Текст книги "Психология творчества. Вневременная родословная таланта"

VIII. «Отступи чуть в сторону, не заслоняй мне солнца!» (Отказ от привилегий)

Ученые, естествоиспытатели, врачи

• «Последние годы Уильям Гарвей (1578–1657) жил уединенно. Уже не надо было бороться за свое открытие (в трактате «Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных» (Англия, 1628 г.) Гарвей изложил новое учение о кровообращении. – Е.М.)… В 1654 году Лондонская медицинская коллегия избрала его своим президентом. Но он отказался от почетного кресла: «…эта обязанность слишком тяжела для старика… Я слишком принимаю к сердцу будущность коллегии, к которой принадлежу, и не хочу, чтобы оно упало во время моего председательства». Гарвей не любил титулов и никогда не домогался их…» (из сборника Д. Cамина «100 великих ученых», Россия, 2004 г.). «Дружба с королем Карлом I не доставила ему никаких титулов, никаких великих и богатых милостей, да он и не добивался их, ограничиваясь ролью врача и ученого… Его воодушевляла чистейшая, бескорыстная любовь к науке. Научные занятия составляли для него суть и отраду жизни, и никаких посторонних соображений, никаких честолюбивых планов – ни, тем более, коммерческих соображений – с ними не связывалось… крайне добродушный и незлобивый человек…» (из очерка М. Энгельгардта «Уильям Гарвей, его жизнъ и научная деятельность», Россия, 1892 г.).

• «Имя Филиппа Пинеля (1745–1826), основоположника общественной клинической и научной психиатрии во Франции, широко известно главным образом благодаря его усилиям, изменившим содержание умалишенных и саму ситуацию с домами для душевнобольных… Он превратил психиатрические заведения из мест тюремного заключения в лечебные учреждения… Сам Пинель не был ни честолюбив, ни тщеславен, лишен был всякого корыстолюбия…он не придавал какого-то особого значения тому великому делу, которое он совершил…» (из сборника М. Шойфета «100 великих врачей», Россия, 2006 г.).

• «Во время вторжения французов в пределы Германии (1809 г.) Наполеону были известны заслуги, оказанные астрономии Карлом Гауссом (1777–1855). И мы видим, что Наполеон, взяв огромную контрибуцию с обнищавшей Германии, намеревался пожаловать Гауссу 2 000 франков. Гаусс в то время был только что назначен директором обсерватории в Геттингене, но жалованья своего еще не получал. Несмотря на это, он, ни на минуту не задумываясь, отказался от подарка врага своего Отечества, не желая пользоваться награбленным имуществом своих же сограждан. Узнав об этом, П. Лаплас (он принимал живейшее участие в мельчайших подробностях жизни Гаусса и заботился о его материальном положении, которое нередко бывало очень плохим) написал Гауссу письмо, в котором старался доказать, что деньги, посланные ему Наполеоном, чисто французского происхождения. Может быть, всякого другого Лаплас убедил бы в этом, только не Гаусса, провести которого было невозможно; Гаусс остался при своем… Нам приятно видеть, что патриотизм не помешал Лапласу заботиться о Гауссе, и еще приятнее сознавать, что патриотизм воспрепятствовал Гауссу воспользоваться этой заботливостью…» (из очерка Е. Литвиновой «П. Лаплас и Л. Эйлер, их жизнь и научная деятельность», Россия, 1892 г.).

