Текст книги "Новичкам везет"

Эрика Бауэрмайстер
Новичкам везет

 
Скажи мне, что ты хочешь сотворить
С единственной, прекрасной, дикой жизнью?
 

Мэри Оливер

Erica Bauermeister

Joy for Beginners

Copyright © Erica Bauermeister. This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency

Перевод с английского О. Бухиной, Г. Гимон

Пролог

Жизнь потихоньку возвращается, решила Кейт. Потоком не льется и не обещает, что все будет в порядке. И свет снаружи все такой же. И дочка такая же. И обнимает все так же, не крепче. И тончайшая завеса, которой Кейт отгородилась от всего остального мира, не улетела. Крепко пристала.

Но жизнь идет своим чередом, прокрадывается боковыми тропками, догоняет. То мелькнувшим ярким пятном, то неожиданно утешительным запахом – соседи готовят ужин, а ты зимним вечером идешь мимо. А то и теплой водой, стекающей между пальцами, когда ближе к ночи моешь посуду. Явь – на удивление соблазнительная штука.

Уже скоро придут подруги. В доме тишина, и Кейт рада грядущей компании. Она никак не привыкнет быть наедине со своим телом. Последние полтора года оно принадлежало не ей, а другим – по большей части докторам, ну, и еще друзьям, родным и дочери. Его возможности и способности – их измеряли, на них надеялись, за ними наблюдали – любовно, с ужасом или с клинической невозмутимостью. Теперь медики провозгласили: оно твое, и вернули ей тело, как возвращают просроченную и потрепанную библиотечную книжку. Пару недель – от последнего визита к доктору до отъезда дочери в колледж – Кейт заполняла пустоту списками дел и всевозможными планами, поездками в магазин – за настольной лампой, за простынями подлиннее для комнаты в общежитии, где будет жить первокурсница Робин. Теперь Робин уехала, и Кейт иногда кажется, что она осталась сразу в двух пустых домах, один внутри другого.

Поэтому ее так радовали предстоящие гости, даже если они всерьез настроены праздновать. Когда она пригласила их на ужин – пора поблагодарить за все, что они для нее сделали, объяснила Кейт, – в голосах подруг звучала неподдельная радость. Правда, Мэрион тут же переименовала ужин в праздничное пиршество и настояла на том, что они его устроят в складчину.

– Не лишай нас удовольствия, – взмолилась она.

Суетясь между плитой, холодильником и раковиной, Кейт оказалась рядом с висящей на стене пробковой доской – для напоминалок и приятных воспоминаний. Доска была густо завешена – фотографии, календарик, старые билеты, купоны для распродаж, реклама еды навынос. За неделю до отъезда в колледж Робин тишком добавила одну брошюрку. Кейт сразу же заметила ее, когда утром вошла в кухню – сварить кофе. Глянцевая фотография просто бросалась в глаза – канареечно-желтый надувной плотик прыгает в пенящейся коричневатой воде, разлетающиеся вокруг брызги переливаются всеми цветами радуги. Подруга Кейт, Хэдли, которая когда-то работала в рекламном агентстве, всегда называла такие фотографии «порнушкой для туристов».

Когда в кухню вошла Робин, Кейт только бровь подняла – что это, мол, такое?

– У них есть два свободных места на следующее лето, – объяснила Робин. – Было бы круто!

Кейт взглянула в полные надежды глаза дочери – где-то там, в самой глубине, таилась мольба о нормальной жизни. Кейт пришло в голову, что в прошлом году они вообще чуть не выпали из жизни – уже казалось, что обратно хода нет. А до будущего года еще дожить надо, и хорошая зацепка не помешает.

Ну как тут скажешь нет? И все же, стоило Кейт взглянуть на крошечный плотик, на воду, на высокие отвесные скалы, и ей захотелось сказать именно нет – и ничего иного.

В дверь позвонили – на десять минут раньше условленного времени. Это Кэролайн, улыбнулась про себя Кейт и пошла открывать.

– Я подумала – может, тебе помочь надо. – Кэролайн вошла с деревянной салатницей в одной руке и бутылкой шампанского в другой. Она поставила их на столик у двери и на мгновение крепко-крепко обняла подругу. – Чем помочь? – спросила она уже по дороге в кухню.

