Текст книги "Жена пРезидента"

Глава 20

От дома до офиса Давид добрался без проблем. С его графиком – в двенадцать душ и завтрак, в два в офисе – пробки не страшны. Идеально было бы совсем не появляться на работе и следить за пополнением счета, лежа на теплом песочке возле океана, но это пока мечта. Еще не все сделано в этой жизни…

Зеркальный лифт быстро поднимал Давида и три его отражения на десятый этаж. Он кинул оценивающий взгляд на себя в правое зеркало. Черные кудри лежали идеально, соприкасаясь с кашемиром джемпера цвета юных сливок, очень идущего к его смуглому лицу.

Весь образ Давида излучал цельность, легкость и обтекаемость. Лишь карман брюк слегка оттопыривала маленькая бархатная коробочка, которую он приобрел по дороге в офис. Он казался себе пузырьком в бокале шампанского «Кристалл». В этом качественном напитке пузырьки всплывали с достоинством, по одному, а не бесформенной толпой, как в «Советском». Он уже и не помнил, когда последний раз пил эту гадость, годившуюся только для соревнований «Кто громче рыгнет». Его нынешний уровень жизни подразумевал совсем иные соревнования…

Постучав, в его кабинет вошла секретарша Ксения – худая девица в очках и неопределяемой личной жизнью.

– Давид Михайлович! Доброе утро! Вы до вечера или забежали?

– Привет, Ксень. На часик, два, я думаю. Срочное что есть?

– Из банка звонили по поводу кредита. Я вам все бумаги подготовила, и Лора Моисеевна вас искала. Сказала, утром не могла дозвониться. Волнуется.

– Спасибо, Ксень. Я буду занят сейчас.

– Хорошо, Давид Михайлович, – послушно кивнула Ксения и вышла из кабинета.

Давид проводил глазами ее мальчишескую попу со странным двойственным чувством. Для девушки эта попа не годилась. Она не вызывала никаких, хоть мало-мальски эротических желаний, потому как была слишком мальчишеской. Но образ невинного подростка не давали завершить юбка, тонкие ноги в колготах, узкие плечи и конский хвостик, схваченный резинкой. К этому «набору школьницы» мальчишеская попа совершенно некстати. Кто из них кому больше не соответствовал – не понятно, но даже развращенной бисексуальной фантазии Давида не хватало, чтобы найти применение такой невыразительной части тела, кроме как принадлежать его секретарше Ксении. Секретарша, однако, была толковой и исполнительной, чего, собственно, было вполне достаточно… Он вспомнил о звонке матери и потянулся к телефону.

– Мамуля! Ты звонила?

– Звонила не то слово! Я трезвонила все утро! – Голос Лоры Моисеевны был встревоженным. – Почему ты не брал трубку?

– Потому что сегодня утром я ничего не брал, я спал.

– Опять гулянки до утра? Давид, ну когда ты повзрослеешь! Когда ты возьмешься за ум!

– Мам… Я вот сейчас прямо за него взялся. Он очень болит. Особенно виски и затылок. Какой-то козел ни свет ни заря разбудил, Энжи ворочалась как бегемот, всего меня истоптала, дор-блю мой кто-то вчера сожрал, а я собирался его на хлеб мазать толстым слоем. Видишь, какой я несчастный, а ты на меня ругаешься!

– Давидушка, ну я же волнуюсь. Ну заведи себе автоответчик какой-нибудь, который бы рассказывал твоей матери про козла, про твою собачку и про то, что ты всего лишь спишь, когда твой телефон не отвечает!

– Хорошо, мамуль! Для тебя я заведу кого угодно!

– Я хочу, чтобы ты заехал ко мне сегодня. Я сделала твою любимую фаршированную рыбу.

– Мама, это шантаж. Я тебя люблю не только за рыбу.

– Я знаю, сынок. Я хочу познакомить тебе кое с кем.

– Очередная правильная девушка? Мам, я тебя умоляю! У меня уже на них аллергия. Я потом опухаю и мучаюсь изжогой.

– Вот эта твоя манера разговаривать с матерью как с последней идиоткой мне очень не нравится. Нет, не девушка, хотя я считаю, что по тебе давно плачет хорошая жена, которая научила бы тебя порядку и ответственности! Твоей несчастной матери это не удалось, как видно.

