Книга: Вторая мировая война - Энтони Бивор

Первые строки книги посвящены известной в узких кругах судьбе корейца Ян Кен Чжона, призванного японцами в 1938 году в Квантунскую армию, попавшего затем к нам в плен под Халкин-Голом, сражавшегося с немцами в составе РККА, а после пленения под Харьковом вступившего в Вермахт, и сдавшегося в плен союзникам в Нормандии в 1944 году. На этом удивительнейшем примере автор подчеркивает бессилие простых смертных перед лицом всесокрушающих сил истории. Уже читая предисловие к этому огромному тысячестраничному тому, понимаешь, что все, что говорили старшие товарищи об Энтони Биворе - чистая правда. Пишет он мощно, образно, ясно и тенденциозно. Тенденциозность его чисто британская: он бывший военный, антикоммунист (но не зоологический), умеренный русофоб, враг, одним словом, причем не из этих, оголтелых, а, напротив, из спокойных, здравомыслящих противников, которые могут подняться над схваткой и внятно объяснить, кто именно и в чем именно облажался. Естественно, расставляя при этом акценты и ударения там, где это британской историографии выгодно. Исключительное чтение, пиршество духа. Отличный перевод, передающий тонкую иронию и поучительное менторство автора.

Нужно отдать должное Бивору, предвоенная ситуация в Европе описана им как цепь трагических просчетов английской дипломатии. Так и не сумев найти общий язык со Сталиным, Чемберлен последовательно позволил Гитлеру добиться всех своих среднесрочных целей. Тут следует отметить, что существует и другая, крайне радикальная конспирологическая точка зрения, отстаивающая мнение о том, что Британия сознательно потворствовала Гитлеру, надеясь на его скорое вступление в войну с СССР. С интересом прочитал о том, что бесноватый канцлер неоднократно говорил о том, что если (мировой) «войне суждено начаться, то лучше пусть это произойдет сейчас, а не когда ему будет пятьдесят пять или шестьдесят лет». В книге масса малоизвестных деталей, так, например, я узнал, что Вторая мировая война должна была начаться 26 августа, но Гитлер отложил ее начало на шесть дней после заключения англо-польского пакта, при этом отряд немецких диверсантов не получил приказа об отмене операции, вошел на территорию Польши и захватил стратегический мост. В то же время, 28 августа британский и французский послы убедили поляков отменить приказ о мобилизации, чтобы не провоцировать Гитлера. Примечательно, что позднее министр иностранных дел Франции Бонне обвинял поляков в том, что они «заняли тупую и упрямую позицию». Польша, которая возражала против советско-англо-французского соглашения с условием прохода Красной Армии через ее территорию, а в 1938 году при захвате Гитлером Чехословакии оккупировала Тешинскую область, сполна испила чашу исторического поражения после немецкого вторжения и аннексии советскими войсками Восточной Польши на основе секретных протоколов к пакту Риббентропа-Молотова.

