Текст книги "Дочь крови"

– Хранители не должны пить, знаешь ли, – произнес Джеффри. Ситуация вызывала в нем скорее смех, чем сочувствие.

Сэйтан одарил Хранителя мрачным взглядом, а затем закрыл глаза, надеясь, что они сейчас выпадут и хоть какая-то часть его головы наконец перестанет болеть. Он вздрогнул и скривился, когда Джеффри царапнул стулом по полу библиотеки и сел рядом.

– Что, снова имена? – спросил Джеффри, милосердно понизив голос.

– Фамилия. Анжеллин, вероятно, в Шэйллоте. И имя Вильгельмина.

– Фамилия и точное место для поисков. Ты сегодня слишком добр, Сэйтан.

– Чтоб ты сдох. – Повелитель невольно вздрогнул от боли, усилившейся при звуках его собственного голоса.

– Твое желание давно исполнено, – весело ответил Джеффри, направляясь на поиски нужного журнала.

Открылась дверь библиотеки. Дрейка, Сенешаль Цитадели, скользящей походкой направилась к столу и поставила перед Сэйтаном чашку.

– Это поможжжет, – прошипела она, отворачиваясь. – Хотя ты сссовершшенно этого не ззасслужживаешшь.

Сэйтан отхлебнул немного дымящегося варева и скривился: вкус был премерзкий. Однако ему удалось выпить половину. Он откинулся на спинку стула, сжав чашку руками, и какое-то время просто слушал, как Джеффри старается листать журналы, производя как можно меньше шума. К тому времени как зелье, сваренное Дрейкой, было допито, страницы перестали шуршать.

Джеффри нахмурился так, что черные брови под треугольником волос образовали галочку.

– Ну, – наконец произнес он, – есть в Шэйллоте ведьма по имени Александра Анжеллин, которая является Королевой Края. Она носит Кровавый Опал. Ее дочь, Леланд, носит Розовый Камень. Она замужем за Предводителем с Желтым Камнем по имени Роберт Бенедикт. Ведьмы по имени Вильгельмина Анжеллин не существует, зато есть Вильгельмина Бенедикт, которой четырнадцать лет. Она уроженка Шэйллота и носит Лиловый Сумрак.

Сэйтан замер в кресле.

– А другие родственные связи? – тихо спросил он.

Джеффри поднял взгляд:

– Из более-менее интересных записей только одна: Князь, носящий Серый Камень, по имени Филип Александр. По отцу брат Роберту Бенедикту и служит Александре Анжеллин. Если другие родственные линии не признаны официально, то бастард берет фамилию, связанную с личностью Королевы, которой он служит.

– Это я и без тебя знаю. А что насчет Джанелль?

Джеффри покачал головой:

– Не упоминается.

Сэйтан сцепил пальцы.

– Она сказала, что ее фамилия – Анжеллин. Полагаю, это должно означать, что она, по крайней мере, продолжает древнюю традицию, согласно которой фамилия наследуется по женской линии. Она сказала, что может приходить по утрам, когда Вильгельмина занимается с наставницей. Как по-твоему, та же семья?

Джеффри закрыл журнал.

– Вполне вероятно. Террилль стал весьма небрежным в вопросах регистрации линий Крови в семьях. Однако, раз уж они записали в журналы одного ребенка, почему тогда не второго?

– Потому что одна девочка носит Лиловый Сумрак, – с холодной улыбкой отозвался Сэйтан. – Они не знают, что другая их дочь уже носит Камни.

– Если мы говорим об одной светловолосой Леди, боюсь, такое было бы трудно упустить.

Сэйтан покачал головой:

– Отнюдь. Она никогда не носила Камни, которыми была одарена, к тому же Джанелль совершенно не знает основ Ремесла. Если она ни разу не упоминала при родных, как творчески она использует свой Дар, то они, скорее всего, считают, что девочка лишена каких-либо способностей. – У Сэйтана мелькнула мысль, от которой по спине тут же пробежал холод. – Если только они ей не поверили, – тихо закончил он, вспомнив реплику Джанелль о Царстве Теней. Отложив размышления об этом на потом, Повелитель Ада посмотрел на пустую чашку. – Вкус у этой гадости тот еще, но, по крайней мере, голова болит теперь не так сильно. Могу я надеяться на добавку?

