Текст книги "Замок Нейшванштейн (сборник)"

Николь пожала плечами, не зная, что ответить. Она не могла сказать «нет», потому что сон, связанный с видением темноволосого юноши, не шел у нее из головы, но и сказать «да» не решалась, боясь своим откровением разрушить зыбкий, нереальный мир видений и предчувствий.

– Если не хотите, можете не отвечать, – улыбнулась Лина. – Сказать: «Я верю в сны!» очень-очень непросто, поэтому не спешите, накопите побольше фактов, и тогда смело заявляйте: «Я в сны верю!»

Лина опустилась на подлокотник кресла, обняла Николь за плечи, и сказал:

– За несколько дней до нашей встречи мне приснился удивительный сон. Будто к нам в дом приехала или пришла девушка, которой я подробно рассказала о нашем путешествии в Венецию. И вот вы здесь! Вы – Николь Эрхарт, сценаристка, которая сможет описать услышанное и прославить нас с Фредериком. Теперь вам все ясно?

– Не совсем, – улыбнулась Николь.

– Ну конечно, – воскликнула Лина, – я же не сказала самого главного! Финал сна был таким. Возле дворца Каннского кинофестиваля на Лазурном берегу необычайное оживление, вспышки кино– и видеокамер, люди, теснящие другу друга, яркий свет софитов, дорожка, усыпанная звездами, перед которой останавливается белоснежный лимузин, а из него выходят… Кто бы вы думали? – Лина выждала минуту и радостно воскликнула:

– Фредерик и Элионора Ллойд, а за ними вы – Николь!

– Замечательный сон, – улыбнулась Николь. – Скажите Лина, вы видели во сне именно меня?

– Нет, – ответила Лина. – Я просто знала, что с нами приехала автор сценария к фильму, главными героями которого мы с Фредом стали.

Лина несколько раз прошлась по комнате, а потом проговорила:

– Знаете, Николь, почему я не запомнила лица той девушки?

– Почему?

– Да потому, что этой сценаристкой могла стать любая, девушка.

– Пожалуй, вы правы, – проговорила Николь, подумав, что она тоже не видела лица той, о которой тосковал и томился темноволосый юноша в стеклянном саркофаге. – Значит…

– Значит, если вы не желаете слушать мой рассказ, я не стану зря тратить время, – обиженным тоном проговорила Лина и уселась рядом с мужем поближе к камину.

– Что вы, Лина, вы не правильно меня поняли, я очень хочу узнать о вашем путешествии, – воскликнула Николь, попав в силовое поле магии неразгаданных тайн, из которого есть только один выход, ведущий в эпицентр непознанного.

Лина вскочила и таинственным голосом заговорила:

– Когда во всей Европе еще холодно и сыро, когда весна еще только подбирается к вожделенной солнечно-голубой отметке, Венецию окутывает беловатая дымка тумана, из которого появляются фигуры в масках и в роскошных карнавальных костюмах…

Голос Лины то затихал, то звучал с нарастающей силой, и Николь казалось, что это она бродит в маске и пышном карнавальном костюме по узким улочкам, медленно погружающегося под воду города, и видит все своими глазами.

Вот взлетает с колокольни Сан Марко белая бумажная голубка Коломбина, чтобы рассыпаться фейерверком конфетти и в один миг расцветить город золотом костюмов, серебром кружев, небесной лазурью накидок, кармином плащей и разнообразием изысканных масок, среди которых нет-нет да и мелькнет черная маска смерти, как напоминание о бренности всего сущего. Но никто не боится непрошеную гостью. Люди знают, что карнавал – это время, когда каждый может стать тем, кем всегда мечтал: бедный – богатым, простолюдин – вельможей, добропорядочный семьянин – донжуаном, а любая женщина – королевой. Несбывшееся оказывается так близко, что стоит протянуть руку, и вот ты уже качаешься на волнах, уютно устроившись на мягких подушках в элегантной гондоле, а гондольер, ловко лавируя по узким венецианским каналам, напевает дивную мелодию, понятную без перевода.

