Текст книги "Эхо далекой войны"

– Пока просто отдохните. Утро выдалось нелёгким для вас. А потом разберёмся.

Чингис поднялся и вышел. Следом за ним удалились и рабыни. Перед тем, как дверь закрылась, Таня бросила взгляд на Мальвину: она ничем не выдавала недавнее страдание или недовольство им. Неужели ей приятно быть игрушкой в руках Чингиса, который готов замучить её насмерть, только для того, чтобы надавить на непокорную пленницу?

Усталость и память о недавней боли брали понемногу верх, и Таней овладевала дремота. Вскоре она уснула.

– Танечка, милая! Сегодня исполняется месяц нашему знакомству!

– Ой, правда?! В самом деле! Андрюша, славный мой! Я и не заметила, как пролетело это время! Словно мы вчера познакомились! Если бы ты знал, как мне хорошо с тобой!

– Любовь моя, а мне с тобой ещё лучше! Позволь…

– Ой, милый, тебе, наверное, тяжело держать меня на руках?!

– Нет, любимая! Ты как пёрышко! Мне очень приятно ощущать тебя, касаться губами твоих колен, груди, шеи, рук, лица!

– Тогда я обниму тебя покрепче и сама расцелую! Милый, как приятно у тебя на руках! Но это эгоистично, опусти меня.

– На постель!

– Да, милый! Долой одежду! Хочу быть вся твоя!

Как приятна нагота – его, моя! Ощущение его губ, рук, всего тела! И я хочу пройти поцелуями каждый миллиметр моего милого Андрюши! Вот его зубы ложатся на мой сосок – и тотчас язык… Чуть-чуть больно, но как приятно… Ой! Больно!

Таня проснулась: с ней в постели был отнюдь не Андрей. Чингис! Воспользовался её сном, чтобы таким путём получить непокорную пленницу… Молодая женщина рванулась, как ужаленная, и сбросила с себя рабовладельца:

– Прочь от меня! Вы негодяй!

Чингис огорчённо вздохнул и нехотя встал с постели:

– Жаль! Ещё немного, и всё было бы как следует. А ведь вам, Танечка, понравилось начало. Я прав?

– Вы подложили мне в еду какое-то средство, возбуждающее половое влечение, не так ли?!

Чингис громко расхохотался, чем только укрепил подозрение:

– Ну что вы! Как я мог? Я же сидел во время завтрака рядом с вами! Если только это сделали повара по собственной инициативе. Если хотите, прикажу их наказать.

– Это подло! Вы насильник!

Весёлое выражение сошло с физиономии Чингиса.

– Выбирай выражения, Танечка! Если бы я был насильником, просто привязал бы тебя к кровати и сделал что хотел.

– Вы поступили почти так же!

– Если бы так же – ты уже была бы моя. Но не сомневайся, это произойдёт раньше или позже. Ты не сможешь долго сопротивляться инстинкту. Твоё счастье, что я люблю партнёршу, которая отвечает мне взаимностью.

– Разве это взаимность? Вы используете препараты!

– Возбуждаю в тебе голос природы. Что тут такого?

– Я не люблю вас!

– Ещё три минуты назад никто, глядя на тебя, этого бы не сказал.

– Мне снился муж! Андрей!

– А наяву – хозяин Чингис, намного лучше. Ладно, ты пока не готова, я потерплю. Однако всего два-три дня – и ты будешь извиваться от сладострастия и сама меня позовёшь.

– Я предпочту голодать!

– Смотри какая «Кавказская пленница»! И напрасно, только себя измучаешь. У меня миллион возможностей подчинить тебя, не только добавки к еде.

– Если вы возьмёте меня силой, я покончу с собой!

Чингис криво усмехнулся:

– Спасибо, что предупредила, я приму меры. У меня нет никакого желания рисковать тобой. Ты самая красивая рабыня, какая мне доставалась. Я даже не хочу давать тебе новое имя, оставайся Таней. Мне очень нравится твоё сопротивление, только придержи язык, не то снова выпорю, теперь уже безо всякого испытания. Знаешь, мне всегда хотелось получить рабыню, которая сможет сопротивляться подольше. Не год, конечно, но хотя бы неделю. Ну, как – сумеешь?

