Текст книги "Дар Исиды (сборник)"

Елена Федорова
Дар Исиды

© Е.И.Фёдорова, 2015

© Оформление «Янус-К», 2015

Фальк Неро – черный рыцарь

 
Ma, che tu fai?
Ну, что ты делаешь со мной?
Твои глаза наполнены печалью.
Ты смущена, растеряна, грустна,
Отводишь взгляд, его я не встречаю.
Не смотришь на меня ты почему?
Ответь, прошу, пожалуйста, ответь мне.
Ma, che tu fai? Ma, che tu fai?[1]1
  Ma, che tu fai? (ма ке ту фай) – ну, что ты делаешь?


[Закрыть] душа моя…
Ужели, между нами кто-то третий?
 

Его прозвали черным рыцарем не только из-за доспехов, в которые он облачался во время рыцарских турниров, но за крутой нрав и жестокость, в которой ему не было равных. Он был беспощаден к врагам, суров и требователен ко всем без исключения. На его щите были выбиты слова: «Долг и Честь, Вера и Любовь». О том, что черный рыцарь может страстно любить и свято верить, не подозревал никто. Никто кроме верного друга и дамы сердца…

Она не была той красавицей, которые присутствуют на всех турнирах и бросают алые розы к ногам избранника. Она вообще никогда не была ни на одном из турниров. Она не сидела в рыцарском ложе, не ловила на себе любопытные взгляды завистников, не испытывала унижения из-за поражений своего рыцаря, не плакала от обиды из-за колких слов, брошенных в ее адрес и адрес рыцаря, не была представлена ко двору короля, не принимала участия в заговорах и дворцовых интригах, не знала правил королевского этикета. Но это не мешало ей быть любимой, единственной женщиной, которой черный рыцарь отдал свое сердце, посвятил свою жизнь…

Их встреча произошла на берегу Луары, где семья Фальков жила по приказу короля. Гийом Фальк – отец черного рыцаря следил за строительством летней резиденции короля Бенедикта, который устав от постоянных заговоров и бесконечных военных походов, решил уединиться в долине реки Луары. Это место было надежно защищено стремительной рекой и лесным массивом и как нельзя лучше подходило для уединения.

Король поручил строительство Гийому Фальку не случайно. Он не только принадлежал к старинному графскому роду и носил титул «правая рука короля», но еще был бесстрашным воином, верным другом и названным отцом незаконнорожденного сына короля и графини Агнесс Гидие – фаворитки короля.

При рождении мальчику дали имя Ирвин. Король Бенедикт стал его крестным отцом. Он одаривал Ирвина по-королевски. Мальчик рос при дворе, получая все, что должен получать королевский сын.

Жена Фалька Констанция – приемная мать Ирвина была первой фрейлиной королевы Эттины. Она пролила море слез, прежде чем согласилась на обман. Девять месяцев она разыгрывала беременность, подкладывая подушки в корсет. В то время, как настоящая мать мальчика графиня Агнесс Гидие жила в долине Луары в старой крепостной башне под строгой охраной королевских воинов.

Сюда же привезли Констанцию Фальк, на колени которой родился мальчик. Вид окровавленного младенца, обмотанного синей пуповиной, настолько перепугал Констанцию, что она потеряла сознание. Ее привели в чувства и отправили обратно в королевскую резиденцию вместе с ребенком, который отныне становился ее сыном.

На следующее утро к ней пришла королева Эттина. Констанция была так ошеломлена, что не могла говорить. Губы ее тряслись, из глаз катились слезы, лицо было таким бледным, что казалось, она вот-вот испустит дух.

– Бедняжка, – сказала королева. – Я не думала, что это так ужасно… Отдыхай, дорогая. На некоторое время я освобождаю тебя от обязанностей первой фрейлины. Тебе нужно восстановить свои силы…

Некоторое время, о котором говорила королева, стало бесконечностью. Констанцию просто напросто отлучили от Ее Величества. Она больше не могла сопровождать Эттину на балах и приемах. Она должна была воспитывать мальчика, которого люто ненавидела за то, что он стал причиной всех ее несчастий. И хотя Констанция по прежнему жила в королевском замке и не пропускала ни одно из торжеств, появление Ирвина перечеркнуло все ее мечты и надежды.