 
Любовь моя летит на крыльях голубкой белою к тебе.
Любовь моя скользит неслышно гондолой легкой по реке.
Любовь моя в сияньи красок и в увядающем цветке,
Любовь моя, сорви же маску, приди естественной ко мне.
 
 
Приди, приди – звучит гитара, приди, приди, звенит струна,
И выступает из тумана царица вечности – Луна.
Бледнеют улицы и краски, в воде стоящие дома,
И нам слова любви и страсти поет Венеция сама.
 

Гондола остановилась у моста Риальте. Гондольер протянул руку даме в наряде королевы Анны Австрийской, чтобы помочь ей сойти на берег. Но черная маска смерти столкнула его в воду и оттолкнула гондолу от берега.

– Что вы делаете? – вскрикнула дама, вновь опустившись в красные бархатные подушки, с которых она только что встала, собираясь сойти на берег.

Человек в маске смерти не ответил. Порыв ветра раздувал фалды его черного плаща, делая его похожим на огромного черного ворона, склонившегося над добычей.

– Куда вы везете меня? – спросила дама, но вновь не получила ответа на свой вопрос.

– Возможно я вовсе не та, кто вам нужен. На карнавале десяток королев и все Анны Австрийские, – проговорила дама, снимая маску.

– Та-а-а-а, – послышался зловещий шепот.

– Что вам надо от меня? – побледнев, спросила дама.

Человек в маске расхохотался. Его смех был похож на карканье и лай одновременно и не предвещал ничего хорошего. Дама поспешила спрятать лицо под маской, чтобы скрыть слезы отчаянья. Она зажала руками уши, чтобы не слышать зловещий смех смерти, но он уже проник в ее сознание, парализовал волю, заставив поверить в неотвратимость происходящего.

Темные сумерки поглотили стоящие по колено в воде дома, лишив даму возможности понимать, где проплывает гондола. А она плыла все дальше и дальше, увозя королеву Анну в черную пустоту, куда уже не долетают веселые звуки музыки и людских голосов. Даже подслеповатые фонари перестали отражаться в мутной темноте воды. Даме стало казаться, что они уже не плывут, а летят по черному беззвездному небу. Она закрыла глаза и предалась романтическим воспоминаниям, чтобы хоть как-то отвлечься от черных, гнетущих дум.

Из туманной дымки прошлого ей навстречу выплыл солнечный остров Сицилия, утопающий в бело-розовом кружеве цветов миндаля. Воздух Сицилии пряный и тягучий, пропитанный солеными запахами моря, ароматами мимозы и апельсиновых деревьев, заставил ее замереть в трепетном восторге и вдыхать, вдыхать, вдыхать живительную прохладу. Грозная Этна, возвышающаяся над оливковыми рощами и лимоновыми садами, показалась ей теперь вершиной совершенства. Нестерпимо захотелось посетить маленькие деревенские таверны, побеседовать с добрыми, приветливыми сицилийцами, выпить чашечку вкуснейшего в мире каппучино или алого, как кровь, вина Донафугато.

– Belicissima notte! – раздался громкий шепот.

– Волшебная ночь, волшебная ночь, – послышалось со всех сторон.

Дама очнулась от своих грез и, увидев прямо перед собой черную маску смерти, вскрикнула.

– Тише, – прошептал человек в черном и протянул даме руку. – Следуйте за мной.

– Но я не хочу идти с вами, – запротестовала она. – Я…

– Вы должны мне подчиниться, – повысил голос человек в черном. – Давайте вашу руку и молча следуйте за мной. В противном случае, мне придется волоком тащить вас по ступеням. Не надейтесь, что кто-то вам поможет, мы слишком далеко от города, чтобы вас услышали.

Дама глубоко вздохнула и протянула свою тонкую руку в белой перчатке черному человеку. Порыв ветра подхватил их и понес вверх по темному коридору. Неожиданно, заскрипев, распахнулись высокие двери в ярко освещенный зал, где вальсировали люди в карнавальных костюмах и масках.

