Текст книги "Варяги. Славяне. Русские"

Протославяне и сами по себе были общностью смешанной, состояли из разных этнических компонентов, в протославянский язык вошли слова из германских, кельтских языков, из народной латыни. Для примера обратимся к известному атрибуту русских сказок. Я имею в виду меч-кладенец. Что означает такая характеристика: не просто меч, а «кладенец».

В латинском языке меч назывался «гладиус» (откуда – «гладиатор»). По мнению И.М. Тронского, слово это попало в латинский язык из кельтского языка [170, с. 125]. Учитывая легкую заменяемость «г» на «к» при переходе слов из языка в язык, очевидно, что слова «кладенец» и «гладио» состоят в родстве. Неясно, из кельтского или латинского языков слово попало в праславянский, а затем в русский язык или оно в праславянском исконное. Но этимологизировать его можно.

Слово «сталь» в русский язык попало из немецкого языка где-то в петровскую эпоху. Еще В.И. Даль отмечает другое название сплава железа с углеродом – «уклад». В чешском языке есть слово «кладиво», означающее кузнечный молот, такое же слово в том же значении фиксирует М. Фасмер в русском языке. Поскольку молот – инструмент для ковки, надо полагать, происхождение слова «кладиво» связано со словом «колотить». Медь и бронзу в древности плавили и отливали в форму, железо и сталь плавить научились относительно недавно – в XIV в. Более двух тысяч лет изделия из железа получали только ковкой. В таком случае русское слово «уклад» могло получиться, например, из слова «колотиво».

Меч-кладенец – в реальности просто стальной меч. Его фольклорная атрибуция, таким образом, восходит примерно к VIII в. до н. э. или несколько ранее. В сказках меч-кладенец всегда в единственном числе, он бесценный, им владеет герой-богатырь или царь, то есть люди избранные, меч обладает сказочной эффективностью при уничтожении врагов. Обрисованная ситуация отражает конец бронзового века, когда наряду с бронзовыми мечами появились, пока еще в штучных количествах, мечи из нового материала – значительно более твердого и эффективного в сражениях. Первоначально новое оружие появилось у высшего слоя общества. Сходство кельтского и латинского названий меча с названием сказочного русского меча-кладенца – еще одно косвенное доказательство, что протославяне контактировали либо с древними римлянами, либо с кельтами, либо с теми и другими.

Из латинского языка легче заимствовались термины, связанные с пограничными реалиями. Так М. Фасмер, анализируя слово «паланка» – «укрепление с частоколом», отмечает, что данное слово кроме русского языка известно еще в украинском, сербохорватском, польском в том же значении. Он его производит из итальянского palanka – «частокол».

Источником итальянского слова является народнолатинское palanka. Наличие слова в языке и восточных, и южных, и западных славян – признак его наличия в праславянском языке. Укрепления в виде земляного вала с частоколом – обычная вещь на границе Римской империи с варварами.

Остановлюсь еще на одном заимствовании из латинского языка в праславянском языке, просто потому, что меня удивила беспомощность языковедов-профессионалов в этимологизации этого слова. Речь пойдет о слове «тревога», присутствующем во всех славянских языках, а стало быть, восходящем к праславянской эпохе. П.Я. Черных капитулирует в попытке объяснить это слово, приводя, впрочем, версию, в которую сам не особенно верит. Предыдущие попытки объяснения еще менее успешны. Между тем этимологическое объяснение лежит на поверхности, не нужно зарываться в специальную литературу – опять же, достаточно «Словаря иностранных слов». В основе слова «тревога» лежат два латинских корня: «тер» – «страх» (отсюда современное слово «террор») и «вокс» – «звук» (отсюда, «вокал», «вокалист», название музыкального прибора «терменвокс»). В первом корне произошла метатеза, что весьма обычно при заимствовании, во втором корне звук «к» перешел в «г», что тоже заурядное явление. Слово тревога, следовательно, заимствовано из языка древних римлян и означает «сигнал опасности». Заимствовать такое слово можно было при наличии активных контактов с вооруженными силами Римской империи. Иногда юноши-венеты уходили служить в римских войсках и возвращались на родину, иногда римские воины, вступив в конфликт с законом, бежали за Дунай к северным варварам. В балтских языках такого слова нет. Это еще одно косвенное доказательство того, что праславянский язык формировался по соседству с границами Римской империи, а не между Днепром и Одером.

