Текст книги "Страсть и скандал"

Глава 10

Это прозвучало как признание, которое должно было насторожить Томаса. Предостережение, которое следовало понять. Но он этого не сделал.

Вот показатель того, насколько далеко он зашел, чтобы воздвигнуть Катриону на высокий пьедестал, а потом недоумевать, почему она решила спуститься вниз.

Он сам придумал ее – она была не девушкой, а фантазией с волосами цвета красного золота. Придумал, как ответ на вопрос, который задал, сам того не зная. Эта девушка с серьезной улыбкой и стальным спокойствием, сноровкой скакать быстрее ветра на лошади, которую он предназначил именно для нее, с открытым и живым лицом, которое вспыхивало румянцем и радостью, была ответом его страстной тоске, что гнездилась в глубине самого потаенного уголка его сердца.

Он хотел, чтобы она стала частью его жизни. И не важно, какой ценой.

Теперь, с высоты прожитых лет, он видел, каким был одиноким. Так страдал от одиночества, что был готов забыть годы тренировки и рискнуть карьерой ради того, чтобы отдаться новому чувству к одной девушке, наполовину ирландке, наполовину шотландке. Немало мужчин, прибывших на Восток, приобретали страсть к опиуму или гашишу точно так, как Томас обрел страсть к Катрионе. Ему столь отчаянно хотелось с ней быть, что он послал к черту последствия. То, что началось как игра, превратилось в одержимость, необходимую для его существования как воздух, которым он дышал.

Много дней после их первой поездки он находил предлоги оставаться в Сахаранпуре, в то время как ему следовало отправиться на север, в Кашмир, – проверить, откуда дует ветер в узких долинах, где в Лахоре от имени своего магараджи правил некий Гулаб Сингх. Всего лишь брошенное небрежным тоном приглашение: «Возможно, мы прокатимся еще как-нибудь?» – и он назначал дни новых встреч, чтобы провести как можно больше времени с Катрионой Роуэн и детьми лорда Саммерса. Вдоль долины Доаб, забираясь и выше, в горы. Ехали, болтали и смеялись.

А еще он всегда был настороже. За ней наблюдал. Восхищаясь тем, как она держит себя с детьми, – с непринужденной дружественностью и чуткой заботой. Она была им предана. Может быть, чрезмерно. Готовая принести собственные желания в жертву их потребностям.

Нужно было изобрести приемлемый план, как бы увидеться с ней наедине.

Полковник Бальфур был настроен скептически.

– Ты намерен привести племянницу нового резидента компании, чтобы она познакомилась с Миной? Вошла в харим? – спросил он. – Что за игру ты затеял?

В тот вечер они беседовали по-арабски. Резких горловых интонаций языка было достаточно, чтобы еще раз напомнить Томасу, что у него есть другие, очень важные обязательства. В качестве Танвира Сингха ему надлежало играть в игру более серьезную, нежели ухаживание за девушкой-ангрези. И следить, чтобы слова, которые они произносили, не были подслушаны или поняты посторонними. Старая причуда полковника – он давным-давно приучил Томаса разговаривать на смеси языков, меняющейся каждый раз, во время встреч с глазу на глаз, которые чаще всего происходили в тени дворика, возле фонтана. Они сидели на мягких подушках, а журчание струй отвлекало каждого, кто в своей непочтительности попытался бы подслушать, о чем беседуют полковник и его большой друг Танвир Сингх.

Томас встретил мягкий укор полковника собственным замечанием:

– У вас не может быть возражений против этой девушки. Вы ее видели на званом обеде. Прекрасная и очаровательная. И бегума ее одобрила.

– Не совсем одобрила, Танвир, однако – да, бегума говорила о вашем посещении ее сада в ту ночь. Должен также спросить, Танвир, неужели ты считаешь разумным скрываться в саду с юной девушкой-англичанкой?

Это было совсем неразумно, но разве могло это соображение его остановить?

– Она не англичанка, она шотландка. И не такая, как другие девушки-англичанки. Она…

Вероятно, его старший товарищ осознал, что взывать к разуму Томаса бесполезно, поскольку попробовал подступиться по-другому:

– А что резидент компании, лорд Саммерс, сказал бы о том, что ты уводишь его племянницу в темноту сада? И о верховых прогулках каждое утро? И о приглашении сюда, чтобы посетить харим?