Таня не ответила, её всю сотрясала дрожь. Какая мерзость, использовал препараты, чтобы обмануть, подавить волю…

– Ладно, Танечка, отдыхай. В ближайшее время я тебя не трону, мне есть с кем удовлетворить желание, которое ты возбудила. Советую тебе всё-таки поспать. И не забудь выйти через три часа к обеду. Голодовка и бессонница только быстрее сломят тебя, а это будет неинтересно.

Перекошенная физиономия рабовладельца ясно говорила, что ему стоит немалых трудов не привести в исполнение свою угрозу – взять пленницу силой. Чингис негромко произнёс что-то гневное на незнакомом языке и вышел. Таня постаралась успокоиться и собраться с мыслями.

От еды, видимо, придётся всё-таки отказаться. От напитков тоже. Пить можно воду в ванной, да и то незаметно – вдруг Чингис исхитрится и туда что-нибудь подсунуть? Только ведь он со временем всё равно догадается. И как же быть?

Без еды получится продержаться месяц-два, может быть, три. Однако это не решение. Возможно, не давать заказ официанту, а брать блюда с кухни самой… Впрочем, скорее всего, подобные добавки кладут в пищу всем рабыням, так что это не спасает. Нужно искать выход отсюда. Обследовать самой это место.

Приняв такое решение, Таня встала с постели, накинула то же платье, что и в прошлый раз, надела туфельки и, позвякивая кандалами, вышла из комнаты.

Минут через двадцать прогулки, ноги пленницы невыносимо устали. Алюминиевые кандалы, такие невесомые и декоративные, не позволяли нормально идти, вынуждали семенить мелким шагом, а в сочетании со шпильками ещё и заставляли прислушиваться к каждому движению, чтобы не потерять равновесие, то и дело хвататься за стену, чтобы не упасть, не подвернуть ногу. Таня приметила в очередном коридоре скамеечку и присела отдохнуть.

Место, где её содержали – его впору было назвать дворцом – представляло собой многоэтажное сооружение. При этом по крайней мере четыре его этажа, набитые разнообразной техникой, уходили под землю – может, даже больше, ниже Таня просто не решилась спуститься из-за усталости. Окон в коридорах не было, все двери вели в какие-то помещения – жилые или служебные. В западной части дворца была огромная оранжерея, и там пленница приметила кое-что полезное в её положении: небольшой тонкий стальной прут, которым наверняка можно сломать злосчастные кандалы. Правда, тогда останется ошейник, и что с ним делать, Таня понятия не имела. Но даже если от него избавиться и как-то улизнуть из дворца, то куда деваться посреди пустыни, зловеще поджидающей непокорную пленницу за стенами? Из общих соображений, нужно идти на север… Пешком? Сколько удастся пройти в подобной обуви, даже если обломать каблуки?

– Хозяин вас зовёт, госпожа! – услышала она вдруг и обернулась: к ней направлялась из глубины коридора вторая знакомая служанка, имени которой Таня до сих пор не знала.

– Как вас зовут?

– Регина, госпожа! – девушка присела в учтивом реверансе.

– Я сейчас приду, – вздохнула Таня и поднялась с места. Ноги уже немного отдохнули, а обратно – вдоль по коридорам – идти пришлось минут пять. Тоже удовольствие ниже среднего – со скованными ногами, но…

– Убежать хотела, Танечка? – с усмешкой поприветствовал её Чингис.

– Разве отсюда можно убежать? Ведь ошейник наверняка передаёт моё местонахождение, – высказала Таня догадку. Судя по поднявшимся бровям Чингиса, не так уж ошиблась.

– Какая ты умница, Танечка. Самая красивая, умная, да ещё и преступления расследовать умеешь. Ты будешь украшением моей коллекции, – в голосе Чингиса послышалась насмешка. Таня промолчала. Она чувствовала, что за этими репликами кроется нечто более значительное, чем просто подкалывание. В голову пришло, что такой человек не может оставить без ответа провал своей попытки в постели менее часа назад. Он собирался утешиться с другой рабыней… Отчего же так быстро покинул её?

– Танечка, ты, кажется, не считаешь своё испытание закончившимся, – елейным голосом заговорил Чингис.

– Почему же? Я считаю, что прошла его и вы должны меня отпустить, но не хотите.

По физиономии Чингиса на мгновение мелькнула злобная гримаса, но он тотчас взял себя в руки.

– Я решил, что будет правилен компромисс: мы продолжим твоё испытание. Согласна?

