Текст книги "Коррупция в Политбюро: Дело «красного узбека»"

Кампания против создания большой водохозяйственной системы Обь – Арал была доведенным до совершенства политическим спектаклем. И сегодня, обобщив все, что мы увидели за десять лет, становится понятно то, о чем не догадывались в середине 80-х. Дискредитация проекта «поворота рек» наносила сильнейший удар по самой идее единого народно-хозяйственного комплекса, а затем и существования СССР как целостного единого государства. В этой кампании уже просматривалась идея регионального суверенитета над природными ресурсами, которая затем была утверждена в декларациях о суверенитете, узаконивших роспуск СССР. Эта кампания прямо разрушала идею общей исторической судьбы народов СССР – прежде всего во взаимоотношениях РСФСР и Средней Азии. Почему народы Средней Азии вошли в состав России практически добровольно? В частности, и потому, что это обещало очень выгодное для обеих сторон соединение ресурсов – земли, солнца, труда и воды…

В какой-то степени «в кредит» под будущую воду узбеки и туркмены всю свою наличную воду пустили под хлопок, который затем вывозился в Центр России. И вдруг – шумная кампания с криками «Не дадим воду!». Кампания, возглавленная элитарной интеллигенцией и явно поддержанная верхушкой КПСС. Нетрудно представить, как она была воспринята в массовом сознании народов Средней Азии. Идейная основа СССР треснула. В кампании против «поворота рек» уже зрел зародыш беловежского сговора…».

Глава 37
Цепные псы

Тем временем чистки в Узбекистане вышли на новый уровень – в орбиту арестов оказались вовлечены бывшие высшие руководители республики. Первым таким лицом оказался Т. Осетров, который в 1970–1983 годах работал 1-м заместителем председателя Совета Министров УзССР, а затем почти три года трудился на посту 2-го секретаря ЦК КП Узбекистана. 13 декабря 1986 года Осетрова арестовали органы КГБ и препроводили в специзолятор № 4 МВД СССР. Там его стали «колоть» на признания о том, что он на протяжении чуть ли не всех лет своей работы в Узбекистане занимался взяточничеством, а также стали склонять к тому, чтобы он «раскрыл преступные деяния всей руководящей верхушки ЦК КП Узбекистана во главе с Ш. Рашидовым».

Отметим, что тогда же был арестован и бывший 1-й заместитель министра внутренних дел СССР, зять Брежнева Юрий Чурбанов, которого кремлевские власти собирались сделать главным «козлом отпущения» – лидером брежневской мафии, а также «пристегнуть» и к «узбекскому делу» (его обвиняли в получении взятки от Осетрова и других высших узбекистанских руководителей). Как будет исповедоваться на следствии сам Ю. Чурбанов:

«Наверное, догадываетесь, почему они за Узбекистан взялись, и вам, следователям, для работы полный простор дали? Кто курировал этот хлопок и эти приписки на Старой площади? Тот же Горбачев – он же был секретарем ЦК по сельскому хозяйству. Мне рассказывали, как его в Узбекистане принимали. Да и не он один, многие здесь эти приписки покрывали. И вдруг такую активность проявляют, показательный процесс в Узбекистане начали. Может, под себя копают? Наоборот, беду от себя отводят. Ведь рано или поздно все бы это вскрылось. Так лучше самим сделать, пока у власти и все под контролем. Одних узбеков обвинят, а сами чистенькие. И безопасно. Кто на Горбачева сейчас пальцем покажет? Да никто не решится…».

Чурбанов окажется прав: на Горбачева пальцем и в самом деле никто не осмелится тогда показать (это случится позже – накануне развала СССР). Зато покажут на другого члена Политбюро – Егора Лигачева. Причем сделают это… все те же Гдлян с Ивановым. В своих мемуарах они кичатся этим поступком: дескать, вот какие мы отважные. Хотя на самом деле отваги в этом поступке не было никакой, поскольку тылы следователям прикрывало мощное лобби «кремлевских глобалистов». Если бы его не было, то Гдлян давно бы не только слетел со своего места руководителя следственной группы (вспомним, как его сначала сняли, а потом быстро восстановили в должности в конце 85-го), но и с легкостью сам мог оказаться на скамье подсудимых за те нарушения законности, которые обнаружила в его действиях прокурорская проверка.

