Текст книги "Голос призрака"

– Она ходила в город с драгоценными камнями, зашитыми в нижние юбки? – спросила я.

– Ей приходилось так поступать. Она не говорила нам о драгоценностях до тех пор, пока мы не оказались в лодке, пересекающей пролив.

– А что вы сделали, узнав об этом? Джонатан пожал плечами:

– Что мы могли сделать?

Мы не могли их там оставить.

Но наше беспокойство от этого усилилось. Жанна знала это, поэтому и не решалась ранее взваливать эту дополнительную заботу на наши плечи.

Как-нибудь я расскажу вас о некоторых приключениях, через которые мы прошли, обо всех наших страхах и уловках. Это займет недели. Во всяком случае, я никогда не смогу все это забыть. Когда мы наконец прибыли в Остенд, Шарло решил вернуться во Францию и примкнуть к армии. Конечно, Луи-Шарль отправился вместе с ним. Таким образом, я должен был переправить Софи и Жанну в Англию один. Я помню, как они стояли на берегу, провожая нас. – Он повернулся к матушке. – Шарло надеялся, что ты поймешь его. Он уверен в этом. Он хотел, чтобы ты знал, что он не мог спокойно жить в Англии, в то время как его страна ввергнута в хаос.

– Я понимаю, – сказала тихо моя мать.

Она была глубоко взволнована рассказом Джонатана, и Дикон смотрел на нее с тревогой.

Он поднялся и сказал:

– Пойдем наверх.

Они пожелал всем спокойной ночи и оставили меня, сидящей между Дэвидом и Джонатаном.

Некоторое время мы молчали. Я смотрела на огонь и видела там только одну картину: Джонатан в винной лавке с Мари… Странно, что из всех событий я думала именно об этом. Я представляла его в роли дурачка, едущего через всю Францию. Уверена, он наслаждался опасностью от всего происходящего… так же, как его отец. Дэвид возненавидел бы все это. Он увидел бы только убожество и тщетность всего предприятия.

Бревно развалилось, рассыпав сноп небольших искр. Джонатан поднялся и наполнил свой бокал портвейном.

– Дэвид? – спросил он, держа графин.

– Нет, спасибо.

– Клодина?

Я тоже отказалась.

– О, давай выпьем немного за мое благополучное возвращение.

Она налил вина в наши бокалы.

– Добро пожаловать домой, – провозгласила я. Его глаза встретились с моими, и я увидела голубые огоньки, которые я так хорошо помнила.

Ты был очень удачлив, – сказал Дэвид. – Что ж, с приездом.

– Мой дорогой брат, я всегда удачлив. – Он посмотрел на меня и нахмурился, затем, понизив голос, добавил:

– Что ж, не всегда, но почти всегда, и даже когда мне не везет я знаю, как исправить дело.

– Должно быть, были моменты, когда ты действительно думал, что пришел конец, – сказал Дэвид.

– Я никогда этого не чувствовал. Ты знаешь меня. Я всегда нахожу выход из положения, какой бы невозможной ни казалась ситуация.

– Ты очень уверен в себе, – сказала я.

– У меня есть для этого основания, Клодина, очень веские основания, уверяю тебя.

– Не удивительно, что Лотти была подавлена всеми этими откровениями, – вмешался Дэвид. – Эта винная лавка, в которой ты был с девушкой… это так отличалось от ратуши, где она провела ту ужасную ночь.

– Да, – сказала я. – Я помню ее рассказ о том, как толпа обыскивала дом и вино текло на улицу, прямо по булыжникам.

– Вояж нашего отца проходил в более драматической обстановке, чем моя поездка за Софи и Жанной, – сказал Джонатан.

– Ты привез их домой, и это самое главное, – возразила я ему в жаром.

– И благополучно спасся сам. Несомненно, это событие что-то значит для тебя.

– Много значит…

Он низко наклонился ко мне и сказал:

– Спасибо тебе, невестка. Вот кто ты теперь. До этого ты была сводная сестра, не так ли? Теперь ты и невестка, и сводная сестра одновременно. «Мой Бог!»– как они обычно говорят в этой погруженной во мрак стране, которую, к счастью, я покинул, – как все запуталось в нашей семье!