– Всегда пожалуйста, – скрыв смешок, отозвался Джеффри и потянул за шнур от колокольчика. – Особенно если вкус тот еще.

Сэйтан потер пальцами подбородок.

– Джеффри, ты был библиотекарем Цитадели уже очень много лет и, вероятно, знаешь о Крови больше нас всех, вместе взятых. Скажи, ты никогда не слышал, чтобы кто-то по спирали устремлялся вглубь, дабы добраться до сердцевины своих Камней?

– Устремлялся вглубь? – Джеффри подумал немного и покачал головой. – Нет, но это еще не означает, что подобное невозможно. Лучше спроси Дрейку. По сравнению с ней ты еще пешком под стол ходишь, а я едва вступил в юношеский возраст. – Он сжал губы и нахмурился. – Есть, правда, что-то… Я читал это давным-давно, часть какой-то поэмы, если не ошибаюсь, о легендарных великих драконах. Что же там было?.. Они скользят вниз в эбеновый цвет…

– Ловя зззвезззды хвоссстами… – Чашка перед Сэйтаном исчезла, и Дрейка поставила другую, полную.

– Именно. Сэйтан интересовался, могут ли люди Крови устремляться вглубь, к своей сердцевине.

Дрейка повернула голову. Ее медленные, осторожные движения служили свидетельством скорее глубокой старости, нежели грациозности. Она устремила взгляд холодных глаз, как у рептилии, на Сэйтана:

– Ты хочешшь понять это?

Сэйтан взглянул в эти древние, мудрые глаза и неохотно кивнул.

– Убери книгу, – велела Дрейка, обращаясь к Джеффри. Она подождала немного и, завладев их безраздельным вниманием, продолжила: – Не Кровь.

Квадратный сосуд, наполненный водой, появился на столе, каждая стенка была длиной с руку Сэйтана. Медленно высвободив руки из длинных рукавов своей мантии, Дрейка раскрыла сжатый кулак над чаном. Маленькие блестящие чешуйки вроде тех, которые женщины пришивают на одежду, чтобы она красиво переливалась на свету, упали в воду, удержавшись на поверхности. Они были тех же цветов, что и Камни.

В другой руке Дрейка держала гладкий камень, формой напоминавший яйцо, к которому крепился тонкий шелковый шнур.

– Я покажжу, какими путями Кровь досстигает внутренней паутины, ссердцевины сссебя.

Медленным и плавным движением она погрузила камень в воду до тех пор, пока он не оказался в дюйме от дна сосуда. Ей удалось сделать это, не нарушив гладкой поверхности и не пустив кругов. Блестящие чешуйки даже не дрогнули.

– Когда происсходит плавный и медленный сспусск или подъем из беззздны, – произнесла она, для наглядности подтянув камень к поверхности, – это личное дело, единение с сссобой. Оно не касссается и не тревожжит никого вокруг. Но если гнев, страх или великая нужда требуют быссстрого ссспуска вглубь, чтобы ссобрать сссилу и поднятьссся к поверхносссти… – Она уронила камень в сосуд. Он погрузился на всю длину шнурка, замерев в дюйме от дна.

Сэйтан и Джеффри молча наблюдали за рябью на поверхности. Чешуйки танцевали на все расширяющихся кругах, идущих к стенкам сосуда.

Дрейка резким движением подняла руку вверх. Камень вылетел из воды, подняв с собой несколько капель. Некоторые чешуйки светлого цвета, не выдержав усилившейся качки, затонули.

Дрейка выждала, давая им осознать увиденное.

– А вот ссспираль.

Она начала плавно вращать камень над водой. Когда он коснулся поверхности, жидкость покорно начала двигаться с ним, кружась, кружась, кружась, по мере того как камень продолжал опускаться. Чешуйки, подхваченные течением, следовали за камнем. Спуск по спирали продолжался до тех пор, пока камень не оказался в дюйме от дна. К тому моменту вся вода в сосуде двигалась по кругу, все чешуйки были подхваченны потоком.

– Водоворот, – завороженно прошептал Джеффри. Он с беспокойством покосился на Сэйтана, который не сводил напряженного взгляда с сосуда, крепко сжав губы. Его длинные ногти вонзились в стол.