– Вот поэтому я и не женюсь. Избавляю от рыданий хорошую жену.

– Скоро я начну рыдать! – пообещала Лора Моисеевна.

– Мам, что мне сделать, чтобы ты этого не начинала? – устало спросил Давид.

– Приезжай к семи.

– Хорошо.

– Ну вот. Мамочка тебя целует и ждет.

Способность Лоры Моисеевны вытрясать согласие из всех окружающих ее мужчин не поддавалась объяснению. Она это просто умела, и всё.

Давид посмотрел на часы и направился в дальний угол кабинета, где между стеллажами с папками находилась еще одна дверь. Он толкнул ее и вошел в небольшую комнату без окон. Возле стола стоял навытяжку молодой человек в джинсах и великоватом джемпере, со светлыми, причесанными на прямой пробор волосами, похожий на известного фигуриста. Он улыбался, готовый в любую секунду выехать вперед под музыку, гостеприимно разведя руки.

– Привет. Ты ждал меня? – удивленно спросил Давид.

Они обнялись.

– Здравствуй. Я слышал твой голос. Ты разговаривал с мамой?

– Да. Она опять тащит меня знакомиться с кем-то. Придется ехать. Не могу отказать мамочке, а она этим пользуется. А чего ты не вышел из своей конуры, если слышал, что я здесь?

– Я наслаждался твоим голосом.

– Виктóр… – Давид досадливо покачал головой, словно строгий учитель.

– Да, Давид, – послушно ответил молодой человек.

– Ну я же тебя просил…

– Да. Просил. Но ты понимаешь, что я чувствую, когда слышу твой голос? Я чувствую, что…

– Перестань, пожалуйста! – перебил его Давид. – Голос любого человека имеет определенную высоту и окраску. Альт, сопрано, тенор, баритон, бас. Наши уши воспринимают частоту и длину звуковой волны. Это чистая физика. Ты заморачиваешься на ерунде, Виктóр.

– Нет, это не ерунда! – капризно протянул молодой человек и пригладил волосы над ухом. – Голос это не длина волны, это душа. А ты знаешь, что по голосу можно судить о духовной эволюции человека? С каждым шагом духовной эволюции происходят изменения в голосе. Голос говорит, насколько человек развит и какой у него характер. Даже не обязательно видеть его.

– И что говорит о моем духовном развитии мой голос? – заинтересовался Давид.

– Твой голос для меня – это голос бога…

– Виктóр, ты опять? Ты ставишь меня в ужасно неудобное положение. Разве ты сам этого не понимаешь?

– Но здесь же нет никого. Нас никто не слышит…

– Мы работаем в одной компании. Для всех ты – мой помощник. Как Ксения, как другие сотрудники. Ты знаешь, что я отношусь к тебе не как ко всем, но ты не должен злоупотреблять моим хорошим отношением. Иначе мы можем всё испортить, выдать себя. Кто-то увидит, услышит, начнутся сплетни, дойдет до Добродела, и тогда я не ручаюсь ни за себя, ни за тебя. Понимаешь, насколько всё это серьезно?

– Да, Давид. Я провинился. Я достоин наказания. Я готов принять его от тебя, когда ты сочтешь нужным наказать меня…

Давид схватил молодого человека за плечи и с силой тряхнул. Тот закатил глаза от счастья.

– Виктóр! Игры кончились! Если ты сейчас не поймешь и не изменишься, нам придется расстаться! – произнес Давид раздраженно.

– Ты меня не любишь… – плаксиво протянул Виктóр, и слезы заблестели в его бледно-голубых глазах. – Мне незачем жить… Лора Моисеевна сегодня познакомит тебя с девкой, и ты меня бросишь… – Он всхлипнул. – А я возбуждаюсь даже от твоего безумно сексуального мягкого «р».

– Так. – Давид отошел от Виктóра и сел в кресло. – Сядь туда. – Он указал на соседнее кресло.

Молодой человек с несчастным видом покорно сел.

– Повтори, что я сейчас сказал, – приказал Давид.

– Не говори со мной таким тоном, пожалуйста, я перестаю соображать, – попросил Виктóр.