Есть и другие наблюдения о связи праславянского языка с латинским.

«Славянский язык, как известно, является одним из самых архаичных. А. Мейе объяснил это тем, что «славяне в течение долгого времени оставались в стороне от средиземноморского мира». Но, как показал О.Н. Трубачев, в славянской и италийской ремесленной терминологии имеются бесспорные соответствия, причем в балтских языках эти параллели отсутствуют» [101, с. 117]. Все как со словом «тревога».

Есть еще одно важное доказательство, что славяне – этнос молодой и что первоначальный их состав был смешанный. Речь пойдет о славянской мифологии.

Перед началом рассмотрения этой темы предлагаю принять два тезиса.

1) Чем более длительную историю имеет этнос, тем богаче его мифология, тем детальнее разработаны мифологические образы и события, конкретизированы функции богов и других мифологических персонажей, их взаимоотношения с людьми и между собой, их иерархия, обычно присутствуют законченные космогонические представления, мифы о сотворении мира и человека, часто (но не обязательно) имеется эпос.

2) Если древний этнос распадается на несколько отдельных этносов, то их мифология, теология, эпос начинают развиваться независимо, но в течение веков и даже тысячелетий сходство мифологического материала легко обнаруживается (примеры: индийская и иранская мифологии; мифология скандинавов и континентальных германцев).

Исходя из этих тезисов, рассмотрим основные черты славянской мифологии.

Можно ли сказать, что общеславянская мифология очень богата, что в ней присутствует устойчивый пантеон богов с четкой иерархией, с распределенными функциями, а также все остальное связанное с первым тезисом?

Можно ли сказать, что представления о богах, героях, сверхъестественных персонажах, космогонические представления у разных славянских этносов обнаруживают большое сходство между собой?

Анализ удобно проводить по уровням мифологии. Любую мифологическую систему можно разделить на три уровня: высшая мифология, средняя, низшая.

Высший уровень включает в себя мифы о главных богах, их функциях, сотворении мира и человека, философию взгляда на мир.

Средний уровень включает в себя мифы о низших богах, примыкающих к богам сверхъестественных существах и силах, богах и полубогах «местного разлива», о культурных героях, богатырях-победителях, царях-основателях и пр.

В низший уровень входят мифы о добрых и злых духах, всякая оккультная мелочь, связанная с бытом, трудовыми функциями, болезнями, свадьбами, похоронами, с конкретной привязкой к какому-либо месту или без нее. Это: домовые, овинники, лешие, русалки, упыри, кикиморы, волшебные птицы, звери и т. д.

Высший уровень мифологии был доступен не каждому члену первобытного коллектива. Его познание требовало незаурядных умственных способностей, общего развития. Хранителями высшей мифологии были жрецы, вожди, скальды, гусляры и т. д., их можно назвать интеллигенцией первобытного общества. Простонародье о высшей мифологии, как правило, знало мало, да и не особенно интересовалось философскими и космогоническими вопросами. Зато оно прекрасно разбиралось в низшей мифологии, так как эти знания были тесно связаны с кругом повседневных дел и с образом жизни. Отчасти простонародье разбиралось в средней мифологии, именно поэтому многие мифы сохранились до нашего времени в сказках.

Теперь вернусь к поставленным чуть выше вопросам и попытаюсь дать ответ.

Общеславянская космогония и теогония отсутствуют вообще. И не только общеславянская. Никаких вариантов на сей счет нет ни у одного славянского народа. У восточных славян есть уже упомянутый ранее миф о черте, в виде утки ныряющем за грунтом, но это миф не славянский, в вариантах он имеется у многих восточноевропейских народов.

Общеславянский пантеон богов тоже отсутствует[5]5
  Любопытна на этот счет концепция статьи «Славянская мифология» в энциклопедии «Мифы народов мира» (т. 2). На с. 450 сказано: «Знания о полном составе праславянских богов высшего уровня весьма ограниченны, хотя есть основания полагать, что они составляли уже пантеон». Далее, на с. 453—454 сказано: «Возможно, что вся совокупность мифологических персонажей высшего уровня у балтийских славян не была объединена в пантеон (в отличие от восточных славян)». Очень похоже на «плюрализм в одной голове».