– Нет, – произнесла Дрейка, резко потянув камень вверх. Вода поднялась вместе с ним высоко над сосудом и выплеснулась на стол. Чешуйки, подхваченные потоком, лежали теперь на столе, как маленькие мертвые рыбки. – Вихрь.

Сэйтан отвернулся.

– Ты же сказала, что Кровь на это не способна.

Дрейка положила ладонь ему на руку, вынуждая вновь посмотреть ей в глаза.

– Она – болыишше чем Кровь. Она – Ведьма.

– Это не имеет значения. Она все равно принадлежит Крови.

– Она – Кровь. И она – Другая.

– Нет. – Сэйтан попятился прочь от Дрейки. – Она – дитя Крови. Она одна из нас. Должна быть. – А еще она – нежная, любопытная Джанелль, дитя его души. И ничто сказанное не изменит этого.

Но кто-то научил ее ненавидеть.

– Она – Ведьма, – произнесла Дрейка с мягкостью, которой Сэйтан еще ни разу не слышал в ее голосе. – Она почти всссегда будет ссспусскатьсся по ссспирали, Повелитель. Ты не ссможжешшь иззменить ее природу. Ты не сссможжешшь предотвратить маленькие, неззначчительные ссспусски – всспышшки гнева. Ты не ссможжешшь помеш-шать ей ссспусскатьсся к сссамому центру. Вссем людям Крови это необходимо время от времени. Но вихрь… – Дрейка вновь убрала руки в длинные рукава мантии. – Оберегай ее, Сссэйтан. Оберегай ее сссвоей сссилой и сссвоей любовью, и, возззможно, этого никогда не произззойдет.

– А если я не смогу? – хрипло спросил Сэйтан.

– Это будет конец Крови.

Глава 8

Деймон перетасовывал колоду карт, когда Леланд взглянула на часы – снова. Они играли уже почти два часа, и если у этой дамочки имелся свой режим, то она отпустит его наконец через десять минут или же по окончании следующей партии. Зависит от того, насколько она растянется.

Уже в третий раз на этой неделе Леланд просила Деймона составить ей компанию в личных покоях. Он ничего не имел против карт, но его изрядно раздражало, что мать Джанелль настаивает на том, чтобы играть в ее гостиной, а не в большом зале внизу. И бесконечные кокетливые замечания за завтраком о том, как прекрасно они вчера провели время, раздражали его еще больше.

В первое утро после их посиделок за картами Роберт побагровел от гнева, слушая болтовню Леланд – до тех пор, пока не заметил, что Филип тоже тихо беснуется. С того самого дня, поскольку раб для утех не считался «настоящим» мужчиной и, соответственно, соперником, Роберт ласково похлопывал Леланд по пухлой ручке и говорил, как он счастлив, что она сочла Сади таким прекрасным компаньоном и столь часто обеспечивает его работой.

Филип же, с другой стороны, стал ужасающе резок, швыряя Деймону список дел на день и практически выплевывая приказы. Вдобавок он присоединился к девочкам во время их утренней прогулки, идя между ними и тем самым заставляя раба для утех плестись следом.

Деймона не обрадовала реакция обоих мужчин, а Леланд притворялась, что совершенно не замечает напряжения, тем самым раздражая его еще больше. Оказалось, она вовсе не была пустоголовой, бестолковой женщиной, как он поначалу решил. Когда они наедине играли в карты и Леланд полностью концентрировалась на следующих ходах, он видел в ней хитрость и способности к притворству, которые помогли ей влиться в круг общения Роберта.

Правда, это совершенно не объясняло, зачем она использует его в качестве раздражителя. Филип и без того достаточно ревновал к своему брату, завидуя тому, что у него есть право лежать рядом с Леланд в постели. Было совершенно не обязательно заставлять его нервничать еще из-за одного мужчины.

Деймон подавил свое нетерпение и сосредоточился на игре. Его не касалось, почему Леланд все время посматривает на часы. У Верховного Князя были свои причины желать, чтобы этот вечер побыстрее закончился.

Наконец, освободившись от ее общества, Деймон направился в маленькую библиотеку с книгами по Ремеслу. Обнаружив, что там пусто, он с трудом подавил желание выплеснуть свое раздражение, разгромив всю комнату.

