Текст книги "Поводок для волка"

Глава 4

– Вы должны понимать, что при новых обстоятельствах мы не можем не поднять вопрос о действии предыдущих договоренностей.

Голос худощавой светловолосой и голубоглазой женщины, расположившейся за длинным столом переговоров напротив Норберга, лился подобно песне. В нем слышалось убаюкивающее кошачье мурлыканье. Он обволакивал, убеждал, очаровывал.

Правда, на Норберга Клинга эта магия не действовала. Маг хмурился, слушая доводы своей собеседницы.

Фелан, стоявший за его креслом, тоже казался недовольным. Он грозно скрестил на груди руки, не отрывая внимательного напряженного взгляда от высокого мужчины настолько плотного телосложения, что крепкое дубовое кресло едва ли не стонало под его весом. Тот сидел рядом с женщиной и словно бы дремал, смежив веки.

– Я вас внимательно слушаю, виера Гортензия, – уведомил Норберг, когда женщина сделала паузу.

Она улыбнулась. Провела ладонью по безупречной высокой прическе, словно невзначай сверкнув бриллиантами в массивных перстнях, унизывающих ее тонкие пальцы. По гладкому холеному лицу женщины было совершенно непонятно, сколько же ей лет в действительности. Она выглядела особой вне времени. С равным успехом ей могло быть как тридцать, так и шестьдесят.

– Договор о разделе власти в Гроштере наш клан заключал с вашим отцом, – мягко напомнила она. – Именно подпись виера Алисандра стоит под ним. Но, как мы все понимаем, теперь стаю возглавляете вы.

– Разве это означает, что прекратили действовать все договоренности? – перебил ее Норберг.

Виера Гортензия едва заметно сдвинула брови, недовольная тем, что ей не дали договорить.

– Конечно же не означает, – после краткой заминки так же вкрадчиво произнесла она. – Но выяснились некоторые детали… Теперь у нашего клана имеются неопровержимые свидетельства того, что ваш отец имел непосредственное отношение к смерти Изабеллы Клинг.

Женщина сделала паузу, глядя при этом на Фелана.

На лице блондина не дрогнул ни один мускул. Он словно не услышал ее слов, а если и услышал – то не удивился им.

Тонкая бровь виеры Гортензии поползла было вверх из-за немого изумления такой реакцией, точнее сказать – из-за полного отсутствия оной.

– Изабелла ведь была вашей матерью, – проговорила она, теперь уже напрямую обращаясь к Фелану.

– Поверьте, я в курсе, – почти не разжимая губ, обронил тот.

– И еще она являлась моей сестрой. – Виера Гортензия чуть слышно всхлипнула и ловко выудила откуда-то из-под стола крошечный кружевной платочек, которым осторожно промокнула абсолютно сухие глаза, стараясь при этом не повредить макияж.

Норберг опустил голову, пряча улыбку. Правда, почти сразу посерьезнел и сухо сказал:

– Виера Гортензия, при всем моем уважении я не совсем понимаю, к чему тревожить прах вашей сестры. Смерть Изабеллы Клинг, вне всякого сомнения, огромная трагедия и утрата как для вашего клана, так и для нашего.

– Изабелла принадлежала прежде всего нашему клану. – Голос Гортензии неуловимо изменился. Из него как-то вдруг ушла вкрадчивая мягкость. Теперь в нем слышался скрежет когтей по железу. – Надеюсь, вы не будете лгать мне в лицо о том, что якобы понятия не имеете, по какой причине ваш отец жестоко убил ее.

– Я хочу услышать вашу версию событий, – спокойно ответил Норберг.

– Ну что же, извольте. – Гортензия опять вперилась немигающим взором в Фелана, словно адресуя свой рассказ именно ему. Отчеканила: – Ваш отец влюбился в другую женщину. Изабелла, которая к тому моменту носила под сердцем его сына, не смогла смириться со второй ролью. И убила соперницу сразу же после того, как она произвела на свет вас. После чего кара постигла уже ее.

И опять Фелан ни жестом, ни звуком не выдал своего отношения к услышанному. Он, будто окаменев, стоял за креслом своего брата.

– И это, вне всякого сомнения, характеризует моего отца отнюдь не с лучшей стороны, – бесстрастно проговорил Норберг, лениво постукивая пальцами по столу. – Но теперь я возглавляю клан. Признаюсь честно, я не совсем понимаю, к чему все эти отсылки к прошлому. Было – и было. Изабелла мертва, как и моя мать. А Алисандр больше не возглавляет стаю.

