Текст книги "Замок Нейшванштейн (сборник)"

– Неужели вы, умнейший человек, блестящий актер, сыгравший несколько раз героев любовников, не знаете, как вести себя с юными барышнями? – расхохоталась Стефания. – Разве вы не были с ней близки до сих пор?

– Нет, – соврал Александр, потупив взор. – Нет.

– Что? – брови Стефании взлетели вверх, словно испуганные птицы, а в глазах заплясали огоньки азарта. – Ну, милый мой, тогда вам непременно надо пригласить Николь Эрхарт в Венецию, а уж все остальное я возьму на себя.

– Спасибо, но я справлюсь сам, – проговорил Александр.

– Нет, – качнула головой Стефания, – не справитесь. Давайте пари? Если проиграете, то станете моим вечным слугой, а если выиграете – я буду прислуживать вам. Ну? Неужели вы, друг мой, откажитесь?

– Откажусь, – ответил Александр.

– Браво! – похлопала его по плечу Стефания. – Браво, мой друг, браво! Делайте, что хотите, но через неделю я жду вас с Николь Эрхарт в Венеции. Я позвоню и назначу вам свидание…

– Надеюсь не на колокольне Сан Марко? – пошутил Александр.

– Нет. В тюрьме, из которой смог сбежать только Джакомо Казанова, – без тени иронии, ответила Стефания. – Или нет, мы встретимся на мосту Вздохов, это более подходящее место для пылко влюбленного юноши, который не знает, как подступиться к предмету своего обожания. Так ведь?

Александр ничего не ответил. Стефания прижалась к нему и, прошептав в самое ухо: – Глупый, глупый мальчишка, смотри не пожалей потом ни о чем, – оттолкнула его, приказав убираться прочь и ждать ее дальнейших указаний.

Александр Штайн шел по узкой улочке, вымощенной отполированными до блеска камнями, и мысленно проклинал Стефанию и Николь за ту нелепейшую ситуацию, в которую он попал по их вине. Противоречивые чувства лишали его сил и душевного равновесия, разжигая внутри настоящий пожар. Когда же эмоциональное напряжение достигло предела, Александр, вдруг, понял, что непременно должен увидеть Николь. Именно эта встреча станет решающей точкой отсчета всей его дальнейшей жизни.

– Как плохо я знаю женщин, – подумал он, заглянув в распахну тое настежь окно, расположенное вровень с мостовой.

Смуглолицая ухоженная хорватка сидела в кресле-качалке, вывязывая замысловатый кружевной узор. Александр присел на корточки перед окном.

– Купите кружева в подарок даме? – оживилась хорватка, отложив в сторону вязание. – Посмотрите, какая тонкая работа. Уверяю вас, таких кружев нет даже в Венеции. Никто не может разгадать секрет нашего мастерства. А он весьма прост: мы вкладываем в работу всю душу.

Хорватка поднялась и, протянув Александру белоснежное кружевное полотно, сказала:

– Посмотрите через это кружево на закат солнца. Да не бойтесь, берите, берите.

Александр бережно взял кружевное полотно и, глянув через него на заходящее солнце, увидел золотой струящийся поток, из которого пьют пригоршнями живительную влагу юноша и девушка. Над их головами кружат птички, а у ног распускаются цветы лотоса.

На миг Александру показалось, что он знает людей, стоящих у водопада. Ему нестерпимо захотелось оказаться там, забыв обо всем, что гнетет, печалит и ранит душу. Ему показалось, что достаточно сделать шаг, чтобы почувствовать на лице прохладное прикосновение золотого водопада и стать самым счастливым человеком на свете.

– Ну что, возьмете мое кружево? – послышался откуда-то издали голос хорватки.

Александр вздрогнул, повернул голову и, встретившись взглядом с женщиной, понял, что никакого золотого водопада на узенькой улочке хорватского городка Ровинь нет, что все это – плод его воображения, его истерзанного переживаниями разума. Александр посмотрел вокруг долгим, пытливым взглядом. Солнце скрылось за горизонтом. Дома приобрели серо-стальной оттенок, лишившись своей привлекательной многоликости.