Вот почему его так раздражало неожиданное внимание Леланд. Джанелль всегда под покровом ночи бродила по дому, в конце концов пробираясь в библиотеку, и Деймон обычно находил ее там согнувшейся над очередным старым томиком, посвященным Ремеслу. Он вторгался в ее мир ненадолго, никогда не спрашивал, зачем она ходит по дому в такое время, и частенько бывал вознагражден столь же краткими, хотя иногда удивительно интересными беседами.

Эти обрывки разговоров зачаровывали его. В Джанелль имелась потрясающая смесь невинности и темной проницательности, невежества и знания. Если на протяжении их беседы Деймону удавалось понять, из какой секции она выудила книгу, то иногда, после утомительной умственной работы, он распутывал сложную вязь слов, начиная понимать часть сказанного. В остальные моменты он чувствовал себя так, словно держит пригоршню кусочков из мозаики размером с Шэйллот. Это изрядно раздражало его – и в то же время зачаровывало.

Деймон почти отказался от надежды, когда дверь неожиданно открылась и Джанелль нырнула в проем. Поспешно подвинувшись, чтобы девочка ненароком не коснулась его бедра – он старательно избегал подобных случайностей, поскольку не был уверен в своей реакции, – мужчина поддержал ее за плечо, не давая убежать прочь. Она ведь не знала, что в комнате кто-то есть.

Он ощутил головокружительное удовольствие оттого, что Джанелль, казалось, совсем не удивилась, обнаружив его здесь. Когда Деймон закрыл дверь и зажег закрытый светильник, девочка правой рукой взъерошила волосы – верный признак задумчивости.

– А тебе нравится играть в карты? – спросила она, когда они устроились на темно-коричневом кожаном диване на пристойном расстоянии друг от друга.

– Да, – осторожно отозвался Деймон. Интересно, в этом доме происходило хоть что-то, о чем она не знает? Эта мысль ему не понравилась. Если Джанелль знает, чем именно он занимается с Леланд, значит, для нее нет тайны и в его визитах в комнату Александры?

Джанелль взъерошила волосы.

– Если утром пойдет дождь и мы не сможем пойти гулять, возможно, ты согласишься сыграть в карты со мной и Вильгельминой?

Деймон немного расслабился.

– С большой радостью.

– А почему Леланд никому не скажет, что вы просто играете в карты? Для чего ей эта таинственность? Она что, всегда проигрывает?

– Нет, она далеко не всегда проигрывает. – Деймон изо всех сил пытался не ерзать нервно по дивану. Почему Джанелль задает сегодня столько неудобных вопросов? – Думаю, дамам нравится убеждать других в том, что существует какая-то загадка.

– Или же они просто могут знать что-то, чему лучше оставаться тайной.

На мгновение Деймон забыл, как дышать. Правая рука стиснула подлокотник дивана, и он вздрогнул от боли. Проклятье! Он все-таки совершил одну ошибку. Нужно регулярно сцеживать яд из змеиного зуба, а Деймон не взял на себя заботу отыскать легкоусвояемый состав, прием которого обойдется без неприятных последствий.

Джанелль пристально смотрела на его руку.

Ощутив некоторое беспокойство, Деймон отодвинулся немного, небрежно опустив руку на колени. Он хранил секрет змеиного зуба много веков и не собирался поверять его двенадцатилетней девочке.

Однако он не учел ее упорства и силы. Пальцы Джанелль сомкнулись на его запястье и потянули руку вверх. Деймон сжал руку в кулак, чтобы спрятать ногти, и попытался вывернуться из ее хватки. Когда это не удалось, он сердито зарычал. Этот звук заставлял сильных, крепких мужчин пятиться в страхе, а королевы, услышав его, невольно задумывались о том, следует ли сейчас отдавать свои приказы.

Джанелль же всего лишь спокойно посмотрела Деймону в глаза. Он первым отвел взгляд и, слегка задрожав, покорно разжал пальцы, позволяя осмотреть их.

Ее прикосновение было легким как перышко, мягким и знающим. Девочка по очереди изучила каждый палец, особое внимание уделяя длине ногтей, и наконец остановилась на безымянном.