Констанция Фальк так и не полюбила Ирвина. Она всегда была к нему излишне строга, могла поколотить за малейшую оплошность и неповиновение ее приказу.

– Кода тебя только заберут обратно? – восклицала она в сердцах. Лицо ее при этом багровело, руки тряслись, а в глазах было столько ненависти, что Ирвин съеживался и шептал еле слышно:

– Обратно, это куда, ваша милость?

Он ни разу не назвал ее мамой, потому что таким было ее требование. Она для этого мальчишки – ваша милость. Она оказывает ему снисхождение, позволяя называться ее сыном.

Гийом пытался урезонить жену, но тщетно. Констанция была непреклонна.

– Однажды я пошла у вас на поводу, сударь, и получила в награду презрение. Вы сломали мою жизнь. Я превратилась в тень этой негодной девки, которая не стыдится быть рядом с королем и при этом ни разу не взглянула на того, кого она воспроизвела на свет. Ни разу… А я… я должна вытирать ему сопли… Кара небесная постигнет эту мерзавку Гидие. Ей отольются все мои слезы…

Констанция страстно желала Агнесс зла, но с той ничего не происходило. Фаворитка короля становилась краше день ото дня и вела себя так, словно она – настоящая королева. Поговаривали, что в спальне короля есть потайной ход, который ведет в резиденцию графини и все ночи он проводит в ее постели. Беременность королевы Эттины заставила болтунов прикусить языки и дала Агнесс еще большую свободу. Теперь их постоянно видели вместе с королем Бенедиктом.

Она надевала мужской наряд и отправлялась на охоту вместе с ним. На военном совете она занимала место секретаря. На рыцарском турнире всегда была дамой сердца короля. В то время как королева считалась главной дамой турнира, принадлежала всем, не принадлежав никому.

После рождения королевского сына принца Эдуарда – прямого наследника королевского рода все изменилось. Королю пришлось отдалить от себя Агнесс. Она не стала устраивать истерик. Она молча выслушала его приказы, улыбнулась и ушла.

Ночью король не смог попасть в ее спальню. Дверь была закрыта изнутри. Он стучал, требовал открыть дверь, умолял впустить его, но она осталась глуха к его мольбам и приказам. Утром королю сообщили, что ночью Агнесс Гидие пересекла границы королевства и скрылась в лесах Шенонсо. Больше о ней никто не слышал. Но поговаривали, что она стала главарем разбойников и разъезжает теперь в мужском наряде, наводя ужас на всех вокруг.

Король Бенедикт отчасти верил этим слухам. Он знал строптивый нрав Агнесс. Он не раз был свидетелем ее бесстрашия и отваги. Однажды на охоте она спасла ему жизнь, бросившись на вепря с ножом. Если бы не Агнесс, дикий кабан вспорол бы королю живот своими клыками. Зверь выскочил так неожиданно, что конь встал на дыбы и сбросил короля на землю. Тот не успел опомниться, как увидел льющуюся на лицо кровь. Это Агнесс проткнула кабана, нависшего над королем.

На вопрос: «Как ты это сделала?» Она, пожав плечами, ответила: – Сама не знаю… Я поняла, что медлить нельзя, и… сделала это…

Она бросила нож на траву, помогла Бенедикту подняться, стерла кровь с его лица, поцеловала в губы, сказала:

– Теперь мы связаны кровными узами, мой король. Если когда-то они порвутся, то значит, всего этого с нами не было.

– Эти узы никогда не порвутся, Агнесс, – сказал он, надев ей на палец королевский перстень печатку. Его она увезла с собой.

Бенедикт боялся, что однажды Агнесс вернется и потребует выкуп за свою поруганную честь, поэтому решил дать Ирвину рыцарское звание и поселить его в крепости, где он родился. Это было главной причиной, по которой Гийом Фальк со своим семейством отправился в долину Луары.

Но была и еще одна причина: Ирвин все больше становился похожим на свою мать Агнесс Гидие. Напоминание о ней мучило короля. Он не мог забыть свою возлюбленную, не мог избавиться от своих чувств к ней, как ни старался. Место Агнесс заняла другая фаворитка, но сердце короля она покорить не смогла.