Таня насторожилась.

– А зачем? Вы же в любом случае не согласны меня отпустить. А я не желаю стать рабыней. Наверное, это закончится тем, что вы меня убьёте. Что же, так тому и быть.

Чингис усмехнулся:

– Неужели ты думаешь, что всё закончится так плачевно? Нет, мы продолжим испытание. Если, конечно, – добавил он значительно, – ты не сдашься прямо сейчас.

– Не сдамся. Испытывайте, только не надейтесь, что я вас полюблю.

– Ничего, Танечка, я потерплю, – усмешка Чингиса становилась всё более зловещей. – Иди со мной, милая.

Таня не стала жаловаться на усталость в ногах – не хотелось радовать этой мелочью человека, решившего сломить её сопротивление болью, запугиванием и обманом. Как бы невзначай придерживаясь за стены, она направилась вслед за Чингисом в один из коридоров, в которые наведывалась полчаса назад. За ними шли три знакомые рабыни. Чингис открыл одну из дверей:

– Прошу, Танечка!

В это помещение она заглядывала мельком и не нашла здесь ничего примечательного. Судя по запаху, странному оборудованию и многочисленным ящикам, расставленным у стен, в этом просторном зале было нечто вроде рыбного цеха. А может, поблизости находились рыбные садки.

– Сюда, моя принцесса!

Женщина спустилась за Чингисом в небольшой проём посреди зала, и сердце неприятно сжалось: клетка… Высокая, но узкая клетка, одна стенка которой представляла собой толстую частую решётку, а три другие состояли из стальных прутьев. У Тани не осталось сомнений, что это жутковатое сооружение предназначено для неё. Чингис запрёт в эту клетку и продержит, пока пленница не сдастся?..

– Входи, моя дорогая Танечка.

Одна из стенок оказалась дверью, которую Чингис любезно открыл, приглашая даму. Таня вздохнула – что толку бунтовать? – и прошла внутрь. Дверца захлопнулась с лязгом. Сверху послышался странный звук, словно что-то спускается: Таня подняла голову – это был небольшой крюк на цепи.

– Подними ручки, Танечка!

Женщина подчинилась. На её запястьях защёлкнулись наручники, Чингис подцепил их крюком, а затем резким движением сдёрнул с пленницы платье. Подъёмный механизм снова заработал. Таня почувствовала, как непреодолимая сила тянет её скованные руки вверх, и негромко вскрикнула.

– Больно? Сдаёшься?

Таня промолчала: если сейчас начнётся пытка дыбой, будет трудно удержать контроль над собой и не сдаться. Но стать рабыней? Никогда…

– Держись, Танечка! Мне нравится твоя стойкость. У тебя в роду случайно партизан не было?

– Прадедушка партизанил под Вязьмой, – невольно ответила Таня и осеклась: не стоит откровенничать перед этим мерзавцем, издевательски играющим в джентльмена-плантатора.

– Не урони честь прадедушки! – рассмеялся Чингис и громко крикнул что-то на незнакомом языке. Послышался новый звук, и чернокожий парень вкатил на электрокаре огромный ящик. Запах рыбы, к которому Таня успела немного привыкнуть, резко ударил в ноздри, но теперь к нему примешивалось ещё что-то. Сверху спустился огромный крюк, подцепил ящик и бережно поставил его перед клеткой, в которой находилась Таня. Из ящика донеслось нечто похожее на рычание, и женщине стало не по себе. Там что – собака? Чингис собирается её, беспомощную, скованную по рукам и ногам, травить псом?

Парень подошёл к ящику, сделал что-то, и подъёмный механизм снова заработал, на этот раз убирая ввысь кожух. Таня обмерла: перед ней находилась клетка с небольшим крокодилом…

Животное злобно уставилось на пленницу, сердито заворчало, двинулось вперёд и открыло пасть, издавая омерзительный запах тухлой рыбы. Таня невольно отшатнулась и вскрикнула, но тотчас спину её обжёг удар бича, толкая вперёд:

– Держись, Танечка! Съесть он тебя не сможет, разве что легонько укусит!

Редкие прутья клетки крокодила позволяли ему немного просунуть пасть. Алчные челюсти защёлкали перед грудью Тани, обдавая её смердящими брызгами, а сзади на спину обрушился бич, вынуждая придвинуться к чудовищу. Пленница не выдержала, дёрнулась в сторону и завизжала от страха. Чингис громко расхохотался:

– Сдаёшься?!

