Текст книги "Поцелуй шута"

Энн Стюарт
Поцелуй шута

ПРОЛОГ

– Кубок святой Евгелины? – переспросил шут. – Никогда о таком не слыхал.

Он сидел, лениво откинувшись на спинку кресла, нисколько не смущаясь присутствием своего короля.

Пристальный взор его сюзерена обратился в сторону шута.

– Это маленькое чудо, Николас, – сказал король Генрих обиженным тоном. – Хью Фортэм весьма эгоистичен. Он хранит свое сокровище так, чтобы ни одна живая душа его не увидела. И это несмотря на то, что оно по праву должно принадлежать истинному королю Англии.

– То есть вам, милорд, – Николас Стрэнджфеллоу, королевский шут и любимец, постарался, чтобы в его тоне не прозвучало вопроса.

Тем не менее Генрих раздраженно воскликнул:

– Разумеется, мне, дурак! Граф Фортэм не по праву завладел святой реликвией, принадлежащей трону, но ничто не может заставить его отдать этот кубок. И вот тут-то появляешься на сцене ты.

– Сир?

– Ты единственный человек, которому я доверяю, единственный человек, на которого я могу положиться, Николас, – сказал король серьезно. – Ты единственный человек, который осмеливается говорить мне правду, хотя подчас эта твоя привычка меня раздражает, и только ты один можешь помочь мне. Я требовал, я даже вежливо просил. Я угрожал, но замок Фортэм подобен крепости, и я не готов еще затевать войну. Есть другие пути получить то, что я хочу, а хочу я священный кубок! Он должен быть моим, и ты его добудешь.

– Почему я? – спросил Николас со своей обычной дерзостью.

– Потому что ты мой слуга, дьявол тебя забери, и я прикажу отрубить тебе голову, если ты окажешься настолько глуп, что станешь мне перечить!

«Генрих едва ли станет так со мною церемониться, – отстраненно подумал Николас. – Палач, плаха, толпа – ей-богу, это слишком хлопотно. Король просто прикажет кому-нибудь тихо перерезать мне глотку. Например, Гилберт де Блайт, наемный убийца с лицом невинного ангела, вполне подходит на эту роль».

Впрочем, Николас вовсе не стремился так быстро закончить свои дни, что бы там ни предполагал по этому поводу король.

– Ваше величество, я всегда послушен вашей воле, – сказал он, не моргнув глазом. – Но вот почему этот золотой кубок внезапно стал так важен для вас? Едва ли он настолько ценен.

– Он сделан из чистого золота и инкрустирован драгоценными камнями, в том числе сапфиром, который подходит под пару тому, что украшает королевскую корону.

– И такое богатство принадлежало монахине? – удивился Николас.

– Ее муж поднес ей отраву в обыкновенном кубке, – недовольно буркнул Генрих. – Сосуд чудесным образом изменился и обрел дивную красоту после того, как Евгелина выпила яд.

– Отравитель – один из ваших предков, я полагаю, – пробормотал Николас.

Король нахмурился.

– Временами я задаю себе вопрос: правда ли ты такой непроходимый дурак, каким стараешься казаться? Евгелина была женой короля, но пожелала уйти в монастырь. Муж хотел воспрепятствовать этому и, исчерпав все доводы, отравил ее.

– Весьма предусмотрительно с его стороны. Итак, о кубке. Какие у Фортэма претензии на реликвию?

– Евгелина якобы была из его рода. Но это было так давно, что я удивлен, как он осмелился утверждать подобное.

– Но вы-то ведь сами утверждаете, сир. Яростный взгляд короля сказал ему, что на этот раз он зашел слишком далеко. Николас уже почти слышал, как свистит воздух, рассекаемый острием топора, опускающегося на его шею.

И в этот момент Генрих рассмеялся.

– Королевская родословная точна и ведется из века в век. А у какого-то выскочки графа из западных провинций разве может быть что-нибудь подобное? Священный кубок должен принадлежать королю, и я желаю получить его любыми средствами. А ты как раз тот человек, который добудет его для меня.