• «В 1835 году тогдашний первый министр Англии Роберт Пиль, умевший ценить людей науки и знавший скромность материальных средств Майкла Фарадея (1791–1867), предложил ему государственную пенсию как слабое вознаграждение за его великие открытия. Фарадей ответил письмом, в котором он выражает свое мнение, что «правительство поступает совершенно справедливо, награждая и поддерживая науку», но вместе с тем категорически отказывается от пенсии, находя, что он «сам еще в состоянии заработать себе средства к жизни». Пиль, однако, настаивал на своем предложении; друзья и родные убеждали Фарадея принять пенсию, и он, наконец, согласился. В это время произошла перемена министерства, и новый министр лорд Мельбурн оказался, как это часто бывает, не имеющим даже понятия о величайшем ученом своей страны. Просматривая списки недавно назначенных пенсионеров, он с удивлением остановился на имени «какого-то Фарадея» и пожелал лично посмотреть на него. Фарадея пригласили в министерство. Фарадей, ничего не подозревая, явился к министру и должен был выслушать от него целый трактат о странности награждать пенсиями ученых и писателей, словно они могут и вправду оказать такие же бесценные услуги Отечеству, как бравые генералы или секретари и архивариусы государственных учреждений. Фарадей, конечно, тотчас же отказался от назначенной ему пенсии. Лорд Мельбурн был очень удивлен, что «какой-то химик» также имеет чувство собственного достоинства и почувствовал к Фарадею глубокое уважение. Он написал Фарадею письмо, в котором извинялся за свои слова и просил его не отказываться от пенсии; но Фарадей остался непреклонен в своем решении «самому зарабатывать свой кусок хлеба». Так как единственным ресурсом Фарадея было скромное содержание, получаемое им в качестве директора Физической и химической лаборатории Королевского института, то он вынужден был продолжать свои занятия, несмотря на то, что здоровье его к концу-30-х годов сильно пошатнулось и требовало продолжительного отдыха…» (из очерка Я. Абрамова «М. Фарадей, его жизнь и научная деятельность, Россия, 1892 г.).

• «Желая сосредоточить свои силы на любимой науке, английский естествоиспытатель Чарльз Лайель (1797–1875) по возможности сторонился общественной и педагогической деятельности, однако не всегда мог отвертеться от них. Иногда ему приходилось исполнять официальные поручения oт правительства: так, в 1853 году он ездил в качестве комиссара на международную выставку в Нью-Йорк. Предлагали ему и более важные места и должности, но тут уж он решительно становился на дыбы и отбивался руками и ногами: не захотел принять даже депутатского звания, презрев завидное право приписывать к своей фамилии буквы «М.Р.» /Мember of Рarlament – член парламента/, чем, собственно, и исчерпывается деятельность многих депутатов. Он не хотел изменять науке, и потому чурался политики. «Слава Богу, кажется нам не придется иметь дела с политикой!» – восклицает он в одном письме. – «Если хотите долго прожить и много наработать… пуще всего избегайте политической суеты»… «Я давно уже перестал заниматься общественными делами; нам, поставившим своей задачей разработку науки, незачем в них путаться»…» (из очерка М. Энгельгардта «Ч. Лайель, его жизнь и научная деятельность», Poccия, 1893 г.).

• «Воспользовавшись тем, что имя Дмитрия Менделеева (1834–1907) было у всех на устах (после забаллотирования в Академию наук России, 1880 г. – Е.М.), газета «Голос» (Россия) открыла подписку на премию имени Менделеева. Подписка прошла успешно, и уже в феврале 1881 года редакция передала химическому обществу 3 565 рублей. Но Дмитрий Иванович просил при его жизни премий его имени не присуждать, поэтому пожертвованный капитал приращивался процентами и к 1907 году составил около 15 тысяч рублей. Премии имени Д. И. Менделеева начали присуждаться с 1910 года, и в числе ученых, награжденных ею, мы встречаем имена Д. Коновалова, Н. Курнакова, А. Думанского, В. Хлопина и других…» (из книги Г. Смирнова «Менделеев», СССР, 1974 г.).

• «Скромному, застенчивому Вильгельму Рентгену (1845–1923) глубоко претила сама мысль о том, что его персона может привлекать всеобщее внимание… Ученый не стал брать патент на свое открытие («рентгеновские лучи». – Е.М.), отказался от почетной высокооплачиваемой должности члена академии наук, от кафедры физики в Берлинском университете, от дворянского звания. Вдобавок ко всему он умудрился восстановить против себя самого кайзера Германии Вильгельма II… Рентген был вполне удовлетворен сознанием и того, что его открытие имеет столь большое значение для медицины…» (из сборника Д. Самина «100 великих ученых», Россия, 2004 г.).