Когда Фальки уехали, Бенедикту стало легче. Боль притупилась, образ Агнесс начал потихоньку стираться. Но радость короля была недолгой. У южных границ начались военные действия, и ему пришлось спешно отправляться туда. Он оставил королеву и фаворитку, пообещав обеим уладить конфликт за столом переговоров и вернуться в скором времени. Но это время затянулось…

Почувствовав свободу, королева Эттина выгнала любовницу короля, пригрозив ей смертной казнью, если та не покинет замок через три часа. Перепуганная девица сбежала через час, оставив все подарки короля на туалетном столике. Эттина торжествовала. Наконец-то она стала единственной хозяйкой замка.

– Пусть Бенедикт воюет подольше, а я тем временем наведу здесь порядок. Я покончу со всеми самозванцами и самозванками, мешавшими мне жить, – заявила она.

Первой в списке королевы стояла Констанция Фальк. Ей было послано приглашение прибыть во дворец Вийон. Та моментально примчалась на зов королевы. Шестнадцать лет она ждала, что Эттина смилостивится и позовет ее обратно. И наконец-то чудо свершилось.

Констанция ехала в Вийон с замиранием сердца. Она знала во дворце каждый уголок, могла по памяти описать каждую комнату, украшенную роскошными коврами, гобеленами и картинами лучших живописцев Амбуаза. Ее всегда восхищала мебель с инкрустацией и позолотой, камины и мозаичные панно, расписные потолки и полы, которыми можно было любоваться часами. Но больше всего Констанция тосковала по садам любви. Она пыталась сделать нечто похожее возле своего замка в долине Луары. Но Фальк не позволил вырубать деревья, окружавшие замок.

Он сказал, что крепостная башня, рядом с которой вырос их замок, стоит здесь с 530 года, а значит этим исполинам более тысячи лет, и к ним нужно относиться с почтением. А те кустарники, которые хочет высадить здесь Констанция, не прибавят ничего кроме кокетства. Она была пристыжена. Отказалась от своей затеи, но Фальк все же выделил ей небольшой участок земли, где она воссоздала один из элементов сада любви. Ту часть, которая олицетворяла любовь и нежность. Все кустарники Констанция сама подстригала в форме сердец, высаживала между ними огненные цветы, символизирующие пламя любви. А рядом на клумбах красовались маски из цветов, как напоминание о неизменных атрибутах королевских балов.

Констанция мечтала снова окунуться в атмосферу безудержного веселья и бесконечных любовных интриг с записками, веерами, слезами и дуэлями. Сады любви снились ей почти каждую ночь. То она бродила по северной части, которая была украшена сердцами, пронзенными стрелой, символами люби и страсти.

То заходила в северо-восточную часть символизирующую адюльтер. Здесь преобладали желтые цвета, цвета измены, а кусты были подстрижены в форме вееров, рогов и записок. Констанция не любила эту часть сада. Она вообще не любила желтый цвет. Зная это, королева нарочно водила ее сюда, чтобы Констанция привыкла принимать жизнь во всех ее проявлениях. И она привыкла. Она безропотно выполняла приказы королевы и лично украшала клумбы желтыми цветами, а потом шла в юго-восточную часть сада, посвященную трагической любви. Скрещенные шпаги и пистолеты, кровь и слезы – алый, кроваво-красный и белый преобладали здесь.

Самой разноцветной была юго-западная часть, которой Констанция и отдала свое предпочтение.

Гуляя по своему саду, не во снах, а наяву, она мечтала о том, что королева Эттина смилостивится над ней, и они вновь станут лучшими подругами…

Когда посыльный привез письмо от королевы, Констанция была в саду. Она выронила цветы, которые только что срезала, и, забыв о них, побежала собирать вещи. Цветы потом подняла горничная Сюзанна и принесла в комнату госпожи. А утром все они почернели, словно какой-то злой гений приказал им завянуть. Сюзанна до смерти перепугалась, закрыла комнату Констанции и решила не ходить туда до ее возвращения. Сердце бедной девушки и без того было разбито, из-за отъезда госпожи, поэтому новых страданий она себе не хотела добавлять. Ей хотелось верить, что у хозяйки все будет хорошо…

Констанция приехала во дворец вечером. Несмотря на поздний час в окнах горел свет, словно готовились к встрече важных гостей. Дворецкий сказал, что никаких гостей не будет, а вот ее королева ждет с нетерпением. Это окрылило Констанцию. Она поспешила в покои королевы, упала к ее ногам, простонала:

– Милая, милая моя, дорогая моя Эттина, простите, простите свою неразумную фрейлину. Позвольте мне…

– Рассказывай все, что знаешь, – потребовала королева, прервав ее причитания.

