Электронная библиотека » Евгений Мансуров » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 5 апреля 2016, 12:20


Автор книги: Евгений Мансуров


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

• «В отношении к Томасу Карлейлю (1795–1881) произошли таинственные превращения, которым подвергся в Англии за последние два столетия не один мыслитель: всеобщее признание его величия избавило почитателей от необходимости принимать его всерьез… Умолкнувший пророк не был обойден почетом. Однажды, в 1869 году, в Чейн Роу (поместье Т. Карлейля – Е. М.) приехал настоятель Вестминстера Стэнли о женой леди Огастой, чтобы сообщить Карлейлю, что очень высокая особа – даже высочайшая особа – выразила желание встретиться с ним; он понял, что ему престояла аудиенция у королевы. Ровно в назначенное время он явился к дверям дома настоятеля, и в 5 часов вечера королева «вошла в комнату какой-то плывущей походкой, так что ноги совсем не видны», сопровождаемая принцессой Луизой и вдовствующей герцогиней Атолл. Тут же были геолог сэр Чарльз Лайел, историк Гроут, оба с женами, а также Браунинг, который только что выпустил необыкновенно длинную поэму «Кольцо и книга». Королева сказала каждому из них по нескольку слов: Браунинга она спросила: «Вы что-нибудь пишете сейчас?» Дамы сели, мужчины остались стоять, всем подали черный мутный кофе. Было уже почти 6 часов, когда леди Огаста позвала Карлейля, который не привык так долго стоять, и сказала, что ее величество хочет говорить с ним. Королева первым делом сказала, что шотландцы – умный народ, на что Карлейль (шотландец по национальности – Е. М.) ответил, что они, как все, не умнее и не глупее других. Наступило неловкое молчание, которое нарушил Карлейль, сказав: «Мы можем гораздо лучше продолжать разговор, если Ваше Величество позволит мне как немощному старику сесть». К ужасу присутствующих, он пододвинул себе стул и сел. Как говорила шокированная, но полная восхищения леди Огаста, это был, несомненно, первый случай, когда кто-либо из подданных обратился к королеве с подобной просьбой. Разговор продолжался, но с заминками; когда же королева встала, чтобы уйти, оказалось, что край ее платья попал под ножку стула, на котором сидел Карлейль. Аудиенция, как говорил потом Стэнли, прошла не очень успешно; когда Джеральд Блант, священник из Челси, спросил Карлейля, читала ли королева его книги, тот ответил: «Она, возможно, читала много книг, но мои – вряд ли»…» (из книги Дж. Саймонса «Томас Карлейль. Жизнь и идеи пророка», Великобритания, 1952 г.).

• «Есть основания полагать, что Дмитрий Менделеев (1834–1907) с неприязнью относился к титулованной знати. Во всяком случае, об этом говорит эпизод, имевший место в его преподавательской деятельности. Дмитрий Иванович проводил зачеты пофамильно (в алфавитном порядке), каждой букве свой день; студенты при этом сами записывались в учетный журнал. Один из них записался «Князь В…». Однако далее произошло нечто для него необычное. Профессор взглянул в журнал и сухо произнес: «Студентов с фамилией на букву «К» я буду принимать завтра»…» (из книги М. Чекурова «Курьезы истории», Россия, 1998 г.).

• «Владимир Маковский (1846–1920) был художником, членом Товарищества передвижных выставок, в правилах которого был принцип равенства. То есть знаки отличия (ордена, мундиры) передвижники не носили. Как-то раз президент Академии художеств великий князь Владимир заметил Маковскому: «Вы, как профессор живописи, к тому же с чином, требующим обращения «ваше превосходительство», можете носить присвоенный вам мундир и белые штаны. Однако вы никогда их не носите. Интересно знать, почему?» «В таких штанах, – ответил художник, – я бываю только в спальне». Князь проворчал что-то неодобрительное, но поднимать шум не стал – не пожелал становиться мишенью насмешек» (из книги М. Чекурова «Курьезы истории», Россия, 1998 г.).

• «В 1879 году Мария Склодовская (1867–1934) перешла в русскую гимназию… Учителя начали придираться к ученикам-полякам, но у нее было достаточно чувства собственного достоинства, чтобы отбивать нападки педагогического персонала. Однажды учительница отругала ее за дерзость и сказала: «Я запрещаю тебе смотреть на меня сверху вниз». Мария, которая была на голову выше педагога, сухо бросила: «А если я по-другому не могу?» Несмотря ни на что, она окончила гимназию с самыми лучшими результатами, когда ей еще не было 16-ти лет» (из книги Й. Циттлау «От Диогена до Джобса, Гейтса и Цукерберга. «Ботаники», изменившие мир», Германия, 2011 г.).