• «Успехи химика Эмиля Фишера (1852–1919) постепенно стали известны и получили признание за пределами Германии. В 1883 году ему предложили возглавить исследовательскую лабораторию в компании «Баденские анилиновые и содовые фабрики» с фантастическим годовым жалованием в 100 000 марок. Однако Фишер отклонил это предложение, так как для него «…была привлекательнее… академическая деятельность, предоставляющая полную свободу для научной работы»…» (из сборника С. Мусского «100 великих нобелевских лауреатов» Россия, 2008 г.).

• «Петр Лебедев (1866–1912) отклонил все предложения оставить Москву. Одно, весьма лестное, было от директора Физико-химической лаборатории Нобелевского института Сванте Аррениуса, который настойчиво звал Лебедева в Стокгольм (1911 г.). «Естественно, что для Нобелевского института было болышой честью, если бы Вы пожелали там устроиться работать, и мы, без сомнения, предоставили бы Вам все необходимые стредства, чтобы Вы имели возможность дальше работать. Вы, разумеется, получили бы совершенно свободное положение, как это соответствует Вашему рангу в науке». Петр Николаевич поблагодарил и отказался. Это было понятно. Конечно, лучших условий, чем ожидали его в Нобелевском институте, ученый и желать не мог. Он часто жил за границей, и обстановка многих западных лабораторий и институтов была ему хорошо знакома. Он учился в Страсбурге и Берлине и понимал, что там и надо было ему учиться. И после, выезжая за границу на лечение, он всегда общался с западными физиками. Но одно дело – учиться или общаться, а другое – уже зрелым, сложившимся ученым покинуть свою страну. На это Лебедев никогда бы не пошел…» (из книги А. Ливановой «Физики о физиках», СССР, 1968 г.).

• «В декабре 1903 года Шведская королевская академия наук присудила Нобелевскую премию по физике А.Беккерелю и супругам Пьеру Кюри (1859–1906) и Марии Склодовской-Кюри (1867–1934). Мария и Пьер Кюри получили половину награды «в знак признания… их совместных исследований явлений радиации, открытых профессором Анри Беккерелем»… Супруги Кюри отметили действие радия на человеческий организм (как и Анри Беккерель, они получили ожоги, прежде чем поняли опасность обращения с радиоактивными веществами) и высказали предположение, что радий может быть использован для лечения опухолей. Терапевтическое значение радия было признано почти сразу и цены на радиевые источники резко поднялись. Однако Кюри отказались патентовать экстракционный процесс и использовать результаты своих исследований в любых коммерческих целях. По их мнению, извлечение коммерческих выгод не соответствовало духу науки, идее свободного доступа к знанию…» (из сборника Д. Самина «100 великих ученых», Россия, 2004 г.).

• «В мае 1906 года, после того как Мария Склодовская-Кюри (1867–1934) отказалась от пенсии, назначенной министерством общественного образования, факультетский совет Сорбонны назначил ее на кафедру физики… Одна из ее дочерей, Ирен, ставшая известным физиком, вспоминает: «Когда матери приходилось присутствовать на каких-нибудь приемах или официальных торжествах, это всегда было для нее утомительно и скучно… Тот факт, что мать не искала ни светских связей, ни связей с людьми влиятельными, иногда считают свидетельством ее скромности. Я полагаю, что это скорее как раз обратное: она очень верно оценивала свое значение и ей нисколько не льстили встречи с титулованными особами или с министрами. Мне кажется, она была очень довольна, когда ей довелось познакомиться с Редьярдом Киплингом, а то, что ее представили королеве Румынии, не произвело на нее никакого впечатления…» (из сборника Д. Самина «100 великих ученых», Россия, 2004 г.).

• «После совместной славы четы Кюри известность самой Марии Склодовской-Кюри (1867–1934) взлетает и рассыпается огнями, как ракета… Франция отмечает своих выдающихся людей при их жизни только двумя способами: орденом Почетного легиона и званием академика. В 1910 году Марии предложили крест Почетного легиона, но, руководствуясь отношением Пьера к этому вопросу, она отказалась…» (из книги Е. Кюри «Мария Кюри», Франция, 1937 г.).