Ему бы помолчать и задуматься – это было второе предостережение насчет того, что о его прогулках и исчезновениях в обществе Катрионы Роуэн уже стало известно и сообщено полковнику. Что за ним и мисс Роуэн уже пристально наблюдают и о них вовсю судачат. Ему бы следовало оценить иронию того факта, что Танвир Сингх, который когда-то выстроил свою карьеру на основе точного понимания подтекста любого кажущегося праздным слуха, теперь сделался предметом домыслов и сплетен.

Но Томас не остановился. Не задумался. Не слушал.

Напротив, он продолжал, оправдывая рискованную затею с девушкой-англичанкой небрежным взмахом руки.

– Я не приглашал резидента. Я пригласил только мисс Роуэн. Это ее дело – уговорить дядю. – И он пожал плечами, чтобы показать полковнику, что исход дела ему совершенно безразличен.

– А что скажет Мина на подобное приглашение? Нет, не отвечай. Я знаю свою дочь – она будет в восторге. Но бегума? Спросил ли ты бегуму, можно ли тебе пригласить девушку-англичанку в ее дом? В ее личные покои?

– Спросил, ваше превосходительство. Разумеется, спросил. – Ему не хотелось понимать причину сдержанности полковника. – Мисс Роуэн не похожа на прочих мэмсахиб, которые презрительно морщат нос при мысли провести вечер среди туземцев. Она не хочет тратить время, сидя в стенах резиденции или выезжая на успокоительные прогулки верхом по чисто выметенным дорожкам гарнизона. Она хочет видеть Индию и понимать ее так же, как вы и я.

– Танвир, сынок, послушай, что ты говоришь! Ты и я – вымирающая порода. Чтобы в наши-то дни, в юном возрасте и при нынешнем политическом климате, она стала такой, как мы? Ты жаждешь невозможного.

Томас знал, что полковник Бальфур прав. Но по-прежнему шел напролом, мучительно ища оправдания собственным желаниям.

– Я знаю, что мне нельзя проводить с ней время. Вот почему я хочу познакомить ее с бегумой и Миной. У нее появятся подруги, а я смогу умыть руки. – И Томас намеренно сменил тему беседы, заговорив о том, что наверняка заинтересовало и заинтриговало бы полковника. – Я не могу больше задерживаться здесь. Атмосфера при дворе магараджи, Пенджабского Льва, явно сгущается. Поговаривают о новой войне.

Полковник Бальфур немедленно навострил уши – пошел серьезный разговор.

– Ага. А что там враги магараджи Ранджита Сингха? Что скажешь о хане из Кабула или о его старинном враге, шахе из Пешавара?

Томас был рад, что шум фонтана скрывает их разговор от любопытных ушей.

– О Кабуле пока ничего, но в Лахоре говорят, что шах Шуджа Дуррани лишь марионетка, которая будет делать то, что велит Пенджабский Лев. – Но собственное внимание Томаса отвлекалось, и он мечтательно глядел на запертые ворота, которые вели во дворец. – Но сначала позвольте мне увидеть, как мисс Роуэн будет представлена дамам из харим. Затем мы снова поговорим и о Кашмире, и о Пешаваре.

– В самом деле? – Полковника нелегко было сбить с толку. – А когда мы поговорим о лорде Саммерсе? И о том, что ты должен ему рассказать, да все откладываешь?

– Его превосходительство был полностью информирован о положении в Пенджабе и о возможных последствиях для компании.

– Танвир. – Ментор сверлил его мягким всепроникающим взглядом, давая понять, что Томасу никого не обмануть своими двойными речами. – А он понимает, откуда растут ноги у тех сведений, которые ты ему приносишь? – Это было так похоже на полковника – соблюдать осторожность даже там, где они наедине. Звук, с которым отворились огромные резные ворота, ведущие на улицу, показался Томасу прекрасной музыкой.

– Позже мы поговорим еще, потому что я вижу нашу гостью у ворот.

– Твою гостью, не мою. Что ж, иди. Я не добьюсь от тебя ничего интересного, пока ты не успокоишься на ее счет. А я пойду сказать своим дамам, что гостья уже прибыла. Однако слушай меня внимательно, Танвир. Оставь ее на попечение женщин и впредь забудь о родственниках резидента. Ты играешь в очень опасную игру.