Жёлтая пасть рвалась через тонкую преграду, зубы нацеливались на беззащитную женскую плоть, промахиваясь в каких-то сантиметрах, боль сзади жгла огнём, а хохот рабовладельца заполнял всё пространство…

Однако ужас боли и чудовища поплыл вдруг вдаль, утопая в белёсом тумане обморока, и Таня бессильно повисла на наручниках…

Она пришла в себя от прикосновения прохладной влаги. Таня открыла глаза: над ней хлопотала Мальвина. Молодая женщина огляделась: она лежала в своей постели. Запястья были в кровоподтёках, словно их жестоко давили.

– Ну что, Танечка, пришла в себя? – услышала она. В комнату хозяйской походкой вошёл Чингис. Таня не выдержала, отвернулась и заплакала от мерзкого ощущения: ещё несколько минут пытки крокодильей пастью – и сдалась бы…

– Чего же ты плачешь? – озадаченно проговорил Чингис. – Неужели трудно сдаться?

– Будьте вы прокляты!

Рабовладелец озадаченно кашлянул. Видимо, не такой реакции он ожидал от измученной пленницы.

– Ты очень испугалась?

Таня ответила не сразу: рыдания душили, хотелось умереть – из отвращения к рабству, из страха перед случившимся и угрозой его повторения.

– Да, я очень испугалась! Ещё немного – и я бы сдалась! Вы это хотели услышать? Радуйтесь! Да, я боюсь смерти больше, чем мне казалось! Но я всё равно не люблю вас! Ненавижу! Вы очень жестоки! Вам нравится причинять боль и страх!

– Альбине и другим хорошо у меня, – промямлил Чингис, озадаченный истерикой прекрасной пленницы. Таня ничего не ответила: рыдания снова навалились, душа и скручивая. Чингис вздохнул:

– Ладно, Таня, отдохни. Сегодня больше испытаний не будет.

Послышались удаляющиеся шаги. Дверь закрылась, но и после этого Таня долго не могла успокоиться. Она не вышла ни к обеду, ни к ужину, хотя Альбина заходила и приглашала. Только улучила момент, когда никого не было в коридоре, сходила в ванную и смыла с себя зловоние крокодильей пасти. А когда снаружи, в коридоре, затихли шаги, обещая ночной отдых, Таня задремала.

А в это время Чингис беспокойно расхаживал в своей обширной спальне. Ему не спалось и не хотелось сейчас ни одной рабыни, только Таню, а её отчаянное упорство сбивало с толку. Она сдалась, это несомненно. Тогда почему не признает это честно? Неужели плохо – жить в здешней роскоши, среди поклонения и забав? Разве не лучше, чем гоняться за преступниками в холодной Москве? О детях тоскует… Так пусть новых нарожает!

Что с ней делать теперь? Конечно, не убивать. И… крокодила больше не надо. Да, она невыносимо испугалась, но её обмороки слишком страшны. Её жалко? Да, но дело не только в этом. Она – как прекрасный хрусталь, который слишком легко разбить, но потом восстановить не удастся. Взять её силой? Обманом, как после завтрака? И что это будет за радость?

Андрей

– Ну, пора и познакомиться как следует! – радостно заявил Лёва, когда они вчетвером – он, Андрей Кароль, Олег Зелинский и Антон Лебедев – держа сумки со снаряжением и оружием, заняли места в самолёте.

– Мы с тобой давно знакомы, – усмехнулся Олег. – А про Андрея ты наверняка не раз слышал.

– Да, правда! Очень рад, что мы вместе проводим эту операцию! – Лёва, радостно улыбаясь, потряс руку Кароля, и тот постарался изобразить улыбку – что было нелегко: в голове вертелась одна лишь мысль о Тане.

– А это – подполковник ФСБ Антон Ильич Лебедев! – со значением в голосе добавил Зелинский. Глаза Лёвы широко раскрылись:

– Подполковник ФСБ?! Наша операция представляет интерес в плане госбезопасности?

– Ещё бы, – отозвался Лебедев. – Мы вообще слишком долго смотрели сквозь пальцы на все эти игры со скинхедами, слухами про подпольную тюрьму и так далее. И то, что наша гражданка похищена и увезена за рубеж, несомненно, нас тоже касается. Я не сомневаюсь, что она не единственная и не первая. Пора пресечь это безобразие.