• «М. Горький сказал Исааку Бабелю (1894–1940): «Завтра у меня будет Сталин. Приходите. И постарайтесь ему понравиться. Вы хороший рассказчик… Расскажите что-нибудь… Я очень хочу, чтобы вы ему понравились. Это очень важно». Бабель пришел. Пили чай. Горький что-то говорил, Сталин молчал. Тогда Горький осторожно кашлянул. Бабель намек понял и пустил первый пробный шар. Он сказал, что недавно был в Париже и виделся там с Шаляпиным. Увлекаясь все больше и больше, он заговорил о том, как Шаляпин тоскует вдали от родины, как тяжко ему на чужбине, как мечтает вернуться. Ему казалось, что он в ударе. Но Сталин не реагировал. Слышно было только, как звенит ложечка, которой он помешивал чай в своем стакане. Наконец он заговорил. «Вопрос о возвращении на родину народного артиста Шаляпина, – медленно сказал он, – будем решать не мы с вами, товарищ Бабель. Этот вопрос будет решать советский народ». Поняв, что с первым рассказом он провалился, Бабель, выдержав небольшую паузу, решил зайти с другого боку. Стал рассказывать о Сибири, где был недавно. О том, как поразила его суровая красота края. О величественных сибирских реках… Ему казалось, что рассказывает он хорошо. Но Сталин и тут не проявил интереса. Все так же звякала ложечка, которой он помешивал свой чай. И – молчание. Замолчал и Бабель. «Реки Сибири, товарищ Бабель, – так же медленно, словно пробуя на вес свои чугунные слова, заговорил Сталин, – как известно, текут с юга на север. И потому никакого народнохозяйственного значения не имеют…».

Эту историю тогда же, по горячим следам, рассказал сам Бабель. А закончил он свой рассказ так: «Что вам сказать, мой дорогой. Я ему не понравился. Но гораздо хуже другое» – «???» – «Он мне не понравился»…» (из книги Б. Сарнова «Перестаньте удивляться», Россия, 1997 г.).

• «Летом 1944 года Сергей Эйзенштейн (1898–1948) показал Блейману материалы к 1-й и 2-й сериям «Ивана Грозного». Блейман выразил опасение, не будет ли трактовка образа царя воспринята как намек на современность. «А может быть, я этого хочу?!» – сказал Эйзенштейн. Тогда Блейман выразился более определенно: фигура кающегося самодержца может не понравиться Сталину. Эйзенштейн отрезал: «Ничего, съест!»… В 1945 году Эйзенштейн сказал: «Вчера был у Сталина. Мы друг другу не понравились» (из сборника Ю. Борева «XX век в преданиях и анекдотах», кн.3–4, Россия, 1996 г.).

• «Однажды вместе с другими известными деятелями кино Марика Рекк (1913–2004) получила приглашение на прием к Гитлеру. Она оказалась самой молодой среди собравшихся. Фюрер подошел к столику, за которым сидела Рекк, и рассыпался в комплиментах: «Я вас сразу узнал. Вы наша новая звездочка из Венгрии. Я видел фильмы с вашим участием. Вы очаровательны…» Потом он поинтересовался: «Вы столько всего умеете – и скакать на лошади, и танцевать, и делать акробатику. У вас есть дублерша? Ну, моя маленькая чудесница, а чего вы не умеете?» Марика выпалила: «Говорить правильно по-немецки, господин Гитлер!» Все засмеялись. Фюрер – громче всех. «Вы даже не представляете себе, сколько немцев тоже не говорят правильно». После разгрома фашизма Марике Рекк было запрещено гастролировать, все-таки свою блестящую карьеру она сделала при нацистах…» (из сборника И. Мусского «100 великих кумиров XX века», Россия, 2007 г.).

• «Крылатую фразу из фильма «Подкидыш» (СССР, 1940 г.) «Муля, не нервируй меня!» Фаина Раневская (1896–1984) придумала сама. Потом не раз пожалела. Всю оставшуюся жизнь «Муля» преследовала ее: так кричали мальчишки при виде ее на улицах, эту фразу первой вспоминали при знакомстве с ней. Даже Л. Брежнев на вручении ей в 1976 году (в связи с 80-летием) ордена Ленина вместо приветствия сказал: «А вот идет наша Муля, не нервируй меня!» Раневская ответила: «Леонид Ильич, так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы!» Генсек смутился и добавил: «Простите, но я Вас очень люблю»…» (из сборника Л. Бушуевой «111 гениев России. Литература, живопись, музыка, театр, кино», Россия, 2011 г.).