Но Томас не слушал его. Почти не слушал. Он поспешил – нет, спешить не стал, хотя хотел. Хотел бегом преодолеть то пространство, что их разделяло, и оказаться рядом с ней. Но выдержка не подвела – по крайней мере так ему казалось, – и он поднялся медленно, с достоинством, и учтиво поклонился хозяину, прежде чем прошествовать навстречу мисс Катрионе Роуэн и встретиться с ней на середине двора. И с удовольствием отметил, что она сама поспешила ему навстречу.

– Танвир Сингх. – Ее глаза сияли на бледном овале лица. – Благодарю за то, что устроили для меня этот визит.

– Мэмсахиб. – В знак приветствия он взял ее руку. – Ты здесь желанная гостья.

И не успев подумать, он поддался порыву и уступил влечению. Опустил голову и коснулся губами ее руки – простое прикосновение губ к нежной, шелковистой коже на сгибе запястья, ничего больше. Ее кожа источала легкий аромат лимона, и он закрыл глаза, вдыхая этот запах. Голова поплыла, как будто он пил запретные алкогольные напитки. Он был сражен.

Сражен самым глупым и опасным образом, и наваждение все набирало силу. Теперь ему хотелось потереться щекой о пахнущую лимоном нежную кожу. Перевернуть запястье и расстегнуть пуговицы, несущие строгую охрану ее рукава. Провести языком и зубами по чувствительным жилкам. Погрузиться в мягкую глубину этой огненноволосой богини-воительницы из его снов.

Но Томас этого не сделал. Ведь он был джентльменом. И он выпрямился.

Ее веснушчатое лицо пылало ярким румянцем.

– Благодарю, хазур. Я сама изрядно волнуюсь. – Она говорила мягко и едва слышно – удовольствие уже просыпалось в ней. Она пристально поглядела на него, а потом отвернулась и обвела взглядом почти пустой дворик. – Здесь никого нет? Я думала, что встречу хозяйку дома и ее дам. Место кажется безлюдным. – Похоже, она уже начинала обретать душевное равновесие.

Он был бы рад, окажись дворец в самом деле безлюдным местом. Тогда бы она досталась только ему. Но, разумеется, сейчас за ними пристально наблюдали любопытные обитательницы зенаны.

– Твоя шотландская выносливость позволяет тебе путешествовать по городу в полуденный зной, когда все прочие клюют носом на своих диванах.

– О нет! Неужели я прибыла в неурочный час, когда все отдыхают? Но я не могла прийти раньше, не убедившись, что дети под надежным присмотром или легли вздремнуть.

– Это не важно. – Он улыбнулся, прогоняя ее тревогу. – В зенане всегда время отдыха, а Мина сгорает от нетерпения, чтобы с тобой познакомиться. Как и бегума.

– Мина? Ее так зовут? Как очаровательно. Но каков же ее титул, чтобы я могла обращаться к ней надлежащим образом?

– Сгодится просто «Мина», пока она здесь, среди родных. Я знаком с полковником с того дня моей юности, когда приехал в Сахаранпур и привел на продажу несколько лошадей. Он взял меня под свое крыло. Он был мне как отец, а его семья, его дети – как братья и сестры мне. Иначе мне бы не войти в зенану, женскую половину. Но теперь, когда Мина замужем за сыном ранпурского наваба, я почти не вижусь с ней.

– Но, должно быть, очень изысканна, раз она принцесса? Меня никогда еще не представляли ни одной из них, принцесс. У меня приличный вид?

Томас позволил себе удовольствие притвориться, что строго оценивает уместность ее графитово-синей амазонки, – ему не нравился этот цвет, слишком серый, на его вкус, зато восхищал покрой корсажа и жакета, который сидел на фигуре как влитой, подчеркивая тонкую талию и вздымающиеся…

«Проклятый шакал».

– Не нужно так стесняться, мэм. Пусть Мина и принцесса, но она женщина, как и ты.

– Едва ли. – Ответная улыбка девушки сопровождалась грустной гримасой. – Боюсь, вы слишком много времени проводите исключительно в мужском обществе, чтобы понять. Моя тетя всего-навсего замужем за третьим сыном герцога, но презирает моих родственников сверх всякой меры – особенно предков по отцовской линии, поскольку по матери я, как и она, числю в предках герцога Гамильтона. И если даже леди Саммерс столь пристрастна в вопросах крови, могу лишь представить, что о моем низком происхождении подумает супруга принца.

Он постарался ласково улыбнуться, чтобы ее приободрить – смягчить боль, которую могли нанести ей намеренно оскорбительные слова таких особ, как Летиция Саммерс.