• «В 1979 году ндрей Сахаров (1921–1989) очень резко выступил против войны в Афганистане. Результатом этого стало лишение его всех правительственных наград и званий (трижды Герой Социалистического Труда и Лауреат государственных премий. – Е.М.) и ссылка в город Горький… Сахаров уехал из Горького в декабре 1986 года, вскоре после того, как ему позвонил Михаил Горбачев… Вернувшемуся в Москву Сахарову хотели возвратить все его прежние звания и награды. Однако ученый отказался их принять до тех пор, пока не будут освобождены все политзаключенные…» (из сборника А. Логрус «Великие мыслители XX века», Россия, 2002 г.).

Инженеры-изобретатели

• «За несколько лет до смерти английское правительство решило отличить Джеймса Уатта (1736–1819) за все его заслуги перед родиной баронским титулом – честью, от которой в Англии отказываются лишь только сумасшедшие да революционеры. Уатт не был ни тем, ни другим и, однако же, деликатно отклонил это предложение после некоторого размышления, находя, что он не годится для такого титула… Два раза его на старости лет заставляли принять на себя должность шерифа того уезда, где он жил, и оба раза ему приходилось пускать в ход все свое красноречие и связи, чтобы избавиться от этой официальной чести и обязанности. Интересно, что он отвечал при этом. «Мне уже почти 70 лет, – писал он, – мое здоровье заставляет меня проводить большую часть времени дома. Я никогда не был одарен ни решительностью, ни твердостью характера, столь необходимыми для общественной деятельности… Я служил уже государству в той форме, к какой меня предназначила природа, и, надеюсь, заслужил, чтобы моя родина не обходилась со мною так несправедливо, заставляя меня становиться в положение, для которого я совсем не гожусь (принять должность шерифа. – Е.М.), которое принудит меня выказывать свои слабые стороны, а быть может что-нибудь и хуже того» (из очерка А. Каменского «Дж. Уатт, его жизнь и научно-практическая деятельность», Россия, 1891 г.).

• «При громадной популярности, которой пользовался творец новых путей сообщения Джордж Стефенсон (1781–1848) – (изобретатель парового железнодорожного транспорта. – Е.М.), – ему было легко попасть в парламент, и друзья не раз убеждали его выступить кандидатом на выборах; но Стефенсон решительно уклонялся от этой чести. Точно так же он отказался от титула баронета, который предлагал ему тогдашний первый министр Англии Р. Пиль. Иностранные государства готовы были охотно наградить Стефенсона разного рода орденами и другими отличиями, но Стефенсон твердо отклонял все подобные попытки, не придавая ни малейшего значения знакам отличия…» (из очерка Я. Абрамова «Дж. Стефенсон и Роберт Фултон, их жизнь и научно-практическая деятельность», Россия, 1893 г.).

Философы, писатели, поэты

• «Древнегреческий философ Гераклит (ок. 544–480 до н. э.) получил от персидского царя Дария предложение быть личным ученым при его дворе. Конечно, здесь присутствовал явный умысел лишить своего врага одной из самых умных голов. Дарий предложил философу роскошный гонорар, и делать ему практически ничего не нужно было. Однако Гераклит отказался – не потому, что сильно любил свой родной город Эфес, а потому, что его совершенно не интересовали деньги: «Я доволен тем, что имею»…» (из книги Й. Циттлау «От Диогена до Джобса, Гейтса и Цукерберга. «Ботаники, изменившие мир», Германия, 2011 г.).

• «Древнекитайский философ Мо-цзы (ок.480–400 до н. э.) отправил своего ученика Гуншан Го в Юе. Гуншан Го изложил там основы учения Мо-цзы о должном, и юескому вану понравилось. Ученику он сказал: «Твой учитель может ехать к нам в Юе, передай ему, что на первый случай я готов почтить его землями У вдоль реки Инь с приписанными к ним тремястами шэ (это 7 500 семей) в качестве пожалования. Когда, приняв приглашение, Гуншан Го вернулся, Мо-цзы его спросил: «Как тебе кажется, способен юеский ван разобраться в моих речах и принять мои принципы?» «Боюсь, что нет», – ответил ученик. «Видимо, не только юеский ван, но и ты, хоть и считаешься учеником, ничего у меня не понял, – вздохнул Мо-цзы. – Если бы юеский ван мог послушать меня и принять мои советы, я, Ди, взял бы у него только платье по росту и стол по аппетиту как рядовой «гость» – бинькэ, не претендуя на пост советника – ши. А раз он не в состоянии понять мои слова и принять мои принципы то, обещай он мне даже все царство Юе, я бы не взял. Потому что принять царство от царя, который этого не понимает, означало бы продать самого себя за царство, а если уж продавать себя, то незачем ехать за этим так далеко в Юе – это можно сделать и здесь, в срединных царствах»…» (из книги П. Таранова «Философия сорока пяти поколений», Россия, 1999 г.).