Мы молчали, потягивая портвейн и глядя в огонь. Я отдавала себе полный отчет в моих чувствах к Джонатану, и казалось символичным, что я сидела здесь между двумя братьями.

Я сильно волновалась. Все спокойствие, которое было в Лондоне, прошло; и что-то говорило мне, что оно никогда больше не вернется.

Я должна была уйти.

– Я устала, – сказала я, – и хочу пожелать вам спокойной ночи.

– Я скоро поднимусь, – отозвался Дэвид.

Я пошла в свою комнату и поспешно легла в постель. Это была ложь, что я устала. На самом деле мне вообще не хотелось спать. Я опасалась взглянуть в будущее. Дело было в Джонатане, в его нескольких довольно двусмысленных высказываниях, которые выбили меня из колеи.

Мне бы хотелось, чтобы он не возвращался домой. Но это было не правдой. Меня волновало то, что он вернулся. Я думала о будущей жизни с тревогой, потому что Джонатан, конечно, войдет в нее. Я боялась и все же ждала этого намного сильнее, чем раньше.

Когда Дэвид поднялся в спальню, я притворилась спящей.

Он нежно поцеловал меня, так легко, чтобы не разбудить.

Я подавила в себе желание обнять его за шею и ответить на его поцелуй. Я не могла этого сделать, так как боялась выдать охватившее меня возбуждение, которое, как он мог предположить, было вызвано возвращением Джонатана.

ГОЛОСА В КОМНАТЕ ПРИЗРАКОВ

На следующее утро матушка снова послала одного из слуг в Грассленд за ключом от Эндерби, так как предполагаемый покупатель, остановившийся в Эверсли, захотел осмотреть дом.

Слуга вернулся и передал слова управляющего о том, что миссис Трент с внучками уехали в город и вернутся только к обеду. Так как он не знает, где ключ, то не может прислать его, но, если мы будем в Эндерби в три часа дня, он уверен, что кто-нибудь подойдет к нам с ключом.

– Очень хорошо, – сказала мама.

Эндерби, если идти напрямик, находился не более чем в десяти минутах ходьбы от Эверсли, и Софи сказала, что с большим удовольствием пройдется пешком. Она отправилась вместе с Жанной, а я показывала им дорогу.

– Дом большой, – объясняла я, – а вскоре после четырех стемнеет, и у нас будет всего около часа на осмотр.

Но этого вполне достаточно, чтобы решить, хотите ли вы серьезно подумать о покупке. Если да, то мы могли бы оставить у себя ключ и прийти еще раз завтра. Возможно, вы сразу же решите, что в этом нет необходимости.

– Кажется, все настроены на то, что так и будет, – сказала Софи. – Но нам хотелось бы составить свое мнение, правда, Жанна?

Жанна подтвердила, что мадемуазель обычно так и поступает.

– Хорошо, я не буду настраивать вас ни за, ни против, – пообещала я.

Ноябрьский день, конечно, не лучшее время для посещения Эндерби. Был легкий туман, и капельки влаги повисали, подобно прозрачным бусинам, на сетях паутины, во множестве развешанной на неухоженном кустарнике.

Дом появился перед нами, серый, мрачный и, как мне показалось, похожий на призрак. Краем глаза я взглянула на Софи.

Она внимательно рассматривала его, но, так как капюшон скрывал от меня ее лицо, я не могла понять, нравится он ей или нет.

Как раз в это время из-за кустарника появилась миссис Трент; она держала ключ и улыбалась.

– А вот и ключ, мисс… О, теперь уже миссис. К этому надо привыкнуть.

Больше не мадемуазель де Трувиль, а миссис Френшоу.

– Да. Спасибо, что принесли ключ. Со стороны дома подошли ее внучки.

– Добрый день, – сказала я.

– Добрый день, миссис Френшоу, – поздоровались девочки.

Дороти – Долли – как зачарованная смотрела на Софи, и я заметила, что Софи тоже обратила на нее внимание. Должно быть, наличие физического недостатка во внешности обеих вызвало взаимную симпатию.

– Эта леди интересуется домом, миссис Трент, – сказала я. – Она почти не говорит по-английски. Это сводная сестра моей мамы.

– Что вы говорите! Неужели! Я отрою вам дверь. Когда ключами редко пользуются, с ними приходится повозиться. А, вот так!