Кейт махнула в сторону ажурного железного стола на заднем дворике и открыла холодильник, чтобы достать сметану. Обойдя Кейт, Кэролайн направилась к ящику со столовыми приборами.

– Салфетки льняные? – В правой руке Кэролайн уже держала вилки.

– Зеленые, поищи в буфете.

– Как тебе дома без Робин? – Кэролайн рылась в ящике в столовой в поисках семи салфеток.

– Тихо. А тебе?

– Пусто, – негромко рассмеялась Кэролайн. – Мы с тобой два сапога пара.

Разговор прервался, было слышно только тихое позвякивание ножей и вилок – Кэролайн накрывала на стол во дворике. Кейт сняла фольгу с противня – запахло горячим сыром, курицей, жареным луком и еще почти неуловимым ароматом соуса из зеленых помидоров. Так пахнут воспоминания.

В дверь снова позвонили.

– Я открою!

Кэролайн пошла к входной двери.

– Это Мэрион, – объявила она.

– Последние помидоры, прямо с грядки. – Мэрион показалась в дверях, распущенные волосы отливают серебром. – Здравствуй, дорогая. – Она обняла Кейт и долго не отпускала.

Вслед за Мэрион вошли еще две женщины помладше, одна – с пирогом в руках.

– Сара, неужели ты сама его испекла? – изумилась Кейт.

– И не мечтай – с тех пор как родились близнецы, я только куриные ножки в духовку засовываю. – Свободной рукой Сара отбросила упавшие на лицо волосы.

– Она бы даже из дома не выбралась, не сговорись мы ехать вместе, – добавила Хэдли и протянула Кейт буханку свежего хлеба.

– Позже всех, да не хуже всех, – послышался голос с крыльца. – Готовить я не мастак. – Дария ворвалась в дом в вихре рыжих кудрей. – Но зато хорошее винцо от плохого отличу.

Она протянула Кейт бутылку.

– Ну что, начинаем гулянку?

Тарелки уже почти опустели, сентябрьское небо постепенно темнело. Дворик освещали только лампочка на заднем крыльце да свечи на столе, и дальние углы двора сливались с листвой. Подругам друг с другом было уютно и просто – секретов ни у кого не было. Иногда по дороге проезжала машина-другая, но резкие звуки смягчала живая изгородь, зелеными стенами защищающая сад. Очертания размывались, оставался лишь запах – почти невидимый, сад наполнял воздух последними летними ароматами.

Кейт оглядела сидящих вокруг нее женщин – нелепая компания, словно невидимая рука долго подбирала камешки на пляже, а зачем, стало понятно, только когда их собрали вместе. Дария и Мэрион – сестры, Сара и Хэдли – соседки, Кейт и Кэролайн познакомились, когда их дети пошли в детский сад. Жизненные дорожки сходились и снова расходились, шли параллельно и опять пересекались – иногда надолго, иногда совсем на короткий срок, то в силу обстоятельств, то по велению сердца. У Сары родились близнецы, Кейт заболела – так почти случайные связи сплелись в единое целое.

Кейт услышала громкий голос – кто-то вошел в дом.

– Вот вы где… – Женщина в свободной куртке и обтягивающих джинсах вышла на заднее крыльцо. – Прошу прощения, что опоздала, рейс задержали.

Она сбежала по ступенькам в сад и обняла Кейт.

– Ава! – Кейт не сразу разжала руки.

– Неужто я чую запах маминых энчилад?[1]1
    Э нчилады – тонкие мексиканские лепешки (тартильи) из кукурузной муки, с начинкой, чаще всего мясной.


[Закрыть] – спросила Ава, и Кейт улыбнулась в ответ.

– Я отложила для тебя парочку. – Кейт пошла было на кухню.

– Сиди уж, – вмешалась Кэролайн. – Ты сегодня королева и не должна нас обслуживать.

Она со значением поглядела на Аву.

– Я принесу еще вина. – Дария пошла на кухню вслед за Кэролайн.

Кейт подтянула стул поближе и махнула Аве рукой – садись.