– Но каким образом вы предлагаете мне это сделать, сир? – осведомился Николас. – Не хотите же вы, чтобы я в одиночку штурмовал замок и затем хладнокровно убил лорда Хью? Вы забыли, сир, я питаю стойкое отвращение к кровопролитию и чрезмерным усилиям. – Он позволил себе нарочито передернуть плечами.

Король снисходительно улыбнулся своему шуту.

– У меня вполне достаточно тех, кто готов убивать для меня, Николас, но слишком мало таких, которые бы обладали твоими уникальными талантами. Я думаю послать тебя к лорду Хью и его юной невесте в качестве свадебного подарка.

– Подарка?!

– На время, – успокоил его король. – До Рождества, я им так и скажу. Чтобы первые месяцы их брака были особенно прекрасны.

– Я приложу все усилия, чтобы доставить им удовольствие.

– Ты приложишь все усилия, чтобы доставить удовольствие мне! – поправил его король. – Ты узнаешь все, что сможешь, о его сильных сторонах, о его слабостях и его планах. Замок построен на непреступной скале, и будет очень нелегко захватить его. Фортэм ни за что не отдаст реликвию без боя, и, возможно, у меня не будет иного выхода, кроме как завладеть всем его имуществом. На благо королевства, разумеется, – добавил он благочестивым тоном.

– Так вы хотите, чтобы я был вашим шпионом, сир? – спросил Николас.

Генрих был одним из нескольких людей в королевстве, которые знали, как умен мог быть Николас Стрэндж-феллоу, если хотел проявить себя, но даже он не догадывался о разносторонности и глубине ума и талантов своего шута.

– Я хочу, чтобы ты узнал, где он хранит кубок и как хорошо охраняет. Мне необходимо также знать, какую угрозу представляет собой Хью Фортэм и каким образом его можно победить.

– А если он вовсе не является угрозой? – уточнил Николас. – Если я смогу просто стащить кубок и уехать, не поднимая лишнего шума?

– Не думаю, что это будет так легко сделать. Не стоит недооценивать Хью Фортэма. Он может быть весьма упрямым. Иногда мы должны… устранять тех, кто встает у нас на пути.

– А как насчет его невесты? Ее тоже придется устранить?

Король не удостоил его ответом. Он позволял Николасу гораздо больше, чем любому другому человеку на свете, но и его снисходительность имела предел.

– На войне всегда бывают потери, – сказал он холодно. – Невинные люди гибли во все времена. Мы будем молиться за их души.

– Ну это-то мы для них сделаем. – Николас даже не потрудился завуалировать иронию в своем голосе. – Так, значит, я – свадебный подарок? И когда ваш подарок вручат молодоженам?

– Чем скорее, тем лучше. Моя сестра, конечно, будет недовольна, что ее любимца отошлют от двора. Без сомнения, найдутся и другие дамы, которые станут скучать по тебе. Кстати, лучше всего, если у тебя не будет возможности сообщить им заранее о вашей скорой разлуке.

Король – злодей, невежа,

Отправил прочь шута

Без нежных поцелуев

И даже без гроша.

– Довольно твоих дурацких стишков! – прикрикнул король. – Это раздражает меня.

Николас молча усмехнулся. Стихоплетство не стоило ему никаких усилий, зато никогда не оставалось без ответа.

Король приблизился к нему, положил ему на плечи руки и заставил встать. Это было, конечно, ошибкой.

Николас был на полголовы выше своего короля и, в отличие от многих рыцарей и придворных, никогда не старался ссутулиться или пригнуться, чтобы не задевать королевской гордости.

– Ты выполнишь мое распоряжение, и выполнишь его хорошо. Я, может быть, даже позволю тебе жениться на моей шлюхе-сестре, если не смогу найти для нее кого-нибудь получше.

– Лучше, чем нищий шут? – пробормотал Николас. – Невозможно себе такого представить.

– Ну-ну… Ты не можешь сказать, что я недооценивал тебя, Николас. В отличие от моей глупой сестры, – добродушно сказал Генрих, ударив его по плечу. – Счастливого тебе пути. Мы приедем навестить Фортэма и его невесту на Рождество, если к тому времени ты не вернешься вместе с кубком. Однако надеюсь увидеть тебя гораздо раньше, не то буду весьма недоволен.