– Этот теплее, чем прочие, – произнесла она, словно разговаривала сама с собой. – И под ним определенно есть что-то еще.

Деймон подпрыгнул, почти стащив Джанелль с дивана, после чего она наконец отпустила его руку.

– Не трогайте его, Леди, – напряженно посоветовал он, осторожно убирая руки в карманы.

Уголком глаза Деймон видел, как она снова усаживается на диван и изучает собственные руки. У него возникло такое ощущение, словно Джанелль хочет о чем-то ему рассказать, и внезапно он понял, что девочка тоже тщательно обдумывает свои слова, чтобы не сказать больше, чем нужно.

Наконец она застенчиво произнесла:

– Я знаю кое-какую исцеляющую магию.

– Я не болен, – ответил Деймон, предусмотрительно глядя прямо перед собой.

– Но ты и не здоров. – Внезапно ее голос зазвучал так, словно Джанелль в один миг превратилась во взрослую женщину.

– Все в полном порядке, Леди, – твердо отозвался Деймон. – Я благодарю вас за беспокойство, но со мной все хорошо.

– Похоже, не только дамам нравится окружать себя загадками, – сухо произнесла девочка, направившись к двери. – Но с вашим пальцем что-то не в порядке, Князь. Там есть боль.

Он почувствовал себя загнанным в угол. Если еще хоть кто-то узнал бы о змеином зубе, ему была бы прямая дорожка в могилу, которую Деймон с чистой совестью начал бы рыть. Но Джанелль… Он вздохнул и повернулся к девочке. Издалека, особенно в тусклом свете свечи, она казалась всего лишь хрупким, невзрачным ребенком, довольно дружелюбным, но не наделенным большим умом. Издалека. Стоит подобраться поближе и взглянуть в эти глаза, которые с легкостью меняли свой цвет с небесно-голубого на сапфировый, как становилось трудновато вспомнить, что говоришь с ребенком. Было тяжело не чувствовать дрожь, приходящую вместе с пониманием: эта девочка наделена острым, цепким, нездешним умом, скрывающимся у самой поверхности, который выстраивал собственные заключения о мире.

– Однажды я уже помогла тебе, – тихо произнесла она, словно проверяя, станет ли Деймон отрицать.

Слишком удивленный, чтобы сразу ответить, тот поражен-но смотрел на нее. Как давно она знает, что именно он отдал свою силу Жрецу той ночью, когда она попросила о помощи и когда Корнелия приказала выпороть его плетьми? Осознав простую вещь, Деймону захотелось хорошенько наподдать себе за то, что был таким дураком. Как давно? С самого первого утра в беседке, когда она уже сделала вывод о нем.

– Я знаю, – с уважением произнес Деймон. – Я был и остаюсь признателен тебе за это. Но это не рана и не болезнь. Это просто часть меня. Нет ничего, чем ты можешь помочь.

Он вздрогнул под ее пристальным взглядом.

Наконец девочка пожала плечами и выскользнула из библиотеки.

Деймон потушил светильник и несколько минут постоял в приятной, чернильной тьме, слегка пахнущей плесенью и пылью. Затем он направился в свою комнату. Теперь его тайна в ее руках. Он не станет защищать себя от того, что Джанелль может сказать или сделать. Через несколько минут зазвонил колокольчик Александры.

Сэйтан поднял глаза от книги, которую читал вслух, и с трудом подавил дрожь. Джанелль уже полчаса напряженно рассматривала обложку книги с отсутствующим взглядом. Это означало, что она пытается уложить в голове урок, предназначенный для ее внимания, но при этом обдумывает полученные сведения совершенно другим образом. Он продолжил читать, но теперь его разум был сосредоточен отнюдь не на произносимых словах.

Через несколько минут Сэйтан сдался и положил на стол книгу и свои очки с линзами в форме полумесяца. Однако взгляд Джанелль устремился вовсе не к книге, как он ожидал. Девочка напряженно смотрела на его правую руку, сосредоточенно наморщив лоб и перебирая пальцами кудри.

Ах вот оно что! Конечно, было трудно что-либо утверждать наверняка до тех пор, пока ведьма не достигала зрелости, однако Джанелль демонстрировала некоторые признаки настоящей Черной Вдовы. Пройдет несколько лет, прежде чем появятся физические признаки, однако ее несомненный интерес показывал, что пора начинать обучение прямо сейчас.