Давид молча ждал ответа.

– Ты сказал мне сесть сюда, – выдавил Виктóр.

– Раньше.

Виктóр, горестно качая головой, смотрел на предмет своего обожания.

– Ну?! – повысил голос Давид. – Я подожду, – холодно продолжил он и отвернулся к стене, на которой висела его фотография в костюме и галстуке. Галстук он терпеть не мог. Когда он последний раз был в таком виде, да еще позировал фотографу?

Раздались учащенное дыхание и сдавленный, негромкий стон. Потом возня на кресле и застывшая тишина.

– Давид. Я все понял. Больше этого не повторится. Я твой помощник, такой же, как Ксения и остальные сотрудники. Мы работаем в одной компании, – словно зомби повторил Виктóр сказанное Давидом.

– А теперь подойди, – проговорил Давид и только сейчас вновь взглянул на своего помощника.

Парень сполз с кресла и приблизился походкой человека, которого раздели догола перед комиссией по защите нравственности и приказали выйти на середину зала.

Давид сунул руку в карман брюк и протянул молодому человеку коробочку. Теплую, бархатную, словно живую.

– Это тебе. Чтобы ты не сомневался в моих чувствах, – сказал он нежно.

Виктóр сжал коробочку в руке и поцеловал. Он открыл ее бережно и медленно, как великую драгоценность. Его глаза вспыхнули восторгом.

– Ах! Какая красота!

– Нравится?

– Мне всё нравится, что ты… – начал Виктóр и осёкся. – Да. Очень…

– Ну вот и хорошо. Значит, мы договорились. Что там по работе? Помнишь, я тебя просил по фонду посмотреть?

– Все готово, Давид Михайлович. Сейчас покажу.

Помощник достал из шкафа папку и открыл нужный файл на мониторе компьютера. Его голос сейчас звучал ровно и уверенно. Информация, цифры, выкладки, графики – всё было логично, грамотно, по существу.

Давид поймал себя на мысли, что сам бы он не только не провернул такую большую работу за столь короткий срок, но и не сделал бы таких смелых и в то же время взвешенных выводов. «Все-таки очень толковый этот странный паренек из Ташкента, – подумал Давид. – Хорошо, что он сам об этом не догадывается. Пока».

Слушая Виктóра, Давид намеренно сохранял скучающее выражение, чтобы не заронить в помощнике мысли о равенстве или еще хуже о его превосходстве. Но похоже, такого рода мысли еще не посещали светлую влюбленную голову финансового гения. Его плебейская услужливость: «Да, Давид Михайлович», «Конечно, Давид Михайлович», «Как скажете, Давид Михайлович» – даже слегка раздражала. Однако Давид сам поощрял такое к себе отношение и сейчас был рад, что укрепил в их общении с Виктóром негласное соблюдение субординации – разговор о деле только на «вы» и по имени-отчеству. Это дисциплинирует и ставит на место. Может, ташкентский паренек и умен, но зато он, Давид, как никто, умеет управлять людьми. Именно управлять. Он не любил слово «манипулировать». В нем не было души и творчества…

Глава 21

По дороге к матери Давид думал о Виктóре. О том, как быстро этот «гейоныш», как он называл его про себя, пролез в самую потаённую серединку его жизни. Он в курсе всех его дел по бизнесу. Более того, он их за него и делает. И обойтись без него Давид уже не может, вот что хреново. Этот факт был самым большим секретом Давида. Большим секретом для немаленькой финансовой компании. А состоял он в том, что Давид совершенно не разбирался в бизнесе, которым занимался. Он пытался тщательно скрывать это обстоятельство, и ему это пока удавалось.

Энтузиазма и умения воздействовать на людей ему было не занимать, а недостаток знаний он компенсировал различными уловками. Поначалу производил впечатление, заучивая наизусть целые параграфы из учебников, куски из аналитических статей, цитаты из интервью. Расчет был не сложен – молочный брат Добродел смотрел на него с восхищением, а остальные равнялись на мнение руководства. Пока руководство в силе и довольно, подчиненные не посмеют вылезти из щелей со своим мнением. Даже если кто-то чего-то и понимает. Пирамида, построенная на настоящей мужской дружбе, достаточно жизнеустойчива.