Дверь открылась и мы вошли в холл. Софи взглянула на Жанну и тихо вздохнула.

Я прошла в дом вместе с ними. Я ожидала, что Тренты уйдут, однако они проследовали за нами.

– Господи, – сказала миссис Трент. – Я и забыла, как он огромен. Я никогда не заходила сюда, хотя у меня есть ключ. А вот там галерея менестрелей.

Мы наслышаны об этой галерее, не так ли?

– Да, – ответила я и достаточно подчеркнуто прибавила:

– Спасибо, миссис Трент, было любезно с вашей стороны принести ключ.

– О, не за что. Я и сама хочу все осмотреть. Девочки довольно много знают о нем, правда, девочки? Этот дом всегда интересовал их.

– Именно такой дом и может заинтересовать, – сказала Эви.

Я снова отметила, какая она хорошенькая: белокурые вьющиеся волосы и голубые глаза, обрамленные темными ресницами. Настоящая красавица или, может быть, казалась такой по сравнению со своей сестрой. Бедная малышка Долли! Грустное выражение ее лица вполне гармонировало с домом.

– Он производит большее впечатление, чем Грассленд, – сказала Эви.

– Разве, мисс?

Хорошо же ты говоришь о своем доме.

Когда-нибудь я навеки поселюсь в Грассленде. Тогда-то у нас появится приведение, выскакивающее из-за каждого угла.

Интересно, что подумали бы владельцы имения о миссис Трент как о его хранителе? Такими словами она явно не собиралась привлекать покупателей.

Я обратилась к ней с легким укором:

– Счастье, что мадемуазель д'Обинье не понимает вас, иначе это удержало бы ее от покупки дома.

Миссис Трент прикрыла руками рот:

– Мой длинный язык!

Он всегда так болтлив.. Эви выглядела смущенной, и я заметила, что Долли все время смотрит на сестру, как будто без нее чувствует себя неуверенно.

– Здесь есть кое-что из мебели, – продолжала миссис Трент, нисколько не смутившись. – Часть ее, наверное, вполне в хорошем состоянии. Она продается вместе с домом.

Учтите, будет необходим небольшой ремонт.

Я отошла от нее, чтобы проводить Жанну и Софи к лестнице.

– Хотите посмотреть все остальное? – спросила я. Ну конечно, – ответила Софи.

– На втором этаже есть неисправная половица, – крикнула миссис Трент – Эви – ты знаешь, где. Поднимись и покажи им.

Эви направилась вслед за Софи и Жанной наверх, туда же пошла л Долли, Я оглядывала холл. Пусть они сами осмотрят все, подумала я, надеясь, что Эви уйдет, как только покажет им неисправную половицу.

– Мне трудновато подниматься по лестнице, – объяснила миссис Трент. Она подошла ко мне. – Как вам моя Эви?

– Она очень привлекательна.

Миссис Трент просияла:

– Да. Этого нельзя отрицать. Я бы хотела, чтобы она хорошо устроилась в жизни. – В ее голосе появились грустные нотки. – Это не легко. В здешних краях меня никогда не любили. Люди ничего не забывают. Правда, время от времени меня приглашают в разные дома.

Но это совсем не то. Я хочу, чтобы моей Эви было хорошо. Я бы хотела видеть ее хозяйкой какого-нибудь большого дома… вроде этого.

Я подумала, что в подходящем окружении, подальше от своей бабушки, Эви могла бы привлечь внимание многих.

– Ну что же, у нее еще есть время, – ответила я.

– Я бы этого не сказала. Ей шестнадцать, скоро семнадцать, почти столько же, сколько вам. У вас все определилось. Все шло к тому, чтобы стать женой одного из них, не правда ли? И полагаю, не имело значения, кого именно.

Так или иначе, но на долю одного из них выпал лакомый кусочек.

Она была просто невыносима.

На верхней площадке лестницы появилась Эви.

– Ты показала им неисправную половицу?

– Да, бабушка. И рассказала, где нужно обратить внимание на другие.

– В этом доме многое требуется привести в порядок.

Где Долли?

– Она разговаривала с леди, которая с капюшоном.

– Они понимают друг друга?

– Не очень хорошо.