Однако «наезд» на Лигачева случится чуть позже, а пока Центр продолжал разыгрывать «мусульманскую карту». В том же декабре 1986 года был «взорван» сосед Узбекистана – Казахская ССР. И опять этот процесс целиком и полностью был на совести Москвы, которая, решив заменить на посту 1-го секретаря этой республики Динмухамеда Кунаева (а он, как и Рашидов, руководил своей вотчиной четверть века – в 1960–1962, 1964–1986 годах, кроме этого был единственным представителем среди мусульман, кто являлся членом Политбюро продолжительное количество времени – 15 лет), вместо него привела к власти не казаха, или другого уроженца тех мест, а «варяга» – русского Геннадия Колбина, который до этого три года руководил Ульяновским обкомом (отметим, что и 2-й секретарь ЦК там тоже будет русский – Мирошхин). Это назначение всколыхнуло Казахстан: в его столице городе Алма-Ате произошли волнения, которые пришлось усмирять с помощью силы. В итоге Колбина казахам навязать удалось, однако спокойствия в республике это отнюдь не дабавило, а наоборот – убавило. Москва и здесь себя полностью дискредитировала.

Заметим, что в начале 1987 года в таком влиятельном печатном издании, как «Литературная газета» будет напечатана статья Игоря Беляева «Ислам», суть которой сводилась к тому, что эта религия определенно враждебна и опасна для советского государства, а мусульмане – народ коварный и вероломный. Без сомнения, что эта публикация не была случайной: таким образом «кремлевские глобалисты» уже не скрывали своих намерений по разрушению интернационального фундамента советского государства. В будущем мире, который кроили глобалисты, все нации и народности должны были не жить в дружбе друг с другом, а вести перманентные войны, за счет которых «золотой миллиард» мог бы жить припеваючи, безбоязненно набивая свои мошны. Как говорится, кому война, а кому и мать родна.

Между тем Кунаева постигнет та же участь, что и Рашидова: Москва, заручившись поддержкой части казахстанской элиты (кланов, соперничавших с кланом Кунаева) развернет кампанию по его дискредитации. Этот процесс начнется в марте 1987 года, когда на Пленуме ЦК КП Казахстана прежняя деятельность Кунаева будет всячески осуждена. Ни одного доброго слова не удостоится от выступающих ораторов человек, который на протяжении более двух десятков лет руководил их республикой и сделал ее процветающей. Более того, участники Пленума пришли к выводу о необходимости привлечь к партийной ответственности Кунаева «за грубые нарушения норм партийной жизни, создание культа личности, извращение кадровой политики, проявление вседозволенности, что привело к развитию в республике протекционизма, злоупотреблениям служебным положением, взяточничеству, коррупции, к националистическим и другим негативным проявлениям».

Как и следовало ожидать, кремлевский выдвиженец Колбин в Казахстане так и не приживется (как и московские «десантники» в Узбекистане). Однако возложенную миссию эти «десантники» с честью выполнят – внесут хаос в жизнедеятельность, возглавляемых ими республик. Тем самым ускорив развал СССР. Как верно пишет Б. Самсонов:

«Колбин явил собой в Казахстане пик перестроечного авантюризма и всенародного обмана. Политбюро, Горбачев покрывали своего ставленника, как видного мастера политических интриг, вместо немедленного отзыва. По сути дела, посадив «чужака» на трон, в масштабах партии ее недальновидными авторитетами совершен партийный криминал, прикрываемый для пущей важности «перестройкой», получившей глубокую трещину в декабре 1986 года. Именно эту «дыру» заделать Горбачев исхитрялся, и потому изощренные московские умы придумали «кунаевщину» (как и «рашидовщину». – Ф. Р.), дабы свалить на нее весь хлам и сор, что накопился за много лет в казахстанском доме залежалого «кадрового» мусора, от которого Кунаев в свое время избавиться не успел, и на этом мрачном фоне преподнести Кунаева.

Творцы перестройки во главе с Горбачевым с первых шагов втоптали ее в грязь «колбинским экспериментом». Грубо, бестактно, кровью и дубинками, попирая в зародыше демократию, гласность, принципы новой кадровой политики и обновления КПСС. На виду у коммунистов и беспартийных всего Союза, вопреки здравому смыслу, новому мышлению и высоким целям строительства обновленного Советского государства, предатели-перестройщики уже тогда замышляли реставрацию капитализма, не считаясь с мнением народа, на всенародном референдуме сказавшего твердое «да» своей Великой Родине – СССР…

Перестройка Горбачевым и его компанией для того и была выдумана, чтобы, прикрываясь ею, якобы реформируя демократию, гласность, государство и саму партию, фактически ослабить все эти политические атрибуты, свести на нет основы социализма и расчистить дорогу рыночной экономике, монетаристской политике, начать широкую капитализацию СССР, расчленив этой идеей сознание советских людей…».