Николас отвесил изящный и в то же время насмешливый поклон, так что его точеный нос едва не коснулся пола. Король позволял ему насмешки, которые не потерпел бы ни от одного другого человека на свете.

– Вы можете доверять своему шуту, сир, – сказал Николас.

И король Генрих с несвойственной ему наивностью, кажется, поверил ему.

1

Теплым осенним днем леди Джулиана Монкриф узнала, что наконец стала вдовой. После десяти лет бесплодного брака она перестала быть имуществом Виктора Монкрифа. Но свободу получить она не могла. Она могла бы утонуть в слезах от жалости к себе самой, если бы не знала твердо, что никто, будь то мужчина или женщина, не может быть свободным в этой жизни, за исключением разве одного лишь короля Генриха, да и то она очень в этом сомневалась. Даже если король не держал ответа ни перед кем из смертных, над ним все равно довлел его титул, и его обязанности и заботы простирались достаточно далеко, чтобы озаботиться будущим своей очень дальней родственницы, имеющей для короны довольно сомнительную ценность.

Она подошла к окну и посмотрела на застывшие волны холмов, окружающих небольшое поместье, которое стало ее домом с тех пор, как она вышла замуж. Последние несколько лет она жила довольно спокойно. Ее супруг, устав наконец от попыток сделать ребенка в нежеланном ему теле жены, занялся другими неотложными делами. Он был стар уже тогда, когда она вышла за него замуж. Ему было что-то около шестидесяти; во всяком случае, слишком много для пристрастий к обильной еде и элю, которым он отдавал предпочтение перед ее женскими прелестями, как, впрочем, и прелестями любых других женщин.

Она не видела его уже почти три года. Три благословенных мирных года она была хозяйкой Монкрифа. Она не держала ответа ни перед кем, пока ее супруг совершал продолжительное паломничество, которое скорее включало в себя кабаки, нежели святые места. Она наблюдала за сбором урожая на полях, за сбором меда на пасеках, за производством масла и сыра. Она командовала ткачихами, помогала лечить больных, принимала роды, а самое главное – следила за тем, чтобы ее людям хорошо жилось в окрестностях замка Монкриф. Она была настоящей хозяйкой, вполне счастливой и любимой своими подданными.

Но теперь все кончилось. Она была третьей женой Виктора, попав в его постель будучи всего одиннадцати лет от роду. Его сыновья от первых двух браков так и не приняли брак своего отца, и вот теперь старший из них, Рейнард, возвращается, чтобы объявить себя наследником. Он и его узколобая жена, которая была даже старше, чем мать Джулианы, уже упаковывали вещи с намерением поселиться в своих новых богатых владениях.

Леди Джулиана Монкриф отныне становилась бездомной. Нищей. Ей некуда было идти, за исключением ее собственной матери, которую она не видела десять лет, с тех самых пор, когда ее, еще совсем ребенка, заливающегося горькими слезами, увез из родного дома ее муж Виктор Монкриф.

Изабелла тоже плакала тогда, но Джулиана не любила об этом вспоминать. Ведь ее мать позволила забрать своего единственного оставшегося в живых ребенка, словно теленка на заклание. С того дня Джулиана ожесточила свое сердце против матери. Она не любила своего грубого равнодушного отца, но обожала ранимую, нежную Изабеллу. Все одиннадцать лет своей жизни, которые она провела дома, ее мать всегда болела, либо переживая очередную тяжелую беременность, либо с трудом восстанавливаясь после родов. Удивительно еще, как она не умерла. Но Изабелла отчаянно цеплялась за жизнь, несмотря на то что ее муж с тупым упорством все пытался сделать себе наследника, терпя одну неудачу за другой.

Теперь она также овдовела. Отец Джулианы умер два года назад, и сейчас Изабелла была помолвлена с лордом Хью, графом Фортэмом, а он был богатым человеком, и его замок был огромен и неприступен, если верить молве. Ему тоже был нужен наследник, вот только Изабелла из Пекхэма едва ли была способна родить сына. В этом Джулиана оказалась очень похожа на свою мать.