Ну вот, теперь собрались все, подумала Кейт.

Дария вернулась во дворик с глянцевой брошюркой в руках.

– Что это у тебя? Я ее с доски сняла.

– Робин хочет, чтобы мы с ней сплавились на плотах по Большому каньону.

– Но?.. – Кэролайн стояла на крыльце, не спуская глаз с Кейт. –  Вы эти пороги видели?

Подруги, сидящие вокруг стола, понимающе кивнули, хотя, честно говоря, ни одна не спускалась в Большой каньон, все они только сверху смотрели, а с такой высоты речка казалась всего лишь зеленой, страшно далекой струйкой. Но дело не в этом. Несмотря на разницу в возрасте, все они прожили достаточно долго, чтобы знать: в дружбе сочувствие – куда более ценная валюта, чем правда.

– Страшно, – согласилась Кэролайн.

Она спустилась по ступенькам и поставила перед Авой тарелку.

– Именно поэтому ей туда и надо, – перебила Дария. – Кейт, ты тут, ты выжила. Это надо отпраздновать какой-нибудь сумасшедшей выходкой.

Кейт покачала головой и глотнула вина, мысли ее витали где-то далеко отсюда, в подводном царстве. Там темно и холодно, там тебя подхватит волной и утащит неизвестно куда, а ты туда совсем не собиралась.

– Может, она сама сообразит, – вмешалась Сара.

Подруги уселись поудобнее. Ава подцепила на вилку кусочек энчилады и от удовольствия прикрыла глаза. Глядя на нее, Кейт улыбнулась.

– Ну, хорошо. – Мэрион наклонилась вперед. – У меня идея. Кейт, когда ехать-то?

– Через год, в августе. – Кейт с подозрением глянула на Мэрион.

– Ну, тогда, – невозмутимо продолжала Мэрион, – я предлагаю соглашение. Если Кейт решится на путешествие в Большой каньон, мы все пообещаем сделать что-нибудь этакое в будущем году… страшное или трудное… чего всегда хотелось, но что так и не сделалось.

Она оглядела подруг.

– Все со мной?

Женщины переглянулись, и одна за другой кивнули.

Мэрион повернулась к Кейт:

– Договорились?

На мгновенье стало тихо. За живой изгородью с еле слышным звуком открылась дверца машины, звякнул брелок на собачьем ошейнике.

– Договорились, – в конце концов ответила Кейт и широко улыбнулась. – Чур, одно условие. Мне вы не дали выбрать, так что за вас выбирать буду я!

Кэролайн

Вещи то и дело ловили Кэролайн – дверная ручка хватала за рукав, дверца машины норовила прищемить полы пальто, забытый в стенке одинокий гвоздь цеплялся за шерстяную нитку толстого, ручной вязки свитера. Сама же она ничего поймать и удержать не могла – ни такси, ни дверцы лифта, ни мужа, – все исчезало, утекало в прошлое, устремлялось на другой этаж, в другую жизнь.

Сын – вечно лохматый, угловатый подросток – навсегда угнездился в ее сердце, но он уехал в колледж. Родители умерли. А теперь и Джек ее бросил – словно мальчишка скатился с водяной горки в новую жизнь, полную волнующих приключений и молодецкой удали.

– Ожесточу свое сердце. – Кэролайн пила кофе с Мэрион через пару дней после празднования в саду у Кейт. – Стану скользкой, как змея, никому не дамся в руки. Костюмчик шелковый, и обязательств никаких.

– Сама знаешь, откуда берется шелк, – невозмутимо отозвалась Мэрион. Она откинула назад серебристые волосы и внимательно посмотрела на подругу.