• «Состоятельные друзья и поклонники Сократа (ок.470–399 до н. э.) не раз предлагали ему свои средства и услуги, от которых он твердо отказывался. Диоген Лаэртский со ссылкой на мемуары Памфилия сообщает, что Алкивиад выразил готовность подарить Сократу большой земельный участок под строительство дома. Сократ от подарка отказался. «Это, – отшутился Сократ, – так же смешно, как если бы я нуждался в башмаках, а ты предложил мне кожу на обувь». По сведениям древних авторов, Сократ не принял ни подношений ряда правителей, ни приглашений посетить их страну. Такие предложения, как сообщают, исходили от македонского царя Архелая, а также от правителей Фессалии и Лариссы. Приглашение со стороны Архелая кажется весьма вероятным. Архелай, правивший Македонией в 419–399 гг. до н. э., остро переживал культурную отсталость своей страны по сравнению с соседней Грецией и стремился привлечь в свою новую столицу Пеллу эллинские знаменитости. Его предложение приняли, в частности, Агафон, Еврипид, Зевксис, Тимофей Милетский, Херил Самосский и другие. Но для Сократа подобный шаг совершенно исключался…» (из книги В. Нерсесянца «Сократ», СССР, 1984 г.).

• «Перед персидским походом (весна 334 г. до н. э.) Александра навещали многие политики и философы. Как пишет Плутарх, македонский царь ожидал и визита Диогена (ок. 400–323 до н. э.), жившего тогда возле Коринфа. Поскольку философ не спешил к царю, Александр сам направился к нему и застал Диогена греющимся на солнце. Слегка приподнявшись при виде множества приближающихся к нему людей, философ пристально посмотрел на Александра. Поздоровавшись, царь спросил Диогена, нет ли у него какой-нибудь просьбы. «Отступи чуть в сторону, – ответил тот, – не заслоняй мне солнца». Эти слова Диогена произвели на Александра огромное впечатление. Он был поражен простодушной гордостью и величием философа. На обратном пути он заявил своим спутникам, насмехавшимся над чудаковатым философом: «Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном…»…» (из сборника «100 человек, которые изменили ход истории: Александр Македонский», российск. изд., 2008 г.). «По преданию, проходивший мимо его бочки Александр Македонский, остановился и спросил у Диогена, чего бы он хотел в жизни. Тот бесцеремонно ответил великому полководцу: «Отойди в сторону, ты заслоняешь мне солнце, вот мое единственное желание»… (из сборника В. Степаняна «Жизнь и смерть знаменитых людей», Россия, 2007 г.). «Собачья» жизнь Диогена стала живым примером его нравственных принципов, живой иллюстрацией постулатов ограничений во всем, что не является предметом первой необходимости…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.).

• «Александр Македонский не трогался в путь, не осведомившись относительно финансового положения своих товарищей и не раздав кому поместье, кому – доходы с деревни, крепости или порта… Он послал 50 талантов и философу Ксенократу (ок. 395–312 до н. э.), но тот их не принял, сказав, что не нуждается в них. Тогда Александр спросил Ксенократа, неужели у него нет друзей. «Потому что, – сказал Александр – на моих друзей мне едва хватило Дариева богатства…» (из книги П. Фора «Александр», Франция, 1985 г.).

• «Когда философ Демонакт (112–176 н. э.) однажды прибыл в Олимпию, элейцы решили поставить в его честь статую. Демонакт возразил: «Граждане Элеи, ни в коем случае не делайте этого, чтобы не показалось, что вы попрекаете ваших предков за то, что они не поставили статуй ни Сократу, ни Диогену»…» (из книги П. Таранова «Сокровищница дерзаний. Мост в неизвестное. Цепочка путеводных огней», Россия, 2000 г.).