Тем временем в январе 1987 года, на очередном Пленуме ЦК КПСС, Горбачев запустил в действие новый механизм своей деструктивной политики – так называемую «гласность». И не было бы в ней ничего страшного (в широком освещении разных сторон жизни общества страна остро нуждалась), если бы она не была «одноглазой» (то есть смотрела на жизнь общества в основном с либеральной точки зрения). Дело в том, что к тому моменту, благодаря стараниям А. Яковлева, большая часть средств массовой информации страны находилась в руках тех самых «либералов», которые ставили целью не усовершенствовать систему социализма, а похоронить ее. Поэтому вся горбачевская «гласность» превратилась в огульное охаивание и оплевывание советской истории. И особенно доставалось временам правления Сталина, что было отнюдь не случайно. Как верно отмечает политолог С. Кургинян:

«Бренд под названием «сталинщина» был специально придуман для того, чтобы не допустить ускорения. Мобилизовать систему нельзя без элементов правильного, гибкого авторитаризма. Отнюдь не какого попало, а именно нужного. Потому что есть и такой авторитаризм, который несовместим с развитием и даже уничтожает все его предпосылки. Но если с ходу сказать, что любые элементы гибкого авторитаризма, соединенные с развитием, это мерзость, рецидивы сталинизма, – оказывается, что система немобилизуема…».

Так что Горбачев и K° прекрасно знали, что они делали: их задачей было не мобилизовать систему, не реформировать ее, а именно угробить. И краеугольном камнем в их политике было разрушение многонациональной дружбы советского народа. На это указывал еще первый шеф ЦРУ Ален Даллес в начале 50-х, так что его тезисы здорово пригодились горбачевцам спустя тридцать лет. И та массированная кампания в советских СМИ по поводу, так называемого, «узбекского дела» (это обозначение стало всесоюзным брендом в советской печати именно в 1987 году) была далеко не случайной: с ее помощью советских людей невольно приучали к мысли, что весь узбекский народ – вор и захребетник, сидящий на шее у «старшего брата», у России. В итоге в 1987–1989 годах в советских СМИ было опубликовано более четырех сотен (!) статей, где разоблачалась «узбекская мафия». Не «грузинская», «армянская» или «молдавская», а именно «узбекская».

В авангарде этого процесса шли самые раскрученные либеральные издания (раскручивал их все тот же А. Яковлев, который лично следил за тем, чтобы тиражи у этих изданий были запредельными: 60 миллионов против… 1,5 миллионов «державных») вроде журналов «Огонек», «Советский экран», «Искусство кино», «Смена»; газет «Правда», «Аргументы и факты», «Московские новости», «Комсомольская правда», «Собеседник», «Известия», «Советская культура», «Литературная газета», «Социалистическая индустрия», «Красная звезда», «Московский комсомолец» и т. д., во главе которых были посажены яковлевские креатуры. Название статей были соответствующие: «Кобры над золотом» и «Кобры теряют жало» («Правда»), «Под сенью «отца нации» («Огонек»), «Мы столкнулись с мафией» («Московские новости»), «Награбленное» («Собеседник»), «Этажи коррупции» («Литературная газета»), «Коррупция» («Известия»), «Обвиняются во взятках» («Социалистическая индустрия»), «Миллионы на «черный день» («Московский комсомолец»), «Следствие не закончено…» («Комсомольская правда») и т. д.

Эти публикаци намеренно создавали у миллионов советских граждан впечатление повальной коррупции в Узбекистане практически на всех этажах власти, а также приучали тех же граждан к тому, что узбеки на протяжении долгого времени обворовывали страну, приписывая миллионы тонн хлопка и получая за это миллиарды рублей. Между тем приписки эти на самом деле были, но их цифры были в разы меньше тех, о которых писала союзная пресса. Здесь по сути была та же ситуация, что и с числом репрессированных людей в сталинские годы. В горбачевскую перестройку либералы жонглировали этими цифрами как бог на душу положит, в результате чего «вилка» в расхождениях была поистине фантастичской: от 30 до 100 миллионов человек. То же самое можно сказать и о цифрах хлопковых приписок в Узбекистане – они явно брались с потолка. Как говорится, одним миллионом больше, одним меньше – какая разница. Вот лишь один пример.