Виера Гортензия опять провела рукой по прическе. Но теперь ее ладонь едва заметно дрожала из-за затаенного волнения.

– И все-таки моя стая вправе потребовать компенсации, – сказала она.

Норберг в последний раз ударил перед собой пальцами. Затем убрал руку со стола и резко подался вперед.

– На каких условиях? – отрывисто спросил он.

Виера Гортензия, однако, не торопилась отвечать. Вместо этого она встала. Тотчас же предупредительный молчаливый слуга бесшумно материализовался за ее спиной и отодвинул кресло. А вот Норберг вставать не стал, хотя это шло вразрез с требованиями этикета. Он предпочел наблюдать за действиями своей собеседницы сидя.

Впрочем, спутник Гортензии тоже не стал покидать своего места. Лишь его веки слегка дрогнули, доказывая тем самым, что он не спит.

Гортензия, шелестя пышной юбкой, неторопливо прошлась по гулкому просторному помещению. Остановилась напротив большого – в человеческий рост – окна, за которым вдалеке змеились ночные улицы Гроштера, освещенные сотнями огней. Нервно сцепила за спиной руки.

В комнате после этого повисла напряженная тишина. Та самая, которая невыносимо давит на уши, вынуждая разорвать ее криком, отчаянным стоном, мольбой, просьбой – словом, чем угодно, лишь бы прервать эту пытку молчанием.

Впервые на лице Фелана отразились хоть какие-то чувства. Он переступил с ноги на ногу и еще крепче прижал к груди скрещенные руки. Сжал губы так сильно, что они превратились в две тонкие бескровные ниточки.

Тем не менее и спутник виеры Гортензии не остался равнодушным к затянувшейся паузе. Он приоткрыл заплывшие жиром глаза. Хмуро обвел комнату взглядом, словно проверяя, все ли в порядке. Затем опять погрузился в подобие сна.

– Виер Норберг, вы должны понимать, что мы лишь формально относимся к одному роду, – прошелестел голос Гортензии.

Она по-прежнему не оборачивалась к присутствующим. Ее тонкий стан, обтянутый черным бархатом изысканного наряда, почти терялся на фоне темного окна. Лишь отблеск луны сверкал на крупных бриллиантах серег и камнях ожерелья, поблескивающего на изящной шее.

– На самом деле наши ветви давно вражд… – На этом слове Гортензия запнулась, не осмелившись произнести слишком бескомпромиссное определение. Затем продолжила с явным усилием и более осмотрительно: – Было бы неверно утверждать, что наши семейства связывает горячая дружба.

Норберг промолчал. Он только едва заметно дернул щекой, как будто прогонял невидимого комара.

Гортензия между тем в последний раз провела тонким пальчиком по стеклу и развернулась.

Наверное, при этом свет ближайшей магической искры неудачно упал на ее лицо, подчеркнув невидимые прежде морщины. Но внезапно создалось впечатление, будто женщина чудовищно стара. Прожитый возраст отразился в ее глазах, затаился в жестких складках, пролегших от крыльев носа к уголкам рта.

– Точнее сказать, мы могли бы забыть о наших давних разногласиях, если бы Изабелла вышла замуж за Алисандра, – продолжила Гортензия, крепко сцепив перед собой руки. – Однако ваш отец рассудил иначе. Что же. На тот момент ваша стая была крупнее и сильнее нашей. Я с самого начала догадывалась, кто истинный виновник смерти сестры, но до поры до времени считала нецелесообразным поднимать этот вопрос.

– Что же изменилось сейчас?

Норберг спросил тихо, почти неслышно. Но спутник Гортензии опять заволновался. Открыл глаза и тяжело отодвинул кресло, как будто готовился в любой момент вскочить на ноги.

В унисон с ним напрягся Фелан. Немного отступил в сторону, намечая наиболее выгодную траекторию для атаки.

– Изменилось то, что Алисандр отныне не вожак стаи, – честно ответила Гортензия, мимо прозрачных светлых глаз которой вряд ли прошла эта сцена. – И наш род теперь не тот, что прежде. Мы… мы стали сильнее. По численности моя стая превосходит твою, мальчик мой, как минимум вдвое.

И опять Норберг едва заметно дернул щекой, должно быть недовольный тем, что Гортензия вздумала оставить официальный тон и перешла к более фамильярному общению.

– То есть вы собираетесь расторгнуть мирное соглашение, – без малейшего намека на вопрос протянул он.