– А я, – ответил Лёва, – майор милиции Высечкин Лев Семёнович. Координирую сотрудничество с милицией Узбекистана.

– Вы хорошо говорите по-узбекски?

– Притвориться узбеком не смогу, но объясниться – вполне.

Разговор быстро увял. Теперь, когда знакомство состоялось, все задумались о предстоящей операции. После продолжительной паузы заговорил Лебедев. Он обращался к Андрею, но было ясно, что это предназначается для всех:

– Андрей, я должен извиниться. Похоже, ты прав, за всеми этими преступлениями стоит нечто гораздо большее, чем серия совпадений. Мемуары я прочитал, правда, не всё понял даже со словарём. Надя поехала в Аргентину?

– Да, и уже навела шорох в Буэнос-Айресе.

– Что? – вскинулись все офицеры. – Она как-то причастна к тамошнему скандалу?

– Очень даже.

– И к отставке правительства?

– Да, её работа.

Лебедев закашлялся. После паузы сказал:

– Ну и кузница кадров у тебя, Андрей. Странно, что Надю в президенты там ещё не выбрали.

– Всему своё время, мой друг.

– Потом расскажешь, как это всё произошло, ладно?

– Могу сейчас.

– Нет, сейчас, дружище, ты мне изложи свою версию, что вокруг происходит. Помнится, ты ещё у меня в кабинете порывался, да тебя вызвали по делам.

Кароль пожал плечами:

– Заранее прошу не ругаться, версия сырая, меняется по мере поступления новостей, особенно из Аргентины. Так вот: мне кажется, что нацисты, осевшие там…

– Если они, конечно, существуют! – вставил Зелинский.

– Я почти уверен, что существуют, – кивнул Лебедев. – Ты можешь не перебивать?

– Извиняюсь. Продолжай, Андрей.

– Так вот, эти самые нацисты создали нечто вроде всемирной сети…

– Что? На какие деньги?

– Некоторые деньги они могли с собой привезти. Кроме того, что им мешало связаться с денежными тузами-единомышленниками?

– А именно?

– Хотя бы с нефтяными шейхами.

– На почве нелюбви к Израилю?

– Не только. Ты считаешь, они очень любят США и Россию?

– Может, и так, – кивнул Антон. – Только, знаешь… Арабы всё-таки семиты. Это как с точки зрения расовой теории?

– С арабами и другими мусульманами нацисты сотрудничали ещё во время Второй Мировой войны. Чего стоит только боснийская «горная» дивизия СС?!

– Кроме того, – поспешил вмешаться Высечкин, – не чураются же нацисты вербовать сторонников среди наших русских, славян. Власть важнее расовых заскоков.

– Э, э! – запротестовал Зелинский. – Только насчёт претензий на мировое господство не надо! Это знаете – чем отдаёт?!

– А что тебя смущает? Разве это не в традиции нацизма?

– Но на дворе двадцать первый век!

– Это не помешало современным рабовладельцам устроить перевалочный пункт в центре Москвы. Кстати, тоже связаны с бритоголовыми!

– Так, Андрей! – попытался урезонить друга Лебедев. – Если я правильно тебя понял, ты считаешь, что действует некий центр, связанный с нацистами в Аргентине и спонсируемый нефтяными шейхами?

– Не только. Думаю, с ними связаны и содержатели тюрьмы, которую раскрыл МУР.

– Да уж, этим господам всё равно, откуда брать деньги! – кивнул Лёва. – Чем рабовладение хуже расовой теории?

– А как быть с убийствами учёных? Это делается ради ослабления России?

– Во-первых – да, разумеется. Или ты в этом сомневаешься?

– А что во-вторых?

– Возможно, чтобы усилить антиамериканские настроения у нас. Не странно ли, что страны-победительницы Гитлера смотрят одна на другую с подозрением, ожидая каждый миг подвоха?

– Ну… Кто же виноват, что русофобия…

– По данным опросов, американцы относится к россиянам гораздо лучше, чем наоборот.

– Согласен, ксенофобия в нашей стране подогревается искусственно! – кивнул Лёва. – Вопрос – кем? Вы говорите: нацистами из Аргентины…

– Не только. Там всего лишь один из центров, зато неприметный и эффективный.