В узбекском журнале «Звезда Востока» (№ 3 за 1988 год) С. Усманов писал, что в период с 1978 по 1983 год было приписано 4,5 миллиона тонн хлопка, а уже в № 12 за тот же год прокурорский работник О. Гайданов называет другую цифру – 3,7 миллиона (расхождение в 800 тысяч!). У Усманова выручка от приписанного хлопка составила 2,8 миллиарда рублей, а у Гайданова – 3 миллиарда (разница в 200 миллионов). А вот в армянской газете «Коммунист» (сентябрь 1988) один из членов следственной группы Гдляна-Иванова Альберт Карташян ничтоже сумняшеся утверждал, что в Узбекистане «за последние 3–4 года различными способами было похищено у государства более 4 миллиардов рублей». Как видим, цифры в устах разных людей существенно разнились.

Читатель может возразить: дескать, какая разница? В том-то и дело, что большая, поскольку речь идет во-первых, о миллиардах (!) рублей, во-вторых – о доверии к названным цифрам. Ведь во всех подобных публикациях читателям предлагалось верить на слово их авторам, поскольку источники, откуда брались цифры приписок, не назывались. Повторюсь, все это было похоже на манипуляцию с числом жертв сталинских репрессий: мол, написал А. Солженицын в своем «Архипелаге ГУЛАГ», что их было 60 миллионов – значит, надо верить. А то, что Солженицын был лицом заинтересованным (сам сидел в лагере и люто ненавидел советскую власть), в расчет не бралось. Таким же образом обстояло дело и с цифрами хлопковых приписок: на свет их вытаскивали люди, заинтересованные в том, чтобы представить Узбекистан «всесоюзным центром коррупции». Не Грузию, которая тысячами тонн гнала в советские республики псевдочай или фальшивое вино (а это тоже миллионы рублей взяток и приписок), не Украину, которая манипулировала цифрами выращенного зерна, а именно Узбекистан.

Разоблачительные статьи об «узбекской мафии» сделали сногсшибательное паблисити двум старшим следователям Генеральной Прокуратуры СССР Тельману Гдляну и Николаю Иванову. Если к тому «девятому валу» статей с их участием приплюсовать еще их выступления по радио и мелькание на телеэкранах (опять же в либерал-перестроечных передачах типа «Взгляда» или «Пятого колеса»), то читателю станет понятно, какая степень популярности была у этих людей в то время. И слава эта была отнюдь не случайной: она специально раскручивалась «кремлевскими глобалистами», поскольку Гдлян и Иванов были не только наиболее талантливыми служителями советской Фемиды, но главное – наиболее беспринципными и тщеславными среди них. Их более чем кого-либо из их коллег одолевала неумеренная жажда стать знаменитыми, прославиться на всю страну.

Ведущей скрипкой в этом дуэте был Тельман Гдлян – армянин, родившийся в Грузии (что называется, гремучая смесь для тех перестройщиков, кто затеял разыграть «мусульманскую карту»). Напомним, что граждане армянской национальности в то время вообще составляли значительную часть перестроечной либеральной элиты. Так, в ближайшем окружении Горбачева их было несколько: одним из его ближайших помощников был Георгий Шахназаров (он перешел к нему от Ю. Андропова), а советниками по экономическим вопросам – Абель Аганбегян и Степан Ситарян. Кроме этого, в центральной прессе часто выступали полпреды либералов: политолог Андраник Мигранян (в наши дни он дослужился до звания профессора МГИМО и должности директора одного из политологических институтов с головным офисом… в Нью-Йорке), поэтесса Сильвия Капутикян, журналист Зорий Балаян и др.

Тельман Гдлян хотя и не входил в круг ближайших сподвижников Горбачева, но долгое время считался его активным сторонником. Их расхождение случилось чуть позже, в 1988 году, после того, как Горбачев начал лавировать между «либералами» и «консерваторами» и сделал ряд шагов, которые испугали армянское лобби в Кремле. Вот тогда Гдлян и разочаровался в Горбачеве, впрочем, как и большинство высокопоставленных представителей его народа.