– Подождите меня здесь, – прошептал черный человек и исчез.

Дама прижалась спиной к стене, чтобы не мешать танцующим парам, и принялась разглядывать зал. Ее внимание привлекла широко распахнутая дверь, за которой виднелось синее небо. Дама пошла к двери, расположенной на противоположной стороне зала, стараясь не спешить и не привлекать к себе внимания. Но когда до спасительного выхода осталось несколько шагов, человек в черном преградил ей путь. Она сделал шаг в сторону и, столкнувшись с вальсирующими людьми, попыталась попросить их о помощи, но они остались безучастными к ее мольбам.

– Напрасно тратите силы, – проговорил черный человек. – Эти люди давно утратили свои лица, став частью пустоты. Смотрите.

Он остановил одну пару и сорвал с людей маски. Дама вскрикнула. Под масками действительно не было лиц.

– Вам не выбраться отсюда, – прижав даму к себе, прошептал черный человек.

– Почему? – спросила она. – Что вам от меня нужно? Почему вы удерживаете меня силой?

– Вы должны передать золотой ларец, – ответил черный человек.

– Кому? – спросила она, принимая ларец.

– Ему, – захохотала черный человек.

Смех громким эхом разнесся над залом.

– Какой ужас, – проговорила дама, пытаясь снять маску со своего лица.

– Не делайте этого, – схватив ее за руку, проговорил черный человек. – Забудьте о своем лице. Оставайтесь безликой Коломбиной.

– Коломбиной, Коломбиной, – зашептали танцующие маски и принялись теснить даму со всех сторон.

Она поспешно выбежала за дверь, которая с грохотом захлопнулась. Человек в маске смерти крепко сжал ее руку и потянул за собой к ярко расцвеченному стеклянному замку.

– Ваш выход, Коломбина. Смелее, – подтолкнув даму к двери, проговорил он и исчез.

Дама шагнула вперед и замерла, увидев в пустом зале обычного живого человека без маски и карнавального костюма. Светловолосый юноша стоял, скрестив на груди руки, и смотрел куда-то вдаль. Он не замечал даму в наряде Анны Австрийской, стоящую у дверей. А она не решалась пошевелиться, боясь нарушить его раздумья, не зная, можно ли ей заговорить первой.

Наконец, юноша повернул голову и, увидев даму, бросился к ней со словами:

– Вы давно пришли? Почему же вы не окликнули меня? Ах, да, можете не отвечать, никто не решается беспокоить меня в такие минуты. Давайте же скорее ларец. Снимайте надоевшую маску и пышную одежду, сковывающую движения.

– Нет, нет, нет, – вскрикнула дама. – Одежда мне не мешает. Позвольте мне остаться в этом платье.

– Вы боитесь своей наготы? – усмехнулся юноша.

– Нет, – с достоинством ответила дама. – Я не боюсь своей наготы. Просто я не считаю нужным демонстрировать ее посторонним людям.

– Воля ваша, – проговорил юноша, поспешно застегивая все пуговицы на белоснежной рубахе. – Не будем терять время, перейдем сразу к делу.

Он указал даме на высокое кресло, а сам сел напротив.

– Хотите вина, воды, кофе?

– Нет, – покачала она головой. – Я хочу знать, зачем я здесь?

– Во-первых, вы принесли мне золотой ларец, – проговорил он и улыбнулся, а его серые глаза остались строгими и холодными, словно снег на вершине Этны. – Во-вторых, вы должны будете принять важное решение, которое повлияет на всю вашу дальнейшую жизнь…

– Именно поэтому меня доставили сюда человек в маске смерти? – строго спросила дама.

– Да, – пристально глядя ей в глаза, ответил юноша. – Ведь если бы не было смерти, люди совсем перестали бы ценить свою жизнь.

Юноша поднялся и отошел к окну, за которым был виден уснувший город.

– Вы совсем не любопытны, – проговорил он, разглядывая темные силуэты домов.