– Леди Джулиана, – голос сэра Ричарда звучал весьма раздраженно, и Джулиана поспешно обернулась, очнувшись от своих невеселых воспоминаний. Она посмотрела на королевского посланника спокойным взглядом, без слез.

– Прошу прощения, – тихо сказала она. – Я задумалась. Все это слишком неожиданно для меня.

– Разумеется, миледи. Хотел бы я, чтобы в моей власти было дать вам время для скорби, но должен с болью сообщить, что нам с вами необходимо выехать завтра на рассвете.

Она замерла, в изумлении глядя на него.

– Мне уехать?

– Я направляюсь к вашей матушке с подарком от короля, чтобы присутствовать на ее свадьбе с дорогим другом его величества славным графом Фортэмом. Когда до короля дошли слухи о смерти Монкрифа, он повелел мне заехать сюда и сопроводить вас домой к вашей матери.

– Домой… – Она должна ехать в незнакомое место, к матери, которая отказалась от нее десять лет тому назад. Джулиана попыталась сбросить оцепенение. – Но я не вижу никакой необходимости так спешить, сэр Ричард. Я уверена, что новые хозяева Монкрифа, мой пасынок и его супруга, захотят задать мне вопросы по поводу ведения хозяйства. Для меня было бы более разумно остаться здесь и их встретить. Не сомневаюсь, что Рейнард сможет доставить меня в замок Фортэм, если и когда придет время.

– Если, миледи? – Сэр Ричард пристально посмотрел на нее, неодобрительно хмурясь. – Его величество повелел, чтобы вы присоединились к своей матери в ее новом доме, по крайней мере на то время, которое ему понадобится, чтобы устроить ваш новый брак. Неужели вы намерены оспаривать приказы короля?

Джулиана охотно сделала бы это, если бы думала, что это сойдет ей с рук. Но жизненный опыт научил ее, когда нужно, держать язык за зубами и проявлять вежливость. Поэтому она просто сказала:

– Я бы хотела служить Богу, сэр Ричард. И мое самое большое желание – присоединиться к христовым невестам в монастыре Святой Анны.

– Не думаю, что король Генрих будет считаться с вашими желаниями, миледи. Наше дело – выполнять его приказы, а не обсуждать их. Мы отправляемся завтра на рассвете. Пусть ваши слуги уложат все, что успеют, но, предупреждаю, мы поедем быстро. А сейчас мне необходимы комнаты на эту ночь.

Что ж, одна битва была проиграна, однако война еще не закончена. Джулиана улыбнулась своей успокаивающей, по-матерински снисходительной улыбкой, которая всегда выручала ее, если она чувствовала угрозу.

– О ваших людях позаботятся, – сказала она, – а для вас я приготовлю комнату Виктора…

– Я не один, – резко прервал он ее.

– Для вас и вашей леди, – легко согласилась Джулиана.

– Я бы никогда не позволил себе привести свою любовницу в ваш дом, леди Джулиана, – сэр Ричард был явно шокирован ее предположением. Он продолжил, несколько волнуясь: – Это не так просто объяснить. Дело в том, что со мной свадебный подарок для вашей матери.

Джулиана решила, что следует быть терпеливой и уважать почтенный возраст графа.

– Да, сэр Ричард? Это, должно быть, что-то драгоценное? Нуждающееся в охране?

– Не совсем так, – несколько раздраженно возразил граф. – Это не что-то, а кто-то. Королевский подарок – это мужчина.

Джулиана растерянно моргнула.

– Как странно, – пробормотала она. – Я полагала, что ей будет достаточно лорда Хью.

Сэр Ричард с подозрением посмотрел на нее, и Джулиана постаралась сохранить на своем лице невозмутимо-невинное выражение. Она давно уже поняла, что мужчины не любят женщин с чувством юмора и не терпят насмешек, поэтому она старалась постоянно сдерживать себя.