– Я схожу посмотреть, как там у них дела, – сказала я.

Я поднялась по лестнице, оставив миссис Трент и Эви в холле. Как эта женщина не понимает, что ведет себя нетактично? Она невежественна и плохо воспитана. Я хотела сказать ей, что если она так грубо и непродуманно будет вести себя, вряд ли удастся поймать мужа для внучки.

Софи и Жанну я нашла на втором этаже. Они обходили спальные комнаты.

– Просторные, – говорила Жанна, – их можно было бы сделать уютными.

Софи ответила:

– Но пришлось бы многое переделать.

– Вы получили бы удовольствие, занимаясь этим, – сказала ей Жанна.

Они поднялись по лестнице, Долли не отставала от них. Мне захотелось осмотреть комнаты. Я вошла в главную спальню с высокой кроватью под пологом на четырех столбиках. Я коснулась занавесей, которые почти рассыпались от старости в моих руках, но красивое резное дерево оказалось еще очень крепким, а фигурный шкаф на другой стороне комнаты, если его отполировать, будет выглядеть прекрасно. Да, действительно, вместе с домом продавалось и много хорошей мебели.

Однако Софи, конечно, не могла серьезно думать о его приобретении. Он слишком уж велик… для нее и для Жанны. Этому дому необходимы люди, много людей – веселая семья, приемы на Рождество и по другим поводам, танцы в зале.

Я прошла дальше в спальню поменьше, где однажды мне показалось, что я слышу голос. Я стояла в центре комнаты: кровать с пологом меньших размеров, чем в предыдущей комнате, но более современная и занавеси – тяжелый голубой бархат – в хорошем состоянии, хотя и очень пыльные; на стенах повсюду висела паутина.

«Комната с привидениями, – подумала я. – Здесь мне когда-то послышался голос».

И тогда я вновь услышала его. Тот же самый глухой голос, который произнес:

– За вами следят, миссис Френшоу.

Я в замешательстве оглядела стены, потолок, осмотрела все вокруг.

– Кто здесь? – пронзительно закричала я.

Тишина, потом отчетливо послышалось частое дыхание, негромкий смех… ужасный смех. Кто-то зло подшучивал надо мной.

Я подошла к двери. В коридоре никого не было.

Я вся дрожала. Зачем только я внушила себе, что могу услышать голоса в этой комнате? Здесь никого не было. Должно быть, я вообразила это, однако могла поклясться…

По лестнице спускалась Долли.

– Мадемуазель еще наверху? – спросила я.

– Да. Им нравится дом.

– Нет, – возразила я. – Им просто интересно. Она покачала головой.

– Нет, им нравится. Он устраивает леди. Это как раз то, что она хочет.

– Она ничего не решает поспешно.

Я вернулась в комнату, и Долли последовала за мной. У меня была прекрасная возможность рассмотреть ее. Изуродованный глаз временами придавал ей злобный вид, и все же все остальное в ней было таким утонченным, даже хрупким. Большие добрые глаза с густыми ресницами, тонкий, красивой формы нос. И если бы не уродующий внешность недостаток, она была бы красавицей, как сестра.

– Вам нравится эта комната, миссис Френшоу? – спросила она.

– Нет. Не думаю, что мне нравится что-либо в этом доме.

– А мне нравится дом, – сказала она почти восторженно.

Она стояла в центре комнаты, подняв глаза к потолку. Тогда я снова услышала это частое дыхание и негромкий, вызывающих смех.

– Кто это? – спросила я.

Долли удивленно уставилась на меня.

– Неужели вы ничего не слышите – кто-то… смеется?

Долли посмотрела на меня странным взглядом.

– Я ничего не слышу, – сказала она.

– Но смех прозвучал вполне отчетливо. Она покачала головой.

– Я ничего не слышала, – повторила она. – В старых домах бывает эхо.

Кроме того, кто это может быть? Здесь никого нет.

Я подошла к двери и выглянула наружу. Я чувствовала, что не хочу оставаться в этой населенной привидениями комнате наедине со странной девочкой.

Я заторопилась наверх, на следующий этаж. Софи и Жанна оживленно беседовали.

Жанна говорила о том, что необходимо сделать, как обставить дом, как использовать свободную площадь.