• «В составе труппы фронтовых артистов Марлен Дитрих (1901–1992) побывала практически на всех фронтах Европы, где сражались американцы (1942–1945 гг.). В американской военной кинохронике Дитрих была героиней номер один. Она без устали фотографировалась с солдатами. Ходил такой анекдот. Марлен спрашивают: «Правда ли, что на войне у вас был роман с Эйзенхауэром (главнокомандующим американскими войсками в Европе – Е. M.)?» – «Что вы! – отвечает актриса. – Генерал никогда так близко не подходил к передовой»…» (из сборника И. Мусского «100 великих кумиров XX века», Россия, 2007 г.).

• «Во время приема у английской королевы София Лорен (р. 1934) нарушила правило этикета, отказавшись снять с головы бриллиантовую диадему. Журналисты тут же обыграли этот факт: мол, на приеме были две королевы – королева по происхождению и королева экрана… «(из сборника И. Мусского «100 великих кумиров XX века», Россия, 2007 г.).

• «Однажды на приеме в присутствии королевской семьи Рудольф Нуреев (1938–1993) танцевал соло, ему жали туфли, он спокойно сбросил их и продолжал танцевать босиком. Этого бы не мог себе позволить ни один танцовщик… Благодаря своему буйному темпераменту и вниманию прессы Нуреев стал одним из самых известных людей в мире…» (из сборника И. Мусского «100 великих кумиров XX века», Россия, 2007 г.).

• «В октябре 1963 года «ливерпульские мальчики» – группа «Битлз» в составе: Дж. Леннон (1940–1980), П. Маккартни (р. 1942), Дж. Харрисон (1943–2001) и Р. Старр (р. 1940) получили приглашение импресарио Бернарда Делфонта принять участие в шоу «Королевское варьете», которое ежегодно проводится в присутствии королевы Елизаветы, королевы-матери и принцессы Маргарет… История о том, как Джон Леннон обратился к публике во время этого выступления (Лондон, 4 ноября 1963 г.), стала с тех пор одной из самых знаменитых рок-легенд – и одновременно одной из самых загадочных. Текст был тщательно отрепетирован, как, впрочем, и большинство «импровизаций». «Пусть те, кто сидит на дешевых местах, хлопают в ладоши. А все остальные пусть позвякают своими… драгоценностями!» – Джон решил изобразить пролетария в помятой кепке, и эта роль принесла ему звание «героя рабочего класса». Ни один артист – выходец из рабочей среды не осмелился бы произнести подобную грубость в присутствии королевы. И только избалованный отпрыск мелкобуржуазного семейства, который зачитывался в детстве книжками про сумасшедших художников, посылавших богатеев куда подальше, был способен, набравшись наглости, отмочить такое, хоть он и опустил непристойное определение…» (из книги А. Голдмана «Жизни Джона Леннона», США, 1989 г.).

II. «отправь меня обратно в каменоломни!..»

• «Говорят, сиракузский тиран Дионисий пописывал стихи, был честолюбив и даже отправил профессионального поэта Филоксена (ок.445–380 до н. э.) в каменоломни за критику. После его освобождения Дионисий обратился к Филоксену с вопросом, нравится ли тому его новое стихотворение, на что Филоксен ответил со вздохом: «Отправь меня обратно в каменоломни…»…» (из очерка В. Соловьева «На родине Сталина, или Жизнь в обход», СССР, 1976 г.).

• «В Берлине (1750 г.) Франсуа Вольтер (1694–1778) должен был проводить вечер с Фридрихом II. Часа два они занимались разбором королевских сочинений. Присутствие Вольтера заставило Фридриха с новым рвением взяться за перо: он готовил к печати «Сочинения философа Сан-Суси», стихотворную «Военную науку» и ряд биографий современников (сочинения короля выходили малым тиражом – только для немногих избранных). Вольтер был суровым критиком. Он хвалил удачные места и безжалостно вычеркивал все, что, по его мнению, никуда не годилось. «Эта строфа ни гроша не стоит!» – то и дело восклицал он или ехидно спрашивал, прослушав длиннейшую оду: «Как это вам удалось сочинить четыре хорошие строки?» Фридрих безропотно по 100 раз правил свои рукописи…» (из книги С. Цветкова «Эпизоды истории в привычках, слабостях и пороках великих и знаменитых», Россия, 2011 г.). «Моя должность, – писал Вольтер из Берлина в Париж (1750 г.), – заключается в том, чтобы ничего не делать. Час в день я посвящаю королю, чтобы несколько сглаживать слог его произведений в стихах и прозе…» Но когда Фридриху II сказали, что Вольтер называет его стихи «грязным бельем, которое отдается ему для стирки», и вообще не находит их хорошими, обращение короля изменилось и стихов «для стирки» стало присылаться гораздо меньше…» (из очерка И. Каренина (В. Засулич) «Вольтер, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1893 г.). «Вольтер говорил про «Антимакиавелли» (1740 г.), сочинение короля прусского Фридриха II: «Он плюет на блюдо, чтобы отбить у других охоту к еде»…» (из заметок Н. Шамфора «Характеры и анекдоты», Франция, 1794 г.).