– Принц всего-навсего мужчина. Согласно воззрениям сикхов, все мужчины равны перед лицом Бога. Как и все женщины. Моя религия говорит, что Бог видит людей равными: и мужчин, и женщин.

Если он хотел удивить ее или произвести на нее впечатление, то потерпел неудачу. Она размышляла над его пылкой речью долгую минуту, прежде чем ответить, и в глазах ее светился ясный ум:

– Несомненно, это восхитительная и просвещенная философия, хазур. Идеальная философия! И я ее разделяю. Я тоже думаю, что все мужчины и женщины должны быть равны перед лицом Бога. Но, с другой стороны, я думаю, что им никогда не быть равными в глазах других мужчин. И уж точно не в глазах других женщин.

Ее сверкающий взор был устремлен прямо на него.

– Разве вы не делаете различий между людьми по их внешности? Вы очень красивый мужчина. Неужели не обращаете красоту в свою пользу? Неужели не желаете, чтобы ваша жена не уступала вам в красоте?

– Ты мне льстишь, мэм. – И он был польщен. Глубоко польщен. Ее взгляд пьянил, как вдыхание гашиша, и зажигал Томаса исступленным восторгом, отчего ему хотелось вернуть ей взгляд, еще более откровенный. По крайней мере сейчас Катриона видела в нем мужчину.

– Разве не так? – тихо спросила она. – Надеюсь, я вас не обидела. Понимаю, что очень мало знаю о вашей философии или религии. У меня и в мыслях нет смеяться над вами, но, как говаривала моя матушка, «красота к красоте», что подразумевает: красивые люди всегда стремятся к тем, кто также наделен красотой. Поступать иначе противоречит человеческой природе.

Его мать, графиня Сандерсон, незаурядно красивая женщина, всегда говорила то же самое, но с другими намерениями.

– Может быть, я плохо понял твое английское идиоматическое выражение, но склонен думать, что изречение твоей многоуважаемой матушки означает: люди красивы как раз настолько, насколько красивы их поступки. Если их дела и особенно мысли не столь прекрасны, как их лица, тогда в глазах Бога они жалкие уроды.

Она помолчала и, подойдя к нему вплотную, серьезно заметила:

– Никто в глазах Бога не бывает уродлив. Ни в чем я не могу быть уверена, но вот на этом стою твердо.

Все в ней – особенно душа – взывало к нему.

– Ты не можешь причинить обиду. Никогда. Ибо ты говоришь правду.

И она коснулась его. Потянулась к его руке и взяла ее и осторожно пожала, словно не доверяя словам свои чувства. Теплое пожатие было мимолетным, как прежде его поцелуй, но ощущение было не менее сильным – будто теплый мед разливался по его коже.

Он сжал ее ладонь, прежде чем она ее отняла.

– Ты умна, как принцесса. И столь же прекрасна.

– Вот теперь вы мне льстите. Наверное, мы могли бы продолжать этот словесный танец – вперед и назад, туда и сюда, – пока не истощим запас комплиментов друг для друга.

– Невозможно. – Ему потребовались дни и немалое очарование, но наконец она открылась навстречу его ухаживаниям и почувствовала установившуюся между ними близость. – Но возможно, ты будешь так добра, что прибережешь свои комплименты для другого дня. Потому что я вижу трепетание шелков за оконными ширмами наверху. Значит, твоего визита очень ждут, а меня выбранят за то, что завладел твоим вниманием в одиночку.

Она скользнула взглядом по стенам, ничего не видя за ними.

– Не могу представить, чтобы вас кто-то бранил, Танвир Сингх. Да и вы не станете терпеть выговор, будто провинившийся школьник.

Томас рассмеялся.

– Вы еще незнакомы с бегумой, мисс Роуэн. Как полковник был мне вместо отца, так и бегума, в свою очередь, стала уважаемой матушкой. Поэтому умоляю, не будем заставлять ждать эту почтенную даму. И ее дочь тоже, потому что она произнесет в мой адрес еще больше цветистых слов, если вас не доставят к ней вовремя.

Он повел свою рыжекудрую богиню через просторный передний дворик в заднюю, закрытую от посторонних часть дома, где располагались старый дворец и зенана. Повел вверх по широким ступеням – девушка молчала, как шотландская мышь, как назвал ее Беркстед. Правда, глаза ее были широко распахнуты, когда она внимательно разглядывала внушительный фасад дворца. Запрокинув голову, любовалась прихотливой филигранью балконных решеток на верхних этажах, так что пришлось придерживать рукой шляпку, чтобы удержать на месте.