• «Жизнь Алигьери Данте (1265–1321) в Равенне (Италия, 1319–1321 гг.) текла сравнительно спокойно и приятно: он был окружен друзьями, почитателями, двумя своими сыновьями, Якопо и Пьетро, и проводил время среди научных и литературных бесед. Словесник и поэт Джованни дель Верджилио передал Данте приглашение приехать в Болонью короноваться поэтическим венком. Но Данте отказался от этого… Заметим мимоходом, что Данте первый ввел в литературу лавровый венок…» (из очерка М. Ватсон «Данте, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1891 г.).

• «Кардинал Ришелье оскорблялся славой непреклонного Пьера Корнеля (1606–1684). Точно также многие из знати недовольны были равнодушием Александра Попа (1688–1744) к их чинам…(из трактата И. Д’Израэли «Литературный Характер, или История Гения», Великобритания, 1795 г.).

• «После возвращения Карла II (реставрация монархии Стюардов произошла в Англии в 1660 году. – Е.М.) Джону Мильтону (1608–1674) предложили вновь занять его былую и весьма доходную должность (в 1649–1660 гг. Мильтон занимал пост латинского секретаря Государственного совета и вел всю дипломатическую переписку Английской республики. – Е.М.). Жена уговаривала его согласиться, но он ответил: «Ты – женщина и мечтаешь ездить в карете, а мне хочется остаться честным человеком»…» (из сборника Н. Шамфора «Характеры и анекдоты», Франция, 1794 г.).

• «Существуют сведения, что французская Академия предлагала Жану-Батисту Мольеру (1622–1673) звание ее члена, но с условием отказа его от сцены. Поэт высоко ставил звание актера, он не менял своих убеждений и не шел на сделки с совестью, а потому отказался…» (из очерка М. Барро «Ж. Мольер, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1891 г.).

• «Бенедикт Спиноза (1632–1677), голландский философ 17-го столетия, в ответ на предложение короля Франции посвятить ему одну из своих работ в обмен на пожизненную пенсию сказал: «Я свои сочинения посвящаю только Истине». Но он еще принимал как должное, что на хлеб ему приходится зарабатывать шлифовкой стекол, а время для великого служения Истине урывать от сна и домашних забот…» (из книги В. Сагатовского «Вселенная философа», СССР, 1972 г.).

• «А чей характер является более возвышенным, лорда Черстерфилда или Самюэля Джонсона (1709–1784), когда великий писатель, сознавая важность и громадность своего труда, отверг запоздавшее и неуместное покровительство знатного лорда?» (из трактата И. Д’Израэли «Литературный Характер, или История Гения», Великобритания, 1795 г.).

• «Всякие попытки покровительства и помощи со стороны его аристократических почитателей были отклонены Ж.Ж. Руссо (1712–1778) иногда даже с чрезмерной щепетильностью (например, даже такие любезности, как присылка в подарок дичи или фруктов)… Всегда энтузиаст в своих чувствах, всегда последовательный в своих идеях, всегда малорасчетливый в своих поступках, Руссо решил устроить жизнь сообразно своим убеждениям. Он оставил службу… снял нарядные костюмы того времени и оделся в серую пару грубого сукна…» (из очерка С. Южакова «Жан-Жак Руссо, его жизнь и литературная, деятельность», Россия, 1894 г.). «…Чтобы прокормить семью, Руссо стал переписывать ноты по 10 су за страницу, чем и кормился почти до самой смерти… А после шумного успеха его оперы «Колдун» (Франция, 1752 г.) Руссо отказался от королевской пенсии. Этого не могли понять даже его друзья…» (из сборника «100 великих мастеров прозы», Россия, 2009 г.). «В январе 1766 года Руссо прибыл в Англию, где скоро устроился в графстве Дерби, в деревне Byтон… Он отказался от пенсии короля английского, как прежде от пенсий королей французского и прусского… (из очерка С. Южакова «Жан-Жак Руссо, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1894 г.).