– Это не просто какой-то мужчина, миледи, – проворчал граф. – Это королевский шут. Его величество послал его развлекать ее милость и ее нового мужа, не говоря уже о толпе гостей, которая будет на этой свадьбе. А сейчас ему нужна приличная постель, желательно подальше от меня, если такое возможно. Вернее, подальше от всех, чтобы никто не сошел с ума от его безумных жалоб.

– Так он безумен?

– Во всяком случае, близок к этому. Честно говоря, я хотел бы придушить его еще до того, как мы доберемся до замка Фортэм, – произнес сэр Ричард со зловещей интонацией. – Помоги вам Бог выдержать его компанию в этом чертовом паланкине.

– Помоги мне Бог, – с иронией откликнулась она. – А он что, не может ехать верхом?

– Он отказался. Да я бы и не доверил ему ни одну лошадь. Этот человек просто сумасшедший, как, впрочем, и большинство из этой братии.

– Но я-то могу ехать верхом.

– Нет, миледи. Вы поедете в паланкине. Я не взял для вас лошадь и полагаю, что вы не захотите брать ничего из имущества Рейнарда и его жены. Николас не принесет вам большого вреда, разве что сведет с ума своей непрекращающейся болтовней. Уверен, что вы в своей жизни встречались с худшими несчастьями, чем постоянно болтающий дурак.

– С гораздо более худшими, – согласилась Джулиана. – Я прикажу приготовить ему комнату.

– Только без высоких окон, – предупредил ее сэр Ричард. – И будет лучше, если вы запрете его на ночь.

– Он опасен? – резко спросила она. Сэру Ричарду хватило совести смутиться.

– Нет, насколько я знаю. Просто его слишком любят женщины. Сомневаюсь, что Рейнарду понравится иметь дело с его бастардами, которые здесь непременно появятся через девять положенных месяцев после нашего отъезда, если этот человек будет на свободе. Я, например, предпочитаю держаться от него подальше.

– Так, значит, он равно любит и женщин, и мужчин? – невинным тоном спросила Джулиана.

Выражение лица сэра Ричарада стало еще более мрачным.

– Нет! И даже если бы он… я едва ли принадлежу к такому сорту… Я хочу сказать…

Слова словно застревали у него в горле, он никак не мог выпутаться из этого затруднительного положения и краснел и бледнел до тех пор, пока Джулиана наконец не сжалилась над ним. И вот так всегда! В этом была ее слабость – для настоящей воительницы, эдакой современной Боадицеи, которой она мечтала стать, она слишком легко поддавалась чувству вины и жалости.

– Я поняла, сэр Ричард. Этот человек слишком надоедлив. Что ж, мы поместим его в одну из небольших спален, а дверь можно будет запереть. Тогда он не причинит никакого вреда ни себе, ни другим.

– Благодарю вас, миледи.

Сэр Ричард вытащил платок и вытер вспотевший лоб. День был довольно прохладный, в открытые окна дул холодный ветерок, но королевский посланник весь покрылся испариной.

– Вам, полагаю, также захочется немного отдохнуть и отужинать, – заметила Джулиана. – Мы, признаться, никого не ждали с визитом, но я уверена, на кухне найдется какая-нибудь подходящая еда для столь важных гостей.

– Я поем в своих покоях, – поспешно сказал сэр Ричард. – Путешествие совершенно расстроило мне желудок. Да и вы едва ли можете позволить себе тратить время на то, чтобы развлекать меня за столом, раз мы собираемся выехать на рассвете. Займитесь своими собственными делами, миледи. Я не намерен ждать вас завтра утром.

«Что ж, довольно жалости», – подумала Джулиана, испытывая искушение ударить этого несносного человека.

– Я буду готова на рассвете, не волнуйтесь, – произнесла она сладким голосом.