Подняв одну бровь, Сэйтан вытянул правую руку:

– Не хотите ли осмотреть ее повнимательнее, Леди?

Джанелль одарила его рассеянной улыбкой и послушно взяла руку в свои ладошки.

Он наблюдал за тем, как девочка исследует его ладонь, поворачивая то так, то этак, до тех пор, пока ее взгляд не замер на его безымянном пальце.

– Почему у тебя такие длинные ногти? – мягко поинтересовалась она, изучая окрашенные в черный цвет ногти.

– Это дело вкуса, – непринужденно отозвался Сэйтан, желая посмотреть, до чего Джанелль сможет докопаться сама.

Она с сомнением посмотрела на него:

– Под ним что-то есть. – Девочка легонько коснулась ногтя безымянного пальца на его правой руке.

– Я – Черная Вдова. – Сэйтан повернул руку так, чтобы Джанелль могла хорошо видеть ногти, и согнул безымянный палец. Ее глаза расширились, когда ядовитый зуб выскользнул из своего укрытия. – Это змеиный зуб. Маленький мешочек с ядом, к которому он крепится, покоится под ногтем. Будь осторожнее, – предупредил он, когда девочка поднесла палец, чтобы коснуться ногтя. – Мой яд уже не такой смертоносный, как раньше, но он еще достаточно силен.

Джанелль некоторое время разглядывала змеиный зуб.

– Но твой палец не горячий. Что будет, если он станет теплее остальных?

Беззаботный интерес Сэйтана как ветром сдуло. Значит, ею все-таки двигало не праздное любопытство.

– Беда, ведьмочка. Если яд не используется, его необходимо сцеживать каждые несколько недель. Иначе он густеет, может даже кристаллизоваться. Если его еще можно заставить выйти через канал на зубе, это будет в лучшем случае болезненная процедура. – Он безрадостно пожал плечами. – Если же нет, то единственным способом прекратить боль будет удаление зуба и мешочка.

– А почему кто-то может не захотеть сцедить его вовремя?

Сэйтан снова пожал плечами.

– Яду нужен яд. После того как мешочек опустошается, тело Черной Вдовы начинает ощущать сильную потребность в той или иной отраве. Но нужно быть очень осторожным с теми составами, которые человек принимает внутрь. Неправильно выбранный яд может быть не менее смертельным для Черной Вдовы, чем для любого другого представителя Крови. Самый лучший яд, разумеется, свой собственный. Обычно Черные Вдовы опустошают этот мешочек прямо перед лунными днями, чтобы на протяжении этих дней, когда они должны отдыхать, их тела, получившие несколько капель своего собственного яда, начнут медленно заполнять пустой кармашек без малейших неудобств.

– А если он загустеет?

– В этом случае собственный яд не годится. Организм не примет его. – Сэйтан забрал руку и сцепил пальцы перед собой. – Ведьмочка…

– А если нельзя использовать собственный яд, есть ли какой-нибудь другой безвредный?

– Есть некоторые составы, которые можно применять, – осторожно отозвался Сэйтан.

– А можно мне взять немножко?

– Зачем?

– Потому что я знаю одного человека, которому он нужен. – Джанелль отошла от него. На ее личике отразилась внутренняя борьба.

Сэйтан почувствовал острую боль, словно грудная клетка неожиданно сжалась, сдавив сердце и легкие. Он поборол внезапное желание вонзить ногти в плоть и разорвать ее.

– Мужчина или женщина? – ровно спросил Повелитель.

– А что, есть разница?

– На самом деле есть, ведьмочка. Если смесь ядов не приготовлена с учетом пола, последствия могут быть довольно неприятными.

Джанелль обеспокоенно посмотрела на него и осторожно произнесла:

– Мужчина.

Сэйтан долгое время не мог тронуться с места.

– Что ж, есть кое-что, что я могу тебе дать. Можешь пока пойти посмотреть, какие лакомства приготовила для тебя миссис Беале, – процесс займет несколько минут.