Лишь за распахнутым настежь окном продолжала звучать кружевная рапсодия. Здесь все осталось на своих местах и даже раскачивающееся соломенное кресло-качалка, придающее комнате таинственное очарование.

– Берете мое кружево? – хитро улыбнулась хорватка. Александр кивнул.

– Оно принесет вам счастье, вот увидите, – прошептала женщина, аккуратно упаковывая кружевное полотно в золоченую бумагу. Ее движения были такими неспешными, словно она совершала некое таинство, способное и в самом деле помочь Александру стать счастливым.

– Все готово! – сказала хорватка, протянув ему сверток.

– Благодарю вас, – поклонился ей Александр. Она послала ему воздушный поцелуй и поспешно захлопнула ставни, спрятав свой кружевной мирок. Тонюсенький лучик света, проникший сквозь щелку, на миг задержался на булыжной мостовой и поспешил раствориться в холодных сумерках.

Александр запрокинул голову вверх и надолго замер посреди узкой, безлюдной улочки хорватского городка Ровинь…

Николь широко распахнула дверь и воскликнула:

– Как я рада вас видеть! Как хорошо, что вы пришли, Александр! Проходите же, не стойте в дверях.

– Мне нужно было придумать что-нибудь, чтобы повидаться с вами, Николь. И вот… Я принес вам небольшой подарок, – проговорил Александр, протягивая ей аккуратный сверток. – Это кружево из города Ровинь.

– Ах, какая красота! – воскликнула Николь, рассматривая нежнейшую кружевную вязь.

– Кружевница уверяла, что даже в Венеции не найти ничего подобного, – сказал Александр.

– Как бы я хотела побывать в Венеции, – проговорила Николь, зажмурившись. И тут же, словно испугавшись чего-то, сказала:

– Кружево из города Ровинь. Ровинь, где это?

– Это в Хорватии, на берегу изумрудного Адриатического моря, – улыбнулся Александр, вспомнив какой чудесный вид открывался с колокольни. – Знаете, Николь, это кружево не простое. Если вы посмотрите через него на закат, то обязательно увидите что-то очень для себя важное. Возможно, это будет дворец Дожей, или площадь Сан Марко, или стоящие по колено в воде дома, или карнавальные венецианские маски, от которых рябит в глазах, а может быть, что-то совершенно особенное, о чем вы даже не думали. Кружево ваше, смотрите через него на закатное солнце и любуйтесь разными картинками. Но, если быть честным, то лучше, конечно, любоваться настоящей красотой. Представляете, вы плывете в гондоле по узеньким каналам Венеции, и перед вами оживают страницы истории.

Александр прикрыл глаза и запел итальянскую песенку, ловко копируя простоватую манеру венецианских гондольеров. Николь заслушалась, восторженно глядя на него. А он вдруг резко оборвал мелодию, крепко сжал ее ладони и проговорил:

– Давайте бросим все и умчимся в Венецию!

– В Венецию, – повторила она.

– Отправимся туда на пару дней, – сказал он.

– Отправимся туда всего на пару…

– Хотите больше? Дня на три, на пять…

– Ах, как я о Венеции мечтала! – выдохнула она.

– Так вы согласны? – спросил Александр.

– Да, – кивнула она и зашептала:

 
– По колено в воде дома,
И дугой кружевной мосты,
И звенящая тишина
Никого, только я и ты.
 
 
Чуть поскрипывает весло,
Нашей лодки плывущей вдаль,
Ночь снимает черный покров,
И уносится прочь печаль.
 
 
Над Венецией чудо-рассвет,
Солнце льет золотистый дождь,
И в пурпурных одеждах к нам
Из столетий выходи Дож.
 

Сидя на ступенях дворца Дожей, Николь подумала, что при желании Генрих Молт мог бы подарить ей ночь и в Венеции. Но как выразилась фрау Анна, Генрих вновь уплыл куда-то на своем белом кораблике-яхте, гонимый ветром судьбы.

– Как бы я хотела увидеть его в пурпурной одежде Дожа, – подумала Николь, глядя на пристань, у которой покачивались элегантные черные гондолы.