Джулиана резко повернулась спиной к окну, за которым простирались холмы, покрытые лесом, и вересковые пустоши. Сколько лет она находила утешение и тихую радость в этой мирной картине. И сейчас, повернувшись к ней спиной со всей твердостью, на которую у нее хватило решимости, Джулиана изо всех сил постаралась сдержать слезы. Она слишком хорошо знала, что ни слезы, ни жалобы на судьбу ничего не изменят. Она научилась рассудительности сначала у своей матери, а затем у своей служанки, Агнесс, доброй, мудрой женщины, фактически заменившей ей мать с самых первых дней пребывания Джулианы в Монкрифе. Агнесс со своим мужем, шестью детьми и еще одним, пока не родившимся, ее милая Агнесс, которую теперь она должна покинуть, как и всю свою прежнюю жизнь здесь. И это была самая страшная и невосполнимая утрата из всех, которые выпали на ее долю за последнее время.

Она никого и ничего не могла взять с собой. Отныне она должна была полагаться лишь на саму себя, пока не прибудет в замок Фортэн вместе с сумасшедшим шутом в качестве компании.

Она занялась делами со своим обычным спокойствием, отдала распоряжения служанкам собрать то, что могло уместиться в двух небольших дорожных сундуках. У нее никогда не было пышных, роскошных нарядов. Она жила слишком уединенно в замке с мужем, который ею совершенно не интересовался и которого ей никогда не хотелось привлечь или доставить ему удовольствие, поэтому все ее платья были удобны, но не более того. У нее не было ни украшений, ни иных каких-либо ценностей, которые она могла бы взять с собой. Все здесь принадлежало ее мужу и его сыновьям, а также их женам. Так что подготовка к трехдневному путешествию не заняла у нее много времени. Не говоря уже о том, что этот сумасшедший вообще может придушить ее еще задолго до их прибытия в Фортэм.

Она плохо спала на своей узкой кровати, которую редко делила с мужем, и, когда поднялась в темноте задолго до рассвета, посмотрела на нее со странным чувством отстраненности. Здесь она познала покой и отдых благословенного одиночества, а также боль, стыд и унижение, когда ее муж приходил к ней, стараясь выполнить свой супружеский долг.

Но теперь лорд Монкриф был мертв. А она не годилась для повторного замужества, как жена, не имеющая ни земель, ни способности родить ребенка. И если ей хоть сколько-нибудь повезет, ни один мужчина больше никогда не дотронется до нее.

Агнесс тихо плакала, когда в последний раз расчесывала и заплетала густые волосы Джулианы цвета зрелой пшеницы в длинные, до пояса, косы.

– Я поеду с вами, миледи, – всхлипывая, сказала она. – Мы найдем способ перевезти Ангуса и детей чуть позже…

– Нет, Агнесс. Ты принадлежишь Монкрифу, и ты знаешь это. Сомневаюсь, что Рейнард и его жена смогут обойтись без твоей помощи, ведь я больше не отвечаю здесь за хозяйство. Я уверена, что леди Изабелла найдет какую-нибудь девушку мне в услужение.

Агнесс сморщила нос в неодобрительной гримасе.

– Она ведь ваша мать, леди Джулиана, – укоризненно произнесла она. – Почему вы всегда называете ее просто по имени?

Джулиана не собиралась тратить последние часы пребывания в этом доме на спор с женщиной, которая была ей не столько служанкой, сколько верной подругой.

– Не беспокойся о леди Изабелле. Мы совсем скоро воссоединимся, и все пойдет своим чередом.

Агнесс выразительно фыркнула.

– А сколько времени она была всего лишь в нескольких днях пути от вас, а вы не сделали ни единой попытки встретиться с ней?

– Но ведь и она не пыталась увидеться со мной.

– Да вы же не ответили ни на одно ее письмо! Вы возвращали все ее подарки…

– Давай не будем тратить последние минуты на ссору, – взмолилась Джулиана. – В эти десять лет ты стала для меня куда лучшей матерью, чем она. Обещаю тебе, я буду с ней вежлива. Я буду оказывать ей всяческое уважение, как полагается почтительной дочери, но. кроме этого, я ничего не могу обещать.

Агнесс горестно покачала головой.

– Вы слишком тверды для девушки с такой нежной душой, как у вас, – печально сказала она. – Но я полностью полагаюсь на доброту вашего сердца, которая только и может изгнать гнев из вашей души. У вашей леди-матушки просто не было выбора, как и у большинства женщин в этом мире.