– Вон те маленькие купола на крыше, – пояснила она, заметив, что он смотрит на нее. – Как будто на здании, на каждом углу, надеты шляпы. Такие маленькие шлемы.

Он улыбнулся ее забавному описанию.

– Это чаттра – слово означает «зонтик», – маленькие открытые павильоны, откуда бегума и полковник могут любоваться видами города и сельской местности. Бегуме особенно нравится смотреть оттуда на городскую мечеть, Джама-Масджид, и слушать, когда с ее высоких башен раздается призыв к молитве.

В следующую минуту они миновали резные деревянные двери личных покоев и вошли во внутренний дворик, откуда он повел ее по лестнице на украшенный занавесями балкон. Ясные серые глаза Катрионы Роуэн горели любопытством и восторгом, но шаг замедлился, стоило им приблизиться к балкону и подойти к низкому дивану, где на подушках полулежа расположились полковник, его бегума и их младшая дочь Мина.

Сделав «салам» в знак приветствия, Томас повернулся и указал на гостью.

– Бегума Наваб Нашаба Нисса, я вручаю тебе мисс Катриону Роуэн из Шотландии.

Бегума любезно кивнула, принимая довольно неловкий, нервный «салам» мисс Роуэн, однако пришла в восторг, когда девушка присела в низком изящном реверансе, достойном самого короля Георга Английского.

– Как мило, – сказала она, безмятежно улыбаясь.

Катриона поднялась и повернулась к дочери Бальфура.

– Бегума Мина.

Ослепительно улыбнувшись, Мина взмахнула рукой в изящном жесте приветствия. Мисс Роуэн присела в реверансе не так низко, как перед бегумой, но едва ли это можно было заметить. Каковы бы ни были претензии леди Саммерс относительно происхождения и воспитания племянницы, ее манеры были безупречны.

– Для меня честь быть приглашенной к вам.

Мина быстро встала – зашелестели шелка, зазвенели драгоценные украшения, которые покрывали ее от макушки до выкрашенных хной пальцев ног. Она явно хотела поразить гостью. Подойдя, она взяла Катриону за руку.

– Брат мой, что за сокровище вы к нам привели.

– Вы льстите мне, ваше высочество, – сказала Катриона. – Но именно эти слова я сказала, когда меня представили савару Танвиру Сингху, – что он привел сокровище ко мне.

Мина отмахнулась от произнесенного Катрионой пышного титула, как Томас и надеялся.

– Полно! Нам предстоит стать подругами, так что между собой обойдемся без титулов. Мне будет очень приятно произносить ваше имя – Катриона. Как будто колокольчики звенят!

«И на вкус, как спелый гранат».

Должно быть, он высказал свою мысль вслух, потому что Мина обернулась к Томасу с лукавой улыбкой.

– И вы так думаете, брат мой? Не правда ли, у нее восхитительное имя?

Томас просто поклонился, соглашаясь с Миной, надеясь отвлечь ее внимание. Но та еще не закончила с ним:

– Катриона так на нас смотрит, удивляясь, отчего я называю вас братом! Танвир Сингх мне брат – не по крови, но по духу. Я знаю его с тех пор, как девочкой жила здесь, проводя дни беспечной юности.

Мина почти безукоризненно владела английским, лишь едва заметная мелодичная интонация выдавала тот факт, что эта смуглокожая красавица лишь наполовину англичанка. С точки зрения некоторых, она англичанка даже больше, чем мисс Катриона Роуэн, с ее ирландско-шотландской манерой использовать местоимения. И уж точно больше, чем Танвир Сингх, в чье английское происхождение вообще трудно было поверить, хотя его отец был графом.

– Твои дни, Мина, и сейчас не назовешь полными забот, – поддразнил он ее.

– Это говорит о том, что ты ничего не знаешь про мир женщин. Ничего об интригах зенаны.

– Должна признаться, я и сама ничего об этом не знаю, – сказала Катриона. – Я в первый раз в таком месте. И тут гораздо красивее, чем я могла себе вообразить.

– Тогда нужно сделать так, чтобы этот визит был первым в череде многих последующих. Потому что в доме моей матери есть на что посмотреть, кроме этой части дворца. Тут есть и сады, и бассейны, и фонтаны, которых мы с вами еще не видели.