Констанция не посмела подняться с колен. Голос королевы был слишком суровым, да и взгляд не сулил ничего хорошего. Сердце Констанции сжалось, заныло, руки затряслись. Она вцепилась в подол своего платья, чтобы хоть как-то скрыть волнение, и рассказала без утайки обо всем, что так долго скрывала. В финале своей исповеди Констанция сообщила, что непрестанно молится о том, чтобы мальчишку поскорее забрали небеса.

– Встань, выпей воды, – сказала Эттина, когда Констанция замолчала.

Та поднялась, поправила платье, налила стакан воды, выпила, посмотрела на королеву. Та улыбнулась.

– Скажи, дорогая, кто еще знает эту тайну?

– Мой супруг Гийом Фальк, – ответила Констанция. – Но он сейчас далеко… Король Бенедикт вызвал его к южным границам…

– А чем занимается мальчик?

– Бродит по лесу, – ответила Констанция. – Он – настоящий дикарь, Ваше Высочество, такой же, как… – она запнулась, увидев злой блеск в глазах королевы.

– Кто присутствовал при его рождении? – королева задала новый вопрос.

– Кроме меня и доктора никого не было, – ответила Констанция. Сердце заныло, в животе разгорелся пожар. На лбу выступила испарина.

– Ты знаешь, где сейчас доктор? – королева встала.

– Его отравили в тот же день, – ответила Констанция, чувствуя, как подкашиваются ноги. Поняв, что та же участь ожидает и ее, она упала на колени, простонала:

– Помилуйте, королева… Сжальтесь над своей неразумной фрейлиной. Я стала рабой обстоятельств. Я не хотела. Я сопротивлялась, но меня заставили. Разве могла я ослушаться короля? Помилуйте, Эттина, вспомните нашу дружбу… Вспомните, сколько всего было…

– Замолчи, – приказала королева. – Все в прошлом. Ты сейчас отправишься на небо, а мальчишка будет жить, потому что он – сын короля. Если бы ты любила его, я бы тебя простила…

– Эттина, – Констанция распласталась на полу, залилась слезами. – Помилуйте меня…

– Это не в моей власти, милая, – сказала королева нежно. Констанция подняла голову. Королева нагнулась и сказала с улыбкой:

– Вода, которую ты выпила, отравлена. Мой алхимик придумал новый яд, который невозможно почувствовать, но его смертоносные свойства при этом не исчезли, а усилились. Ты обречена, дорогая… – выпрямилась, скрестила руки на груди и уже свысока выговорила Констанции все, что давно хотела сказать:

– Наглая лгунья, думаешь я не видела, что твой живот похож на подушку? Думаешь, я не знала, что мальчик не твой сын? Всем было видно, что ты ненавидишь его… Мне не жалко тебя, не жалко совершенно, потому что той милой, доброй Констанции, которую я знала и любила, больше нет. Она давно умерла… Прощай.

Королева открыла дверь, приказала стражникам отнести Констанцию на королевское кладбище.

– Ваше Высочество, умоляю… – закричала та, пытаясь вырваться из крепких рук солдат, но силы ее оставили.

– Радуйся, милая, тому, что ты будешь покоиться на королевском кладбище. Не все знают место своего захоронения, а ты знаешь. Ты счастливица, Констанция Фальк. Считай это моим прощальным подарком за твою верность…

– Благодарю, – едва шевеля губами, прошептала та и испустила дух.

Обличая Констанцию, Эттина блефовала. Она не догадывалась ни о чем до тех пор, пока не заметила в мальчике сходства с Агнесс Гидие. Она поделилась своими наблюдениями с королем и он тут же отправил Фальков в долину Луары. Это насторожило королеву. Она дала себе слово, что узнает тайну рождения этого мальчишки. И вот долгожданный день настал. Она эту тайну знает. Но это знание добавляет ей новых проблем.