Джулиана предпочла притвориться, что не слышала последних слов служанки, и молча заключила ее в объятия.

– Просто не знаю, о ком я буду скучать больше, с тебе или о твоих детях, – сказала она, пряча лицо на пышной груди Агнесс.

– А уж как дети-то будут по вам скучать! – воскликнула Агнесс, забыв, слава богу, о своей проповеди по поводу дочернего долга. – Они так вас любят, почти так же, как и вы их. Вам непременно надо завести своих детей, милая…

Этого Джулиана уж и вовсе не могла спокойно вынести.

– Довольно! – воскликнула она. – Я и так вот-вот заплачу! Раз Богу угодно, чтобы у меня не было детей, значит, так тому и быть! По крайней мере, я могу любить чужих детей.

Мудрая Агнесс покачала головой.

– Вы еще очень молоды, миледи, сама почти ребенок. И вы еще узнаете, что в этой жизни ничего нельзя загадывать и рассчитывать наверняка.

– Я знаю лишь одно, – спокойно сказала Джулиана. – У меня никогда не будет ребенка. Потому что я никогда по доброй воле не лягу снова ни с одним мужчиной в одну постель. И я никогда не прощу свою мать за то, что она бросила меня!

Страстность, прозвучавшая в голосе Джулианы при этих последних словах, поразила ее саму. Она вырвалась из уютных объятий Агнесс, ожидая ее упреков.

Но Агнесс, к ее удивлению, лишь криво улыбнулась сквозь слезы.

– Жизнь полна удивительных сюрпризов, моя милая леди, – сказала она. – И я буду молиться каждый день за то, чтобы ваши сюрпризы были благословенны.

Джулиана не стала спорить. Первым сюрпризом в ее новой жизни должно было стать общество безумного шута, который угрожал ее рассудку своей неумолчной болтовней.

Жизнь явно не менялась к лучшему.

Николас Стрэнджфеллоу, прежде чем стать тем, кем он стал, прошел долгий жизненный путь, который начался на севере Англии. Николас Дервент был единственным любимым ребенком у своих родителей – хрупкой болезненной матери и грубоватого, шумного отца. Он вырос в уютном мире отцовского поместья и получил лучшее образование, которое только можно было получить за деньги.

Однако счастливая беззаботная жизнь Николаса продолжалась лишь до тех пор, пока его отец барон Дервент не совершил роковую ошибку, непредусмотрительно вызвав раздражение отца нынешнего короля Генриха. Насколько это опасно, узнал, на свою беду, не один титулованный аристократ. Так что к тому времени, когда Николасу исполнилось пятнадцать, у него уже не было ни родителей, ни богатого поместья, ни какого-либо дома вообще – ничего и никого, кроме пустого титула и старого отцовского оруженосца Бого, который пытался присматривать за молодым господином.

Следующие несколько лет были одновременно самыми жестокими и самыми лучшими в его одинокой жизни. Николас обнаружил в себе два несомненных полезных таланта – незаметно срезать кошельки и очаровывать знатных дам, играя на их добросердечии, чтобы добыть себе пропитание. Но уже очень скоро он научился получать таким образом не только пропитание и приобрел громадный жизненный опыт, попробовав роли плута, мошенника, вора и соблазнителя.

Через год он стал шутом, королевским шутом.

Эта роль подходила ему как нельзя лучше и полностью соответствовала его натуре. Он мог говорить и делать все, что ему нравилось, не боясь возмездия, при этом он мог задевать своими шутками всех и каждого, от крестьян и преступников до самого короля Англии.

Он познал худшее из того, что могла предложить жизнь, и выжил! И теперь нисколько не сомневался в том, что будет продолжать в том же духе.

Когда-нибудь он сможет настолько ублажить Генриха, чтобы потребовать у того награды. Он, конечно, не мечтал о том, чтобы вернуть богатые северные владения и замок, некогда принадлежавшие его отцу. Король Генрих, как и все монархи, редко расставался с подобными ценностями, разве лишь только по крайней необходимости.