А вот Мэрион крепко-накрепко прилепилась к Кэролайн. Они познакомились много лет назад. Мэрион писала статью об уютных местечках – где ты и сам по себе, и на людях. В былые дни так собирались переселенцы-пионеры – у дровяной печки в мелочной лавочке. Книжный магазинчик, где работала Кэролайн, он же булочная, он же кафе, оказался именно таким – с камином и большими креслами для холодных деньков, с уютной терраской для летних. Там можно было неторопливо порыться в книгах, а потом спокойно посидеть за чашечкой кофе. И там царил не хаос, как на вечеринке, полной незнакомых людей, которые не знают, как друг с другом познакомиться, а веселый разговор. Стук вилок и ножей перемежался с удовлетворенными вздохами книжек, снимаемых с полок, сливался с бормотанием любительниц вязания, занявших круглый столик в уголке, с трех сторон окруженный – нарочно или по счастливой случайности? – поваренными книгами и трактатами о домоводстве с садоводством. Запах корицы и дрожжей прочно угнездился под обложками и дома – только открой книгу – вырывался на волю.

Кэролайн очень нравился магазинчик. Она стала приходить сюда почти двадцать лет назад, когда сын был еще совсем маленьким. Детям там читали книжки, а Кэролайн брала кружку с кофе, садилась в сторонке и любовалась своим мальчиком. Он с головой погружался в мир храбрых принцесс и псов-грязнуль. Через пару лет, когда Брэд уже пошел в школу, у нее начался, как она потом говорила, «творческий период», и Кэролайн повадилась приходить в книжный магазин по утрам. Усаживалась за один из деревянных столиков в кафе и делала вид, что пишет. А на самом деле просто неторопливо разглядывала разномастные стулья вокруг, широкие сосновые паркетины на полу, лабиринт невысоких, в рост ребенка, стеллажей. Кофемашина тихонько шипела, и Кэролайн прислушивалась к чужим разговорам – у кого жизнь интереснее ее собственной, у кого скучнее. По вечерам, дома, Джек расспрашивал ее о том, что она написала, хотя интересовало его лишь количество страниц. Кэролайн пересказывала подслушанные истории и врала, что сама их сочинила. Эта жизнь взаймы давала ей моральное право провести пару часов в чужом мире, а не в своем собственном.

Скоро, конечно, стало ясно, что все эти истории никак не стыкуются и ни в какую книгу не превратятся, но тут ей повезло – книжный магазин предложил ей работу в букинистическом отделе. Брэд тогда просто не вылезал из школы, и Кэролайн отвозила его туда по утрам, а потом ехала в книжный магазин, предвкушая запах старых газет и теплых булочек с черникой, молотого кофе, мускатного ореха и чернил.

У ее прилавка царила тишина. Владельцы подержанных томиков оставляли здесь сумки и коробки с книжками, а сами бродили между полками или пили кофе, пока она оценивала их читательские склонности. Сначала надо было избавиться от никому не интересной зауми; от прочитанных на пляже романчиков, которые все остальные тоже уже давно прочитали и тоже отнесли букинистам – с их страниц сыпался, словно избитые слова, песок; от книжек с самого дна рюкзака, где они, без сомнения, соседствовали с подгнившими бананами. За книги в хорошей сохранности она давала четверть первоначальной цены, да и то в счет новых покупок. А наличными и того меньше.

Поначалу Кэролайн считала работу по закупке букинистических книжек ступенькой к куда более привлекательному миру новеньких изданий, лежащих на самом виду – слова только что отпечатаны, идеи свежи, как чистое постельное белье. Но потом быстро сообразила, что ее сердцу куда милее старые книжки с едва уловимыми запахами давних обедов и далеких стран, с украшающими страницы пятнами от чая и шоколада. Никогда не угадаешь, что найдется в книжке, побывавшей в чужих руках. Пока Кэролайн перелистывала страницы в поисках скрытых дефектов, обнаруживался то билет в музей Клода Моне в саду Живерни во Франции, то чек на тринадцать бутылок шампанского, то обычный на первый взгляд список дел: продукты, химчистка, и вдруг «купить револьвер». Между главами безбилетными пассажирами прятались кусочки жизни. Иногда было нелегко решить, какая из историй ей нравится больше.

Когда Джек ее бросил, Кэролайн продолжала привычно стоять за книжным прилавком, перебирая сумки и коробки с книгами. Вот так и ее обменяли на новенькое издание, однажды осознала она. Кэролайн никак не могла решить, что ее как букиниста больше раздражает: ирония происходящего или банальность аналогии.

В тот вечер у Кейт Кэролайн испугалась, что Кейт предложит ей заняться альпинизмом или отправиться на свидание. Но задания, выбранные Кейт, напоминали ее саму, такую спокойную и совершенно непредсказуемую. Она взяла горсть камешков из огромной стеклянной вазы, стоявшей на столе, и раздала их подругам – в качестве напоминания. Кэролайн была первой, кому Кейт протянула через стол круглый гладкий голыш.

– Тебе придется избавиться от книг Джека, – сказала она, а Кэролайн поняла – лучше уж на гору лезть.

– Не знаю, справлюсь ли я, – пожаловалась она Мэрион, беря чашку кофе. И в ответ на гримаску на лице подруги объяснила: – Дело не в том, что это книжки Джека. Они – книги и ни в чем не виноваты, они никому ничего плохого не сделали и заслуживают достойного дома.

– Ты тоже, – отозвалась подруга.

Кэролайн никак не могла представить себе дом без Джека, хотя на самом деле уже девять месяцев жила одна. Джек прикупил хорошенький кооперативчик в центре еще до того, как сказал ей, что уходит. Как он объяснил, подпись под договором о покупке означает, что решение окончательное и бесповоротное. Деньги были его собственные – наследство от отца. Она знала про эти деньги, Джек тогда сказал, что хочет их отложить на летные уроки. Она-то все приняла за чистую монету – а оказалось, что он имел в виду совсем другой полет.

Теперь, без Джека и без Брэда, возвращение домой напоминает поездку по хорошо знакомой, но сильно разбитой дороге. Все движения подчиняются естественному ритму – входишь в дверь; кладешь ключи в миску, купленную на Гавайях, куда они ездили всей семьей; проходишь мимо дивана, который одним приятным вечерком подвернулся им с Джеком – до кровати оказалось слишком далеко; идешь на кухню, где тебе по-прежнему видится, как Брэд спрашивает, что на ужин – ему четыре годика, и головенка еле-еле достает до мойки. Сама того не осознавая, она стала тем, чего от нее ожидал этот дом, эта мебель, эти глубоко въевшиеся привычки семейной жизни. А потом, совершенно неожиданно, образовалась дыра, которую теперь приходится все время обходить – над камином больше нет любимой картины Джека, у Брэда в комнате небывалая чистота. Какого размера окажутся дыры, когда она избавится от книг?

В детстве Кэролайн всегда любила находиться в окружении книг. Летом она пропадала в библиотеке, а зимой забиралась под одеяло, удобно пристроив на коленках выбранную книжку. Став постарше, она принялась заполнять жизненные полки разными ролями – дочери, подруги, подружки, жены, матери. Они стояли там, словно любимые романы, – понадобился, снимаешь с полки и перечитываешь. Приятно было сознавать, что эти роли всегда под рукой – куда ни идешь, что ни делаешь.

А вот Джек совсем другой. Для него в хорошо укомплектованной книжной полке, похоже, нет никакой романтики.

– Мне кажется, – Мэрион глотнула кофе, – что неплохо подумать и о том, как ты хочешь жить.

– Если начнешь объяснять, что из лимонов можно сделать лимонад, придушу.

– Не буду, скажу только, что и ты заслуживаешь немножко жизненного пространства.

Мэрион, старшей из подруг, уже исполнилось пятьдесят пять – перевалочный пункт, хотя ее саму это, по всей видимости, мало беспокоило. Она была из породы людей, которых обычно называют приземленными. Раньше Кэролайн думала, что это что-то из области электротехники, хотя нет, провода, кажется, бывают заземленными. В таких людях ток укрощен, пущен в дело, его мощь рассредоточена и подконтрольна. Но применительно к Мэрион это слово приобретало совсем другой смысл. Мэрион была родом со Среднего Запада, и это географическое наследие не то чтобы пристало к ней, оно скорее проросло сквозь нее. В лице подруги отражались бескрайность кукурузных полей и широта мелководных речек. Ее спокойная вера в себя питалась густой зеленью летнего воздуха, подпитывалась неспешным движением воды под корпусом каноэ. Она с юности обожала возиться в саду, руки ее одинаково легко и естественно касались и огородной грядки, и плеча подруги.

Мэрион и Кэролайн часто посмеивались над тем, какие они разные. Мэрион наслаждалась жарой и возней с землей, и под коротко остриженными ногтями всегда готовых к работе рук часто оставался черный полумесяц грязи, который, казалось, не брало никакое, даже самое тщательное мытье. Кэролайн, напротив, могла в лучшем случае землю в горшке разрыхлить, ее любимые цветы росли на подоконнике. Чем меньше грязи, тем лучше. Джек всегда говорил, что любимый сад Кэролайн – это океан.

Выпив кофе с Мэрион, Кэролайн отправилась в бассейн. Все равно домой торопиться незачем. Эта мысль поразила ее посреди раздевалки, и она застыла перед зеркалом, так и не натянув лямку купальника на плечо. Последнее время все вокруг повторяли, что она отлично выглядит, – честно говоря, сомнительный комплимент, как будто сорок восемь лет – просто чепуха. Женщина, держащая себя в форме, – это всегда прекрасно, говорили ей, словно аплодируя усилию, действию, а не результату. В колледже Кэролайн специализировалась по языку и литературе, и уж причастие от прилагательного отличать не разучилась.

Пройдут еще десятки лет, прежде чем кто-нибудь решится отпустить подобный комплимент новой подружке Джека. Кэролайн видела ее один раз на местном рынке, около прилавка с помидорами, такими кругленькими, ровненькими и глянцевыми. Кэролайн смотрела на молодую женщину, беззаботно смеющуюся над шуткой продавца, и повторяла себе, что сезон помидоров скоро кончится, и останутся только жесткие и безвкусные, словно пластмасса, плоды. Увы, этот легко представимый, но весьма унылый образ был бессилен перед раскинувшимся вокруг нее плодовоовощным изобилием.

Стоя в раздевалке, Кэролайн вспоминала, как часто ее в молодости называли красивой. Это прилагательное всегда чуть-чуть смущало. В то время Кэролайн хотелось считать красоту чем-то отдельным от себя, чем-то вроде шарфа или пальто – можно сдать в гардероб перед началом спектакля. Что еще в ее жизни было украшением, дополнительной побрякушкой и так и не стало неотъемлемой частью жизни? А если бы стало? Может, все тогда повернулось бы по-другому? Как давно они с Джеком перестали ощущать себя женатыми, накрепко соединенными? Остался только брак, договор, партнерство. Должно быть, прилагательные – красивый, женатый – прорастают усиками смысла в самую суть, в самую душу, и поэтому их труднее поменять, чем существительные – пальто, брак, жена.

А может, дело в том, что она проводит слишком много времени в размышлениях о существительных и прилагательных, пока другие стоят тут такие свежие, словно только что сорванные с ветки плоды. Она схватила полотенце и решительно направилась к бассейну.

Вернувшись вечером домой, Кэролайн уселась на диван в гостиной и уставилась на стену с книжными полками. Книги Джека слева от камина, ее книги справа. Свои книги Кэролайн расставляла в алфавитном порядке, делая вид, что так другим будет легче найти нужную книжку. Ей самой нравился строгий порядок. Но потом она открывала книгу наугад и погружалась в воспоминания – вот такой Кэролайн была, когда в первый раз прочла ее. Джек любил читать, но книги ставил как попало – на левом стеллаже в гостиной не то что алфавитного, никакого порядка не было.

Кэролайн всегда хотелось думать, что такое различие в подходах свидетельствует об их уникальной индивидуальности. Она даже любила пошутить на эту тему с друзьями, показывая им дом. Джек, он такой. Кэролайн, она такая.

Теперь она стояла перед двумя стеллажами с книгами. Может, она все понимала неправильно? Кэролайн вытащила первую попавшуюся книгу с нижней полки. И тут же поставила обратно.

В книжном магазине у Кэролайн была еще одна обязанность – она отвечала за общение с авторами. Писатели приходили раздавать автографы и читать вслух отрывки из книг, слушатели рассаживались на мягких диванах у камина или на выстроенных рядами жестких стульях. Кэролайн объясняла писателям, как добраться до магазина; узнавала, какие напитки они предпочитают; обеспечивала ручки для автографов и вообще следила за порядком. Поначалу Кэролайн предвкушала что-то восхитительное и необычное, но дело в основном шло безо всяких приключений. Писатели вели себя вполне прилично, разве что бывали не в духе из-за дождя, А дождь неизменно лил каждый раз, когда в книжном магазине принимались расставлять стулья. Похоже, у погоды на северо-западном побережье Тихого океана выработался условный рефлекс, как у собаки Павлова. В общем, работа как работа, не слишком гламурное занятие

Через пару дней после того, как Кэролайн и Мэрион встретились в кафе, хозяин магазина отозвал Кэролайн в сторонку.

– Мы поймали крупную рыбу, – радостно объявил он. – В последнюю минуту. Приехал в город повидаться с друзьями и хочет выступить – тогда можно поездку списать с налогов.

И он назвал имя, от которого у Кэролайн округлились глаза.

– Надо расстараться, чтобы все было идеально, – продолжал хозяин магазина. – Литагента с ним не будет, но она велела отвести его в ресторан. И проследить, чтоб поел.

Кэролайн кивнула. Писательское пристрастие к выпивке вместо еды уже само по себе могло послужить материалом для пары-тройки романов.

– Сводите его в ресторан, ладно?

– Я?

– Я никак не могу. Теща приезжает, и я обещал быть дома. А в другое время он не может. Ну, вы с ним сходите, и все будет замечательно. Только смотрите, пусть он поест.

Кэролайн через стол нервно поглядывала на Автора, как она теперь его про себя называла. Он оказался именно таким, каким она его представляла – словно сошел с задней обложки одной из своих многочисленных книг. Пышная седая шевелюра, непринужденная речь, необыкновенная эрудиция. Кэролайн мысленно подсчитывала придаточные конструкции в его речи – они мелькали, как километровые отметки в марафонском забеге.

Первую бутылку красного вина он заказал еще раньше, чем официантка принесла меню, и первый бокал осушил прежде, чем Кэролайн удалось заказать мясные закуски. Похоже, что единственный способ его притормозить – выпить как можно больше самой. Если бы он заказал белое вино, было бы легче. От красного вина у нее сразу возникает туман в голове – уже появился, а она еще и второго бокала не допила. Но Автор с удовольствием говорил за двоих, ему любая тема была по плечу – от профессиональных баек про виноградник, где рос виноград, из которого сделано это вино, до подробностей спаривания карликовых кенгуру.

– Знаете, – он небрежно откинулся на стуле и взглянул на нее – забытый помидор черри все еще наколот на поднятую вилку, – вы действительно очень красивая.

Слова с трудом пробирались сквозь туман в голове, и Кэролайн едва поборола желание немедленно начать объяснять, что есть другие женщины, помоложе, которым это словцо подошло бы лучше. Расслабься, дорогая, сказала она себе. Он тебе в отцы годится, но это все равно комплимент.

– Спасибо, – ответила она, не поднимая глаз от тарелки. Не так уж плохо, сказала она себе, вот тебе и прилагательное. От вина в груди стало тепло, воздух в ресторане был полон опьяняющих ароматов чеснока, масла и майорана. Может, она и впрямь красивая. Так тебе и надо, Джек.

Одно блюдо сменилось другим. Кэролайн воспользовалась моментом и, извинившись, пошла в туалет. Когда она вернулась, официантка уже открывала вторую бутылку.

– Нет, нет, не надо, – сказала она официантке.

– Опоздали, – весело перебил ее Автор. – Не беспокойтесь, моя маленькая дуэнья. Я профессионал.

Кэролайн бросила беглый взгляд на часы. До встречи с читателями оставался еще час. Она заказала им обоим кофе и канноли, горячо надеясь, что сладкие трубочки наполнены самым жирным творогом на свете. Когда они доели десерт до последней крошки, она хотела было попросить счет, но оказалось, что официантка поглощена разговором с посетителями на другом конце зала.

– Ну, мне бы… – голос Автора упал до шепота.

Кэролайн с явной неохотой прекратила попытки дозваться официантки и посмотрела на собеседника.