Как только Джанелль отвлеклась на дегустацию деликатесов его кухарки, Сэйтан вернулся в свой личный кабинет в Темном Королевстве. Он запер дверь и проверил смежные комнаты, прежде чем направиться к потайной дверце, скрытой за панелью возле камина. Его мастерская была заперта на Серой ступени – разумная предосторожность, которая не позволяла Гекате войти и вместе с тем пропускала Мефиса и Андульвара. Он мысленно зажег свечи в конце узкого коридора, запер за собой дверь и вошел в свое Вдовье логово.

Здесь он варил и выдерживал яды, плел спутанные паутины видений и калейдоскопы снов. Направившись к рабочему столу, который занимал все пространство вдоль одной из стен, Сэйтан призвал маленький ключ и отпер толстые деревянные двери одного из больших шкафов, висевших сверху.

Стеклянные контейнеры с ядами стояли ровными рядами, каждый подписан на Древнем языке. Еще одна мера предосторожности против Гекаты, так и не освоившей истинную речь Крови.

Он выбрал маленькую банку, закупоренную пробкой, и поднес ее поближе к огоньку свечи. Открыв сосуд, Сэйтан принюхался к содержимому, а затем окунул туда палец и слизнул маленькую каплю. Это был тот самый очищенный состав, который принимал он сам. Поскольку Повелитель не был Черной Вдовой от рождения, его тело не производило собственный яд. Он снова заткнул банку пробкой, покопался среди хрустальных сосудов и вынул один из них, содержащий кроваво-красные хлопья.

Всего один или два лепестка высушенной ведьминой крови, добавленные к яду, – и та боль, которую Деймон испытывает сейчас, покажется ему нежной лаской по сравнению с мучительной агонией. Невыразимые страдания будут его последними спутниками в мире живых. Люди вспарывали себе животы и вытягивали потроха наружу, пытаясь облегчить боль, вызываемую этими милыми цветочками. А можно добавить вот это. Более милосердная смерть, но не менее верная. Потому что теперь Сэйтан был уверен в том, что Деймон подобрался слишком близко. Джанелль стремилась помочь ему, но как он отплатит ей за доброту?

Сэйтан поколебался. И все же…

Когда он еще ходил дорогами живущих и растил своих сыновей, Мефиса и Пейтона, он был одной нотой, а они – другими, гармоничными, но разными. Люцивар представлял собой особый звук, и чаще всего – резкий. В тот миг, как его сын впервые поднялся на ножки, нелепо взмахивая маленькими крылышками, чтобы сохранить равновесие, Сэйтан понял, что он будет настоящей бедой для своего отца. Малыш был готов противостоять целому миру, вместе с тем испытывая надменное, чисто эйрианское благоговение перед всем, принадлежащим небу и земле.

Но Деймон… В тот первый миг, когда Сэйтан взял его на руки, он почувствовал на глубоком, инстинктивном уровне, что Тьма будет петь для его сына точно так же, как когда-то она пела для него самого, что он станет зеркалом своего отца. Поэтому он и дал Деймону в наследие тяжкое бремя, которое не хотел оставлять никому из своих детей.

Имя.

Сэйтан намеревался внушить Деймону представления о чести и ответственности, которые неизбежно ложились на плечи человека, обладающего столь разрушительной силой. Но именно из-за этих представлений о чести он был лишен возможности оставаться рядом с сыном. Потому что верил в Законы Крови и Кодекс и принял ту ложь, согласно которой Доротея отказала ему в праве отцовства.

Как же теперь он сможет приговорить Деймона к смерти, если не смог когда-то уберечь ребенка? И с другой стороны, как можно не сделать этот выбор, когда жизнь Джанелль, возможно, в опасности?

Сэйтан поставил на место сушеную ведьмину кровь и запер дверь шкафа.

В его слишком долгой жизни было слишком много сложных и горьких выборов. Он использовал ту же самую шкалу, чтобы принять это решение.

Деймон подарил свою силу, чтобы он смог помочь Джанелль, когда девочка в этом нуждалась.

Он не мог вернуть этот долг бутылочкой смерти.

Честь запрещала.

Он вернулся в Зал Кэйлеера, отдал настойку Джанелль и заставил ее несколько раз повторить все инструкции до тех пор, пока не убедился, что она превосходно поняла и запомнила их.