– Так, хорошо! – Лебедев легонько стукнул ладонью по подлокотнику кресла. – Как мы всё это видим? После войны, уцелевшие нацисты, спрятавшиеся в Аргентине, начали искать новые связи? Нашли родственные души на Ближнем Востоке и начали вести пропаганду, собирать сторонников в разных странах, включая Россию? И деньги на это дали нефтяные шейхи?

Наступило гробовое молчание. Борцы с криминалом неуверенно посматривали друг на друга, словно ожидая услышать ещё что-то. Сейчас, когда ответы на вопросы Лебедева должны были сформировать картину происходящего, даже Кароль не спешил сказать «да».

– Мне кажется, мы ставим телегу впереди лошади, – вздохнул, наконец, Андрей. – Давайте разберёмся, что происходит в Узбекистане. Возможно, к тому времени будут новости из Аргентины. И… простите, ребята, за эгоизм, но мне сейчас главное – забрать Танечку.

– Очень хорошо вас понимаю, – вздохнул Лёва. – А потому, Андрей Витальевич, позвольте сразу перейти к плану действий.

– Да, конечно!

– Так вот: примем как аксиому, что Таню везли самолётом.

– Ясно, что не поездом! – меланхолично отозвался Зелинский.

– А раз так, то это один из маршрутов, которые проследили диспетчеры воздушных трасс, которые пересекаются границей Узбекистана.

– Да, но вряд ли похитители высадились в международном аэропорту Ташкента. Зачем им проверка на таможне?

– Могли и высадиться – вдруг у них дипломатическая неприкосновенность? Или дали таможенникам хорошую взятку. И всё же более вероятно, что они летели на какой-то частный аэродром. Всё это не так трудно выяснить, как может показаться: это не самый оживлённый участок неба.

– Кроме того, – заметил Лебедев, – самолёт, в котором везли Танюшу, наверняка не Боинг-747. Какой-то небольшой, частный. Размером примерно с этот наш.

– Вот именно.

– Жаль, мы не запросили материалы у диспетчеров перед отлётом из Москвы! – вздохнул Зелинский.

– Мой друг, жалей про себя. Потому что я уже запросил и получил ответ.

– Что? – разом подскочили трое друзей. Лёва гордо усмехнулся:

– Пока вы тут трындели о политике, я анализировал данные, поступившие от диспетчеров. Самым вероятным я считаю маршрут из России через Казахстан.

– Да, конечно!

– А раз так, то подходящих всего три: два до Ташкента и один – на некий частный аэродром в паре сотен километров западнее столицы.

– Это они! – вырвалось у Андрея.

– Мой друг, следуй своему завету: никогда не хвататься за первую версию, – заметил Лебедев. – Хотя чувства я твои вполне понимаю. И всё же согласен: давайте начнём с этого варианта. Так где этот частный аэродром?

Надя

– Кошмар с этими автостоянками! – пожаловалась Надя Вите, тормозя перед гостиницей.

– Надеюсь, на севере этой проблемы не будет! – попытался утешить её жених.

– Да, там будет проблема автозаправок и поиска запчастей, – вздохнула красавица.

– Милая, не преувеличивай. Это же не африканские джунгли.

Они вышли из автомобиля, который арендовали после непродолжительных обсуждений: меньше зависимости от местного транспорта, да и багаж – не такой уж маленький, особенно у Нади – есть куда положить. Вошли в вестибюль гостиницы.

– Мадмуазель Надя! Вы позволите мне ехать с вами? – произнёс дрожащий голос. Молодая женщина обернулась: к ней обращался Эстебан, переминавшийся с ноги на ногу в стороне от столика администратора.

– Ехать с нами? Что вы имеете в виду, сударь?

– Ну… Вы же отправляетесь в Анды?!

Надя недовольно поморщилась.

– С чего вы взяли, сударь?

– Ну, как же! Вы взяли в прокате автомобиль!

– Мы действительно собираемся путешествовать по вашей стране, но пока не решили, поедем ли в Анды.

Лицо Эстебана выразило изумление:

– Как же так?! Путешествовать по Аргентине и не поехать в Анды?

– Может, и поедем, мы пока не решили, – как можно туманнее ответила Надя. – А откуда вы узнали, что я арендовала машину?

Эстебан покраснел:

– Видел случайно…

– А как же ваша работа?

– Мне дали отпуск! На две недели, по случаю успешного разоблачения банды среди полицейских!