Главное достоинство книги Бивора - охват всей картины WWII - на всех театрах боевых действий, на всех фронтах и частях света. Не секрет, что в массе своей мы знаем историю этой войны отрывочно: глубоко о Великой Отечественной войне нашего народа и выборочно о некоторых сражениях на внешних участках боевых действий. Бивор не претендует на подробный анализ, однако, хронологически последовательно излагает все основные события. И везде читатель найдет что-то новое и неведомое, как правило, самого ужасного свойства. Так, описывая оккупацию гитлеровцами Польши, автор бесстрастно пишет о том, что поляки в приграничье истребили до 6 тысяч этнических немцев, а фольксдойче впоследствии уничтожили десятки тысяч поляков только в этих краях. Говоря же о финских лыжниках, наносящих удары по наступающим частям РККА, Бивор, напротив, не чужд романтики и симпатии, употребляя эпитеты «белая смерть», «со скоростью молнии», «белые призраки». С интересом ознакомился с историей покушения на Гитлера в 1939 году в Мюнхене, когда плотник Эльзер, действуя в одиночку, заложил бомбу в колонну рядом с трибуной фюрера, но тот закончил выступление раньше и покинул собрание за 12 минут до взрыва. Особо впечатляет описание японо-китайской войны, унесшей 20 млн жизней китайцев и сопровождавшейся массовым геноцидом. Ситуация осложнялась также непримиримыми противоречиями между националистами Чан Кайши и коммунистами Мао Цзэдуна, причем Сталин поначалу поддерживал боеспособность обеих армий. Решение принять дерзкий план Манштейна и нанести отсекающий удар через Арденны в 1940 году Гитлер принял после того, как в руки бельгийцам попал секретный план вторжения в их страну и союзники выдвинули свои войска к границе. А Первый лорд адмиралтейства Черчилль «хотел вообще перенести весь ход войны на Балтику, послав туда надводный флот, но, к счастью для Королевских ВМС, эта операция была отменена». Живущий в изгнании в Голландии кайзер Вильгельм II после сдачи Роттердама направил Гитлеру поздравительную телеграмму с надеждой на восстановление монархии, чем рассмешил и разозлил фюрера одновременно. Описывая развитие операции «Гельб», автор позволяет себе не сдерживать извечный английский сарказм в адрес французских союзников. Вот как, например, он пишет о разгроме французской Первой группы армий под командованием Гастона Бийота: «Штаб Бийота был полностью деморализован, многие офицеры плакали». При этом Бивор иногда не игнорирует и спорные факты, выставляющие Британию в двусмысленном свете. Так, например, он описывает такую редко упоминаемую страницу истории WWII, как операцию «Катапульта», в ходе которой британский флот 3.07.1940г. атаковал флот капитулировавшей Франции с целью недопущения усиления Кригсмарине. В североафриканском порту Мерс-Эль-Кебир от огня бывших союзников погибло 1297 французских моряков. В описании войны Бивор находит немало казусных случаев, назвать которые занимательными язык не поворачивается, но тем не менее: самолет маршала Бальбо, командующего итальянскими войсками в Ливии, был сбит над Тобруком огнем своей зенитной батареи. Возглавлявший оборону о.Крит новозеландский генерал Фрейберг знал из разведданных о времени высадки немецкого десанта, но не верил в это и в большей степени ждал атаки с моря; при этом, увидев за завтраком сотни самолетов люфтваффе с парашютистами, он хладнокровно заметил: «Точно по расписанию».

Глава 12 «Барбаросса» начинает описание войны на Востоке. Кратко пройдясь по предвоенной ситуации и заостряя внимание на близорукой позиции Сталина, автор концентрируется на легкости, с которой немцы победили в приграничном сражении. «Единственным местом, где немецкая армия натолкнулась на отчаянное сопротивление частей Красной Армии, оказалась мощная Брестская крепость, расположенная на самой границе». Не знаю, что и сказать. Подобная точка зрения не имеет ничего общего с реальностью. Ожесточенность боев с первого дня войны не идет ни в какое сравнение с любым театром военных действий, что подтверждается массой материалов, включая немецкие, и статистикой человеческих потерь в первую очередь. За каждого убитого немца мы отдавали в начале войны жизни почти трех десятков красноармейцев и, как известно, из «первого призыва» выжил в итоге лишь один из десятерых. При этом, Бивор находит гораздо больше теплых слов для рассказа об упорстве пацифистов-французов, уступивших свою страну Гитлеру по-свойски, чем для советских героев лета 41-го. Наше ополчение Бивор называет «народными батальонами плохо вооруженного пушечного мяса» (с.263). Русофоб, что с него возьмешь... Так как Бивору совершенно не доступно осознание трагической героики первых дней войны, очевидной для наших соотечественников, а самым авторитетным источником информации для него являются дневники Гроссмана (я не отрицаю их значимости, но если бы их дополнили текстами Симонова или мнениями историков, то все бы иначе выглядело), рассказ о событиях 41-го вышел сухим и формальным. А непонимание жертвенности советского народа пронизывает его насквозь. В то же время, цитаты из Гроссмана резко контрастируют с авторским текстом: «А какое спокойствие в глазах, какая мудрая скорбь, какое ощущение рока, мировой катастрофы!» (о потоке беженцев с Украины), стр.305).

Или вот: двойные стандарты в действии: автор почти правдиво пишет, что перед отступлением сотрудники НКВД расстреляли 4000 (на самом деле - 2464) заключенных львовских тюрем. «Бойня... подтолкнула украинских националистов начать партизанскую войну против советских оккупантов». Тут Бивор ставит точку. А должен был бы поставить запятую и рассказать, что «партизанскую войну» украинские националисты начали с трехдневного еврейского погрома, в ходе которого были истреблены около 4000 человек. Жестокость этих событий удивила даже немцев, железной рукой прекративших стихийные убийства и в дальнейшем проводивших холокост во Львове самостоятельно. Позднее, через 30 страниц, автор упоминает о массовом уничтожении евреев на Западной Украине местными антисемитами, однако никаких параллелей между националистами и антисемитами Бивор не проводит. Это, выходит, как бы разные люди. Вообще, расовая война описывается англичанином так, как будто он напрямую цитирует знаменитых «Благоволительниц» Джонатана Литтелла. Странное ощущение. Может у них одни источники?