– Может быть, вы бы были так добры… – Автор махнул рукой, куда-то в сторону коленей, спрятанных под скатертью.

Годы материнства не проходят даром. Кэролайн недоуменно поглядела на него. Пролил что-то? Салфетку потерял?

– Простите?

– Ну, чтобы от стресса избавиться. Пока вечер не начался… – Он ободряюще улыбнулся.

– Что?

– Ну, понимаете, мы так приятно проводим время. Я еще не встречал дамы, которая пила бы наравне со мной. И вы так симпатично разрумянились, когда я вам сделал комплимент.

И затем, увидев выражение ее лица, чуть более смущенно:

– Конечно, не прямо тут. У вас же там, в магазине, наверняка есть тихий уголок с подходящей атмосферой?

Тут до нее дошло – иллюзии разбились, как тарелка, грохнувшаяся об пол. Автор все глядел на нее выжидающе, а ей вдруг припомнилось, как Джек признался, что у него появилась подружка. Огонечек гордости в глазах, который он не в силах был скрыть, азарт, едва сдерживаемый заботой – искренней, хотя и запоздалой – как бы не причинить ей боли.

Она старалась – только ради сына – не заводиться. Оставаться дружелюбной. Уступчивой. Она наблюдала, как муж уходит и с собой забирает только то, что ему нужно, а все остальное – пусть остается. Словно ребенок, в жаркий день сующий в руки матери недоеденный стаканчик с мороженым.

Подлец, внезапно подумала она, и по телу прошла резкая судорога ненависти. Она взглянула прямо на Автора, глаза в глаза:

– Заманчивое предложение, но боюсь, за свою жизнь я успела позаботиться о достаточном количестве маленьких мальчиков.

Вечер окончился, Автор был посажен в такси. Кэролайн заперла главный вход в магазин, объехала вокруг – до задней двери – и затолкала в багажник своей большой семейной машины кучу пустых картонных коробок.

Добравшись до дому, она кое-как затащила коробки внутрь и застыла посреди гостиной, глядя на книжные полки. Она вспоминала день, когда Джек ушел. Он упаковал горные лыжи и клюшки для гольфа, и еще кастрюльку с толстым дном, которую купил, чтобы готовить ей ризотто. Он тогда вышел из дома, даже не взглянув на книжные полки. Она пошла вслед за ним, у крыльца стоял взятый напрокат фургон – когда это он научился брать напрокат фургоны, это занятие всегда сваливалось на нее? И тут она спросила, когда он заберет книги.

– Моя новая квартирка слишком мала. – Он, словно извиняясь, пожал плечами – раньше этот жест казался ей очаровательным. Потом сел в фургон и уехал.

Теперь Кэролайн стояла в гостиной и смотрела на книжные полки, а вокруг валялись пустые коробки. Она выдернула со средней полки четыре тома в одинаковых обложках – историю Гражданской войны. Отличная получилась дыра.

Через час Кэролайн закрыла четвертую коробку и выпрямилась. Спину ломило, плечи болели. Почти одиннадцать. Она прошла через кухню и вышла на заднее крыльцо. Середина октября, воздух уже прохладный, пахнет печным дымом и дождем, который скоро начнется. Кэролайн замерзла, надо бы вернуться в дом – там тепло. Или, по крайней мере, взять свитер, он прямо тут, на спинке кухонного стула. Но с соседского двора послышались тихие голоса, приглушенный смех.

Она помедлила, прислушиваясь. Все вокруг хорошо знают друг дружку, но недавно кто-то повадился залезать в чужие дома, так что теперь нужно повнимательнее приглядывать за соседскими участками. Она вслушивалась в голоса, пытаясь по ритму – слов не разобрать – догадаться, кто это. Ага, соседский сын-подросток с подружкой. Кэролайн было окликнула их, чтобы не напугать неожиданным появлением, но тут поняла, что и смех уже совсем другой, и голоса стали низкие, хрипловатые. Подростковые забавы сменялись взрослыми делами. Томный шепот становился все настойчивей, с тихим урчанием разъехалась «молния». Кэролайн замерла, прислонившись к дверному косяку.