– Нет, не собираемся. – Гортензия покачала головой. – Мы не желаем войны, хотя не сомневаемся в победе. Но любое противостояние ослабляет обе стороны. Это даст неоправданное преимущество прочим родам. К примеру, семейству Хеин, которое контролирует Хельон и северные границы Лейтона. Эти неотесанные грубые медведи давно намекают на то, что не отказались бы сменить климат на более теплый.

– Тогда чего же вы хотите? – прямо спросил Норберг.

– Подписания нового договора, в котором нашему роду отойдет вся южная часть Гроштера, – ответила Гортензия, и ее глаза зажглись жадным голубым пламенем. – Граница пусть проходит по Дворцовой площади. Это первое условие. А второе – ты отдаешь нам Алисандра.

Норберг задумчиво потер подбородок. Откинулся на спинку кресла, глядя на улыбающуюся Гортензию.

– Алисандр – мой отец, – прошелестел его голос.

– Он – убийца моей сестры, – парировала виера. – И должен понести кару за свой поступок. Я знаю, что ты лишил его второго облика. Ну что же, это слегка облегчит его участь. Оборотни выносливее людей. Могут дольше терпеть боль. А он умрет быстро. По крайней мере, быстрее, чем несчастная Изабелла.

Норберг не торопился с продолжением разговора. Он сидел и с демонстративным безразличием смотрел на женщину. Удивительное дело, но чем дольше длилась эта пауза, тем больше волновалась Гортензия. Ее прежде бесстрастное лицо то и дело искажалось быстрой злой гримасой. Губы кривились, переносицу разломила некрасивая глубокая морщина.

– Ну? – первой не выдержала она. – Ты согласен?

И при этом сорвалась даже не на крик – на противный высокий визг. Как будто кошке кто-то случайно наступил на хвост.

Ее спутник хмуро заворчал. Тяжело поднялся на ноги и подошел к ней. Ласково опустил широкую длань на плечо, и Гортензия опомнилась. На неполную минуту спрятала лицо в ладони, а когда вновь взглянула на Норберга – ничто в ее облике не напоминало о недавнем срыве.

– Прошу прощения, – пробормотала она уже спокойнее. – Нервы. Я слишком взбудоражена тем, что совсем скоро поквитаюсь с убийцей сестры. Столько лет я ждала этого момента…

– Я услышал вас, – невежливо оборвал ее Норберг и тоже встал. – А теперь прошу извинить меня, но подобные вопросы так сразу не решаются. Завтра вечером мы вновь вернемся к обсуждению этой темы.

– Ясно, – холодно проговорила Гортензия.

Ее голубые глаза потемнели. По всей видимости, она ожидала иного.

– Если вы желаете, можете остановиться в моем замке, – продолжил он. – Естественно, я гарантирую вам полную безопасность…

– Не стоит, – оборвала женщина. Покачала головой и продолжила уже мягче: – Мальчик мой, я не хочу утруждать и стеснять тебя. К тому же я соскучилась по Гроштеру. Я не была здесь так долго! С удовольствием прогуляюсь по его улицам. Приятно сознавать, что совсем скоро наш род вернется сюда на правах хозяев.

В глазах Норберга промелькнул алый всполох гнева. Но он ничего не сказал, лишь почтительно склонил голову, показывая, что принимает решение Гортензии.

Та еще несколько секунд смотрела на него, ожидая чего-то. Затем негромко рассмеялась и покинула зал настолько стремительной походкой, что казалось, будто вообще не касается пола.

За ней вышел и ее спутник. Несмотря на свою более чем внушительную комплекцию, он проделал это столь же бесшумно.

Фелан подождал, пока за гостями закроется дверь. После чего издал громкое презрительное фырканье и взял со стола предусмотрительно откупоренную бутылку вина, к которой, впрочем, никто так и не прикоснулся.

– Ну и фифа, – пробормотал он, сделав глоток прямо из горлышка и не утруждая себя поисками бокала. Небрежно промокнул губы рукавом рубашки и добавил с нескрываемым восхищением: – Нет, ты видел, что за фифа? Истинная тигрица!

– А ее спутник – истинный лев, – пробормотал Норберг.

Он смотрел поверх головы брата, явно прокручивая и прокручивая в уме прошедший разговор.

– Что ты намерен делать? – полюбопытствовал Фелан. Норберг удивленно глянул на него, и блондин торопливо добавил: – Я говорю про отца. Понятное дело, власть над Гроштером им нельзя отдавать ни в коем случае. Даже если они получат один дом, то вскоре заявят права на весь город. Как говорится, коготок увяз – всей птичке пропасть. Но если отдать Гортензии нашего отца, это подсластит горечь отказа.