– Хорошо, сударь, – кивнула Надя. – Я вам позже позвоню. Возможно, мы действительно поедем в Анды. Пока ничего сказать не могу.

Они с Витей прошли к лифту.

– Ну, Витя, что скажешь об этом попутчике?

– Он мне не нравится, – недовольно сказал молодой человек.

– Ты ему не доверяешь?

– Ну… Не знаю. Очень странно это всё. Как будто он следит за тобой. И откуда он знает про Анды?

– Витя, Эль Кондор де Фуэго – это не совсем Анды, скорее предгорье. Так что Эстебан или не знает точно, куда мы собираемся, или…

– Или слишком много знает и наводит туман.

– Надеюсь, ты не ревнуешь?

Молодой человек покраснел:

– Надя… Я действительно ревную, но дело не в этом.

– С другой стороны, – размышляла вслух Надя, – если с нами поедет местный житель, да ещё и полицейский…

– Для того района он не местный житель, а его удостоверение играет роль только на службе. Не думаю, что он станет нас сопровождать в полицейской форме.

– Милый, если ты против, я дам ему от ворот поворот.

Молодой человек вздохнул:

– Извини, Надя. Я, действительно, переборщил. Я не против, пусть едет с нами. Только…

– Ну?

– Если он к тебе полезет, я ему набью морду.

Париж, авеню дю Мэн, 3 января 1945 года

Они прогуливались втроём – Треппер, Жюльетт и Мигель. Со дня на день советский разведчик должен был отправиться в Москву, а пока хотел провести свои последние дни в Париже вместе с теми, с кем плечом к плечу добывал победу. Он уже оправился после страшных событий, случившихся в день освобождения Парижа, но выглядел не таким уверенным, как прежде, да в глазах его застыла невыносимая печаль, которая не уходила, даже когда он улыбался.

– Поздравляю вас с бракосочетанием! – неожиданно улыбнулся Треппер и лукаво посмотрел на своих спутников. Жюльетт и Мигель рассмеялись:

– Спасибо!

Их боевой товарищ был приглашён на свадьбу, но отказался, сославшись на секретность. Действительно, в последние дни за ним по пятам ходили советские «телохранители». Не вести же их с собой на свадьбу друзей.

– Тебе, Жюльетт, очень идёт флёрдоранж!

Новобрачная ахнула:

– Откуда вы знаете?

– Всё знаю, я же разведчик! Ладно, открою тайну: я вчера прогуливался возле мэрии, когда вы выходили оттуда, и видел вас. Извините, что не подошёл.

– Я всё понимаю, – вздохнула Жюльетт. Молодая женщина нежно прижалась к супругу, и тот ласково поцеловал её в висок.

– Что пишет Николя? – спросил Треппер.

– Они у Рейна. У них были бои, когда немцы рвались в Вогезы, но уже всё хорошо, наши победили и наступают! – заключила Жюльетт и снова улыбнулась, правда, на этот раз не так радостно – было видно, что она тревожится за брата. Треппер кивнул, его лицо погрустнело.

– Жан, можно мне спросить? – снова заговорила женщина. – Чем вы будете заниматься, когда вернётесь в Москву? Снова отправитесь в разведку?

– Нет, Жюльетт, какой из меня теперь разведчик – все знают. Да и устал я. Если всё будет хорошо, напишу книгу.

– Книгу! – с восхищением произнёс Мигель. – О разведке, да?

– Конечно, о разведке, – кивнул Треппер. – Но не только. Потому что разведка – не главное.

– А вам разрешат? – с сомнением в голосе спросила Жюльетт.

– Как могут не разрешить?! – с энтузиазмом воскликнул Мигель. – Жан – герой войны! Победитель!

– Спасибо, Мигель, но вы не совсем правы, – покачал головой Треппер. – Истинные победители в этой войне – это русский солдат, отморозивший ноги под Сталинградом, рядовой американской морской пехоты, зарывавший свой нос в красноватый песок Омаха Бич, югославский и греческий партизаны, сражающиеся в горах.

– И всё же я имела в виду другое, – с лёгким недовольством поправила Жюльетт. – Ведь там наверняка сплошная секретность!

Треппер пожал плечами:

– Конечно, обо всём написать не позволят. Да я и сам не хочу рассказывать некоторые вещи, чтобы не подвести нечаянно людей. Как знать, что скажут через десять лет здесь, на Западе, о человеке, о котором станет известно, что он работал на советскую разведку?