Словно угадав мысли Николь, Александр спросил:

– Вы бы хотели провести ночь в этом дворце? – Николь пожала плечами. – Напишите о Венеции, Николь. Мы уговорим Алена Дитриха снимать ваш новый фильм, вновь окунемся в атмосферу прошлого, почувствуем себя творцами истории или… – Александр глянул в широко распахнутые глаза Николь и почти прошептал последние слова:

– Просто безумно влюбленными … Ни-и-коль…

На колокольне Сан Марко разом запели все колокола. С площади взмыли вверх сотни голубиных стай. Встрепенулась, дремавшая доселе морская гладь, пронзительно закричали белые чайки. Венеция проснулась, моментально превратившись из молчаливого хранителя тайн, в шумный, многолюдный базар.

– Давайте спрячемся куда-нибудь от этой пестрой толпы масок, – умоляюще проговорила Николь.

– Хорошо, – крепко сжав ее руку, сказал Александр. – Только, умоляю, не задавайте мне никаких вопросов.

– Обещаю, – улыбнулась Николь.

Она не проронила ни слова, когда они плыли по узким венецианским каналам, все дальше и дальше от площади Сан Марко. Молчала Николь и тогда, когда они шли по серым улочкам-колодцам, куда почти не проникал солнечный свет. Воздух здесь казался вязко-тягучим. Вдыхать его было невыносимо трудно, и от напряжения на лице выступали крупные капли пота.

Николь уже начала думать, что их путешествие никогда не закончится, что очередная улочка заведет их в тупик, но улочка неожиданно распахнула свои узкие стены и нырнула в чистейший Венецианский залив.

Николь не смогла сдержать восторженного восклицания. Александр улыбнулся, приложил палец к губам и жестом показал Николь на белоснежную яхту, пришвартованную у самого берега, на палубе которой сидел капитан Генрих Молт.

– Нет, – прошептала Николь, глянув на Александра. – Нет, этого не может быть.

– Ступени чуть правее, – сказал он. – Идите, Николь, я подожду вас здесь.

Минуту Николь, терзаемая сомнениями, не двигалась с места, а потом рванулась вперед, словно горная река, не страшащаяся никаких преград.

Увидев Николь, Генрих Молт поднялся и сделал ей навстречу несколько шагов. Но из каюты вышла Стефания и, раскинув руки в стороны, воскликнула:

– Как хорошо, что ты пришла, милая Николь! Твой отец, Генрих Молт уже давно тебя поджидает. Обними же скорей своего папочку. Ну, – Стефания изобразила на лице подобие умильной улыбки.

– О-о-о-о-тец, – побледнев, прошептала Николь и попятилась. – Не-е-ет…

– Да, милочка. Да, да, да! – победоносно произнесла Стефания, протягивая Николь пакет. – Это – результаты анализа ДНК. Здесь черным по белому написано, что Николь Эрхарт и Генрих Молт – родственники. А это значит, милая моя, что Генрих Молт – твой отец!

Николь зажала уши и замотала головой: «Нет».

– Девочка моя, – нежнейшим голосом проговорила Стефания, – обними же скорее папочку. Покажи, как ты счастлива. А ты, Генрих, что стоишь, как истукан, целуй же скорей свою дочурку. Или вы не рады?

– Не-е-е-т, – простонала Николь и помчалась прочь.

Генрих рванулся за ней следом, но Стефания остановила его, грозно сверкнув глазами:

– Ты обещал мне, Питер.

– Если Стефания назвала меня Питером, это не предвещает ничего хорошего, – подумал Генрих, глядя на убегающую Николь. А вслух сказал:

– Зачем, зачем ты так жестоко обошлась с ней, любовь моя? Почему ты не дала мне прижать ее к груди?

– Генрих, я предлагала тебе сделать это, – укоризненно покачала головой Стефания. – Ты же сам не захотел. И потом, зачем она тебе нужна? Ты же уверял меня, что я – единственная и неповторимая, затмевающая собой даже солнечный свет.