[Закрыть]. Оппоненты скажут, что были все-таки боги, известные у всех славян. Назовут имена: Перун, Велес, Дажбог, Сварог… Во-первых, отсутствуют сведения, что эти боги известны у всех славянских народов. У поляков не известен ни один из перечисленных богов, у чехов можно говорить о наличии Перуна и Велеса. У балтийских славян, о мифологии которых, об их языческих представлениях, кстати, сохранилось больше всего сведений, не известен ни один из перечисленных богов, разве что четверг у них назывался «Перунов день», что предполагает наличие у них Перуна, но в каком качестве – неизвестно. Есть серьезные основания говорить о наличии у южных славян Перуна и Велеса, поскольку эти названия часто встречаются в топонимии, да в сербской сказке присутствует царь Дабог, что трактуют как отдаленную память о Дажбоге.

Самый известный контраргумент по поводу приведенных фактов: христианство искоренило из памяти славян языческие верования, поэтому мы так мало знаем о них. Но ведь христианство искореняло языческие верования у всех народов. Причем католичество в этом направлении гораздо активнее и последовательнее действовало, нежели православие, а у германских и кельтских народов к тому же такое искоренение началось несколькими веками раньше, чем у славян. Тем не менее и о германском, и о кельтском язычестве мы имеем лучшее представление, нежели о славянском. Балтская мифология, несмотря на то, что от балтов уже в Раннем Средневековье остались «рожки да ножки», демонстрирует нам несравненно большую стройность, системность, иерархичность, нежели славянская. Славянская коллективная память либо сохранила очень мало сведений о славянском язычестве, либо здесь было нечего сохранять. Ссылки на деятельность христианской церкви несостоятельны. Полабские славяне были христианизированы только в XII в. Что же касается Киевской Руси, то на ее территории еще в XII в. сохранялись земли и даже города, где, по археологическим данным, наличествовало язычество в фактически нетронутом виде. Вятичи только в XIV в. оставили языческий обычай погребения. «Слово о полку Игореве», насквозь пронизанное языческой поэтикой и идеологией, в течение веков переписывалось в христианских монастырях и благодаря этому дошло до нашего времени. Наконец, у языческой мифологии есть такое надежное убежище, как сказка. Церковь никогда не мешала дедушкам и бабушкам рассказывать сказки внукам, да и не могла это сделать в силу интимности данного процесса. И благодаря сказкам до нас дошли многие элементы древней мифологии, но считать ее славянской можно, если только очень хотеть этого.

Задам простой вопрос: у германцев верховный языческий бог назывался Вотан (Один) – как назывался верховный языческий бог славян? Ответов несколько, что равноценно отсутствию ответа. Вспомним названия древнерусских языческих богов: Перун, Волос, Сварог, Стрибог, Дажбог, Семаргл, Макошь… Был еще бог Род, изображавшийся в виде фаллоса, какое он имел отношение к другим богам – неясно. А каким богам поклонялись в землях западных славян? Яровит, Руевит, Поревит, Поренут, Свентовид, Белобог, Чернобог. А каковы их функции и иерархия?

Наверное, на этом можно закрыть тему общеславянского пантеона.

Славянского мифа о сотворении мира, как отмечалось выше, – нет. Мифа о сотворении человека – нет. А что можно сказать о таком важнейшем в любой религиозной системе элементе, как посмертная судьба человека и устройство загробного мира? Почти ничего не известно. Нет у славян аналогов Вальхаллы или Аида. При попытке понять не общеславянские, но хотя бы восточнославянские религиозные представления возникает ощущение наличия множества разбитых кусочков и фрагментов, в лучшем случае обнаружим попытку из этих кусочков создать отдельные элементы новой цельной картины. Но процесс далек от завершения. Если бы в распоряжении славянского язычества было время, хотя бы несколько веков, разбитые кусочки и фрагменты рассортировались бы, сплавились, обогатились бы новыми элементами и сложились бы в более-менее цельную картину (языческая религия никогда не бывает целиком законченной и определенной, в отличие от монотеистической). Но христианство не дало славянским языческим представлениям оформиться в религиозно-мифологические системы. Бесполезно искать четкое распределение функций богов – для самих восточных славян тут было много неопределенного и неясного. Надо полагать, такая спорность, неопределенность сыграла некоторую роль в неудаче языческой религиозной реформы Владимира. Беспорядок на небе несовместим с порядком на земле.