«Не может быть, – подумала я, – что Софи серьезно подумывает о покупке Эндерби».

На обратном пути в Эверсли Софи была очень задумчива. Конечно, говорила я себе, она не думает об этом серьезно. Есть что-то увлекательное в осмотре домов, прилаживая их к своим вкусам; кроме того, я помнила, что Софи только что пережила. Должно быть, она очень взволнована тем, что удалось спастись и появилась возможность обрести в другой стране свой дом.

Мама с Диконом ждали нас.

– Я надеялась, – сказала она, – что вы вернетесь до того, как стемнеет.

Как дела?

– Там были Тренты с ключом: бабушка и обе внучки.

– И что ты думаешь об Эндерби, Софи? Софи всплеснула руками и полузакрыла глаза.

– Я нашла его очень… интересным.

– О да, отлично. Никто не мог бы отрицать этого, однако… в качестве жилья.

Софи посмотрела на Жанну, которая сказала:

– Мадемуазель Софи хочет завтра снова осмотреть его.

– Значит, – заключила матушка, – ты не отказалась от этой идеи окончательно?

Софи выразительно покачала головой.

– Итак, вы идете завтра, – продолжала мама. – Ты пойдешь с ними, Клодина?

– В этом нет необходимости, – заметила Софи. – Дорогу мы теперь знаем, и ключ у нас есть.

– Я бы пошла… если только вы не хотите отправиться одна, тетя Софи.

Она улыбнулась мне:

– Хорошо, пойдем вместе… Но не пытайся отговорить меня.

– Мне бы и в голову не пришло это. Но вы не можете серьезно…

Софи повернулась к Дикону.

– Я бы хотела поговорить с вами насчет получения денег.

– Завтра рано утром я еду в Лондон, – ответил Дикон, – может быть, мы могли бы поговорить прямо сейчас.

– Я пройду в вашу комнату.

– Встретимся позднее, Лотти, – сказал он. – Не забудь, мы уезжаем завтра на рассвете…

Мама кивнула, и Дикон с Софи вышли, сопровождаемые Жанной.

Матушка с удивлением посмотрела на меня:

– Не думает же она покупать этот дом!

– Кажется, она склонилась к мысли приобрести его. Это восхитительное место. В общем-то, чем-то она подходит ему.

– Да. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Надеюсь, она не приобретет его и не будет жить там, подобно отшельнику.

– Она могла бы купить его?

– Думаю, и не только его Дикон видел драгоценности, которые они привезли с собой Право, они потрясающи. Граф был очень богатым человеком, одним из самых богатых во Франции, и, полагаю, его первая жена увеличила благосостояние семьи Как говорит Дикон, драгоценности эти не имеют цены и продать их не составит никакого труда. Конечно, иные беженцы стараются продать все, что им удалось вывезти, но вряд ли кто-нибудь из них обладает такой же коллекцией драгоценностей, какую привезла с собой Софи Жанна долгое время прятала их Она предусмотрительная женщина, кроме того, ее поездки в город и разговоры с людьми, должно быть, дали ей более ясное представление о происходящем, чем оно было у живущих в Шато. Софи вполне могла бы купить дом и жить там, финансово не завися от нас Она очень рада такой возможности, ведь, несмотря на то, что ей здесь оказан очень хороший прием, ей хочется жить самостоятельно, и я ее понимаю. Она не хочет зависеть от щедрости Дикона. Дикон говорит, что продажа Эндерби – чуть ли не единственная торговая сделка такой величины где-либо в стране. Он так долго пустует, и у него плохая репутация. Конечно, там пришлось бы очень много поработать, но, тем не менее, это выгодная покупка. Полагаю, в доме осталась кое-какая мебель Некоторые из предметов так велики, что их было бы трудно перевезти, разве что по частям. Не знаю, правда ли, но думаю, некоторые вещи находятся там с тех пор, как построен дом.

– Представь Софи и Жанну одних в этом доме Они бы наняли слуг, хотя., и, возможно, у них останавливались бы гости.

– Какие гости? Ты можешь представить Софи, устраивающую у себя приемы? О, Клодина, надеюсь, она не купит его. Мне никогда не нравился этот дом Мне хотелось бы, чтобы он разрушился., крыша и стены рухнули, птицы вили там гнезда, а крысы и мыши довершили бы разрушение.

