Книга: Подросток былых времен - Франсуа Мориак

Вот тут начинается во-вторых. Как вы могли понять, знакома я с "нобелевскими" авторами не очень близко, они от этого теряют... да вообще-то ничего, а я не то что что-то теряю, но хотела бы знать о них больше. И тут снова речь о замкнутом круге, ведь мы вернулись к раздутому списку хотелок. А тут ну прямо-таки уникальная возможность. Совет во Флэшмобе. Пункт в Снаркомонах "Нобелевский лауреат". Звезды сошлись и с Луной мы в одной фазе, то есть сидели в кресле и читали "Подростка былых времен".

С трудом читали, прямо скажем. Я сама очень долго тупила, но и автор намеков делал минимум, выжидал прямо до последних страниц, в какую же эпоху собственно происходят события. Что это за былые времена-то? Предполагала, что речь где-нибудь как раз о 50-х (электричество и автомобили в наличии), но недогоняла, почему тогда никак, ни разу, вообще ни под каким соусом, даже вскользь, не упомянуты ни одна из мировых войн. И вот, буквально за пару страниц до конца выясняется, что речь шла собственно о конце 19 века - начале 20 века.... Етижи-пассатижи, чесслово. Но хоть выяснили! И на том спасибо.

В общем, подросток-переросток (так что да, другой вариант перевода "Дитя прошлого", на мой взгляд, более удачный, потому что двадцатилетний лоб - это уже ни черта не подросток) этот весьма скучный персонаж. Там и болезненная вера к Богу, и странные отношения с матерью (бесконечные вариации на тему, "Обещание на рассвете" где-то рядом там же, за углом поджидает), и общее впечатление от богатенького сыночка откровенно неприятное. Он то ли искренне наслаждается играми, в которые играют люди, вернее, он сам в них играет, ведь чужие игры его решительно раздражают и обескураживают!, то ли просто не знает, куда же приткнуться по жизни (даже если сделать скидку на то, что таким страдал каждый в юности, да и позже тоже...). Что обнадеживает? Финал предполагает, что наш господин Ален, придумав, что же делать дальше со своей жизнью (хотя на самом деле нет, потому что шляться по Парижу и, возможно учиться в университете - это еще не совсем то, что можно так назвать), наконец, действительно повзрослеет. Хотя черт его знает.

Какая таинственная алхимия преображает в моих воспоминаниях все ничтожные подробности, словно то, что они отошли в прошлое, дает им право на преображение!

Мне невдомек, почему у Мориака так мало читателей. Это вгоняет в тоску, но в то же время радует эгоиста внутри меня, который с удовольствием присвоил бы его себе. Только было бы это честно? Эту книгу нужно читать только в том случае, если у Вас есть возможность окунуться в неспешность повествования. Если есть возможность прочувствовать всю ее глубину, не отвлекаясь ни на какие внешние факторы. Роман написан в форме дневника от первого лица, ведущегося для близкого человека, который впоследствии должен его прочитать. То бишь, откровенности тут достаточно: не только перед другим человеком, но и перед самим собой. И эта честность, это безжалостное препарирование собственной души - это волшебно, но слабо поддается достойному описанию.

...только я один знал, каким чудовищем равнодушия могу я внезапно обернуться, и не только по отношению к другим, но и по отношению к самому себе.

Слова в этой книге - не просто слова. Они как маленькие иголочки, которые искололи мою душу изнутри. Они словно живой сгусток энергии, проникнувший в меня и оставшийся внутри. Это не слова - они словно души.

Все было нам еще рано знать, но все входило в меня и ничто теперь не должно пропасть.

Ассоциации:я сплю под барабанную дробь, стучащую в окно. Кажется, это дождь. Во сне я знакомлюсь с парнем. Нет, не так, я знакомлюсь с ним так, словно он - это я. Но он не видит меня. Такая удобная форма "общения": ты знаешь все, а о тебе - ничего.

Мне кажется, моя душа как бы еле тлела...

...

Эта книга располагает к раздумьям и медленному чтению. И, как и все хорошие книги, она, несомненно, попадает в разряд "о многом": О религии, которой здесь очень много, будьте готовы, если соберетесь читать. Только тут это вплетено в роман ненавязчиво, тонко и аккуратно.

О, они всегда готовы сжечь того, кто верит с открытыми глазами.

О противостоянии матери и сына.

Разделяющая нас пропасть его не смущает. Во всяком случае, он ни разу не пытался преодолеть ее. Мама, впрочем, тоже. Она меня любит, но я ее не интересую.

О противостоянии двух властных женщин. О красоте природы и истинной, глубокой, неизмеримой любви к ней. О смерти.

И вот я снова в молочном сумраке лунного вечера, и я такой же, каким всегда бываю в этот час, стою и впитываю в себя журчание Юра, и тихий шепот ночи, подобной всем другим ночам, и лунный свет, тот самый, что омоет могильный камень, под которым будет догнивать тело, когда-то бывшее мною. Время течет, как Юр, а Юр всегда тут, и пребудет тут вечно, и вовеки не остановит свое течение... Впору завыть от ужаса. А как же поступают другие? Они словно и знать ничего не знают.

О книгах. Кстати, "встретить" уже прочитанные мною было блаженством, ох, каким блаженством.

В тот год я впервые прочел в «Человеческой комедии» Бальзака «Блеск и нищету куртизанок»...

О писательстве. О недопонимании.

Да и вообще никто никому ничего не говорит. Я не знаю, в каком это кругу люди объясняются при помощи вопросов и ответов, как в романах, как в театре...

О любви и неспособности быть любимым. Об абсурдности жизни богатых людей. Насколько далеко готов пойти человек, если верит, что совершает "благо"?

Отгородимся от мира живых горами книг и музыкой тоже...

Ассоциации: Я проснулась. Ощущение, что изменилась. Но почему? Сам сон отошел на задний план. Лишь настроение все еще гнетет и не дает покоя.

— Что же скрывается под каждой из этих масок? Полагаю, нечто не слишком привлекательное... — Но я ведь не прошу тебя смотреть!

Мне так и не удалось не отождествлять автора и главного героя произведения. Не знаю, почему так. Быть может, это даже и к лучшему, ибо желание прочитать всего Мориака теперь живет внутри меня, и оно обязательно заставит меня справиться с этим. Словить бы подходящий момент...

Раз даны декорации, должна быть дана и пьеса. Почему же я в стороне? Потому что даруются нам только декорации, все остальное — это уж наше дело, а у меня — в восемнадцать лет, — у меня не было сил... Сил для чего? Ни для того, чтобы умереть, ни чтобы жить.