может, спортивным комментатором.

– Видишь, у тебя есть план.

– Наверное. – Я с любопытством оглядываю ее. – А какой у тебя план «Б»? На тот случай, если ты не станешь певицей?

– Если честно, иногда я сомневаюсь, хочу ли я быть певицей. Нет, петь мне нравится, очень нравится, но вот быть профессиональной певицей – это совсем другое дело. Я не в восторге от идеи жить на чемоданах или проводить все время в гастрольном автобусе. Да, мне нравится петь перед публикой, но я сомневаюсь, что мне хочется вечерами выходить на сцену перед тысячами зрителей. – Она задумчиво пожимает плечами. – Иногда мне кажется, что я предпочла бы писать песни. Мне нравится сочинять музыку, но я не возражала бы оставаться за кулисами и предоставила кому-нибудь другому проделывать на сцене все эти звездные штучки. Если так не получится, я могла бы преподавать. – Она грустно улыбается. – А если и это не получится, я могла бы попытать счастья в стриптизе.

Я оглядываю ее с ног до головы и аппетитно облизываюсь.

– Ну, твои сиськи для этого подходят.

Ханна закатывает глаза.

– Извращенец.

– Эй, я просто констатирую факт. У тебя шикарные сиськи. Не знаю, почему ты их прячешь. Ими нужно гордиться. Тебе не мешало бы включить в свой гардероб пару шмоток с глубоким вырезом.

Она розовеет от смущения. Мне нравится, как быстро она из серьезной и дерзкой становится робкой и невинной.

– Кстати, в субботу тебе не стоит этого делать, – говорю я.

– Что, стриптиз? – насмешливо спрашивает она.

– Нет, краснеть как помидор при каждом непристойном замечании.

Ханна изгибает бровь.

– И сколько же непристойных замечаний ты запланировал?

Я улыбаюсь.

– Зависит от того, сколько я выпью.

Она раздраженно фыркает. Из ее хвоста выбивается прядь темных волос и падает ей на лоб. Не задумываясь, я заправляю заблудшую прядь за ухо.

И чувствуя, как мгновенно напрягаются ее плечи, хмурюсь.

– А вот этого делать не надо. Застывать каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе.

В ее глазах отражается тревога.

– А зачем тебе прикасаться ко мне?

– Затем, что я должен вести себя как твой парень. Разве ты еще не знаешь меня? Я из тех, кто распускает руки.

– Ну а в субботу постарайся держать свои руки при себе, – сухо говорит она.

– Отличный план. И тогда Лапочка решит, что мы друзья. Или враги, в зависимости от того, как сильно ты будешь нервничать.

Она закусывает губу, и ее растущее волнение только усиливает мое желание подразнить ее.

– Эй, а я даже могу поцеловать тебя.

Ханна бросает на меня грозный взгляд.

– Не смей.

– Так ты хочешь или нет, чтобы Кол подумал, будто ты моя девушка? Если хочешь, тогда тебе придется изображать из себя мою девушку.

– Это будет очень трудно, – с ухмылкой говорит Ханна.

– Ничего подобного. Я очень нравлюсь тебе.

Она хмыкает.

– Я балдею от твоего хмыканья, – честно признаюсь я. – Оно меня заводит.

– Может, хватит, а? – ворчит она. – Его сейчас здесь нет. Прибереги свой флирт до субботы.

– Я хочу, чтобы ты к нему привыкла. – Я замолкаю, делая вид, будто размышляю, на самом же деле я смакую то, как Ханна смущенно ежится. – Между прочим, чем больше я думаю об этом, тем чаще задаюсь вопросом, а не стоит ли нам разогреться.

– Разогреться? В каком смысле?

Я склоняю голову набок.

– Как ты думаешь, Уэллси, чем я занимаюсь перед игрой? Думаешь, я прихожу на стадион и быстро надеваю коньки? Ничего подобного. Я тренируюсь шесть дней в неделю. На катке, в тренажерном зале, смотрю записи игр, присутствую на обсуждении стратегии. В общем, занимаюсь усиленной подготовкой.

– Это не игра, – раздраженно заявляет она. – Это фальшивое свидание.

– Но для Лапочки оно должно выглядеть настоящим.

– Ты прекратишь его обзывать?

Нет, это не входит в мои планы. Мне нравится, как она сердится, когда я обзываю его. По сути, мне нравится злить ее, точка. Каждый раз, когда Ханна бесится, ее глаза блестят, а щеки очаровательно розовеют.

– Ладно, – киваю я. – Если мне в субботу предстоит целовать тебя и прикасаться к тебе, думаю, нам необходимо все отрепетировать. – Я снова облизываюсь. – Тщательнейшим образом.

– Честное слово, я никак не могу понять, чем ты сейчас занимаешься. Морочишь мне голову? – Ханна сокрушенно качает головой. – Как бы то ни было, я не позволю тебе ни целовать меня, ни прикасаться ко мне, так что выбрось все эти идеи из головы. Если тебе хочется кое-чем заняться, позвони Тиффани.

– Да, но этому не бывать.

Я слышу в тоне Ханны ехидство.

– Почему? Вчера ты, кажется, был от нее в полном восторге.

– Это был одноразовый перепих. И не пытайся сменить тему. – Говорю ей с улыбкой. – Почему ты не хочешь, чтобы я целовал тебя? – Я прищуриваюсь. – Ой, черт. Мне в голову приходит только одно объяснение. – Я делаю многозначительную паузу. – Ты плохо целуешься.

Она аж скрипит зубами от возмущения.

– Это, безусловно, не так.

– Да? – Я понижаю голос до обольстительного шепота: – Так докажи.