– И ты готов пойти на это? – Норберг, неприятно пораженный предложением брата, высоко вскинул одну бровь.

– Я думаю, ты не станешь спорить с тем, что наш отец – та еще сволочь. – Фелан пожал плечами. – Я не буду плакать, если он умрет. В некотором смысле это будет даже проявлением милосердия. Ты лишил его второго облика. Нельзя придумать для оборотня наказания хуже.

– Между тем он не собирается умирать, – негромко возразил Норберг. – Я не могу сказать, что он счастлив и полностью доволен своей участью. Но он не сделал ни одной попытки самостоятельно отправиться на суд богов.

– Еще бы он это сделал! – Фелан неприятно хохотнул. – За порогом миров его ожидает веселенькая компания тех, кого он в свое время предал или жестоко убил. Понятное дело, наш отец всеми силами будет стараться отсрочить эту донельзя неприятную встречу.

– Вот именно, – обронил Норберг и устало опустился в кресло, из которого встал по завершении разговора с Гортензией.

Устало положил на стол локти, запустил пальцы в волосы и о чем-то глубоко задумался.

– Неужели тебе жалко его? – не унимался Фелан. Он опять отхлебнул вина. – Норберг, между нами, почему ты сам его не убил? Пока Алисандр жив, он всегда будет представлять опасность для твоей власти. Что скрывать очевидное, далеко не все хотят видеть тебя вожаком. У нашего отца осталось немало сторонников, которые пусть втайне, но мечтают о возвращении к прошлым временам. И это может стать огромной проблемой. Особенно сейчас, когда в город прибыла Гортензия со своей свитой.

Обхватившие голову пальцы Норберга дрогнули. Он внимательно слушал рассуждения брата.

– Ты слишком рьяно принялся наводить свои порядки, – продолжил барс, чуть осмелев от того, что брат не осадил его сразу. – Оборотни привыкли жить в свое удовольствие, не оглядываясь при этом на человеческие законы.

– Наш отец насиловал девушек, – глухо напомнил Норберг. – А потом, используя свой ментальный дар, заставлял их забывать об этом. И его так называемые сторонники недовольны прежде всего тем, что я запретил подобную охоту, во время которой и им зачастую перепадало немало развлечений.

– А зачем ты это сделал? – вкрадчиво поинтересовался Фелан. – Пусть бы все продолжалось. Не с таким размахом и не так часто, но все-таки. Тебе даже не надо было этого разрешать. Выразил бы вслух свое неудовольствие – и продолжал смотреть на похождения стаи сквозь пальцы. Подумаешь, эка невидаль. Ты же провел несколько показательных наказаний. Наказаний более чем жестоких. Как думаешь, добавило ли это тебе любви среди членов стаи?

– Я не нуждаюсь в любви. – Норберг вдруг стукнул кулаком по столу, да так, что барс от неожиданности расплескал вино. Хмуро посмотрел на брата, прошипел: – Мне нужно, чтобы меня слушались. И чтобы мои приказы выполнялись беспрекословно.

– Невозможно править только при помощи кнута, – возразил Фелан, с неудовольствием глядя на запачканные красными брызгами манжеты рубашки. – И уж тем более не стоит начинать с этого свое правление. Вернее было бы…

– Смею напомнить, что я – вожак стаи, – перебил его Норберг. – И пока я не нуждаюсь ни в чьих советах.

Фелан скривился, недовольный полученной отповедью. Его губы обиженно дрогнули, но он удержался от продолжения спора.

– Как знаешь, – прошелестел его голос. – Я всего лишь пытаюсь помочь тебе.

– Прости, – чуть мягче добавил Норберг. – Я понимаю, что ты беспокоишься за меня. Но я поступил так, поскольку счел это единственно верным. Я не мог спокойно стоять в стороне, безучастно наблюдая за тем, как калечат невинные души. Да, несчастные жертвы нашего отца ничего не помнят о тех ночах, что провели в замке. Только во сне кошмары возвращаются. Но разве этого мало? Разве ты пожелал бы своей Марике подобной участи? А ведь она только чудом не попала в тот проклятый подвал.

После вопроса брата Фелан с такой силой стиснул бутылку, что едва не раздавил толстое надежное стекло. Опомнившись, осторожно поставил ее на стол.

