Текст книги "Разрыв по-римски"

Франсуаза Саган
Разрыв по-римски

* * *

Луиджи пригласил ее на коктейль, но это уже в последний раз. Она ничего не подозревала. И вот он отдает эту беловолосую женщину на растерзание львам – своим друзьям.

Сегодня он наконец-то развяжется с этой скучной, требовательной и претенциозной, а в общей-то, ничего особенного собой не представляющей и вовсе не такой уж чувственной женщиной. Решение это (он и сам не мог бы определить, как давно оно у него зародилось, хотя принял его сразу, без колебаний, в порыве гнева – когда они были на римском пляже) именно теперь, через два года, он приведет в исполнение. Герой попоек, празднеств, автомобильных гонок, с не меньшим азартом гонявшийся также за женщинами в самыми разнообразными, иной раз совершенно пустяковыми удовольствиями, и тем не менее редкостный трус в некоторых обстоятельствах, он объявит сегодня своей подруге об окончательном разрыве. И как ни смешно, для этой цели ему потребовалась вся кодла – сборище людей равнодушных и неискренних, а в общем-то, порою довольно славных в благожелательных – словом, тех, кого он называл «мои друзья».

Последние три месяца он совсем издергался, злился н нервничал по пустякам, а главное, явно избегал общества своей подруги, короче, внутренне созрел для того, чтобы расстаться с этой скучнейшей Ингой.

Скучнейшая Инга уже несколько лет считалась одной из первых красавиц среди «гостей Рима», и, как с гордостью говорили друзья Луиджи, была самой красивой из всех его любовниц.

Но вот минули два года, как проходит бог знает почему мода в одежде, и вот раздраженный до крайности Луиджи везет в своей машине по-прежнему прекрасную, но уже безмерно ему опостылевшую беловолосую Ингу на коктейль, которому суждено стать прощальным. Ему самому казалось занятный, что, в сущности, он собирается избавиться даже не от этой женщины, а от некоего ее образа, созданного окружающими, – ведь он хочет уйти вовсе не от этого профиля, от этих губ, этих плеч и бедер – от всего того, что в свое время обожал, почти боготворил (ибо человек он был чувственный), а от некоей схемы, от образа-символа, каким стала Инга для всех: «Знаешь Ингу? Ну, ту, которая с Луиджи?» И напрасно он старался внушить себе, проезжая по улицах Рима, что она создана из той же плоти, что и он сам, что в жилах ее бежит такая же кровь, все равно ему чудилось, будто он везет куда-то старую фотографию дамы в роскошном туалете, которая неизвестно как оказалась в его машине, и тем не менее те два года, которым суждено кончиться нынче вечером, существовали.

И чем более далекой становилась для него эта шведка, тем ближе ему были его итальянские друзья – этот маленький мирок, где можно встретить кого угодно: единомышленников, отчаянных забияк, неразлучных приятелей и более или менее постоянные пары. Короче, он оставит свою любовницу и постарается сделать это по возможности с шумом и треском, чтобы отрезать все пути к отступлению. Нельзя сказать, что он был совсем уж посредственностью, но его компания породила у него страх перед одиночеством, он привык, что рядом непременно должен быть кто-то из друзей, и ему было необходимо их одобрение.

Ингу они приняли как некую вещь, как некую прекрасную вещь. Белокурая, синеглазая, длинноногая, неизменно элегантная, она сразу же стала объектом домогательств – так домогаются первого приза в спортивном состязании. И Лунджи де Санто, тридцатилетний уроженец Рима, архитектор (прекрасное прошлое, прекрасное будущее), стал обладателем этого приза; привел ее к себе, добился ее любви – порой ему удавалось даже вырывать у нее слова признания, – и добился того, что эта северянка совершенно растворилась в их жизни – жизни южан. Впрочем, в этом не было никакого злого умысла, равно как и насилия, – Луиджи был слишком жизнерадостен и слишком уважал в себе мужчину, чтобы силой подавлять чью-либо волю. Но те удивительные, те бурные времена давно кинули, и теперь Инга все чаще сердилась. Все чаще и чаше слетали с ее губ слова «Стокгольм» и «Гетеборг», хотя он вообще-то пропускал мимо ушей все, что она говорила. Он много работал. И сегодня вечером, бросив на Ингу предательский взгляд, взгляд Яго, он вдруг почувствовал к ней какой-то интерес, что-то задело его любопытство, и он сам этому удивился, даже чуть-чуть встревожился. Через час-другой он навсегда распрощается с этой женщиной, с этим прекрасным лицом, с этим телом и с этой судьбой, о которых он, в сущности очень мало знал. Он, разумеется, тревожился вовсе не о том, как она воспримет их разрыв, ибо два года совместной жизни с человеком веселым, великодушным, но, в общем-то, далеким, вряд ли могут побудить на самоубийство женщину, тоже довольно веселую и великодушную и, в конце концов, тоже не ставшую ему по-настоящему близкой. Скорее всего, она просто уедет в какой-нибудь другой итальянский город, а может быть, и в Париж, и вряд л

...

конец ознакомительного фрагмента