Но небольшое полуразрушенное имение его бы вполне устроило. Ветхий домик, немного земли, несколько слуг и покой. Это время приближалось, и судьба давала ему шанс. Добыв для короля вожделенный кубок, он мог бы исхитриться и сделать попытку снова стать лордом Николасом, бароном Дервентом.

Однако пока он оставался шутом. Продолжал дразнить трезвых, скучных, ограниченных мужчин, изводя их своими колкими шутками, продолжал сводить с ума женщин, впрочем, гораздо более приятными способами. Он был уверен, то же самое ждет его в замке Фортэм – мужчины для игры ума и колких шуток, женщины для игры в любовь.

А также кубок святой Евгелины.

Он с нетерпением ждал встречи с ними со всеми.

Николас растянулся в паланкине, с интересом разглядывая свой рваный, подобранный не под пару носок. Бого, его слуга, камердинер и друг, превзошел самого себя сегодня утром, подбирая ему достойное одеяние. Можно представить себе, в какое смятение придет леди Монкриф, когда увидит, с кем ей придется путешествовать.

Ему было интересно, какова она. Неужели так же скучна и пресна, как сэр Ричард? По крайней мере, более занудной она быть не может. Это попросту невозможно. Он мог бы очаровать ее, конечно, – он пока еще не встречал женщины, которой не мог бы очаровать, независимо от ее возраста, внешности и положения в обществе. Если правильно повести дело, то всегда можно было бы скоротать время в этом бесконечном путешествии среди юбок леди Джулианы. Она была молода, это он знал точно. Невеста – ребенок, девочка-вдова, женщина без приданого, не имеющая никакой цены на рынке невест. Она не могла быть более чем просто хорошенькой, он бы обязательно знал о ней, будь она красавицей или уродиной.

Он слышал, как они приближаются, сэр Ричард продолжал что-то монотонно гудеть своим хриплым голосом. Этот скрежещущий неприятный звук был его единственным средством обороны против едких нападок Николаса.

Шут поерзал на сиденье, подавляя нетерпеливое желание выглянуть из-за занавесок, чтобы поскорее увидеть леди Джулиану.

– Что это такое?

Что ж, ее голос, по крайней мере, был очень приятным, более того, это был нежный, глубокий голос с намеком на чувственность, от которого внезапно обострились все его ощущения. Николас снова поерзал на скамейке.

– Что именно? – раздраженным тоном переспросил сэр Ричард.

– Этот лязгающий звук. Он что, закован в кандалы? – спросила она с явной тревогой.

Сэр Ричард явно перестарался, расписывая подвиги Николаса, так что привел в ужас бедную девочку.

– Это бубенчики, миледи. Я ведь говорил вам, что от этого типа слишком много шума.

Он раздвинул занавески, стараясь не замечать Николаса.

– Прошу вас, садитесь, миледи.

Николас сидел почти неподвижно в своем углу, наблюдая за тем, как она вошла внутрь, села, откинулась на спинку с легким вздохом и расправила юбку своего простого шерстяного платья. А затем она подняла голову и посмотрела прямо на него с выражением легкого беспокойства в темно-карих глазах.

Примерно так он и представлял ее себе, и все-таки она была другой. У нее было довольно заурядное лицо, по-своему приятное в своей неприметности: маленький носик, крупный рот, обманчиво кроткие глаза. Ее густые волосы цвета зрелой пшеницы были заплетены в толстые косы, которые доставали ей до пояса. На голове была накидка из серого шелка.

Платье ее было простого покроя, без украшений, но вполне подобающее ее положению хозяйки Монкрифа. Это была только лишь одежда. Она нисколько не льстила фигуре Джулианы, не подчеркивала ее достоинств и не скрывала недостатков. Она была высокой, с пышными формами, однако он плохо рассмотрел ее. Леди Джулиана забилась в угол, явно чувствуя себя неуютно и неловко в этом паланкине. Но, возможно, ей просто не нравилось его общество.

Пред нами юная вдова,

В чьем сердце скорбь живет,