– Я еще раз предлагаю – отдай нашего отца Гортензии, – настойчиво сказал он. – Ты сам признаешь, что он в бытность свою вожаком стаи поступал чудовищно. Так пусть кара настигнет его. Я понимаю, что ты не желаешь пачкать руки. Что же, это разумно. Он все-таки наш отец. Но тигрица будет счастлива, если ты позволишь ей поквитаться за смерть сестры. – Сделав паузу, чуть слышно добавил: – Которая была моей матерью.

Норберг не торопился отвечать на слова брата. Он сидел за длинным столом, устало опустив плечи, и вычерчивал указательным пальцем какие-то загадочные символы на безупречно отполированной столешнице.

Фелан не торопил его. Он отступил на пару шагов, не сводя с брата настороженного взгляда.

– Насколько я помню, Марике рожать на днях, – неожиданно произнес Норберг. Вопросительно посмотрел на брата.

Тот кивнул и озадаченно приподнял бровь.

– Перевези ее в замок, – сухо не попросил, а приказал волк. – Ее и маленького Этана. Полагаю, нам обоим будет спокойнее, если твоя семья окажется здесь.

– Ты не представляешь, о чем просишь. – Фелан мученически возвел очи к потолку. – Этану недавно исполнилось три. Это же настоящий маленький ураган, сеющий вокруг одни разрушения.

– Стены нашего замка достаточно крепки и надежны, чтобы выдержать проделки твоего сына. – Норберг позволил себе краткую усмешку. Но почти сразу продолжил уже без тени улыбки: – И все-таки, Фелан, перевези семью сюда. Не думаю, что Гортензия осмелится причинить им какой-либо серьезный вред. Как-никак ты ее племянник. Но она наверняка попытается разыграть эту карту. Надо лишить ее такой возможности.

– Хорошо, – согласился Фелан. Помолчал немного и с иронией осведомился: – А что насчет Иларии? Если Гортензия узнает про твои чувства к этой кошечке, то…

Фелан не завершил фразу. Да это было и не нужно. Норберг и без того прекрасно понял, что хотел сказать его брат.

– Илария, – задумчиво протянул он. Его лицо на миг осветила мечтательная улыбка, как будто это имя навеяло какие-то приятные воспоминания.

Затем встал, резко отодвинул кресло. И неторопливо прошелся по просторному гулкому помещению, скрестив за спиной руки.

– Как же все не вовремя! – пожаловался неожиданно. – Очень не вовремя. Если я прикажу Винлану доставить Иларию в Гроштер, тем самым сильно испорчу все дело. Не мне тебе говорить, что кошки не любят, когда им приказывают.

– Но оставлять ее в том захолустье тоже слишком опасно, – возразил Фелан. – Айша уже пронюхала про ночь, которую кошка провела в замке. Правда, она сделала неверные выводы, но все равно. У этой дурной девчонки не хватит ума держать язык за зубами. К тому же Айша обижена на тебя. И обижена сильно. Она вполне способна отправиться к Гортензии.

– Айша сейчас не в Гроштере, – напомнил Норберг.

– В том-то и дело. – Фелан покачал головой. – Даже ты не в силах предугадать, что замыслила сестра. В Гроштере ты смог бы хоть как-то контролировать ее. Но она в Ультауне. И слишком близко подобралась к Иларии. Вряд ли Айша нападет на нее, пока рядом Винлан. Но кто знает, что у нее в голове.

– Демоны! – кратко ругнулся Норберг.

Остановился напротив окна, где совсем недавно стояла Гортензия. Прижался лбом к прохладному стеклу, будто пытался таким образом умерить головную боль.

В зале после этого воцарилась тишина. Фелан с непонятной улыбкой наблюдал за старшим братом. В глубине его зеленых глаз мерцало какое-то чувство, более всего напоминающее злорадство.

– Пусть будет так, – наконец, глухо произнес Норберг, не глядя на него. – Прикажи Винлану доставить кошку сюда.

– А если она вздумает сопротивляться? – с кратким смешком уточнил Фелан.

– Она обязательно будет сопротивляться, – с протяжным вздохом ответил Норберг. – Но все равно. Скажи, что я разрешаю Винлану прибегнуть к силе. Пусть свяжет ее, обездвижит, оглушит, в конце концов. Но привезет в замок. И как можно скорее!

Фелан поклонился, показывая тем самым, что услышал брата. И бесшумно покинул зал.

Только после этого Норберг отвернулся от окна. Его губы сложились в горькую гримасу.

– Брат, – чуть слышно прошептал он. – Неужели ты всерьез намереваешься предать меня?