«Отношения между союзниками вплоть до начала 1944 г. были отравлены недостатком понимания с советской стороны. Меряя союзников по себе, Сталин ожидал, что они пойдут на форсирование Ла-Манша, невзирая на трудности и значительный уровень ожидаемых потерь». (Стр.294). Интересны доводы, которые Бивор приводит в оправдание задержки с открытием Второго фронта: в 1940г. Сталин сам так себя вел, демократические лидеры держат ответ перед парламентом и прессой и не имеют права на ошибки, Великобритания всегда избегала наземных операций до определения исхода войны. Прямо так и пишет. То есть, пока наша страна истекала кровью, союзники оказывали военную помощь и выжидали, чем же там дело кончится. И тут Бивор - молодец. Описание союзнического взаимонепонимания полно сарказма и тонкого юмора.

Бивор упивается описанием развала советской линии обороны в октябре 41-го, окружением двух фронтов под Брянском и Вязьмой, смакует хаос, охвативший столицу СССР в течении нескольких дней бегства, паники и мародерства. Переход Красной Армии в наступление под Москвой подается в классических традициях западной историографии: просчеты Гитлера, дикие морозы, замерзающее оружие, недостаток теплой одежды. В то же время, автор находит в немецкой (гитлеровской) системе управления войсками определенные достоинства, позволившие фашистам восстановить фронт зимой 42-го года и не повторить судьбу армии Наполеона. Мимоходом рассказывается о блокаде Ленинграда с акцентом на пренебрежение Сталина к жизням жителей города Ленина и неравенство в распределении продуктов.

Нападение на Перл-Харбор и успехи японцев по захвату стратегических территорий на Тихом океане описаны яркими широким мазками с добавлением малоизвестных подробностей. Так, например, мне запомнится, что последними английскими чиновниками в захваченной столице Бирмы Рангуне были губернатор и его помощник, которые, допив все, что было в винном погребе, играли в бильярд, метая шары в полотна с изображением бывших губернаторов. Особо подчеркивается понимание японским генералитетом обреченности своей затеи на фоне средневекового упрямства в приверженности милитаристским традициям и дикой жестокости в методах ведения войны.

В тексте часто встречаются интересные и малоизвестные у нас цитаты. Вот, например, министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден: «Политика США преувеличенно моральна; по крайней мере в том, что не затрагивает интересы Америки». Или, информация о том, что в Англии в феврале 1942 года проходили многочисленные митинги с требованием немедленного открытия Второго фронта в помощь Советскому Союзу. Простые англичане прекрасно понимали, где решается судьба мира. Или итоги деятельности «волчьих стай» Деница - в 1942 году были потоплены 1769 судов союзников. Или редко вспоминаемый у нас исторический анекдот о том, что когда Черчилль в Москве в октябре 44-го завел речь о послевоенной судьбе Польшы в контексте возможных осложнений с Ватиканом, Сталин перебил его вопросом: «А сколько у папы римского дивизий?»

Расстроили меня страницы книги, посвященные Блокаде Ленинграда. Описывая ужасные события, автор основной упор делает на смаковании жутких подробностей - трупоедение, каннибализм, хищение продуктов у сирот, поедание крыс. «Люди превращаются в животных у нас на глазах» - цитирует Бивор дневник того времени. У него не нашлось даже пары слов о том, что при осаде только одного советского города погибло людей в 2 раза больше, чем Великобритания потеряла за всю Вторую мировую войну (450 тыс человек)! В этом весь цинизм ситуации - представитель исторического сообщества народа, на чью землю фашисты, благодаря беспримерной жертве Советского народа, так и не ступили, отстраненно занимается оценкой нравственного состояния жертв фашизма, напирая на нагнетание Советами антинемецкой пропаганды. Не понять им нас вовек. Даже в описании немецкой системы концлагерей смерти Бивор не может удержаться от того, чтобы не провести параллели со сталинскими репрессиями, назвав ее «Архипелаг СС».