Все началось на июньском Пленуме ЦК КПСС в 1987 году, на котором Горбачев внезапно посягнул на святое: сказал, что руководство ЦК Компартии Армении не борется со взяточничеством, спекуляцией и протекционизмом. Генсек знал, что говорил. Эта республика на тот момент и в самом деле являла собой одну из наиболее коррмупированных в составе СССР, однако наводить порядок там Кремль не решался, предпочитая делать это в иных местах – например, в Средней Азии (только с весны 1986-го до лета 1987 года советские СМИ сообщили о расстрельных приговорах, вынесенных в отношении: бывшего директора Бухарского продторга Ш. Кудратова, бывшего начальника Бухарского УВД А. Музаффарова, бывшего министра хлопкоочистительной промышленности УзССР В. Усманова, бывшего 1-го секретаря Бухарского обкома А. Каримова). В итоге к концу 80-х ситуация в Армении приобрела настолько вопиющий характер, что на это вынужден был отреагировать даже сам Горбачев, который к кавказцам всегда относился лучше, чем к среднеазиатам (не даром столько лет проработал в Ставропольском крае, который граничит с закавказским регионом), к тому же прекрасно помня, какое усердие проявили кавказские кланы, возводя его на кремлевский престол.

На что надеялся Горбачев, делая свое заявление, непонятно, поскольку армянская элита ценила и поддерживала его только потому, что он был ей нужен как союзник и толкач их интересов. Но когда Генсек, что называется, «взбрыкнул» и посягнул на святое, вот тут, как говорится, и стало не до сантиментов. В результате в конце того же года Кремлю заметно осложнили жизнь – были спровоцированы волнения в Нагорном Карабахе.

Под петицией с требованием воссоединиться с Арменией поставили свои подписи более 75 тысяч жителей этой автономии. Митинги в Степанакерте, повлекшие за собой остановку тысячи заводов и фабрик по всей стране, больно ударили по карманам миллионов людей в СССР, которые свой гнев направляли на рядовых армян: их начали выдавливать из многих регионов, где они жили десятилетиями – из Узбекистана, Туркменистана, Северного Кавказа и т. д. Самое интересное, но армянское лобби в Москве почему-то никак не отреагировало на эти события: видимо, ему подобное развитие было только на руку. Каким образом? Поддерживая выселение своих соотечественников из других республик, армянское лобби в Москве не только увеличивало количество армян в Армении, но и накапливало там нужную агрессивную массу, необходимую для дальнейшей эскалации напряженности.

Тем временем в конце октября 1987 года Горбачев освободил от обязанностей члена Политбюро последнего мусульманина в нем – азербайджанского лидера Гейдара Алиева. Без сомнения, что сделано это было под давлением все того же армянского лобби, которое по сути уже в открытую диктовало руководству страны свои законы (спустя три года на Алиева в центральной прессе будет устроен такой же «накат», как ранее на Рашидова и Кунаева, после чего в обиход будет введен еще один ругательный термин – алиевщина).

Рассказывает Г. Алиев: «За период с 1985 года в стране шло разрушение – разрушение в экономике, социальной сфере. Люди стали плохо жить, намного хуже, чем когда бы то ни было. Морально-психологическая атмосфера в стране была осложнена до крайности, межнациональные конфликты стали обычным явлением, разрушался Союз Советских Социалистических Республик, происходили неуправляемые процессы. И все это Горбачев выдавал за перестройку. То она на «крутом повороте», то на «особом переломе», то перестройка «вступила в этап серьезных испытаний» и так далее.

Ну что сказать, после войны я помню только один случай, когда не было хлеба – в период Хрущева. При Горбачеве снова не хватало хлеба. Причем где? В столице. После войны я не помню ни одного случая, чтобы не было табака. В перестройку, видите ли, пытались давать объяснения. Какие могут быть объяснения, скажите, пожалуйста? Ведь мы прежде производили значительно меньше табака, чем в перестройку, но кризиса не было.