• «В 1752 году Фридрих II предложил Жану Д’Аламберу (1717–1783) место президента Академии наук. Д’Аламбер был человек бедный, но независимый; распределители наград и субсидий во Франции никогда не были к нему расположены, и в будущем судьба его в этом отношении никогда не могла измениться к лучшемy. Несмотря на все это, он не задумался тот час же отказаться от предлагаемого ему почетного и выгодного места. Фридрих удвоил свои просьбы – философ остался непреклонным. Д’Аламбер в письмах своих к королю и к посреднику между ними, маркизу Дармансу, так искренно и ясно мотивирует свой отказ, а причины отказа так хорошо характеризуют его личность, что мы позволим себе привести несколько выдержек из этих писем. В одном из них Д’Аламбер описывает свое положение на родине; оно, по его словам, таково, что другой не задумался бы променять его и на менее выгодное и блестящее место, чем положение президента Академии. «Состояние мое, – пишет он – самое ничтожное: 425 рублей составляют весь мой годовой доход. Я совершенно свободен и, не имея семьи, могу как угодно располагать собою. Я забыт правительством, на мою долю не выпадают награды, которые так и сыплются на других ученых и писателей. В будущем я могу только рассчитывать на ничтожную пенсию, но и этот расчет может оказаться неверным, потому что французский двор расположен ко мне далеко не так хорошо, как прусский. Несмотря на все это, душевное спокойствие мое так велико, так невозмутимо и так сладостно, что я не в состоянии подвергнуть его ни малейшему риску. Лишения с детства приучили меня довольствоваться малым; и то немногое, чем я располагаю, я готов разделить с добрыми, честными людьми, которые беднее меня… Уединенная, бедная жизнь совершенно отвечает моему характеру, моей страстной любви к независимости, моему желанию стоять в стороне от людей и большого света… Наконец, я имею счастье соединять около себя друзей, дающих мне утешение и радость в жизни. Посудите сами, милостивый государь, в состоянии ли я пожертвовать всем этим и променять свое малое, но истинное счастье на положение шаткое, как бы оно ни было заманчиво и блестяще…» Отказ Д’Аламбера очень огорчил Фридриха Великого, но уважение короля к философу и ученому только увеличилось…» (из очерка Е. Литвиновой «Ж. Д’Аламбер, его жизнь и научная деятельность», Россия. 1891 г.). «То, что Жан Д’Аламбер не был корыстным, доказывает его отказ от денег и почестей, предлагавшихся ему Екатериной II, которая приглашала его быть воспитателем великого князя (будущего российского императора Павла I. – Е.М.). Д’Аламбер боялся, что будет стеснена его свобода совести к ему придется скоро удалиться, несмотря на весь либерализм Екатерины. Она же предлагала ему 100 тысяч в год и разные почести…» (из очерка С. Брилианта «Денис Фонвизин, его жизнь и литературная деятельностъ», Россия, 1892 г.). «…Екатерина II не хотела отказаться от мысли склонить Д’Аламбера приехать в Петербург… и назначала ему пенсию значительно выше получаемой им от Фридриха Великого… Но слова императрицы не произвели на него желанного впечатления. Императрица сразу почувствовала, что ей, может быть впервые, приходится иметь дело с человеком, которого, как говорится, ничем не заманишь; это ее удивляло и неприятно раздражало…» (из очерка Е. Литвиновой «Ж. Д’Аламбер, его жизнь и научная деятельность», Россия, 1891 г.).