– Я не отказываюсь от своих слов, любовь моя, – прижав Стефанию к себе, проговорил Генрих.

Она оттолкнула его и раздраженно прошептала:

– Неужели ты, Генрих Мол, думал, что я, Стефания Блюм, буду равнодушно наблюдать, как ты целуешь Николь Эрхарт, зная, что она тебе вовсе не дочь?

– Браво, Эвелина! – захлопал в ладоши Генрих. – Браво! Ты проиграла наше пари. Ты первая поддалась приступу ревности, а это значит…

– Это ничего не значит, – выкрикнула она, принявшись колотить Генриха по груди. – Ни-че-го-не-зна-чит, ни-че-го…

Генрих прижал ее к себе и принялся осыпать поцелуями, искаженное злобой лицо.

– Кричи, кричи, любовь моя. Я так люблю укрощать твою бушующую силу, этот огненный поток, эту лаву страсти. В такие минуты я понимаю, что ты и в самом деле единственная женщина, созданная для меня. Мне так нужна сила твоего огня.

– Ах, Генрих Молт, не покидай меня, люби меня, целуй, жалей меня, – прошептала Стефания, обвив его шею своими тонкими загорелыми руками.

Николь подбежала к Александру и, задыхаясь, выкрикнула ему в лицо:

– Предатель…

– У вас, наверно, есть веские основания называть меня так, – крепко сжав ее руку, проговорил Александр. – Но я бы посоветовал вам, фройлен Николь, никогда не бросать слов на ветер. Не стоит произносить слова, за которые потом будет стыдно. Поэтому, прежде чем сказать, подумайте, а…

– Пустите меня, мне больно, – вырвав руку, сказал Николь. – Прощайте. Я не желаю вас больше видеть никогда. Не смейте идти за мной. Не смейте мне звонить. Не смейте…

Николь резко повернулась и бросилась бежать по узкой улочку, лишенной солнечного света.

– Догоните ее, – тронув Александра за плечо, приказала Стефания.

– Нет, – покачал головой Александр. – Я не стану этого делать. Спектакль закончен. Занавес.

– Глупости, – рассмеялась Стефания. – Через два-три дня буря утихнет. Запаситесь терпением, друг мой. Все, что ни делается, все к лучшему. Верно, Генрих?

Александр повернул голову и с любопытством глянул на человека, из-за которого он потерял Николь. Высокий, стройный, моложавый мужчина с правильными чертами лица, ровным носом, аккуратной окладистой бородой и бездонными карими глазами.

– Так это вы помогали Стефании? – спросил Генрих Молт, посмотрев в глаза Александра долгим, пристальным взглядом.

Сердце актера на миг замерло, а потом застучало с удвоенной силой, пробудив лютую ненависть к этому ухоженному, загорелому миллионеру.

– Если бы мы были дикими зверями, – подумал Александр, – то растерзали бы друг друга на месте. Вы – Генрих Молт – мой лютый враг.

– Вы – Александр Штайн – удачливый человек, – подумал Генрих Молт, продолжая неотрывно смотреть в глаза актера. – Но я сделаю все, чтобы вам изменила удача. Вам не достанется моя Николь. Она никогда не полюбит вас. Она всегда будет считать вас предателем, а мы со Стефанией сделаем все, чтобы Николь не смогла разувериться в вашей непорядочности.

– Простите, но мне пора, – первый отвел взгляд Александр. – Прощайте.

– Не спешите так, молодой человек, – улыбнулся Генрих Молт. – Мы еще не отблагодарили вас, за оказанную нам услугу. Что вам обещала Стефания?

– Ничего, – ответил Александр.

– Александр, – погрозила пальчиком Стефания, – обманывать очень-очень не красиво. Неужели вас этому не учили? Я обещала вам контракт с Голливудом. Верно? – Александр кивнул. – Я сдержала свое обещание! Вот ваш контракт!

– Спасибо, мне ничего не нужно, – отстранил ее руку Александр.

– Что? – нахмурилась Стефания. – Возьмите немедленно, дрянной мальчишка. Это не игрушки. Это самый настоящий контракт, за который я выложила кругленькую сумму, поэтому советую принять его и никогда мне впредь не перечить. Ясно вам? Ни-ког-да!