– Я понимаю, – с досадой произнесла Жюльетт. – Обо мне, значит, не напишете.

Треппер посмотрел виновато, но молодая женщина продолжила с неожиданным энтузиазмом:

– А знаете, тогда я сама напишу! Я ведь не подчиняюсь советским командирам, могу говорить что хочу. И дам высказаться всем, кто был со мной – Мигелю, Николя, Алис… Жаль, что Жаклин и её друзья – Полин, Андре, дядя Пьер, – уже никогда не скажут, – вздохнула она горько. – Правда, не знаю, опубликую ли это, – добавила она, запинаясь. – Возможно, это останется просто так, для себя и друзей.

– Напиши, Жюльетт, – улыбнулся Треппер. – Напиши всё, что считаешь нужным. Но главное – береги себя. Ведь ты и другие люди, подобные тебе – это и есть те, ради кого мы воевали. Будьте счастливы с Мигелем! И скорейшего пополнения вашей семье!

Молодая женщина смущённо улыбнулась и покраснела, а разведчик вздохнул:

– Что же, друзья, мне пора идти. Всего наилучшего вам!

Он повернулся и направился к своему дому, а новобрачные зачарованно смотрели ему вслед. Внезапно внимание Мигеля привлёк какой-то человек, отделившийся от угла соседнего дома и двинувшийся вслед за Треппером. Прежде чем женщина успела спросить, что происходит, Мигель подбежал к незнакомцу, но тот уже выхватил пистолет. Треппер не успел обернуться, когда Мигель ударил преступника по руке. Пистолет отлетел в сторону, оба – Мигель и киллер – бросились за ним и начали бороться.

– Люди, на помощь! – пронзительно закричала женщина и тоже кинулась к противникам. Те тяжело дышали, нанося удары: Мигель навалился сверху, но в какой-то момент его враг сумел подхватить оружие. Треппер уже понял, что происходит, бросился на киллера, но выстрел прозвучал раньше. Треппер ударил убийцу в голову, но Мигель лежал неподвижно: пуля попала ему в грудь. Разведчик бережно уложил своего спасителя рядом, на спину: рана была возле самого сердца. Треппер посмотрел на киллера: тот был мёртв.

– Цианистый калий, – глухо произнёс Треппер. – Всё-таки он успел выстрелить, а затем проглотил яд…

Неожиданно Мигель заговорил, хотя и еле слышно:

– Не понимаю… Где русские охранники?

Жюльетт, всё ещё надеющаяся спасти мужа, с мольбой посмотрела на своего былого командира. Тот вздохнул:

– Жюльетт, давай вызовем медицинскую помощь и полицию.

Париж, 8 мая 1946 года

Николя Боретур возвращался, хромая, из муниципалитета, где ему вручили сразу три ордена и пять медалей, английские и французские. Кажется, за Дюнкерк, Бир-Хакейм и Фалез, а может, что-то другое – какая разница? Вот если бы ими можно было оживить погибших ребят…

Он проходил, не спеша, постукивая тростью по булыжнику, мимо Нового Моста, когда услышал нечто знакомое:

– И сейчас поджигатели войны, американцы и англичане, готовят новые преступления! Мы должны остановить их немедленно, не то будет поздно! Отстоим мир любой ценой!

Николя обернулся: на мосту стояла группа подростков, человек двадцать, и среди них надрывался парень лет двадцати пяти. Николя остановился, подумал и направился к митингующим. Он подошёл к оратору в тот момент, когда тот выкрикнул:

– Нет ничего дороже мира!

Внезапно ярость вскипела в Николя, затопила его выше головы, выплеснулась…

– Ага! Вот это, например! – со злостью выкрикнул герой войны с Гитлером и с силой ударил пацифиста кулаком в зубы. Парень потерял равновесие, шагнул назад, споткнулся и упал, схватился за челюсть, со страхом глядя на рассвирепевшего ветерана. Николя постарался взять себя в руки: это не враг, не гитлеровец, а просто дурак, который не знает, какую цену приходится платить за «мир любой ценой». Не его бил Николя, а себя – такого, каким был всего несколько лет назад, когда уверял Жюльетт, что их не должны интересовать проблемы евреев, чехов и поляков.