Эттина позвала служанку, приказала выбросить посуду, к которой прикасалась Констанция, долго мыла руки, натирала их маслами и лишь потом позволила войти своему тайному советнику.

– Отправляйтесь в замок Фальков и станьте тенью Ирвина. Докладывайте обо всем, что он делает, что говорит, что думает. Мы должны знать о нем все. Он – наш главный враг. Он королевский сын и может претендовать на трон, а я не желаю делить королевство Амбуаз ни с кем. Мой сын Эдуард – единственный прямой наследник, которому здесь все принадлежит. А пока он не достиг совершеннолетия, власть будет в моих руках. В отсутствии короля, я – королева Эттина считаю себя повелительницей Амбуаза. Мою волю должны выполнять все без исключения. Да будет так!

– Да будет так! – повторил советник, поклонившись…

Отъезд Констанции в королевский дворец Ирвина обрадовал. Наконец-то он будет избавлен от необходимости ужинать с ней за одним столом и выслушивать бесконечные нравоучения. Наконец-то он пойдет в старую башню и познакомится с привидениями, которых по утверждению госпожи Фальк там видимо-невидимо. Ирвин мечтает подружиться с ними, стать таким же, как они, чтобы отомстить этой злобной госпоже, которая заняла место его матери. Он чувствует, что Констанция Фальк – чужая, далекая женщина, которая не имеет к нему никакого отношения, поэтому она так холодна и жестока. И то, что ее не будет несколько недель, прекрасно. Конечно, было бы лучше, чтобы она вообще не возвращалась, и он, Ирвин, остался бы здесь один дожидаться возвращения отца. Учитель мосье Жермон не в счет. Он с удовольствием отдохнет несколько недель или даже месяцев от уроков латыни. Ему есть чем заняться в свободное время. Он ухаживает за горничной госпожи Фальк Сюзанной, которая, к счастью, осталась дома. Таким был приказ королевы. При дворе слуг достаточно, и фрейлине королевы незачем везти с собой постороннего человека.

Сюзанна была единственной, кого огорчил отъезд хозяйки.

– Ах, госпожа, лучше бы вам не ездить во дворец, – проговорила она, помогая Констанции усесться в карету.

– Прекрати болтать ерунду, – приказала та. – Лучше порадуйся за меня. Порадуйся тому, что моя заветная мечта наконец-то исполнилась.

– Я хочу порадоваться, да не получается. Душа предчувствует что-то плохое.

– Типун тебе на язык, Сюзанна, – воскликнула Констанция, оттолкнув ее, приказала кучеру:

– Поехали скорее, а то мы не доберемся до Вийона и к утру.

Сюзанна залилась слезами, убежала к себе. Все остальные слуги воскликнули:

– В добрый путь, госпожа. И подольше погостите у королевы!

Мосье Жермон пошел утешать Сюзанну, а Ирвин пошел гулять вдоль берега Луары. Он любил долгие пешие прогулки, во время которых ему никто не мешал думать, мечтать и декламировать стихи.

По натуре Ирвин был впечатлительным, добрым, сентиментальным человеком. Когда он наблюдал за букашками, карабкающимися по травинкам, за муравьями, строящими гигантские муравейниками, за птенцами, совершающими первый полет, в его глазах блестели слезы умиления. Но об этом никто не знал, никто не догадывался об особенных душевных качествах мальчика. Он с ранних лет понял, что выставлять напоказ свою душу нельзя. Она должна быть закрыта ото всех, кроме Бога.

О Боге он узнал от дамы с синим веером, которая ему то ли приснилась, то ли пригрезилась, когда он был еще маленьким. Его уложили спать, погасили свет, но окно оставили открытым. Он лежал и смотрел на звезды через прозрачную вуаль, которая чуть подрагивала от ветра. Потом она отодвинулась, пропуская в комнату даму с синим веером. Ирвину не было страшно, потому что дама опустилась на колени перед его кроваткой, поцеловала его в лоб и заговорила нежнейшим голосом. Ее голос его убаюкал, но не настолько, чтобы стереть из памяти все, что она говорила. Сквозь полуприкрытые веки Ирвин видел глаза дамы, похожие на сияющие звезды.

– Небо обитель наших душ. Туда, туда мы все однажды вернемся. Здесь на земле мы – гости, странники. Мы пришли сюда научиться верить, прощать и любить. Но прощение – трудная штука. Порой простить невозможно, невозможно без Божьей помощи. Запомни, мой мальчик, невозможное человекам, возможно Богу. Он знает все движения наших мыслей. Ему одному доверяй все свои секреты. У Него проси совета и помощи. Только у Него. Не доверяй никому из людей.

– А ты… – прошептал он.

– Я не человек, а призрак, – ответила она и исчезла.

С тех пор Ирвин любит призраков и хочет быть среди них. Но из-за госпожи Констанции он не может попасть в башню, где они живут. К тому же он постоянно чем-то занят. Латынь, верховая езда, уроки фехтования, изучение правил и законов рыцарского ордена Святого Михаила, подготовка к рыцарскому турниру, дворцовый этикет…

Ирвин с трудом находит время для прогулок. Но когда это ему удается, он кричит от счастья, орет во все горло, распугивая птиц, благо никто его не слышит.

В тот день, когда уехала госпожа Фальк, Ирвин орал громче, чем всегда. Радость его была так велика, что он долго не мог накричаться. А потом ему захотелось поваляться на зеленой травке. Он раскинул руки в стороны, воскликнул:

– Какое счастье, Боже, что ее больше нет!

И сам же испугался своих слов, поднялся.

– Прости мне Господи, этот невинный грех. Я рад, что госпожа уехала. Пусть ей будет хорошо там, во дворце Вийон. Пусть все ее мечты сбудутся… Пусть… – улыбнулся, снова распластался на траве, закинул руки за голову, сказал:

– Злоба убивает наши души. Я не хочу быть злым, не хочу…

– Прекрасное желание, – раздался звонкий голос.

Ирвин вскочил, уставился во все глаза на незнакомку, одетую в наряд разбойницы. Ее нельзя было назвать красавицей, но в ней было нечто завораживающее. Она напомнила Ирвину первые цветы, которые появляются на снежных проталинах и наполняют его сердце неописуемым восторгом. Их неяркой красотой он может любоваться часами. И то, что они цветут на снегу, добавляет им особый шарм, особое очарование, помогает оценить истинную красоту и силу любви, которая и заставляет ростки тянуться к солнцу, к небу, к Богу.

– Ты привидение? – спросил Ирвин растерянно.

Он знал, что здесь поблизости нет никакого жилья. И незнакомка могла придти сюда только из старой башни, места обитания привидений. Но привидения не разгуливают по лесу при свете дня. Их время – ночь. Значит, незнакомка живой человек. Это открытие ошарашило Ирвина сильнее, чем ее ответ, который прозвучал после того, как он сам все понял.

– Я вовсе не привидение. Я – обыкновенный человек, как и ты.

– Да-да, это хорошо, – сказал он, взяв ее за руку. – Хорошо, что ты живая, настоящая. Как тебя зовут?

– Диана, Диана охотница, – ответила она, высвободив руку. – А тебя?

– Я – черный рыцарь Фальк Неро, – сказал он с гордостью. Наконец-то представилась возможность произнести вслух свое рыцарское имя.

– Фальк Неро, вы позволите мне звать вас своим рыцарем? – спросила она, улыбнувшись. Он был польщен.

– Конечно, Диана. А я стану называть тебя своей дамой сердца. Согласна? – она пожала плечами. Он взял ее за руку, сказал:

– Понимаешь, Диана, у рыцаря должна быть дама сердца, ради которой он совершает все свои подвиги. К ногам которой он готов сложить все сокровища мира.

– Мне не нужны сокровища мира, – проговорила она. – У моих ног и так весь мир. Весь, понимаешь, рыцарь, – она высвободила руку, отбежала в сторону и звонко крикнула:

– Я – королева этого леса, этой реки, этого мира. Я – сама весь этот мир! Смотри!