– О, maman, как ты можешь выносить ему такой приговор, все-таки это дом. Да, в нем живут привидения и там я никогда не была бы счастлива, но приговаривать его к разрушению… это как осуждение человека.

– О чем ты толкуешь?

– Мы обе, наверное, говорим много чепухи… Как долго вы пробудете в Лондоне?

– Насколько Дикона задержит работа.

– Его работа… в банке?

– Да, иногда и в банке.

– То, что необходимо сделать в связи со смертью королевы Франции?

– Такие события затрагивают финансы. Значительные суммы.

– И Дикон вовлечен… я подозреваю, во многие дела.

– Дикон… – сказала она, коротко рассмеявшись, – он запустил руки во многие пироги.

– Секретные пироги… секретные даже для тебя, мама?

– Раз они секретные, он не мог бы рассказать даже мне, так ведь? И я не вправе была бы просить его об этом.

– Все это так таинственно! Я знаю, что Дикон – крупный землевладелец и банкир и в какой-то мере связан с политикой, а больше нам знать не дано. Но когда думаешь о том, каким образом он увез тебя из Франции… да, у него там, должно быть, много связей.

Она улыбнулась.

– Мне следует благодарить Бога, Клодина. Если бы это было не так, меня бы сейчас здесь не было.

Я обняла ее.

– И я благодарю Бога, дорогая мамочка. Не могу даже подумать об этом. Мир без тебя! Всегда оставайся здесь!

– Все, что я могу дать тебе, – это быть всегда здесь, любимая.

Я разжала объятия; ее улыбающиеся губы дрожали.

Она сказала:

Так что, Клодина, давай скажем «спасибо» за то, что есть, и не будем влезать в дела, которые не предназначены для наших голов. Теперь я должна идти. Я хочу убедиться, что укладывают именно те вещи, которые нам потребуются.

– Я могу помочь?

Она покачала головой.

Оставшись одна, я вышла в парк. Всякий раз, когда я думала о том, как близка к смерти была моя мать, душевное волнение и ужас переполняли меня и я чувствовала необходимость побыть одной, чтобы успокоиться и удостовериться, что все прошло. Все закончилось, говорила я тогда себе. С ней все в порядке. Мы больше никогда не позволим ей рисковать жизнью. Дикон никогда не допустит этого. Я была благодарна Дикону, моему могущественному отчиму, его любовь к ней была постоянной и сильной; он всегда будет заботиться о ней, и, так как никому не взять над ним верх, она будет в безопасности, пока находится под его защитой.

Влажный ноябрьский воздух холодил щеки. Было темно. Мне захотелось, чтобы дни поскорее стали длиннее, но эта пора наступит только после Рождества. Мои мысли вернулись к Эндерби, этому странному дому и услышанным мною голосам. Что же это значит? Кто-то скажет, что послышались голоса мне просто потому, что Эндерби был именно таким домом, где это можно было ожидать. Я знала о своей бабушке Сепфоре, которая именно в этом доме полюбила графа, и почти наверняка здесь была зачата моя мама. Этот дом имел большое значение в истории нашей семьи и, возможно, поэтому оказывал на меня такое воздействие. Моя бабушка влюбилась, разорвала свои брачные обязательства и сделала первые шаги навстречу насильственной смерти на площади французского города – и все это началось в Эндерби.

Но голоса? Я слышала их дважды. Звучали ли они лишь в моей голове? Та девочка сказала, что ничего не слышит. Однако она казалась немного рассеянной, а смех звучал негромко. Надеюсь, Софи решит не в пользу этого дома и найдет где-нибудь другой. Тогда я никогда больше не подойду к нему.

Пришла пора возвращаться домой. Скоро надо будет переодеваться к обеду. Интересно, Софи присоединится к нам? Пожалуй, она придет, так как захочет поговорить о доме. С другой стороны, она может предпочесть разговор о нем наедине с Жанной. Возможно, утром она изменит свое мнение. Будет ли Эндерби в утреннем свете выглядеть хоть немного менее зловещим? Не всегда одни и те же дома производят на разных людей одинаковое впечатление, как это происходит и с самими людьми. То, что кажется красивым для одних, не обязательно нравится другим; то же самое относится и ко злу: то, что может у одних вызывать желание избежать его, для других неотразимо притягательно.