В перестройку в стране осложнились межнациональные отношения. Горбачев и другие пытались все свалить на прошлое, на Сталина, на период «застоя», но никто не говорил о том, какие ошибки были допущены за годы горбачевского правления, хотя ясно, что все межнациональные конфликты связывать только с прошлым – это необъективно и нечестно. В период Сталина и позже были, конечно, ошибки, но если уж определять, когда и сколько их было, то в годы перестройки их было гораздо больше…

Горбачев все время противоречил сам себе. В докладе, которые он сделает в начале 1990 года на Пленуме ЦК, он будет довольно долго (хотя сам доклад был небольшой) говорить о событиях в НКАО. И снова ничего ясного не скажет, кроме того, что ему, видите, теперь стало окончательно понятно, что вопрос об НКАО должен решаться при целостности Азербайджана (отметим, что Горбачев даже название республики ни разу в своих публичных выступлениях за все годы перестройки не назвал правильно: он говорил «Азебарджан». – Ф. Р.). Ну а почему об этом два года назад не было сказано, спрашивается? Значит, тогда он занимал позицию другую, среднюю: ни вашим – ни нашим, идите и деритесь, кто кого побьет – разве так можно? Если это федерация, союзное государство – значит, союзное государство должно было сразу выразить свое мнение. Вот еще ошибка в национальной политике. Только не надо забывать, что до перестройки никаких проблем между армянами и азербайджанцами в Закавказье не было: за 14 лет работы на посту первого секретаря ЦК КП Азербайджана я каждый год, иногда не один раз, бывал в Нагорном Карабахе, и ни один человек из этой автономной области не ставил передо мной вопрос о том, что НКАО нужно вывести из состава Азербайджана и передать Армении. Никто, понимаете?! Отдельные националистические настроения были в Армении, там кое-кто вынашивал такие планы, но они не были поддержаны населением НКАО…».

Между тем отставка Алиева еще сильнее накалила атмосферу в Закавказье. Как утверждают многие специалисты, если бы Горбачев оставил Алиева в Политбюро и отправил его в Карабах, то будущей трагедии могло бы и не быть. Но Горбачев предпринял другой вариант: избавился от Алиева, зато приблизил к себе Георгия Шахназарова (он стал его помощником именно тогда) и принял у себя представителей Армении – журналиста Зория Балаяна (ярого националиста) и поэтессу Сильвию Капутикян. Азербайджанскую сторону Горбачев выслушать не захотел. Как выразится чуть позже известный дипломат Валентин Фалин относительно позиции Шахназарова: «Квинтэссенцией его идей было следующее: цена свободы – развал Советского Союза».

Отметим, что не меньшая радикализация политической ситуации происходила и в другой кавказской республике – Грузии. Как пишет политолог Б. Колоницкий:

«Перестройка предоставляла для оппозиционных сил Грузии особые возможности. Традиции допустимого антиимперского фрондирования позволяли местным диссидентам поддерживать особые связи с республиканской советской элитой, включая и известную часть номенклатуры. Движение в защиту национального языка и возрождение влияния грузинской церкви укрепляли авторитет местных диссидентов в самых разных широких слоях общества. Наконец, в некоторых ситуациях их могли поддержать деятели «теневой экономики». Ни в одной другой советской и постсоветской республике воздействие вхождения диссидентов в политику, а затем и во власть не было столь впечатляющим…»

Напомним, что в СССР именно Грузия находилась на привилегированном положении, являясь фактически «любимицей» Центра. В итоге десятилетия такого положения приучили грузинское руководство к тому, что их республика – чуть ли не пуп Союза, вторая после кесаря. А затем дело дошло до того, что и сам кесарь ей стал уже в тягость: дескать, мы сами с усами. К чему привела подобная политика Грузию, мы теперь хорошо знаем: республика на долгие годы превратилась в одну из самых «горячих точек» на постсоветском пространстве. По этому поводу хочется привести рассказ уже упоминавшегося выше журналиста В. Марьяна, опубликовавшего уже в наши дни в «Литературной газете» статью, где речь идет о том, какие аргументы двигали грузинскими сепаратистами в их желании отделиться от СССР:

«Вдруг вспомнилось, как в 1987 году, находясь в гостях у последнего, как оказалось, советского руководства Грузии, я не удержался и спросил одного местного деятеля, откровенно сочувствовавшего уже тогда грузинской оппозиции коммунистической власти:

– Представим, что Грузия добилась выхода из СССР и стала самостоятельной страной. А как вы будете жить дальше? Ведь у вас даже хлеба своего не хватит для населения. Не говоря уже об энергетических ресурсах и многом другом, поставляемом из России и других союзных республик. Тем более что при развитом крестьянстве в Грузии так и не сформировался национальный рабочий класс, в вашей промышленности трудятся в основном русские и армяне. Кто будет работать на производствах, когда, придя к власти, националисты вынудят и их покинуть Грузию?