Она бросилась в реку и исчезла. Ирвин остолбенел. Ему показалось, что он снова стал маленьким, потому что те же чувства, которые он испытал тогда, когда исчезла дама с веером, он испытал сейчас, глядя на проказы Дианы. Он не мог пошевелиться, сердце колотилось, взлетало то вверх, то вниз, лишая его способности думать. Постепенно оцепенение прошло, и Ирвин сделал несколько шагов к реке. Он долго смотрел на стремительное ее течение и думал о том, что ни разу не намочил ног в Луаре. Боялся, что река рассердится и переломает его, как ломает деревья, упавшие в нее.

А Диана реку не боится. Она растворилась в ней, стала частью Луары. Значит, и он может не бояться стремительных ее вод. Значит… Он сделал еще одни шаг и услышал позади голос Дианы.

– Тебе не следует повторять то, что делаю я, рыцарь.

Он обернулся и зажмурился, чтобы не ослепнуть. Кожа Дианы светилась, словно она была Венерой – самой любимой звездой Ирвина, звездой, спустившейся с небес.

– Что с тобой, рыцарь? – в ее голосе послышались нотки волнения.

– Не знаю, – ответил он, не открывая глаз. – Ты так прекрасна, что я боюсь потерять голову…

– Рыцарь должен владеть своими эмоциями, – сказала она строго.

– Откуда ты об этом знаешь? – он во все глаза уставился на нее. Эти слова и эта строгость насторожили его.

– Ниоткуда, – ответила она, улыбнувшись. – Просто знаю, и все. Я же – охотница, – она отжала мокрые волосы, закрутила их на затылке, закрепила веточкой рябины.

– Где ты взяла эту заколку? – спросил он. – Я никогда не видел таких ягод здесь, в нашем лесу.

– Это подарок кузины из Шенонсо, – ответила она. – Там много рябины. Правда, красиво, – она повернулась к нему спиной.

– Да… Это – лучшее украшение из всех, которые я видел в королевстве Амбуаз, – сказал он.

– Благодарю тебя, мой рыцарь, – она поклонилась, протянула ему руку. – Простимся. Мне пора.

– Постой, скажи мне, где твой дом?

– Это секрет, мой рыцарь, – пропела она. – Меня искать не нужно. Я сама приду к тебе сюда на это место завтра.

– Я буду ждать тебя, Диана, с рассвета до темна.

– Нет, нет, мой рыцарь, тебе не нужно приходить сюда так рано. Я только в полдень буду здесь. Прощай… – сказала и исчезла, оставив в его руке веточку рябины.

Он взял одну ягоду в рот, разжевал, плюнул.

– Какой странный вкус. Наверно, есть ее не стоит. Она растет для красоты, как и Диана, – улыбнулся. – Подарочек со смыслом. Не стоит пробовать меня на зуб, а лучше восхищайся издали, чтобы потом не раз-очаро-ваться.

 
Чтоб не разрушить мост, который связывает нас
С волшебным миром этим…
Да, мы пока с Дианой только дети,
Но время все расставит по местам.
    Мы повзрослеем скоро, и тогда…
    Ах, нет, я не хочу взрослеть.
    Не торопись, стремительное время.
    Мне быть ребенком хочется сейчас так сильно,
    Что дрожат колени.
Я – мальчик… В изголовии моем присела дама с веером… И что же?
Как голос юной спутницы моей похож на голос той,
Что столько лет меня тревожит…
Иль, это бред измученной души? Фантазия моя?
    Уход от жизни в нереальность?
    Но, что бы ни было, я знаю, что теперь
    Весь этот мир бессмыслен без Дианы.
    Он пуст, никчемен, жалок и убог.
В нем красок самых главных не хватает…
А вот, когда Диана рядом, мир иной,
Он сразу свой особый смысл и свет приобретает…
Итак, я говорю стихами, как поэт,
Как менестрель, поющий песни ветру… – улыбнулся. —
    Прекрасно.
    Пусть никто не знает про секрет,
    Который Ирвин Фальк в душе скрывает…
 

Ирвин вернулся домой позже, чем обычно. Мосье Жермон пожурил его для проформы и занялся своими делами. Ирвин наскоро поужинал, приказал открыть двери в башню. Взял факел, пошел знакомиться с привидениями.

Его шаги гулко отзывались в пустых комнатах, которых было не так уж много. По три на каждом этаже. Три этажа – девять комнат. Толстые каменные стены предохраняли комнаты от мороза и жары. Внутри было прохладно, но именно такую прохладу Ирвин любил. Он просил не топить камин в своей комнате даже в лютые морозы. Ему нравилось ощущать холодное прикосновение зимы к своему телу и, выдыхая его паром изо рта, чувствовать себя повелителем морозов и вьюг.

Но госпожа Фальк приказывала слугам разжигать огонь во всех комнатах. Они не смели ей перечить. Она была главной в отсутствии хозяина. Когда же господин Фальк возвращался, Ирвин мог делать все, что пожелает. Мог даже отменять приказы мадам Ко, так он ее называл. Но таких счастливых моментов было немного, поэтому Ирвин ценил их. И сейчас, исследуя башню, он словно возвращался в каждый из этих счастливых дней. Девять комнат, девять лет. В каждой комнате – камин с дровами, готовыми разгореться в любой момент.

У Ирвина создалось впечатление, что в башне готовятся к приезду хозяев. Все готово к встрече, нужен лишь сигнал, чтобы все здесь ожило и засияло. Но пока их нет, можно подняться по узкой винтовой лестнице наверх, на крышу.

Но лестница привела его в большую комнату с мебелью и стеллажами, на которых ровными рядами стояли книги в дорогих кожаных переплетах.

– Неужели привидения читают книги? – воскликнул Ирвин, поместив факел в держатель на стене. Взял одну книгу, открыл. На титульном листе значился год 1441. Ирвин присвистнул:

– Этим книгам почти сто лет! Получается, что сто лет назад в этой крепости жили образованные люди. Жаль, что я не знаю этого языка и не могу прочесть эти книги.

Он поставил книгу на место, взял другую, третью. Но все они были на незнакомом ему языке.

– Я обязательно узнаю, что это за язык и прочту все книги. Слово чести! – сказал он, взял факел и хотел уже уходить, но его взгляд привлек лунный луч, блеснувший на оконном стекле. Ирвин подошел ближе. Окно оказалось выходом на круговой балкон, с которого был хорошо виден лес и петляющая между деревьями Луара. На горизонте, там где начинались земли королевства Шенонсо поднималась вверх тонкая струйка дыма.

– Так вот, где живет моя Диана! – воскликнул Ирвин. Он прижал руку к сердцу, потом к губам и замер, подняв руку над головой. Так, по его мнению, рыцарь должен был приветствовать свою даму сердца. Этот жест Ирвин придумал сейчас, стоя на балконе башни. Этот жест он ни разу не повторил на турнирах, потому что среди множества красавиц королевства, его дамы сердца никогда не было.

Ирвин прошелся по круговому балкону, посмотрел вниз на замок Фальков, вернулся в комнату, закрыл балконную дверь, сказал, обращаясь к невидимым собеседникам:

– Как должно быть, вы любили это место, когда жили здесь. Я вас понимаю. Не любить это место невозможно. Я чувствую вашу любовь. Я постараюсь сохранить ее. Пока я жив, эта башня будет стоять здесь. И никто не посмеет нарушить ваш покой. Никто не осквернит вашу святыню, клянусь!

Он повторил жест, посвященный даме сердца. Интуиция подсказала ему, что эта комната принадлежала даме. Все здесь было подобрано с особым вкусом. И даже массивная мебель не выглядела грубой. Резьба и мелкие детали украшавшие ее, придавали предметам воздушность, скругляли прямые углы. А на деревянном потолке наоборот все было подчинено законам геометрии. Геометрические фигуры располагались в строгой последовательности и, по всей видимости, имели свой особый смысл, свое назначение.

Крест накрест шли две надписи: vita – muerta, anima – amore.

– Жизнь и смерть, любовь и душа, – прочел Ирвин и несколько раз повторил эти слова вслух. – Пока мы живы, мы любим. А когда мы умираем, душа возносится к небесам, в обитель Божью. И, может эти фигуры обозначают дорогу, по которой нужно пройти, пока мы живы? А может, это фазы луны… Или нет, это путь от сердца рыцаря к сердцу прекрасной дамы, – улыбнулся. Это сравнение показалось ему самым лучшим. – Да, это путь от сердца к сердцу. Я непременно изображу его на своем рыцарском гербе. И еще я напишу слова: «Долг и Честь, Вера и Любовь». Клянусь!