Хуже то, что через какое-то время он сам начал ощущать дискомфорт, особенно на переговорах, в ситуациях, когда надо высказывать свои идеи, где голые цитаты и общие умные слова не прокатывают. Давид задумался. Идти учиться азам профессии значило открыто признать свою несостоятельность. Некоторое время он сомневался, не зная, что делать, пока не увидел перед собой симпатичного молодого человека Виктора Степанова.

Виктор пришел устраиваться секретарем. Сходство с фигуристом Плющенко априори вызывало к нему чувство уважения его талантом и работоспособностью, хотя он еще никак их не проявил. Но при общении парень не разочаровал, а его манера внимательно слушать собеседника и, не отводя взгляда, убирать спадающую на лоб светлую челку Давиду сразу понравилась. Возможно, потому, что эта манера Виктора была словно зеркальным отображением его собственной.

Выяснилось, что Виктор родился в Ташкенте, его родители – русские, приехавшие в Узбекистан как молодые специалисты в советское время. Виктор – победитель кучи олимпиад по математике, с красным дипломом окончил физмат Ташкентского государственного университета, «сейчас он называется Национальный университет Узбекистана имени Мирзо Улугбека» – уточнил молодой человек. И это вроде бы не относящееся к делу уточнение тоже понравилось Давиду.

После окончания университета Виктор приехал в Москву. Работал где придется, но уверен, что способен на большее. Хочет применить свои знания в реальном деле, в крупной компании, такой, как эта. Мечтает начать с самых низов, чтобы разобраться во всем самому и знать свое дело досконально…

Давида удивило слово «досконально». Почему-то он не ожидал его услышать от «прославленного фигуриста из Ташкента».

Чтобы «утеплить» контакт с претендентом, он спросил: «Давно ты был дома?» «Позапрошлым летом, полторы недели в июле», – четко ответил на поставленный вопрос Виктор. «И как там?» «Нормально, – смутился молодой человек. – Напиться никак не мог водой из-под крана. Пил, пил и не мог напиться…»

Эта неожиданно прорвавшаяся искренность в сочетании с известной внешностью и четкостью в ответах, а значит, и в мозгах, окончательно убедили Давида попробовать Виктора Степанова в качестве секретаря.

Очень скоро Давид начал замечать на себе долгие взгляды Виктора, полные нежности и надежды, и одновременно понимать, что его мозги годятся не только на то, чтобы держать документы в порядке, отвечать на телефонные звонки и варить кофе… Четкость, точность, организованность позволяли парню выполнять все более ответственные поручения. Виктор не покидал рабочего места до тех пор, пока очередное задание «шефа» не было выполнено с максимально возможным качеством. Давид видел, что слово «досконально» не пустой звук для этого его секретаря. И вскоре понял, что Виктор Степанов – реальная находка для него.

Их сближение началось с какого-то пустяка… Давид подколол помощника по поводу одной и той же голубой рубашки, которую тот, кажется, не снимал уже третью неделю. Виктор, смущаясь, ответил, что это та самая рубашка, в которой он пришел на собеседование. Она счастливая, потому что в ней он понравился и его взяли на работу.

Давид хмыкнул.

– Вы не любите голубой цвет, Давид Михайлович? – двусмысленно спросил Виктор.

– Цвет? – улыбнулся Давид. – Знаешь, я раньше любил лето. Очень. А потом понял, что лето может быть в любое время года, были бы деньги. Теперь я люблю деньги. А рубашки должны быть разные…

– А можно мне вашу? – робко попросил Виктор и смутился.

– Мою – что? – не понял Давид.

– Рубашку. Одежду, которую вы уже не носите…

– Зачем?

– Ваш запах… Я… я… Извините меня. – Виктор, красный, как помидор, выбежал из кабинета.

«Что делает недостаток тестостерона с парнем, – подумал, глядя ему вслед, Давид. – Ну, красна девица, ни дать ни взять! Хорошо хоть мозгов не касается… А почему это ни дать ни взять? Взять-то как раз можно…»

Мужчина сказал, мужчина сделал, вернее, взял.

На бизнесе перемена в их отношениях никак не отразилась, даже наоборот: более преданного и грамотного помощника трудно было представить. Давида все больше напрягало зазубриванье параграфов из учебников, цитат из интервью и финансовой терминологии, ничего в этой «шняге» он не понимал.