• «Григорий Сковорода (1722–1794) прожил 72 года и оставил по себе и своей жизни и добрую память в народе, и мудрое учение о том, как не надо жить и как надо жить для того, чтобы получить истинное благо. Учение его такое… Человек должен жить не по своим прихотям и не по советам других людей, а по требованиям голоса Божьего. В другом месте он пишет так: «Все люди заботятся только о плотском благе. Купцы обманывают покупателей, чтобы нажить побольше денег; помещики покупают новые имения и разводят лошадей заграничных пород; чиновники льстят своим начальникам, чтобы получить повышение; адвокаты истолковывают законы в своих выгодах; стихотворцы из-за наград пишут льстивые стихотворения вельможам… Один озабочен тем, чтобы построить себе дом по новому способу; другой занят охотой; третий каждый день сзывает к себе гостей; четвертый страдает от любви. А у меня одна только дума, одно только не выходит у меня из головы, как бы мне разумно прожить жизнь и разумно умереть…» Жить Сковороде везде было легко, потому что он довольствовался очень малым. Спал он на жесткой постели где попало, вставал до зари и любил ходить один по полям, лугам и лесам. Обдумывал свои мысли. Одежду носил самую дешевую, старую и простую… Люди начинали знать и ценить Сковороду, и архиерей послал игумена монастыря пригласить Сковороду поступить в монахи. Игумен всячески уговаривал Сковороду, обещал ему и довольство, и богатство, и почет, и славу, если только он поступит в монахи и будет проповедником. Но все уговоры игумена и архиерея не соблазнили Сковороду. Он сказал: «Не хочу прибавлять лицемеров. Кто хочет есть чинно, пить сладко, одеваться и спать мягко, те пусть идут, мое монашество не в рясе, а в довольстве малым, в отказе от всех прихотей, в отречении от себя и в любви к ближнему, во славе божеской, а не человеческой». Как ни уговаривал его игумен, Сковорода не поддался. И уехал жить к другу. Григорий Саввич, всегда добрый и кроткий, раздражался только тогда, когда монахи уговаривали его присоединиться к ним…» (из статьи Л. Толстого «Г.С. Сковорода», Россия, 1907 г.).

• «В 1794 году в России Вольтер уже не у ч и т е л ь, которого слушаются. Уже 3 года вели войну с философией. В 1791 году просветитель Константин Франсуа Вольне (1757–1820) уже отослал с резким письмом золотую медаль, пожалованную прежде Екатериной II и принятую тогда с радостью…» (из книги К. Валишевского «Вокруг трона. Екатерина II», Франция, 1894 г.).

• «В 1853 году король Фридрих-Вильгельм IV назначил канцлером ордена «Роur le mиrite», учрежденного еще Фридрихом II, поэта Людвига Уланда (1787–1862). …Орден был пожалован по настоянию самого А. Гумбольдта. К величайшей досаде последнего, либеральный поэт наотрез отказался от королевской милости. Просьбы, увещания, самые тонкие и политичные письма оставались тщетными…» (из очерка М. Энгельгардта «А. Гумбольдт, его жизнь, путешествия и научная деятельность», Россия, 1891 г.).

• «По мнению многих биографов, Петра Чаадаева (1794–1856) ожидала блестящая карьера (говорят, его прочили в адьютанты к царю Александру I), но он как-то вдруг и без всякого сожаления пренебрег всем и вышел в отставку. Жест был настолько неожиданным и своенравным, что был замечен и негативно оценен государем…» (из книги П. Таранова «Философия сорока пяти поколений», Россия, 1999 г.). «…Более часа продолжалась беседа Петра Чаадаева к Александром I (Троппау, октябрь 1920 г.)… «О чем еще мог так длинно говорить гвардейский ротмистр со всероссийским императором?» – спрашивает М. Жихарев и отвечает: «Серьезная сущность и самая занимательная, любопытная часть разговора, который Чаадаев имел с государем, навсегда останутся неизвестными, и это неоспоримо доказывает, что в нем было что-то такое, чего пересказывать Чаадаев вовсе не имел охоты». Выводы Жихарева остаются в силе и по сей день. Последними словами царя, как передают авторы воспоминаний, были «Adieu, monsiеr le liberal» – «Прощайте, господин либерал» (франц.), а также напоминание о том, что «мы скоро будем служить вместе»…» (из книги Б. Тарасова «Чаадаев», СССР, 1990 г.). В письме к княгине А.И. Щербатовой от 2 января 1821 года Чаадаев сообщал: «Я действительно должен был получить флигель-адъютанта по возвращении императора с конгресса в Троппау. По крайней мере, Александр сам сказал мне: «Теперь мы будем служить вместе». Я нашел более забавным презреть эту милость, чем получить ее, меня забавляло выказывать мое презрение людям, которые всех презирают. Как видите, все это очень просто. В сущности, я должен вам признаться, что я в восторге от того, что уклонился от их благодеяний». В феврале 1821 года П. Чаадаев вышел в отставку.