Пересекая аллею, обсаженную кустарником, я услышала, как чей-то голос произнес: «Клодина!»– и чья-то рука схватила меня и втянула в тень кустов.

– Джонатан!

– Я видел, как ты выходишь из дома, – сказал он.

– Ну, и чего же ты хочешь?

– Чего я хочу? Глупый вопрос, не правда ли? Ты знаешь, чего я хочу и хотел всегда. Почему ты сделала это, Клодина? Почему?

Крепко сжав, он удерживал меня, не давая вырваться и увлекая все глубже и глубже в кустарник.

– Отпусти меня, Джонатан. Мне нужно идти домой.

– Сначала ты поговоришь со мной.

– О чем?

– Обо всем… о том положении, в которое я попал по твоей вине.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Его губы прижались к моим. «Нет, – подумала я. – Я должна уйти. Я боюсь его».

– Ты вышла замуж за моего брата.

– Что в этом удивительного? Этот брак был намечен заранее, и, кроме того, я хотела выйти за него.

– Ты хотела меня.

– Нет. Вспомни, ты просил меня об этом и я отказала.

– Это совсем не звучало отказом.

– Я имею обыкновение говорить то, что думаю.

– Не всегда, – возразил он. – Думаешь, я не знаю? Ты дрожишь.

– Потому что ты ведешь себя нелепо. Мне это не нравится, и я хочу пойти домой.

– Звучит как речь добродетельной матроны.

– Именно так… и я намерена ею оставаться. Ты в самом деле веришь в это?

– Джонатан, я спешу домой.

– Подожди…

Почему ты вышла замуж за моего брата? Почему ты это сделала?

– Потому что люблю его и хотела, чтобы он стал моим мужем.

– Любишь его! Что ты знаешь о любви?

– Думаю, гораздо больше, чем ты.

– У любви есть много сторон, Клодина. Они нужны тебе все. Мой брат больше знает о греческих философах, чем о любви.

– Я думаю, они специально занимались этим вопросом, чтобы получить немалые знания.

Он неожиданно рассмеялся:

– Клодина, ты знаешь, я не сдаюсь.

Я пожала плечами, но он схватил меня за плечи и встряхнул.

– Ты думаешь, я откажусь от тебя из-за какого-то бредового брака?

– Ты выбрал самое неподходящее определение. Ты увлекся и забыл о здравом смысле.

Рассмеявшись, он сказал:

– С тобой мне хорошо, Клодина. Все те отвратительные месяцы я больше всего желал быть с тобой. Ночью, лежа в траве и глядя на звезды над головой, понимая, что следующий день может быть моим последним днем, я представлял тебя рядом, как ты говоришь со мной, заставляешь меня смеяться и… как мы занимаемся любовью, Клодина.

– Вместе с девицей из винной лавки?

– А, ты запомнила… Я видел, как блеснули твои глаза, когда я рассказывал тебе о ней. Я знал, что ты думаешь. Я терпел ее только потому, что мысленно представлял на ее месте тебя. Вот какие чувства я испытывал к тебе. Ты моя, Клодина. И всегда была, с того самого дня, как приехала в Эверсли… во французском платье, с французскими манерами и забавным английским произношением. Именно тогда я полюбил тебя. А теперь ты респектабельная английская леди, и я люблю тебя еще больше. Любовь растет с каждым днем, и ты не можешь ожидать от меня, чтобы я отошел в сторону и сказал: «Все кончено. Теперь она жена моего брата. Adieu, милая Клодина, ты не для меня». Нет, ты создана для меня, Клодина. Ты… и никто не остановит нас.

– Чтобы прийти к такому решению, требуются двое.

– Оно неизбежно, когда двое чувствуют одно и то же.

– Если бы они пришли к обоюдному согласию, полагаю, все так бы и происходило. Однако это совершенно не относится к данному случаю. Это низки – делать подобные предложения жене твоего брата. Как ты смеешь предлагать мне заниматься с тобой любовью… если ты называешь это обсуждение любовью.

– Это не то, что называется заниматься любовью. Это только прелюдия к близости. Если мы не можем делать это с разрешения церкви, мы обойдемся без него.

