Книга: Юрий Лотман в моей жизни. Воспоминания, дневники, письма - Фаина Сонкина

В предисловии к воспоминаниям Сонкина пишет, что она годами вела дневник, в котором записывала все свои разговоры с Лотманом. Невольно настраиваешься на что-то вроде Записок об Анне Ахматовой Чуковской, – увы, на самом деле это сбивчивая скороговорка от силы на сотню страниц, в которую тем не менее поместились двадцать с лишним лет. И неудивительно: Сонкина, которая не только «записывала» за Лотманом, но и скрупулезно вела учет их встреч, признается, что этих самых встреч было 400 с хвостиком, да и то многие из них были на бегу, буквально «разговор у каталога Ленинской библиотеки».

По большому счету, воспоминания не несут сколько-нибудь существенной информации ни о самом Лотмане, ни о круге его научных интересов. Даже как оттиск эпохи – нет, увы. Блекло и без эффекта погружения. При этом написаны они с большим почтением к главному герою, я бы даже сказала – с нежностью.

Вторая часть, «Из дневников», действительно «из»: пригоршня зарисовок – цитат из Лотмана без контекста и перспективы.

И вот воля ваша, но меня не оставляло ощущение мистификации. Вернее – самообмана. Как Сонкина пишет в дневнике:

Он рассказывал мне в связи с монографией Пушкина, что и дневники Вульфа нельзя читать буквально: это не перечень действительных событий, это то, как они друг друга воспринимали, какими хотели бы видеть события, etc.

Если отбросить восклицания из разряда «мы всегда осознавали, что наша любовь неповторима, особенна, что ее невозможно описать другим…» (но тогда воспоминания уменьшились, наверное, раза в полтора и стали бы совсем куцыми) и обращать внимание только на фактологию, то история получается следующей: мальчик и девочка когда-то вместе учились на филфаке ЛГУ – по словам Сонкиной, Лотман был в нее страшно влюблен, но она предпочла другого; после университета их пути разошлись на два десятка лет, он – в Тарту, она – сначала учительница, потом мелкий функционер в каком-то московском книгопечатном учреждении; как-то, услышав наконец, что однокурсник и бывший воздыхатель стал величиной в научном мире, она пишет ему письмо, знакомство возобновляется: он в свои редкие командировки в Москву заезжает к ней домой, чтобы умыться после поезда, попить чаю и побежать по своим делам, разговоры, прогулки, взаимная помощь и поддержка в бытовых вопросах, переписка (200 писем за 25 лет – это много или мало? нам, в эпоху мессенджеров, и не прикинуть).

Не увидела я здесь романа длиной в полжизни не из-за пошло-филистерского «раз такая любовь, то почему оба не развелись и не стали жить вместе?» и уж тем более не из-за того, что не верю в любовь в пятьдесят лет. Просто… У многих из нас есть друзья, у некоторых – близкие. У кого-то эти друзья – противоположного пола. Но называть это неповторимой любовью? Нет, мы, девочки, склонны, конечно…

Возможно, мой скептицизм неуместен и я отказалась бы от такой интерпретации, прочитав письма Лотмана к Сонкиной – они занимают три четверти книги, – но тут уже брезгливость не позволила. Конечно, эпистолярное наследие Лотмана публиковалось, и не раз, но одно дело – переписка Лотмана и Бориса Успенского, которая действительно ценна для всех, кто интересуется гуманитарными дисциплинами (и уверена, что публикатор Борис Егоров, друг и еще один постоянный корреспондент Лотмана, очень аккуратно цензурировал слишком личные моменты). И совсем другое – переписка в сборнике, основная цель которого – продемонстрировать миру: «Я не просто «была», я занимала центральное место в его жизни!». Увольте.

Если же учесть признание Сонкиной, что Лотман просил ее никому не рассказывать о нем, выглядит такая публикация совсем неэтично. И никакие заклинания, что это было сделано для того, чтобы мир лучше узнал великого ученого и прекрасного человека, меня не убеждают.

Каждый день наших встреч я отмечала в карманных календариках. Сейчас, когда я подсчитала, сколько дней всего за эти годы мы были вместе, то получилось 485 дней, то есть всего полтора года за двадцать два года нашей любви! И только одиннадцать дней из этих 485 мы были вместе каждую минуту.

Сложно за 11 дней найти поводы для ссор, правда ведь? Это же не годами зубные щетки переставлять. Да и сам Юрий Михайлович со всей этой стороны представляется эдаким нерешительным или просто запутавшимся человеком. И жаль его, и не понимаешь многого. И дети - жена - быт требовали внимания, и муза была нужна. Собственно, Сонкина и была эдакой музой. Почему так с ним поступили его близкие в конце жизни? Не знаю. Не мне их судить. По большому счету остается только жалеть, что жили они в той стране, где ученые, да и в принципе люди, были либо удобны, либо не угодны. Ведь ценили не за талант или работоспособность... к сожалению. Очень тяжелая книга, иногда даже тягостная. Да, написана прекрасным языком, но вся - как оголенный нерв. Мало кому подойдет. Поэтому и советовать буду очень осторожно.