Однажды на переговорах, зачитывая подготовленные Виктóром документы и мучительно удерживая на лице маску финансового гения, Давид подумал, как было бы круто подключаться к мозгам Виктóра в режиме он-лайн, чтобы этот компьютер с голубым экраном мгновенно выдавал ответ на любой вопрос. Идиотская улыбка аборигена, размечтавшегося догнать болид на верблюде, на секунду испортила маску финансового гения, но потом Давид подумал: «Черт! А почему бы и нет! Двадцать первый век на дворе!»

И Давид занялся изучением вопроса досконально и скрупулезно – еще одно слово, помещавшееся в его голову в исключительных случаях. Этот был именно такой. Через две недели он вышел на «людей» и «организации» и получил, что хотел. Очередные переговоры стали испытанием возможностей новой техники и нового Давида.

Со стороны для непосвященного наблюдателя все выглядело вполне безобидно: в своем кабинете без окон сотрудник Степанов сидит перед монитором, внимательно следя за ходом переговоров и не вызывая никаких подозрений – работа как работа. Давид же, снабженный маленьким, незаметным наушником, с опозданием в доли секунд повторяет вслух то, что слышит в наушник. При этом он производит весьма положительное впечатление человека, думающего перед тем, как сказать…

Результатами испытаний Давид остался не просто доволен, он был в восторге от собственной гениальности и от четкой работы Виктóра. Он наградил помощника запонками или браслетом, уже не помнил, – первой блестящей безделушкой, от которой его глаза вспыхнули счастьем, как у влюбленной малолетней девицы.

Всплывающие дамские образы в поведении Виктóра – от африканской старухи до плаксивой содержанки – были хорошо знакомы и понятны Давиду: этот набор в различных сочетаниях часто встречался в женщинах. «Голубая» же часть его души оставалась загадкой. Он видел, что является фетишем для «гейоныша», что, заставляя его быть своим рабом, причиняя ему страдания, он только больше распаляет его страсть, вызывая острые приступы наслаждения. Природу этих явлений он не понимал. И это было минусом. Чтобы управлять, надо понимать…

Случайно увиденное высказыванье австрийского психолога Жерара Аардверга, посвятившего себя терапии гомосексуальности, натолкнуло Давида на размышления. Психолог утверждал, что «гомосексуал бессознательно ищет партнера не для того, чтобы найти и насладиться, а для того, чтобы, не найдя, причинить себе боль и пострадать, подпитывая тем самым ненасытную потребность в самодраматизации…»

Не об этом ли эмоциональный речитатив под музыку Б. Моисеева: «Боль – это всё, что я могу тебе дать, боль и радость от этой боли»?

«Откуда берется это желание “не найти, чтобы сделать себе больно”? – задавал себе вопрос Давид. – Вот всё у них через…» Тем не менее эти вопросы не давали ему покоя. Он стал больше общаться с Виктóром, расспрашивать его, подталкивать к откровенности. Помощник охотно делился откровениями. Казалось, ему даже нравится устраивать перед Давидом душевный стриптиз…

Отец Виктора, Степанов-старший, хмурый, замкнутый человек, не обращал на сына никакого внимания. Его целиком занимала работа, а когда наука развалилась, так же целиком заняла обида на жизнь. Взгляды, которые он бросал на сына, никогда не выражали ни любви, ни одобрения. Он смотрел лишь с озлоблением или откровенной издевкой. «От его взгляда у меня всегда шел мороз по яйцам», – признавался Виктóр.