– У нас есть море, курорты, вино – хванчкара, киндзмараули, – последовал ответ. – У нас есть боржоми, фрукты, чай. Этого достаточно, чтобы не только обеспечивать грузинский народ, но и процветать.

– Но ваши курорты по уровню комфорта и сервиса способны привлечь только советских людей. А им, мне думается, если распадется СССР, очень долго будет не до курортов. С Запада же ваши здравницы начнут посещать лишь после того, как вы приведете их в соответствие с мировыми стандартами. Для чего потребуются многомиллиардные вложения. Откуда они возьмутся?

Ответа я не дождался и продолжил:

– Что же касается вина, вы лучше меня знаете, что настоящие хванчкара и киндзмараули могут производиться из сортов винограда, растущих только в одноименных селах Грузии. И их объемы настолько мизерны, что не могут приносить существенную прибыль. Сколь-либо значительному наращиванию производства они не подлежат. Весьма ограничены и мощности скважин, содержащих настоящее боржоми. Насчет же мандаринов и других фруктов… Прошу не обижаться, но тот, кто может покупать средиземноморские и африканские, вряд ли предпочтет грузинские фрукты. И основными покупателями ваших мандаринов еще долго могут быть лишь все те же ваши соседи по Советскому Союзу. А о чае грузинском давайте лучше промолчим. Вы его сами не пьете…

Реакция на мои предельно вежливо высказанные суждения последовала отнюдь не соответствовавшая чинной обстановке госдачи в Крцаниси. Мой оппонент банально полез в драку. Тогда уже считалось непозволительным перечить грузинским «вольнодумцам», свободомыслие и демократизм которых ограничивались лишь яростным антикоммунизмом и безудержным поношением «тоталитаризма Москвы и русских»…».

Поскольку автор приведенного отрывка является армянином, становится понятно почему он забыл упомянуть о том факте, что в те годы высшее руководство Армении стояло на тех же сепаратистских позициях, что и грузинское. В Армении тоже считали, что выживут без СССР: мол, поможет Запад, наши богатые диаспоры за рубежом (около 1 миллиона 800 тысяч армян жили за пределами Союза: в США – 650 тысяч, во Франции – 250 тысяч, в Иране – 200 тысяч, в Турции – 150 тысяч, в Ливане – 120 тысяч, в Сирии – 120 тысяч, в Аргентине – 85 тысяч и т. д.). Как пишет о событиях конца 80-х Б. Колоницкий:

«Армения стала восприниматься как один из очагов противостояния и «коммунистическому режиму Баку», и «имперскому центру». Участники антикоммунистических демонстраций в российских и прибалтийских городах поднимали армянские флаги… В Армении наладился своеобразный диалог между прагматичным крылом комитета «Карабах» и частью местной советской элиты, в некоторых ситуациях они выступали как союзники. В этом отношении Армения напоминала скорее республики Прибалтики, чем соседние Грузию и Азербайджан, где движение возглавляли диссиденты-националисты и представители радикальной молодежи, организовывавшие улицу…».

Как покажет будущее, надежды армянских националистов окажутся таким же мыльным пузырем, как и надежды националистов грузинских. После распада СССР именно эти республики погрузятся в кровавые конфликты и экономические катаклизмы. А ведь все это было понятно уже тогда, в конце 80-х. Та же Армения была чрезвычайно интегрирована в союзную экономику и значительная часть энергоносителей, сырья и комплектующих поступало туда из различных районов СССР. Достаточно сказать, что 79 % товаров, потребляемых в Армении, ввозилось извне. А большая часть продукции, произведенной в самой Армении, направлялась в другие союзные республики и только 2 % (!) промтоваров оставалась для внутреннего потребления. Но армянское руководство (так же, как и грузинское), забыв обо всем этом, избрало своим курсом сепаратизм.

В феврале 1988 года карабахский кризис вошел в свою критическую фазу: начались вооруженные столкновения между азербайджанцами и карабахскими армянами. Пролилась кровь. Естественно, в такой ситуации бороться с коррупцией в Армении или том же Азербайджане Москве стало несподручно и эта проблема была благополучно положена под сукно (если вообще рассматривалась всерьез).

Зато борьба с коррупцией в Узбекистане продолжалась. Причем на тот момент уже мало кто из непосредственных очевидцев ее сомневался в том, какие цели она преследует. Вот что, к примеру, рассказывает В. Лобко (в конце 80-х он был назначен очередным 2-й секретарем ЦК КП Узбекистана):