– Зачем задавать лишние вопросы? – усмехнулась дама. – Вы ведь все равно скажете мне ровно столько, сколько сочтете нужным.

– Приятно слышать разумные речи, – обернувшись, сказал он. – Итак, вам интересно знать, что лежит в золотом ларце? – Она кивнула.

– Значит, я могу расценить ваш жест по-своему, сказал юноша и принялся загибать пальцы. – Вы сгораете от любопытства. Вам страшно знать, что внутри, потому что там может быть все, что угодно. Наконец, вам безразлично, содержимое этого ларца. Так какой же ответ самый верный?

– Все три, – сказала дама и поднялась. – Позвольте мне уйти. Я очень устала и хочу…

– Сядьте, – приказал юноша.

Дама почувствовала, как неведомая сила схватила ее за плечи и насильно усадила обратно.

– Откройте золотой ларец, – приказал юноша.

Невидимые руки откинули крышку ларца, и дама увидела внутри янтарный ключ.

– Это ключ от вашей судьбы, – проговорил юноша, приблизившись к даме и склонившись над ней. – Возьмите его в свои руки и тогда любая, даже самая безумная ваша мечта станет реальной. На вас обрушится белая лава сицилийской весны, пробудив любовь, нежность и радостный трепет счастливых предчувствий. Тот, о ком вы думали, плывя по венецианским каналам, обретет плоть, выйдет вам навстречу и…

– Что вы потребуете в обмен на этот ключ? – спросила дама, чуть подавшись вперед.

– Ду-шу, – прошептал юноша, прикоснувшись губами к ее губам.

Дама отпрянула, ощутив его холодное дыхание.

– Или часть души, – проговорил он вновь пытаясь коснуться ее губ.

Дама зажмурилась и замотала головой. В ее мозгу застучала молоточками одна единственная фраза: – «Человек, сбившийся с пути разума, водворится в собрании мертвецов»[3]3
  Притчи 21:16.


[Закрыть].А память вернула в Сицилию, заставив вспомнить последний прощальный вечер. Когда Алькамо говорил, а она молча слушала, думая о том, что горький ликер «Амаро Сичилиано Аверна», настоенный на ста травах, стал еще горше от его слов, обрекающих их на вечную разлуку. В тот вечер она поклялась себе больше никогда не возвращаться на Сицилию, зная, что будет безумно скучать, но, не желая нарушать обещаний.

– Скажи лишь слово, и мы с тобой вечно будем вместе, – послышался голос Алькамо.

– Слово, слово, скажи лишь слово, – зашептали безликие маски в карнавальных костюмах, закружившиеся по залу.

– Нее-е-ет, – застонала дама, вырываясь из крепких объятий. – Не-еет. Я не смею вторгаться в чужую жизнь. Я не имею на это никакого права.

– Имеешь, – проговорил юноша, протягивая ей янтарный ключ. – Скажи мне «да» и…

– Нет! – решительно проговорила она. – Нет. Я не желаю становиться безликой маской в вашем карнавале страстей, порока и лжи…

– У-у-у-у, – завыл ураганный ветер, разрушивший стены стеклянного замка…

Ветер выхватил из рук юноши янтарный ключ и, швырнув об пол, разбил его. Юноша, попав в эпицентр урагана, превратился в черный вихрь и умчался в бесконечность темного небесного пространства.

Порыв холодного, сырого ветра оттолкнул даму в сторону, сорвав с нее пышные одежды.

Она вскрикнула и прижала руки к груди, пытаясь скрыть наготу. Но с удивлением обнаружила, что ее тело укутано тончайшим белоснежным покрывалом. А руки похожи на крылья, крылья ангела.

Дама улыбнулась, испытав несказанное облегчение. Она попыталась взлететь, но черный призрак в маске смерти помешал ей.

– Прочь, – прошептала дама. – Подите прочь. Я не боюсь вас…

– Николь, вы слушаете меня? – тронув ее за плечо, спросила Лина.

– Да, да, – поспешно ответила Николь. – Вы так чудесно рассказываете о Венеции, о Сицилии, что мне захотелось увидеть все своими глазами.

– О Сицилии? – удивленно переспросила Лина и, повернувшись к Фредерику, спросила:

– Ты тоже слышал мой рассказ о Сицилии?

– Нет, милая. Но не стоит сердиться на нашу гостью, потому что она не простая девушка, а сценарист, поэтому частенько слышит не то, что говорят, а то, что рисует ей воображение, – обняв жену за плечи, проговорил Фредерик Ллойд.

– А-а-а, – улыбнулась Лина. – Тогда мне все ясно.

– А мне, нет, – вздохнула Николь, потерев виски. – Наверное, я…

Стук в дверь прервал ее речь.

– Кто бы это мог быть? – воскликнула Лина, удивленно вскинув брови. – Столь поздний час, не время для визитов. К тому же мы никого не ждем.

Стук повторился. За дверью послышался громкий голос.

– Простите, я ищу фройлен Николь Эрхарт.

– Ах, Николь, это за вами! – воскликнула Лина и побежала открывать дверь.

На пороге стоял рыжебородый кучер Марк и добродушно улыбался.

– Добрый вечер! Насилу отыскал вас в этакой глуши, – смахивая снег, проговорил Марк. – Мои лошадки давно не бегали в эту сторону…

– Лошадки? – проговорила Лина и, выглянув за дверь, закричала:

– Фреди, здесь и правда чудесные вороные кони, ты непременно должен их увидеть.

Фредерик подбежал к двери и восторженно проговорил:

– Да здесь еще и расписные санки! Где вы взяли такую роскошь, господин кучер?

– О-о-о, это тайна, не подлежащая разглашению, господин Ллойд, – улыбнулся Марк и, подмигнув Николь, спросил:

– Вы готовы отправиться в обратный путь, фройлен?

– Да, – ответила Николь.

Марк усадил ее в санки, укутал в меховую шубу, нахлобучил на голову соболью шапку и звонко щелкнул кнутом. Кони рванулись с места галопом. Санки легко заскользили по ровному снегу. Засвистел ветер, заискрились снежинки, Марк запел свою песню.

– Какое счастье, что я еду домой! – прошептала Николь и погрузилась в сладкую дремоту.

– Замок Нейшванштейн! – крикнул Марк, глянув на Николь через плечо.

– Что? – испуганно вскрикнула она, открывая глаза.

– Замок Нейшванштейн, – повторил Марк.

– Но… дядя Генрих сказал, что вы отвезете меня домой, – растерянно проговорила Николь.

– А это и есть ваш дом, – добродушно улыбнулся Марк, помогая Николь выбраться из саней.

– Мой дом? – усмехнулась Николь. – Нет, милый господин Марк, мой дом в Мюнхене, а здесь… – Николь огляделась. – Здесь замок короля Людвига Баварского.

– Вы должны благодарить судьбу, фройлен, что можете жить здесь, ходить по тем же комнатам, по которым хаживал композитор Вагнер, и творить свои произведения, вдохновляясь атмосферой прошлого, – снимая с ее плеч меховую шубу, проговорил Марк.

– Наверное, вы правы, – грустно улыбнулась Николь.

– Позвольте я дам вам один совет, – прошептал Марк, приблизившись к Николь вплотную. – Не спешите завершать свое произведение. Не ставьте точку в конце повествования. Пусть оно пестрит многоточиями. Только так вы получите шанс…

– Кого я вижу, фройлен Николь! – воскликнул Гюстав, распахивая двери замка.

– Запомните все, что я сказал вам, – прошептал Марк, вскочил на козлы и умчался прочь.

– Добрый вечер, Гюстав, – проговорила Николь, пристально глядя в его бесцветные глаза. – Проводите меня к господину Палмеру.

– Но… боюсь, фройлен, что я не смогу выполнить вашу просьбу, – склонив голову, проговорил Гюстав. – Господин Палмер просил его не тревожить.

– Это не просьба, Гюстав, а приказ, – решительно проговорила Николь. – Вам придется проводить меня к Питеру Палмеру, иначе я вообще не переступлю этот порог.

– Воля ваша, фройлен, – сладко улыбнулся Гюстав. – Если вам не жалко бедного слугу, которого накажут за неповиновение, то…

– Не жалко, – прервала его Николь. – Ведите меня к Питеру.

Гюстав повернулся и быстро пошел вперед. Николь последовала за ним.

– Я не знаю, кто вы: Питер Палмер, Генрих Молт или еще кто-то, – громко сказала она, распахнув двери каминного зала, – но мне не нравится все, что здесь происходит. Вы ведете нечестную игру. Скажите прямо, что вам от меня нужно? Я выполню любое ваше желание…

– Будьте осмотрительнее в словах, фройлен Эрхарт, – предупредил ее старик Палмер, медленно поднимаясь со своего кресла, похожего на трон. – Слова имеют большую силу. Им свойственно оживать и даже становиться сетью, в которую попадают глупые люди, не думающие о значении произносимых ими слов. Советую вам успокоиться, а завтра…

– Я не собираюсь ждать до завтра, – повысила голос Николь. – Вы мне все объясните сегодня. Се-год-ня!

– Что ж, если вы так решительно настроены, я не стану откладывать наш разговор, – улыбнулся Питер Палмер, приглашая Николь сесть в кресло у камина.

– Итак, что вам угодно знать? – спросил он, взяв в руки золотую чайную чашку.

– Кто вы? – спросила Николь, пристально глядя на трясущиеся старческие руки.

– Я – Питер Палмер, – ответил он.

– Зачем вы притворяетесь стариком? – спросила Николь.

– Я вовсе не притворяюсь, – грустно ответил он. – Я – самый настоящий старик. Мне девяносто девять лет.

– Я вам не верю, – сказала Николь.

– Почему? – искренне удивился Питер Палмер.

– Я видела, как вы снимали с себя грим, – проговорила Николь, глянув на него исподлобья.

– Грим? – рассмеялся Питер. – Вы считаете, что мое лицо – это всего лишь маска? – Николь кивнула. – Тогда сорвите скорее эту уродливую маску, милая Николь. Сделайте меня вновь молодым и красивым. Пристыдите великого мистификатора Питера Палмера. Ну, что же вы медлите, смелее, смелее, фройлен Николь!

Николь поднялась, медленно приблизилась к Питеру и протянула руку к его изрытому морщинами лицу. Он схватил ее руку и принялся целовать. Николь вскрикнув, отпрянула в сторону. Ей показалось, что она дотронулась до противной, скользкой лягушки.

– Простите, мне нужно уйти, – проговорила она, едва сдерживая приступ тошноты, который вызвала у нее старческая трясущаяся фигура и липкое прикосновение холодных, влажных губ.

– Какой ужас. Промедли я еще минуту, и неизвестно чем бы закончилась наша встреча, – думала Николь, поспешно удаляясь от каминного зала, где остался Питер Палмер, в глазах которого горел огонь вожделения.

Закрывшись в своей комнате, Николь долго-долго стояла под душем, стараясь успокоиться. Но хандра и уныние никак не хотели отступать. Мысли Николь путались, выстраиваясь в замысловатые цепочки, пока, наконец, в её сознании не прозвучало:

– Умей надеяться. Надежда и вера помогут тебе.

– Надежда и вера, – повторила она, выключила воду, укуталась в мягкий махровый халат и улеглась в кровать.

Среди ночи Николь проснулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. На краю кровати сидела женщина в светлых одеждах.

– Кто вы? – прошептала Николь, потянувшись к выключателю.

– Не зажигайте свет, – проговорила дама. – Этот замок полон призраков, а я – один из них. Но вам не стоит меня бояться, я не причиню вам никакого вреда. Наоборот, мы решили помочь вам, Николь.

– Спаа-сиии-ббо, – прошептала Николь, пытаясь унять нервную дрожь.