Лаконично, но не упуская интересных подробностей, автор описывает океанскую битву авианесущих соединений у атолла Мидуэй. «Портрет Его Императорского Величества был эвакуирован с корабля (Hiryu), после чего началась переброска моряков на эсминцы... Командующий эскадрой и командир корабля остались на борту авианосца. Они помахали фуражками своим матросам и с полным спокойствием разделили судьбу со своим тонущим судном» (цит.адмирал Тюите Нагумо). Нужно также признать, что и к своим соотечественникам Бивор частенько бывает безжалостен. Так, например, на стр.406, описывая злоключения союзников после атаки Роммеля на «линию Газалы», он указывает, что провал контратаки был связан «с некомпетентностью и трусостью английских командиров». Многие вещи понимаются лучше, когда видишь ситуацию с разных сторон: Эрвин Роммель, Лис Пустыни, солдат без страха и упрека, просто выполняющий приказы и не имеющий отношения к военным преступлениям нацизма, - такова распространенная легенда об этом талантливом и упорном прусском офицере. Но не стоит забывать, что в Афинах уже была сформирована Айзатцкомманда СС, ждущая встречи с египетскими евреями, если служака Роммель возьмет Каир. Используя немецкие мемуары в качестве основных источников о Восточном фронте, Бивор натурально предлагает всерьез воспринимать пассажи о том, что дезертировавшие из РККА среднеазиаты только в немецкой тюрьме наконец-то смогли почувствовать себя свободными. Или об американцах. Сражение за Гуадалканал: «Один морпех по прозвищу «Сувенир» переходил от трупа к трупу и, пинком ноги открывая им рты, плоскогубцами вырывал золотые зубы. Вскоре сползлись крокодилы и устроили пир. Морские пехотинцы, прижавшись друг к другу на орудийных позициях, со смешанными чувствами прислушивались в темноте к хрусту костей. Полковник Итаки, выживший в бою, совершил ритуальное харакири». В Греции англичане поддерживали антикоммунистическое сопротивление Зерваса, но были вынуждены сотрудничать и с коммунистами ЭАМ-ЭЛАС, так как только те представляли реальную боевую силу. Позднее, после войны, в Греции союзники вообще поставят на фашистские партии с целью недопущения победы компартии. Десятки тысяч партизан будут казнены или посажены в тюрьмы.

Бивор, автор известнейшей монографии «Сталинград», особенно тщательно описывает сражение на Волге. Среди прочего приводит две цитаты из дневников сражающихся. «Здесь, в армии, можно легко представить себе, что нет силы на земле, которая могла бы пересилить нашу русскую силу». И мнение немца: «Мы часто думаем, что Россия должна бы капитулировать, но местные необразованные люди слишком глупы, чтобы это понять». Видно, что английский историк хотел бы придерживаться цивилизованной европейской (немецкой) точки зрения на эту проблему, но что-то подсказывает ему, что защитник Сталинграда, очевидно, был прав. Отсюда и антисоветизм и ненависть и страх. Опечаток немного, но на стр 518: указано, что в Красной армии воевало 800000 тыс. женщин.

Честно пишет автор об ужасающих последствиях ковровых английских и американских бомбардировок для населения Германии. «И английские сухопутные силы, и Королевские ВМС ставили под вопрос моральность и законность предлагаемой ВВС стратегии бомбардировок. Адмиралтейство даже называло бомбардировки городов «отвратительными и неанглийскими». ВВС жарко возражали, что «детоубийство» не было их целью. Тем не менее, продолжая настаивать на ударах по моральному духу врага, они едва ли могли этого избежать». В строгом соответствии с разработанными планами, учитывающими направление застройки и скорость ветра, тысячи стратегических бомбардировщиков союзников сбрасывали мегатонны зажигательных бомб на немецкие города, буквально выжигая волю к сопротивлению. При этом 90 американских экипажей умышленно посадили свои самолеты в Швеции и Швейцарии, где их интернировали до конца войны. А при подготовке высадки в Нормандии, союзники усиленно бомбили транспортные узлы на французской территории, причем Черчилль умолял, чтобы потери среди мирного населения были ограничены 10 тысячами человек. В итоги под бомбами освободителей погибли 15 тысяч французов и еще 19 тысяч были тяжело ранены. Далее, говоря о беспрерывном разрушении немецких городов англо-американскими бомбежками, Бивор пишет: «Как и массированное применение артиллерии, бомбардировки выявили удивительный парадокс демократии. Из-за сильного давления внутри своих стран - прессы и общественного мнения - командующие союзными войсками должны были сводить к минимуму свои потери. Поэтому они прибегали к максимальному использованию фугасов, которые неизбежно приводили к большому числу жертв среди мирного населения». Следует понимать, что и сегодня, когда речь идет о «точечных ударах» США или НАТО в том или ином уголке земного шара, мы имеем дело все с тем же «парадоксом демократии».

Захватывающе описаны события на Тихоокеанском театре военном действий, где боевые действия состояли из череды морских и воздушных сражений, атак на транспорты с пополнением и припасами, десантов на бесконечные острова, захватов и строительства аэродромов, жестоких боев в джунглях, противодействии дождям, голоду и болезням. Ярко рассказывает Бивор о Курской битве, меньше обычного проявляя свое русофобство, и неоднократно подчеркивая выдающееся мужество русского солдата. Впервые узнал, что Сталин за всю войну только один раз посетил войска и это было как раз после победы под Курском. Много внимания автор уделяет штабным интригам союзников (Англия и США), их взаимных недоверию и неприязни на уровне генералитета. Но первое место по закрученности политической борьбы остается за французами, где вокруг де Голля не утихали всяческие комбинации в борьбе за власть и ресурсы. Помнится немцы, подписывая в мае 45-го капитуляцию, потрясенно вопрошали, глядя на французов: «И эти нас тоже победили?» Бивор, в целом, разделяет их удивление.

Итальянская компания союзников изображена Бивором как смесь непомерных амбиций, некомпетентности и разгильдяйства. Командующий американской армией Марк Кларк довел численность отдела по связям с общественностью до 50 человек и настолько любил фотографироваться в профиль, что подчиненные прозвали его Марк Аврелий Кларкус. Позже он самовольно изменил направление главного удара с тем, чтобы именно его войска первыми вошли в Вечный город, заявив, что отдаст приказ стрелять по англичанам, если те попытаются его опередить. Во время воздушного налета немцев на порт Бари, был взорван корабль «Джон Харви», на борту которого находились секретные 1350 бомб с горчичным газом. Два дня доктора не могли поставить диагноз около тысячи погибшим военнослужащим (не считая местных жителей). Или опять про нас: «Затем в бой пошли кавалеристы на маленьких казацких лошадях, отрубая саблями поднятые вверх руки тех немецких солдат, кто пытался сдаться». Почему казацкие лошади непременно маленькие? С монгольскими попутал, наверное. Зачем непременно отрубать руки немецким военнопленным? Бивор видит в этом массовое явление? Очень интересный пассаж на стр.749, где Бивор приводит цифры психоневротических потерь американцев во время «битвы в нормандских живых изгородях» - 30000 человек с синдромом боевой усталости. Далее автор пишет, что «пропаганда нацистского режима с 1933г., очевидно, способствовала психологической подготовке солдат. Можно отметить и то, что тяготы жизни в СССР закалили тех, кто служил в рядах РККА. От солдат западных демократией нельзя было ожидать, что они выдержат такие же лишения». Без комментариев.

С ужасом описывает автор «бесчинства советских орд» в Венгрии и Восточной Пруссии. Один из основных популяризаторов обвинений советских солдат в массовых изнасилованиях и мародерстве на оккупированных территориях, Бивор приводит цитаты из военных воспоминаний, подтверждающих его точку зрения. Другие мнения игнорируются. Среди прочего, за основу взяты мемуары «Война все спишет» небезызвестного Леонида Рабичева. Но и здесь встречаются казусы. Вот Бивор: «В охотничьем домике в Роминтене, принадлежавшем прусской королевской семье, а затем занятом Герингом, советская пехота разбила все зеркала. Один намалевал черной краской слово «х**» на теле обнаженной Афродиты Рубенса». А вот Рабичев: «... В коридоре висел гобелен, воспроизводящий знаменитую картину Рубенса «Рождение Афродиты из пены морской». Кто-то, осуществляя свою месть завоевателям, поперек черной масляной краской написал популярное слово из трех букв». Дьявол, как известно, в деталях.Боевые действия РККА на территории Германии описаны Бивором как жестокая месть, бессмысленные жертвы, безжалостное разрушение, насилие и грабежи. Исторический процесс ему судья. С сочувствием он описывает агонию Вермахта и СС, пытавшихся защитить свою родную землю. Вспоминается цитата из немецких воспоминаний о защитнике Берлина, который говорит, что после того, что мы сделали в России, все немцы достойны смерти до последнего человека. Удивительно, что «Барбаросса», сопровождавшаяся гибелью и страданиями миллионов советских людей, у Бивора ощущения бессмысленности не вызывала, а наоборот, выглядела очень эффективным и продуманным мероприятием. Еще один парадокс западной демократии, не иначе.

Обстоятельства битвы за Берлин раскрыты Бивором со знанием дела- его авторству принадлежит известная книга «Падение Берлина» (ставшая у нас библиографической редкостью), где про Красную Армию много гадостей написано, чего уж там. Интересно описана позиция по поводу штурма Берлина союзников, которые дошли до Эльбы практически не встречая сопротивления (автор цитирует слова Ильи Эренбурга: «Немцы сдавались с фанатичным упорством»). Не желая нести потери и соблюдая имеющиеся с Советами договоренности, Эйзенхауэр принял единственно верное решение. Бивор убежден, что в ином случае Сталин отдал бы приказ атаковать союзные войска. Война заканчивалась, но люди гибли в эти дни в огромных количествах и не только на полях сражений - от 200 до 300 тысяч заключенных погибли только в «маршах смерти» при эвакуации концлагерей. Нацисты казнили противников режима в тюрьмах, вешали дезертиров и сомневающихся, уничтожали инфраструктуру. Бесноватый фюрер пришел к мнению, что если народ Германии не в состоянии победить, то он не заслуживает права жить. Тридцать пять немецких пилотов погибли как камикадзе при попытках разрушить советские понтонные мосты через Одер. Их командир, генерал-майор Фукс, сообщил Гитлеру имена пилотов в качестве подарка на день рождения. Бивор не может скрыть восхищения верностью иностранных добровольцев из дивизий СС «Нордланд» (скандинавы) и «Шарлемань» (французы), некоторые из которых с боями пробились в осажденный Берлин, чтобы стать его последними защитниками. «Вечером, желающие бежать из рейхсканцелярии с нетерпением ждали, когда же Магда Геббельс отравит своих шестерых детей, а затем вместе с мужем совершит самоубийство». Как вежливые люди, они не могли бежать раньше этого события. Описывая ликование победителей, автор в целом видит в них диких варваров, разрушивших европейские ценности, и не может скрыть своего сожаления, что русские вообще смогли выйти за пределы Сибири. С пониманием он относится к идее Черчилля уже через две недели после капитуляции разработать план военного удара по советским войскам с целью отбросить их назад из Европы (включавший в том числе вооружение частей Вермахта), но признает полное безрассудство этой затеи. Фельдмаршал Брук по этому поводу писал в своем дневнике, что в самом лучшем случае им бы удалось повторить успехи немцев. Но что потом? Думаю, что и успехов бы не повторили. По отношению к СССР Бивор тоже не остался в долгу и приписал Сталину планы по вторжению во Францию, Италию и Норвегию силами 400 дивизий, от которых его удержала только атомная бомба проекта «Манхэттен». Говоря об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, Бивор поясняет, что в случае вторжения на острова, потерь было бы намного больше, поэтому жертвы были вовсе не напрасны. Желание союзников напугать Сталина он рассматривает как второстепенное. Капитуляция в Японии, оказывается, прошла не совсем гладко: армейские офицеры предприняли попытку государственного переворота с целью предотвратить капитуляцию, но император смог спрятаться, подоспели адекватные самураи и зачинщики были вынуждены совершить харакири. Интересно, что японское правительство, с целью предотвращения массовых изнасилований со стороны завоевателей, заранее озаботилось созданием сети борделей с персоналом в 20 тысяч молодых японок. Эту информацию, как у него водится, автор противопоставляет истории о жестокости советских войск в Маньчжоу-го, где бордели созданы не были.

Вывод: «Безобразно/Отлично». Не могу согласиться с автором в большинстве его комментариев и трактовок - он британец, нас он не любит и боится, я его понимаю, пусть боится. Но не могу не отметить, что само ознакомление с его теориями арихиполезно. Мощная обобщающая книга о современном европейском взгляде на историю Второй мировой войны. Закончу цитатой Энтони Бивора: «Никакой другой период в истории человечества не дает такого богатого источника для изучения проблемы выбора, индивидуальных и массовых трагедий, несовершенства политики, идеологического лицемерия, эгоизма командиров, предательства, порочности, самопожертвования, невероятного садизма и непредсказуемого сопереживания».