• «Выдающегося французского мастера, сильнейшего шахматиста 2-й половины 18-го столетия Франсуа Андре Филидора (1726–1795) пригласил король Людовик XVI, чтобы тот учил его шахматной игре. Через несколько месяцев коронованный ученик спросил: «Как вы оцениваете мою игру?» «Ваше Величество, – ответил Филидор, – всех шахматистов можно разбить на 3 класса: кто совсем не умеет играть, кто играет плохо и те, кто играет хорошо. Вас, Ваше Величество, я могу отнести ко второму классу»…» (из сборника С. Давыдюка «Плененные шахматами», Белоруссия, 1993 г.).

• «Как-то Карла Брюллова (1799–1852) вызвали в Зимний дворец изобразить одну из дочерей государя. Вошедший во время сеанса Николай I начал, по своему обыкновению, поправлять художника. Тот тут же положил кисть: «Не могу продолжать – рука от страха дрожит». Записавший эту издевательскую реплику Брюллова современник пояснил: «Ответ поймут художники, а понял ли его император – не знаю». Конечно же, понял, но стерпел, не подал виду. Вероятно, посчитал, что изображение кисти «великого Карла» – необходимый атрибут имперского величия…» (из книги С. Волкова «История русской культуры в царствование Романовых: 1613–1917», Россия, 2011 г.).

• «Написав несколько портретов императора Николая II, Валентин Серов (1865–1911) получил выгодный заказ на портрет императрицы Марии Федоровны. После первого же сеанса императрица подошла к мольберту и заметила: «Тут слишком широко, здесь надо ниже, а здесь поднять…» Художник опешил, а затем взял палитру и подал ее с поклоном Марии Федоровне: «Вот, Ваше Величество. Вы сами и пишите, если так хорошо умеете рисовать. А я – слуга покорный!» Императрица вспыхнула и ушла. А Серов наотрез отказался писать дальше. Более того, с тех пор вообще не сделал ни одного портрета членов царской фамилии…» (из сборника Д. Самина «100 великих художников», Россия, 2004 г.).

• «В своей «новой старой» должности княжеского капельмейстера (Австрия, 1795 г.) Йозеф Гайдн (1732–1809) был слишком горд и уверен в себе, чтобы позволить общаться с собой как с лакеем князю Николаю II, 30-летнему господину, еще полностью связанному с веком феодализма, вспыльчивому, высокомерному и тщеславному. Когда князь во время одной из репетиций, которую проводил Гайдн, хотел вмешаться в его работу, Гайдн, по словам членов капеллы, сказал раздраженным тоном: «Ваша княжеская светлость, это мое дело разбираться здесь», после чего князь больше никогда не предпринимал таких попыток…» (из книги А. Ноймайра «Музыка и медицина. На примере Венской классической школы», Австрия, 1995 г.).

• «Обладая с раннего детства подлинно артистическим самолюбием, Вольфганг Моцарт (1756–1791) ничуть не гордился теми похвалами, которые расточали ему знатные лица. Когда ему случалось иметь дело с людьми, ничего не понимавшими в музыке, он исполнял лишь какие-нибудь небольшие безделушки. Наоборот, в присутствии знатоков он играл с таким увлечением и таким вниманием, на какое только был способен, и отцу нередко приходилось прибегать к уловкам и выдавать за знатоков музыки важных вельмож, перед которыми Вольфганг должен был выступать…» (из книги А. Стендаля «Жизнеописания Гайдна, Моцарта и Метастазио», Франция, 1817 г.). «Самосознание Моцарта заметно проявлялось уже в раннем детстве, о чем можно заключить из свидетельства очевидцев его первого выступления при императорском дворце в Вене в среду, 13 октября 1762 года. Там написано: «… Уже тогда он проявлял такую черту характера, которая осталась у него навсегда, а именно – пренебрежение к похвале взрослых и определенная антипатия к ним, если они не были знатоками музыки… Так случилось и тогда у императора Франца…» (из книги А. Ноймайра «Музыка и медицина. На примере Венской классической школы», Австрия, 1995 г.). «Однажды, в 6-летнем возрасте, сев за клавесин чтобы играть в присутствии императора Франца II, маленький Моцарт обратился к государю и спросил его: «А г-на Вагензейла здесь нет? Его-то нужно было позвать: он в этом понимает». Император велел пригласить Вагензейла и уступил ему место подле клавесина. «Сударь, – сказал тогда Вольфганг композитору, – я играю один из ваших концертов; вам придется перевертывать мне страницы»…