Что касается общеславянского мифологического фольклора, то здесь ситуация хуже, чем с религиозной мифологией. Его просто нет вообще. Нет не только чего-нибудь похожего на «Зигфрида» континентальных германцев (Сигурда у скандинавов), на «Эдду», но и на сагу о Гойделе Зеленом у ирландцев. У восточных славян есть такой великолепный фольклорный материал, как былины. Некоторые мотивы в них восходят к глубокой древности – к индоиранской мифологии, к днепровским неврам, к скифам. Тем не менее к общеславянской мифологии былины не имеют никакого отношения, да и по хронологической глубине они – явление довольно позднее. Былины – творение восточнославянских русов, локализация их прочно привязана к Восточной Европе, а хронология – время Киевской Руси и предшествующий период. Ни один из былинных героев не известен ни у западных, ни у южных славян. У западных славян есть такие генеалогические герои, как Лех, Рус, Чех, их отец Пан, есть мифологический персонаж Крак, с которым связана история возникновения г. Кракова. В чешском фольклоре есть Кркнош. У южных славян (у сербов) есть эпос о Вуке Огненном Змее, который некоторыми чертами перекликается с образом восточнославянского князя-оборотня Всеслава.

Итак, о богатырях, героях, культурных и генеалогических предках у славян общей мифологии нет, есть только локальная, возникшая довольно поздно, накануне христианизации, хотя и включающая в себя элементы древних, иногда еще индоевропейских мифологических представлений.

Если же обратиться к низшей мифологии, то здесь, напротив, обнаруживается больше всего черт славянского единства. Можно вспомнить навиев, русалок, леших и других добрых и злых сущностей, очень похожих друг на друга и зачастую называемых одинаково. Русской Бабе-яге соответствует Еже-баба у западных славян. Во время песенных обрядов проводов зимы и встречи весны у болгар, например, исполнялись песни, даже текстуально совпадающие с восточнославянскими [125, т. II, с. 453].

Теперь попробуем изложенный материал подвергнуть логическому осмыслению. В первобытном обществе тоже была своя интеллигенция: жрецы, вожди, умелые певцы-музыканты и т. д. Именно они были главными носителями высшей и средней мифологии, ибо такое знание сопряжено не только с запоминанием больших объемов информации, но и с умением ее философского осмысления и увязывания с имеющимися естественнонаучными знаниями. Наглядный пример можно найти в «Калевале». Заносчивый Еукахайнен, пытаясь соревноваться с Вяйнямейненом в мудрости, выпаливает большое количество не связанных друг с другом фактов из области «бытового естествознания», а последний, в свою очередь, предлагает ему: «Ты скажи вещей начало, глубину деяний вечных!» – чисто философский вопрос [86, с. 33]. Ранее приводился другой пример из этого же произведения, где герои рассуждают о сущности железа. Здесь воедино сплетены и философский, и научный, и художественный взгляды на мир и жизнь.

Рядовые члены рода и племени не испытывали большого интереса ни к запоминанию значительных объемов информации, ни к ее философскому осмыслению. Поэтому они имели слабые представления и о начале мира, и о начале богов, и о начале человека, о взаимоотношениях богов друг с другом и с человеком. Их позиция была тривиальна: «Мудрые люди знают, они объяснят мне, что делать». Зато эти же люди прекрасно ориентировались в области низшей мифологии – там, где домовые, лешие, кикиморы, навии, лихоманки-трясучки, Лихо одноглазое, водяной, русалка, оборотень, неупокоенный мертвяк и т. д. Ибо в их глазах, как уже говорилось, все это было связано с повседневной жизненной практикой. Отчасти рядовые члены рода и племени ориентировались в средней мифологии, из которой обильно черпался материал для сказок и песен, поскольку без духовной пищи человек и тогда не мог жить.

А теперь представим себе, что произошла маргинализация первобытной общины. То есть возникли человеческие коллективы, в которых большой процент членов составляют чужаки, волею судьбы оторванные от своего рода-племени, в том числе от своей родоплеменной «интеллигенции», не слышащие с детства святоотеческих преданий и использующие язык задунайских венетов, чтобы понимать друг друга. Информация о злых или добрых духах на новой родине их, разумеется, заинтересует. А сведения о том, какой из венетских богов выше другого или как боги создали народ венетов – едва ли. Они и про своих богов и про свой народ об этом мало чего знают. А как соотнести своих богов с венетскими?

И вот такой коллектив людей, оторванных от этнических и культурных корней, сплоченных только общей судьбой, выселяется куда-то за пределы славянской прародины. В основном это молодежь, этническое мировоззрение у них мало развито, ментальная матрица не имеет системы, она разбита и состоит из случайных кусочков. На старом месте жительства они, по понятиям первобытного общества, были малообразованны и дурно воспитаны, а на новом месте жительства и вовсе некому учить и воспитывать поселенцев, а также их многочисленное потомство, которое через одно-два поколения собьется в новую чету, или чеху, и отправится еще дальше искать землю и удачу. Стремительный численный рост, стремительное территориальное расширение в качестве оборотной стороны имеют разбитое мировоззрение и миросозерцание коллектива, определенный хаос в сознании. Через поколения и века ситуация постепенно выправляется: формируется единое этническое самосознание, налаживается духовная жизнь, формируется новая цельная ментальная матрица. Но славяне к тому времени заняли слишком большую территорию, начался распад праславянского языка, и духовные процессы, в том числе религиозные и мифологические, происходили не на общеславянском поле, а в локальных рамках, в которых закладывались контуры будущих этносов. Самые полные и самые схожие представления новые поколения ранних славян получали в области низшей мифологии, самые слабые знания от предков были получены в области высшей мифологии. Именно такую духовную ситуацию в славянской среде застало христианство.

Таким образом, структура славянской мифологии косвенно подтверждает выводы, ранее здесь сделанные:

1) славяне – молодой этнос, возникший в первых веках н. э.;

2) славяне возникли из смешения различных этнических компонентов, оторвавшихся от своих этнических массивов, язык венетов использовался как средство взаимопонимания, откуда и самоназвание – «славяне», т. е. «венеязычные», «венеговорящие».

В завершение темы о славянском язычестве и мифологии хотелось бы высказать суждение о двух языческих славянских богах: Велесе и Дажбоге. Есть основания полагать, что задунайские венеты знали по крайней мере этих двух богов.

Сущность Велеса была уже ранее подвергнута анализу. Это бог очень древний, восходящий как минимум к бронзовому веку. Следы знакомства с ним обнаруживаются и у восточных, и у западных, и у южных славян, а также у балтов. Очевидно, он был знаком еще населению культуры полей погребальных урн. К раннеславянской эпохе, видимо, было забыто о сущности Велеса, и по сходству имени со словом «волос» он начал превращаться в скотьего бога. Но процесс не успел завершиться до прихода христианства.

Теперь обратимся к имени Дажбог. Как и имя Велес, оно состоит из двух частей. Второй корень – «бог» – никаких споров не вызывает. Первую часть пытаются объяснить из «дать» и «давать», смысл имени раскрывается как «податель благ» [125, т. I, с. 482; 174, т. II]. Как пищу для размышления предлагаю другую версию. В русском языке есть такие слова, как «дождь», «дожидаться», «даже», «дюжий», «дюжина». Возможно, сюда следует добавить слово «дож» – глава государства в Венецианской республике.

И в словаре П.Я. Черных, и в словаре М. Фасмера есть слова «дюжий» и «дюжина». У обоих слово «дюжина» трактуется как заимствованное из французского. С этим категорически нельзя согласиться. Слово «дюжий» в разных произношениях есть во ВСЕХ славянских языках, а значит, слово это – праславянское. Слово «дюжий» обоим языковедам неясно. П.Я. Черных для его объяснения прибегает к «индоевропейской базе», М.Фасмер не дает никакого объяснения. Совершенно очевидна связь между «дюжий» и «дюжина», причем второе слово производное от первого. Смысл слова «дюжина» – «усиленная/увеличенная десятка». В древности кроме десятичного был и двенадцатеричный счет, остатки которого прослеживаются в германских языках. Кроме того, со словом «дюжий» явно связаны слова «недуг», «недужить». Для них П.Я. Черных предлагает смысловые параллели: «давить», «жать», «попадать», но ведь эти слова не имеют никакого отношения к смысловому полю слова «дюжий».

Начну со слова «даже». Это усилительная частица, она усиливает значение слова при котором состоит. Но ведь такая функция явно перекликается по смыслу с «дюжий» и «дюжина». Если приложить эти соображения к имени Дажбог, то корень «Даж» может означать усиление слова «бог», а имя целиком следует трактовать как «сверхбог», «бог над богами», то есть высший бог венетов, ставших протославянами. Слово «дождь», очевидно, сначала имело форму «дождать» – «данный Дажбогом», эпитет, очевидно, земледельческий (для объяснения слова «дождь» П.Я. Черных тоже прибегает к «индоевропейской базе», а М. Фасмер производит его этимологию из значения «плохая погода» и сам же недоумевает: дождь для земледельца благо, а не что-то плохое; объяснения слову он так и не дает).

Слово «дождаться» – производное от слова «дождь» и означает то, что земледелец с нетерпением ждал с неба, Можно допустить, что Дажбог – не имя изначально, а один из эпитетов высшего бога.

Но почему он именно бог венетов, а не другого этноса, обломки которого вошли в состав протославян? По этому поводу есть соображение. Слово дож могло использоваться не только для небесного титула, но и для земного. И тут уместно вспомнить название должности главы Венецианской республики – «дож». Считается, что этот термин происходит от латинского слова «дукс» – «вождь». Доказательств, правда, не приводит никто. Венеция располагается на территории адриатических венетов, имевших родство с венетами заальпийскими. Когда-то слово «даж» могло быть общевенетским, у адриатических венетов оно со временем стало обозначать титул высшего государственного лица в форме «дож».

Если допустить, что в диалектах праязыка Европа-сатем звук «д» перешел в «б» в слове даж/дож, то получится баж/ бож. Тогда можно дать логичное объяснение одной из загадок, имеющей отношение к истории нашей страны. По Иордану, вождь антов Бож воевал с готами, попал в плен и вместе с семьюдесятью старейшинами был готами распят. А.А. Шахматов первым сопоставил это сообщение с упоминанием «времени Бусова» в «Слове о полку Игореве». Действительно, похоже, речь идет об одном и том же событии, но Бож и Бус по звучанию различаются заметно. Почему бы не предположить, что бож – титул вождя стоящего во главе межплеменного союза и значение у слова – «высший», «главный», как и венецианский титул дож, а Бус – имя этого верховного вождя. В настоящее время «бус» – «мелкий, продолжительный дождь, туман», а также «мучная пыль на мельнице» [174, т. I, с. 250], а «бусый» – «темно-серый», «пепельный» [174, т. I, с. 252]. В IV в. н. э., во «времена Бусовы», слово «бус» вполне могло прилагаться к волку, как сейчас к этому же слову параллельно используется термин «серый». У невров волк, как мы помним, играл большую роль в культовых и фольклорных представлениях.

Отмечу такую деталь: бож Бус не был славянином, протославяне в это время еще не покинули свою прародину. Скорее всего, он был восточным балтом. Следовательно, антом он тоже не был. Иордан перенес в прошлое этноним, бытовавший в его время. Так же как эллинов античного времени мы называем греками.

Вернемся к Дажбогу. Если он заведовал небесной влагой, то его можно считать верховным богом, пришедшим на смену водно-хтоническому Велесу/Волосу. Выше был сформулирован вывод, что когда земледелие оторвалось от поймы реки и стало зависеть от влаги с неба, то бог – податель дождя в глазах земледельцев закономерно вышел на первый план. Если позволительно использовать такие термины, то Велес – «отработанный бог», хотя и не исчезнувший, а Дажбог – новый верховный бог, пришедший ему на смену в железном веке.

На этом закончу с протославянской эпохой.