– А если я расскажу матушке о твоих словах?

– Она тут же передаст их моему отцу.

– Он был бы взбешен твоим поступком.

– Напротив, он бы просто расхохотался и сказал: «Позволь им самим решить эту проблему». Мой отец очень мудр и имеет большой опыт в таких делах.

– А Дэвид… что если я расскажу ему?

– А, Дэвид, что сказал бы он? Это связано с тем, был ли подобный прецедент у греков, римлян или древних египтян. Он посоветовался бы со своими оракулами, которые указали бы ему, что следует делать – Джонатан, забудь все это. Женись. Остепенись Ты гораздо чаще находишься в Лондоне, чем здесь – Я буду там, где ты.

– Ты не подумал об этом, когда крайне легкомысленно присоединился к экспедиции во Францию и уехал, даже не сообщив нам.

Он привлек меня к себе и обнял.

– Я должен был уехать, Клодина. Это было совершенно необходимо. И должен был уехать тайно.

– Даже не сообщив отцу! Ты будто вышел.

– Отец знал.

– Однако он был удивлен.

– Не всегда верь тому, что видишь, – ответил он, пожимая плечами.

Я подумала, они вовлечены в тайные события.. Джонатан с отцом. Они занимаются торговлей, а заодно шпионажем в пользу своей страны.

Джонатан участвует в этом вместе с отцом. Я рада, что Дэвид не имеет к этому отношения.

– Завтра я уезжаю в Лондон, – сообщил он.

– Так ты едешь вместе с отцом и матерью? Он кивнул.

– Секретное дело? – спросила я. Он не ответил.

– Я скоро вернусь, – сказал он, и тогда…

– Ничего не изменится.

– Это и не нужно. Все будет, как сейчас.

– Значит…

– Ты также хочешь меня, как и я тебя, и я позабочусь о том, чтобы это как-нибудь уладить.

Несколько секунд он сжимал меня в объятиях, горячо поцеловал в губы и шею. Я позволила себе остаться в его объятиях… всего лишь на несколько секунд. Ведь он был прав.

С Дэвидом я никогда не испытывала такого сильного возбуждения.

Я вырвалась и заспешила домой. Он не последовал за мной, но я услышала сзади его негромкий, торжествующий смех.

На следующее утро, как только рассвело, Дикон, моя мать и Джонатан уехали в Лондон.

Ко мне в комнату зашла Жанна и, сообщив, что она и Софи снова отправляются смотреть дом, поинтересовалась, не хотела бы я присоединиться к ним.

Я согласилась, и меньше чем через полчаса мы уже шли в Эндерби окольным путем, по дороге. Такой путь немного длиннее, но после сильного ливня было слишком сыро, чтобы, как накануне, идти через поля.

В утреннем саду дом выглядел по-другому. Какое странное место! Должна признаться, что, несмотря на, казалось, исходящую от него опасность, он все же привлекал меня и я так же, как и обе мои попутчицы, горела желанием открыть его дверь и войти.

Софи объясняла:

– Что мне в нем нравится, так это то, что он стоит в стороне, особняком. Здесь не возникало бы чувства, что за тобой постоянно наблюдают.

«Да, – подумала я, – если не считать привидений и духов».

Мы стояли в холле, и атмосфера дома, подобно щупальцам, захватила меня.

– Зал, действительно, просто великолепен, – отметила я. – Ты предполагаешь устраивать здесь балы, тетя Софи? Представляю себе это: менестрели, играющие на галерее.

– Нет. Я не собираюсь часто устраивать приемы. Но зал мне нравится.

Возникает ощущение величия, и все же в некотором отношении он прост.

Прост? Вероятно, да, по сравнению с дворцом, где она провела детство.

– Подумай обо всех спальных комнатах, – сказала я. – Их двадцать.

И потом есть еще помещения для слуг на верхнем этаже дома.

– Нам понадобятся несколько слуг, – ответила Софи. – Твоя мать поможет нанять их.

Для нас это несколько затруднительно… из-за языка.

– Конечно, она будет очень рада помочь. И если я могу что-нибудь сделать, тетя Софи, я буду просто счастлива.

– Спасибо, Клодина. Ты хорошая девушка. О, будет так много работы.