– За что мне такое наказание? – сжав виски, простонал Александр.

– За добро, друг мой, – нежнейшим голосом проговорила Стефания. – За добро, которое вы творите.

Стефания обвила шею Александра и крепко поцеловала в губы, прошептав:

– За добро…

Николь окончательно заблудилась в паутине узких улочек и каналов. Отчаявшись отыскать гостиницу, в которой они остановились, она села на ступени маленького мостика и заплакала. Боль и отчаянье вырвались наружу Ниагарским водопадом слез.

– Что так сильно огорчило вас, дитя мое? – раздался тихий голос.

Николь подняла голу и радостно воскликнула:

– Марк! Господин Марк, как я рада вас видеть! Увезите меня отсюда. Где ваши лошади?

– У меня нет лошадей, сеньорита, – рассмеялся человек. – У меня есть гондола, на которой я могу отвезти вас в любой уголок Венеции. Итак, куда прикажете плыть?

– Не знаю, – пожала плечами Николь, растерянно глядя на гондольера, который был совершенно не похож на рыжебородого кучера Марка. Перед ней стоял высокий пожилой мужчина с копной черных кудрявых волос, небольшой черной бородкой и добродушно улыбался.

– Вы самая счастливая сеньорита, раз не знаете, куда вам надо. Я смогу катать вас по всей Венеции целый день.

– Но… – Николь потупила взор. – У меня совершенно нет денег.

– О, Мадонна! – воздев руки к небу, воскликнул гондольер. – Ты подарила мне встречу с самой счастливейшей из жен! У нее нет ничего, что делает людей приземленными. Эта сеньорита может летать, о, Мадонна! А вместо того, чтобы летать, она сидит и льет слезы, думая, что в Венеции мало воды. Того и гляди, Мадонна, начнется всемирный потоп. Пошли же ей скорее утешение, чтобы избежать всемирной катастрофы!

Гондольер скосил глаз на Николь и, подмигнув ей, спросил:

– Вам полегчало, сеньорита?

– Да, – улыбнулась Николь, вытирая слезы.

– О, Мадонна, благодарю тебя! – вновь воздев руки вверх, воскликнул гондольер.

– Спасибо, вам, добрый человек, – поднявшись, сказала Николь. – Вы утешили меня. Помогли поверить, что не все, так плохо, как порой нам кажется.

– Вот и славно. Прошу вас в мою гондолу.

– Спасибо, но… я лучше пройдусь, – улыбнулась Николь.

– О, Мадонна, я еще не видывал более скромной сеньориты! – воскликнул гондольер. – Сделай так, чтобы она не уходила, иначе у меня разорвется сердце.

– Ну, хорошо, хорошо, я приму ваше приглашение, – решительно шагнув в гондолу, сказала Николь. – Отвезите меня, пожалуйста, к мосту Вздохов.

– С большим удовольствием, сеньорита! – воскликнул гондольер, легко оттолкнул лодку от берега и громко запел…

– Ну, теперь ты спокоен за свою Николь? – спросила Стефания, наблюдая за быстро удаляющейся гондолой.

– Спокоен, любовь моя, – ответил Генрих Молт, выпустив клуб дыма. – Спо-ко-ен…

Многочасовые съемки и голливудские красавицы лишь на время заставляли Александра Штайна не думать о Николь. Но стоило ему остаться одному, лавина чувств сбивала с ног, не давая дышать.

– Что с вами, Александр? Почему вы такой неприступный? – восклицали со всех сторон.

– Я пришелец из другой галактики, – отшучивался он. И мысленно добавлял: – Галактики по имени Николь Эрхарт.

Не в силах объяснить себе, каким образом эта, совершенно обыкновенная на первый взгляд, девушка завладела его сердцем, мыслями, чувствами, заставила страдать, мучится, терзаться, испытывая почти физическую боль.

– Возможно, – размышлял Александр, – главная причина кроется в том, что Николь не лезет из кожи вон, чтобы мне понравиться. Не доказывает свою гениальность, значимость, свое превосходство над другими. Она не боится быть некрасивой, смешной, испуганной, растерянной, злой и доброй, несчастной и счастливой. Она всегда естественная. От счастья ее глаза светятся таким лучезарным светом, что кажется, в них отражается целый мир… А обида делает ее взгляд похожим на разрушительную волну Цунами…

Вспомнив обиженную Николь, Александр вновь услышал жесткое, как пощечина: «Предатель», и рухнул в черную дыру галактической бездны, разделившей его с Николь на миллиарды световых лет.

– За что? – шептал в ночном бреду Александр.

– За добро… – отвечала ему Стефания, обвиваясь змеей вокруг шеи.

Александр просыпался, сбрасывал с себя этот сонный бред, надеясь на спасение. Но каждую ночь сон повторялся снова и снова, заставляя Александра кружиться на дьявольской карусели страстей и порока.

Несколько раз Александр набирал номер Николь, но слышал лишь механический голос автоответчика, сообщающий, что Николь Эрхарт в данный момент нет…

– Нет, нет, нет, – молоточками стучало в висках Александра. – Бред, бред, бред…

– Хватит вам быть затворником, – задержав Александра после съемок, сказал режиссер Френк Бертис. – Я приглашаю вас на вечеринку, где пойдет разговор о новом фильме. Я могу похлопотать за вас, Александр. К тому же, Алисия Эллисон лично просила вас быть.

Френк взял Александра под руку и доверительным шепотом сообщил:

– Знаете, Александр, она влюблена в вас. Не упускайте такого шанса. Ведь ее отец – известный продюсер Джек Эллисон. Женившись на Алисии, вы сразу попадете в десятку… Итак, я жду вас вечером у себя.

– Не сочтите меня невежливым, – проговорил Александр. – Но мне необходимо вернуться в Мюнхен. Мой контракт закончился еще вчера, и если я вам больше не нужен, то позвольте мне сегодня же улететь домой.

– Что за спешка, разрешите узнать? – нахмурился Френк Бертис.

– У меня больна мама, – соврал Александр, не моргнув глазом.

– О, – поднял обе руки Френк. – Мама – это святое. Конечно, поезжайте, Александр. Надеюсь, вы скоро вернетесь.

– И я надеюсь, Френк. Мне было очень интересно работать с вами. Поцелуйте за меня Алисию Эллисон и поклонитесь ее отцу, – сказал Александр и помчался в аэропорт, страстно желая поскорей увидеть Николь Эрхарт, объяснить ей все, все, все и вымолить прощение.

В том, что Николь должна быть дома Александр не сомневался, он отправил ей несколько телеграмм и оставил десяток сообщений на автоответчике.

Но какого же было его удивление, когда дверь квартиры Николь распахнула совершенно посторонняя девушка и радостно закричала:

– Смотрите, к нам пожаловал сам Александр Штайн – известный актер, красавец мужчина, кумир не только немецких, но теперь еще и американских женщин!

На ее крик выбежали какие-то молодые люди и принялись хватать Александра за руки, устроив такой переполох, что актер зажал уши и крикнул не своим голосом: «Молчать!»

Поклонники замерли, удивленно уставившись на своего кумира.

– Где Николь? – спросил Александр, пристально глядя на девушку, открывшую ему дверь.

– Кто? – переспросила она.

– Николь Эрхарт, – повторил Александр. – Я пришел к фройлен Эрхарт, которая живет в этой квартире…

– Простите, – смущенно проговорила девушка. – В этой квартире живу я Алина Мецкен.

– Давно? – спросил Александр.

– Месяцев пять или шесть, – растерянно произнесла Алина.

– А почему автоответчик говорит, что Николь Эрхарт нет дома? – строго спросил Александр.

– Правда? – искренне удивилась Алина. – Я ни разу не слушала, что там записано. Включаю его просто так, на всякий случай.

– Неужели, вам не звонили ваши знакомые, друзья? – погрустнел Александр.

– Нет, – призналась Алина. – Я никому не даю номер своего телефона, предпочитая звонить сама.

– А вы случайно не знаете, куда переехала фройлен Эрхарт? – с надеждой спросил Александр.

– Боюсь огорчить вас, – пожала плечами Алина, – но, к сожалению, ничего не могу вам сказать о бывшей хозяйке. Простите.

– Жаль, – сказал Александр, вручил девушке огромный букет лиловых орхидей и повернулся, чтобы уйти.

– Если вы мне оставите свой телефон, то я, может быть, постараюсь вам чем-нибудь помочь, – проговорила Алина.

– Я вам позвоню сам, – глянув на нее через плечо, сказал Александр и быстро пошел прочь.

Парадная дверь громко грохнула, огласив подъезд долгим, протяжным стоном.

– Всем спасибо. На сегодня репетиция закончена, друзья мои. Я вам позвоню, – сказал Алина.

Молодые люди начали нехотя расходиться, тихо перешептываясь.

– Может быть, вернуть его? – спросила Алина, плотно закрыв за собой дверь квартиры Николь.

– Нет. Я не желаю его больше видеть, – ответила Николь. – Прошу тебя, Алина, ни слова больше про Александра Штайна.

– Хорошо, – присев рядом с Николь на диван, сказала Алина. – Но, знаешь, моя дорогая, он так искренне огорчился, узнав, что ты здесь больше не живешь, что мне стоило огромных усилий справиться со своей ролью. Бедный, бедный Александр Штайн.

– Он вовсе не бедный, – рассердилась Николь. – Он богат, знаменит и вдобавок женат на дочери известного голливудского продюсера.

– А вдруг эта свадьба – фикция? – спросила Алина. – Иначе зачем, скажи на милость, ему надо было мчаться к тебе прямо с самолета? Зачем было везти тебе такой огромный букет орхидей?

– Не знаю и не желаю знать, – зажала уши Николь. А в висках застучало:

– Желаешь, желаешь, желаешь…

– Нет, нет, нет, – тряхнула головой Николь. – Бред, бред, бред…

– Пожалуй, я пойду домой, – проговорила Алина, погладив Николь по голове.

– Забери с собой эти цветы, – попросила Николь.

– Я возьму половину, – улыбнулась Алина. – Знаешь, Николь, зря ты не дала ему возможность рассказать свою версию произошедшего. Даже приговоренных к смертной казни не лишают последнего слова. Подумай. Будь милосердной, Николь.

– Хорошо, если он позвонит, я выслушаю его последнее слово, – пообещала Николь.

Когда за Алиной закрылась дверь, Николь опустила лицо в орхидеи и грустно проговорила:

– Если бы вы умели говорить, то наверняка передали бы мне все слова, которые вам шептал Александр. Но вы молчите, свято храня свою тайну.

Николь подошла к окну и, глядя через занавеску на темнеющее небо, сказала:

– Может быть, мне и в самом деле уехать из этой квартиры, из Мюнхена, покинуть Германию? А что, пушусь кочевать, как капитан Генрих…

Николь прижала ладони к губам и застонала:

– Когда, когда, когда я перестану думать о нем? Кто даст мне ответ на этот вопрос?

Зазвонил телефон. Николь схватилась за трубку, как за спасательный круг.

– Алло!

– Ни-и-коль, – выдохнула трубка. – Вечность прошла, Ник-и-коль. Млечный путь указал мне дорогу к тебе Ни-и-коль. Не противься судьбе, Ни-и-коль. Боль, обиду свою заглуши, Ни-и-коль. Быть послушной изволь, Ни-и-коль. Кучер Марк тебя ждет у ворот. Ветер песни тебе пропоет. Тебя в замке возлюбленный ждет, Ни-и-коль.

Николь не успела вымолвить в ответ ни слова. В трубке послышались тревожные сигналы SOS.

– Что вы делаете со мной, господин Генрих Молт? Я должна бы бежать от вас прочь, а я, как безумная, мчусь вам навстречу, бросаясь на острые шипы терновника, снова и снова истекаю кровью, но не могу избавиться от вашего магического очарования. Я просто не желаю избавления…

Николь набросила на плечи кашне и выбежала из дома.