При упоминании садов и фонтанов мисс Роуэн покраснела, припомнив, возможно, свое вторжение в личное пространство хозяйки дома, и украдкой бросила на бегуму встревоженный взгляд. Но эта дама лишь улыбнулась, ни словом не обмолвившись о непрошеном визите, пока Мина продолжала щебетать.

– Вы должны войти в наш мир и увидеть его своими глазами, чего не дано Танвиру Сингху.

– Не дано? Тогда почему он сейчас здесь, если это не разрешается?

– Он может приходить по приглашению моей уважаемой матушки. Но зенана – место только для женщин. Сюда не допускаются мужчины, с их громкими голосами и грязью, которую они несут с улиц.

– Я знаю, когда мне следует уходить. – Сложив ладони, Томас поклонился. Но улыбка не сходила с его лица – улыбка, которая, как он надеялся, скажет Катрионе, что он уходит лишь потому, что его попросили, но не потому, что так хотелось ему самому. – Тебе нужно лишь послать за мной, когда твой визит подойдет к концу, мисс Роуэн. Я провожу тебя назад в резиденцию.

Ее щеки окрасил милый румянец.

– Благодарю, хазур.

– А тем временем, – подал голос полковник, деликатно кашлянув, чтобы привлечь внимание Томаса, – надеюсь, Танвир Сингх, вы отправитесь со мной в мои покои, где дамы не смогут мною командовать. – Поцеловав жену и дочь, наставник повел его из дома.

Томас сосредоточился лишь на том, чтобы не думать, чем сейчас может быть занята мисс Катриона Роуэн в обществе бегумы и Мины. Он уселся рядом с полковником на диван в его любимом убежище: в тени возле фонтана.

На сей раз полковник заговорил по-французски.

– Теперь, когда мне снова – хотя бы ненадолго – удалось завладеть твоим вниманием, я скажу, что прошлой ночью у меня с резидентом состоялся очень интересный разговор.

– Надеюсь, он прислушался к вашему совету?

– Терпение, Танвир Сингх. – Полковник Бальфур поднял взгляд к бледно-голубому небу, проглядывающему сквозь листву деревьев у них над головой, словно к бездонному источнику безмятежного спокойствия. – Он сокрушался из-за плохой работы своего отделения. Конкретнее – обвинял меня, бывшего начальника, в попустительстве бездействию и неэффективности.

– Что за черт! – вырвалось у Томаса по-английски: он почувствовал себя оскорбленным за друга.

Бальфур сделал предостерегающий жест.

– Он сказал мне, что пытается определить, какие административные функции отделения в Сахаранпуре можно передать на время жаркого сезона дальним постам, расположенным выше в горах. У меня не хватило духу сказать бедняге, что жара только начинается. – Бальфур усмехнулся. – Но к делу. «Вот, – сказал он мне со всей серьезностью, – в моих книгах значится человек, которого я ни разу не видел и кто, похоже, за много лет не сделал для компании ровным счетом ничего».

– Позвольте догадаюсь сам?

– «Достопочтенный Томас Джеллико, – сообщил он. – Получает жалованье и совершенно ничего не делает, насколько могу судить. Человек, которого я даже не видел! Может быть, его и в живых-то нет?»

Томас рассмеялся. Но полковнику Бальфуру было не до смеха.

– Ты можешь шутить и величать нового резидента ослом, каких мало. Но тебе нужно с ним поговорить, и как можно скорее. Иначе достопочтенный Томас Джеллико исчезнет, потому что его просто вычеркнут из книг. Ты должен заставить его понять истинное положение вещей. – Нагнувшись ближе, он понизил голос. – Может быть, мы ведем игру. Но игра эта смертельно серьезна.

– Тем больше у меня оснований скрывать правду.

– Ты обязан заверить резидента компании – того, кто сейчас занимает этот пост, кем бы он ни был, – в своей преданности и искренности.

– Есть только один человек, которому я могу довериться, но он больше не резидент компании.

– Я польщен, Танвир. Но если не желаешь стараться ради себя, сделай это ради меня. Я старею, Танвир Сингх. Меня уже сместили с моего поста в компании, и я медленно, но верно теряю то небольшое влияние, которым когда-то располагал. Они другие, Танвир. Скорее шакалы, чем люди, в своих хищных повадках. Они не успокоятся, пока не покончат с такими, как мы с тобой. В подобных обстоятельствах нельзя, чтобы я был единственным, кто знает тайну Томаса Джеллико. Если хочешь обеспечить себе будущее в этой стране, тебе придется довериться кому-то еще.