– Пойдемте со мной, – сказала дама, поманив Николь за собой.

Николь поднялась и пошла за дамой-призраком туда, где не бывала с привратником при свете дня, с удивлением отметив, что все запертые двери, широко распахнута, а свечи в коридорах потушены.

– Сюда, – шептала дама, указывая направление. – Сю-ю-ю-да.

Следуя ее призывам, Николь поднялась по винтовой лестнице в высокую башню, на самом верху которой находился круглый зал с четырьмя запертыми дверями. Дама остановилась, приложила палец к губам, призывая Николь к молчанию, и легко толкнула одну дверь. Николь услышала голоса.

– Вы перестарались, друг мой, – проговорил строгий голос, показавшийся Николь знакомым.

– Простите, но удержаться было выше моих сил, – ответил ему хнычущий голос старика Палмера. – Поймите меня, войдите в мое положение. Я начал думать, что все человеческие чувства: нежность, любовь, привязанность, умерли, атрофировались. Но ваша Николь совершила настоящее чудо. Она коснулась моего лица, и во мне пробудились, задремавшие было, инстинкты. Еще мгновение, и я готов был броситься на нее…

– Чтобы окончательно все испортить, – рассерженно воскликнул голос. – Я предупреждал вас, Шварц.

– Простите, я больше не буду, – захныкал Шварц.

– Разумеется, потому что сегодня же вы покинете замок Нейшванштейн. Вы мне больше не нужны.

– Нет, умоляю вас, – закричал старик. – Позвольте мне остаться здесь. Я готов быть дворником, быть метлой дворника, кем угодно, только бы не возвращаться назад, в этот ад…

– Вы сами обрекли себя на жизнь в аду, Шварц, – строго сказал голос. – Я дал вам возможность увидеть другой мир. Теперь вы должны выбрать, что для вас лучше: вновь стать горьким пьяницей и умереть под забором, или начать новую жизнь. Денег у вас достаточно, чтобы уехать туда, где никто вас не знает. Вы можете купить домик, обзавестись семейством…

– В мои-то годы? – простонал старик.

– Вам не так уж много лет, Шварц, поэтому оставим эти разговоры. Пришла пора проститься. Вы свободны.

– Господин Питер, прошу вас, не губите меня, – заплакал Шварц.

– Прощайте, – строго сказал Питер, широко распахнув дверь.

За миг до того, как Шварц вышел из комнаты, дама крепко сжала руку Николь и подтолкнула ее к противоположной двери. Когда шаги стихли, дама распахнула перед Николь дверь, и исчезла.

Несколько минут Николь стояла в раздумье, а потом решительно шагнула в комнату, из которой только что вышел старик Шварц.

– Зачем вы вернулись, Шварц, я же все вам объяснил? – строго спросил человек, сидящий за большим письменным столом. Высокая спинка массивного кресла скрывала его, но сомнений в том, что за столом сидит капитан Генрих, у нее больше не было, в комнате витал запах корицы, миндаля, лаванды, розмарина, солнца и моря.

– Дядя Генрих, – прошептала Николь. – Это вы?

Николь увидела, как тонкое белое перо застыло в воздухе, дрогнуло и упало на стол. С шумом отодвинулся высокий стул, и навстречу ей шагнул капитан Генрих Молт.

Неведомая сила толкнула Николь в его объятия, лишив возможности реально оценивать происходящее.

Призраки в светлых, отливающих серебром одеждах, король Людвиг, рыцарь Лоэнгрин на белом лебеде, грустная принцесса Эльза, сгорбленный старец, рыжебородый кучер, тройка вороных коней, бушующая река Поллак, грот Венеры, гора Гластонбери, Сицилия, венецианский карнавал масок, Фред и Лина Ллойды, Гюстав и темноволосый юноша с золотым медальоном закружились вокруг Николь в ярком хороводе, стерев грань между реальностью и вымыслом.

– Что мы делаем? – прошептала Николь.

– Молчи… – пропел ветер, погасив свечи…