Не получая отцовской поддержки ни словом, ни взглядом, ни прикосновением, он начал искать любви там, где ее нет. Он ловил себя на том, что ищет внимания мужчин, заглядывает в лица и встречные машины в надежде увидеть мужчину, который ответит на его взгляд. Вскоре он понял, что хочет, чтобы кто-то из мужчин захотел его… Эти попытки привлечь к себе внимание были не чем иным, как извращенным способом получить замену отцовскому взгляду, который наконец сказал бы ему: «Я люблю тебя. Ты мне нужен». Но между «я люблю тебя» и «я хочу тебя» такая тонкая грань…

Рассказ Виктора о первой близости с мужчиной тронул Давида за живое. Помощник краснел и смущался, с мазохистским удовольствием смакуя подробности, а Давид чувствовал, как живо реагирует в нем его «живое»…

– Мне было девятнадцать с половиной, я учился на втором курсе, – со своей обычной точностью в цифрах говорил Виктóр. – Мы встретились на улице. Он что-то спросил у меня. Я обернулся и увидел тот взгляд, который давно искал… Он был немного старше. Может быть, двадцать пять или чуть больше. Мне понравились его глаза – веселые и добрые, а я был готов и одинок. У него была приличная квартира, обставленная со вкусом. Он дал мне выпить. Это помогало. Потом он прямо сказал, что хотел бы переспать со мной. Я согласился. Он был очень нежен, и мне было так хорошо. Я остался у него на всю ночь. И мы делали всё, что можно и нельзя представить… Потом мы сидели голыми и разговаривали. И это тоже было очень приятно. Я никогда раньше не сидел так расслабленно и голым с партнёром. Он говорил мне разные вещи о моем теле, которых я никогда не слышал от девушек. К тому времени у меня был небольшой, но не слишком удачный опыт с ними. Говорил, что у меня стройные ноги и красивый член. И это было так приятно слышать. Потом я звонил ему раз в неделю или примерно так, и он делал со мной всё, что хотел, как хотел…

Это было сказано тоном, которым говорят о самом приятном и сокровенном. Вот это самое «трахал меня, как хотел», то есть сознание того, что он целиком в чьей-то власти и его хотят, и доставляло Виктóру наивысшее наслаждение, сделал вывод Давид. И не стоит мучаться лишними вопросами и уж тем более совестью. Рабу, который получает оргазм от того, что его крепче приковывают, не нужны ни рассуждения о свободе, ни сама свобода…

– А где сейчас тот парень? Вы всё еще вместе? – спросил Давид.

– Нет, – тихо ответил Виктóр. – Я больше не звонил ему с тех пор, как увидел тебя, Давид…

Сзади раздался резкий автомобильный гудок, и Давид вернулся в реальность. К концу рабочего дня на дороге собиралась пробка. Он глянул в зеркало заднего вида. Здоровый «Land Rover», за рулем такой же, как машина, крупный дядька лет сорока пяти, рядом с ним телка в очках с длинными светлыми волосами и ярким ртом. «Красивая, – подумал Давид и посмотрел на них еще раз. – Любовники, сто пудов. Он уверен, что отымеет ее, а она уверена, что всё у нее впереди».

Поток встал. Впереди, видимо, была авария. Для такой мертвой пробки – рановато. Хотя никогда не угадаешь, где и когда она вдруг возникнет. Давид положил обе руки на руль и размечтался, поглядывая в зеркало на парочку сзади. Представив себя на месте дядьки, мысленно он уже трогал девицу правой рукой, левая держала руль под контролем. Он воображал, как незнакомая, чужая, пахнущая сигаретами и недавним сексом баба опускает свой красный широкий рот всё ниже и ниже… Её мужик в это время безмолвно поглядывает на эту картину с заднего сиденья, как бы одобряя происходящее…

У Давида вспотели ладони. Эта фантазия всегда уносила его. Неплохое средство убить время в пробке. Он восстановил дыхание и осторожно глянул назад. «Land Rover» не было. Другая машина. Полный дядька с залысинами и обрюзгшим лицом нетерпеливо постукивал по рулю. Значит, он не заметил, как его мечта скрылась из виду… Жаль… «Да и не может комфортно получиться в “Land Rover”… Это должен быть большой американский джип типа “Lincoln”, или “Expedition”, или пикап – “Ford F150”, или “Dodge”. В больших американцах ручка переключения передач на рулевой колонке и можно делать большой диван впереди, чтобы расположиться втроем…» Трезвые мысли из реальности отвоевывали территорию в его сознании. Но он позволил себе еще немного поплавать в остатках фантазии, пока не услышал телефон.

– Ты не забыл о матери? – Лора Моисеевна как обычно делала контрольный звонок в голову.

– Забыл. Но еду, – честно ответил Давид, окончательно успокоившись.