О первых успехах Моцарта итальянцы давали такие отзывы, в которых было больше зависти, чем справедливости, а император, мнивший себя любителем музыкального искусства, но почти не имевший собственного мнения, с легкостью присоединялся к суждениям этих дилетантов. Однажды, только что прослушав репетицию комической оперы («Похищение из сераля», 1782 г.), им же самим заказанной Моцарту, он сказал композитору: «Дорогой Моцарт, это слишком хорошо для наших ушей: тут чересчур много нот». «Простите, ваше величество, – ответил Моцарт очень сухо, – здесь ровно столько нот, сколько нужно». Иосиф на это ничего не сказал и был как будто несколько смущен ответом; но после первого же спектакля он отозвался об опере с самой большой похвалой…» (из книги А. Стендаля «Жизнеописания Гайдна, Моцарта и Метастазио», Франция, 1817 г.).

• «При всем своем заведомом равнодушии к музыке Екатерина II вынуждена была подчиняться требованиям артистов, приглашенных по настоянию композиторов для исполнения их произведений. Она переносила даже их капризы и дерзости. Катарина Габриели (1730–1796), получавшая 7 000 рублей жалованья, отказывалась петь в апартаментах Ее Величества (Петербург, 1768 г.), потому что, говорила она, «Ее Величество ничего не понимает в музыке»…» (из книги К. Валишевского «Вокруг трона. Екатерина II», Франция, 1894 г.).

• «1814 год – вершина славы Людвига ван Бетховена (1770–1827). Во время Венского конгресса (1815 г.) его встречают как европейскую знаменитость. Он принимает деятельное участие в празднествах. Коронованные особы почтительно восторгались им, а он гордо принимал их поклонение, как потом хвастался Шиндлеру… «(из эссе Р. Роллана «Жизнь Бетховена», Франция, 1903 г.). «В Берлине он еще менее нашел то, чего искал в Вене. Единственное светлое воспоминание осталось у него о знакомстве с «человечнейшим человеком», принцем Луи Фердинандом, который сам был выдающийся музыкант. Бетховен сделал ему, по его мнению, величайший комплимент, заметив, что он играет не как король или принц, а как настоящий пианист…» (из очерка И. Давыдова «Людвиг Ван Бетховен, его жизнь и музыкальная деятельность», Россия, 1893 г.).

• «Альберт Эйнштейн (1879–1955) подружился с королевской четой Бельгии… С королевой Елизаветой Эйнштейн играл в квартете – две скрипки и две виолончели. Однажды, когда Ее Величество играла с особым вдохновением, Эйнштейн воскликнул: «Вы прекрасно музицировали! Право, вы совершенно не нуждаетесь в профессии королевы»…» (из сборника И. Мусского «100 великих кумиров XX века», Россия, 2007 г.).

• «В старые времена, когда наука была в загоне, ее представителям волей-неволей приходилось ютиться около богатых и знатных меценатов… Чарльз Лайель (1797–1875) восставал против этого обычая, находя его несовместимым с достоинством науки. Так, в 1848 году он пишет сестре по поводу одного из заседаний совета «Королевского научного общества»: «Я указал на то, что из 48 членов Верхней палаты, приписывающих к своим фамилиям «F.R.S.» (Fellow Royal Society – Член Королевского Общества) и представляющих ту часть нашей аристократии, которая наиболее заботится о науке, никто никогда не помещал в журнале общества ни единого сообщения, за исключением лорда Брума, – да и то за 33 года, до его избрания в пэры… Я сказал, что весьма уважаю таланты наших пэров, но эти таланты еще сильнее оттеняют их пренебрежение к науке… «…» (из очерка М. Энгельгардта «Чарльз Лайель, его жизнь и научная, деятельность», Россия, 1893 г.).


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации