Текст книги "Список убийств"

Фредерик Форсайт
Список убийств

Морской пехоте США – подразделению очень крупному, и британским «Следопытам» – подразделению совсем небольшому.

Первым – «Semper Fi»[1]1
  «Semper Fidelis» (лат.) – «Всегда верен!» – официальный девиз американской морской пехоты.


[Закрыть]. Вторым – «Лучше ты, чем я».

Frederick Forsyth

THE KILL LIST

Copyright © Frederick Forsyth, 2013

© Шабрин А. С., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке. Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Слово благодарности

Душевно признателен всем, кто помогал мне с информацией, содержащейся в этой книге. Как оно зачастую бывает, примерно половина этих людей предпочитают оставаться неназванными. Однако тем из вас, кто живет при свете, а трудится в тени, досконально известно, кто вы, и благодарность моя пребудет с вами.

Действующие лица

Проповедник – террорист

Ловец – охотник

«Серый Лис» Грэй Фокс – директор СОТП

Роджер Кендрик (он же «Ариэль») – компьютерный гений

Ибрагим Самир (он же «Тролль») – компьютерный гений

Джавад – «крот» ЦРУ в Пакистанской межведомственной разведке

Бенни – начальник подразделения «Моссад» (Тель-Авив) по Африканскому Рогу

Опал – агент «Моссад», действующий в Кисмайо

Мустафа Дардари – владелец «Масала пиклз»

Адриан Герберт – СРС, Секретная разведывательная служба Великобритании

Лоренс Фирт – разведслужба МИ-5

Харри Андерссон – шведский магнат-судовладелец

Стиг Эклунд – капитан контейнеровоза «Мальмё»

Уве Карлссон – курсант контейнеровоза «Мальмё»

Аль-Африт – глава сомалийского клана, предводитель пиратов

Гарет Эванс – посредник на переговорах

Али Абди – переговорщик

Эмили Балстроуд – чайная леди

Джамма — личный секретарь Проповедника

Дэвид, Пит, Бэрри, Дей, Кудряш и Тим – Следопыты

Предисловие

В темных и тайных недрах Вашингтона существует список, короткий и засекреченный. Он содержит имена террористов, представляющих для граждан и интересов США такую опасность, что эти люди подлежат безусловной ликвидации без каких-либо попыток ареста, суда или следствия. Этот перечень именуется не иначе как «Список убийств».

Еженедельно по вторникам в Овальном кабинете этот список рассматривается на предмет возможных изменений коллегией из шести человек во главе с президентом. Должностной состав все время один и тот же – ни одним человеком больше, ни одним меньше. В коллегии неизменно присутствует действующий директор ЦРУ, а также четырехзвездный генерал, командующий самым крупным и самым грозным в мире частным воинским контингентом. Речь идет об ОКСО – Объединенном командовании спецопераций, структуре настолько засекреченной, что само ее существование до сих пор толком не подтверждено.

Холодным весенним утром 2014-го «Список убийств» пополнился новым именем. Этот человек был настолько неуловим, что как его зовут на самом деле, никто и не знал, а громадная машина антитеррора США не обладала его портретным описанием. Чем-то этот фигурант напоминал Анвара аль-Авлаки – йеменского фанатика американского происхождения, злопыхавшего своими проповедями по Интернету вплоть до момента, когда его в 2011 году сразила ракета, пущенная в небе Йемена американским беспилотником; так же, как и он, этот новый фигурант «Списка» проповедовал в Сети. И такова была сила его слов, что молодые мусульмане различных диаспор начали перетекать в ультрарадикальный ислам и совершать убийства от имени своего нового вероучителя.

Как и аль-Авлаки, свои проповеди новый фигурант излагал на безупречном английском. Имени у него не было, а потому в «Списке» он значился просто как Проповедник.

По итогам вторничной встречи была выпущена директива, которую командующий ОКСО перенаправил СОТП – службе, законспирированной настолько, что девяносто восемь процентов командного армейского состава о ней представления не имеют. СОТП – это, по сути, довольно компактное подразделение, базирующееся в Северной Вирджинии, в задачи которого входит охота на террористов, что скрываются от карающего правосудия США.

В тот день под вечер директор СОТП, известный по официальным каналам как Серый Лис, зашел в кабинет своего старшего охотника и выложил перед ним на стол лист, где значилось единственное:

«Проповедник. Выявить. Обнаружить. Уничтожить».

Внизу стояла подпись главнокомандующего, то есть президента. Что делало эту бесхитростную бумагу президентским распоряжением. Директивой.

Человек, который пристально изучил указ, являлся засекреченным подполковником морской пехоты, который в свои сорок пять был известен как этому зданию, так и внешнему миру единственно своим кодом: «ЛОВЕЦ».

Часть первая
Задание

Глава 01

Спроси его кто-нибудь, Джерри Дермотт, положа руку на сердце, готов был поклясться, что за всю свою жизнь никому не сделал зла и смертной участи никак не заслуживал. Но это его не спасло.

В Бойсе, штат Айдахо, стояла середина марта. Зима сдавала свои позиции, но делала это неохотно: горные вершины вокруг столицы штата все еще дремали под снежными шапками, а задувающий оттуда ветер был по-прежнему льдистым и пронизывающим, отчего пешеходы на улицах зябко кутались в теплые пальто. Именно такой была погода, когда из здания легислатуры штата на Вест Джефферсон-стрит 700 вышел конгрессмен.

Из главного входа в желтоватый Капитолий лестница вела вниз на улицу, где госчиновника уже ждал припаркованный лимузин. Степенно кивнув полицейскому, дежурящему на ступенях у портика, конгрессмен увидел, как Джо – шофер, долгие годы служащий ему верой и правдой, – уже обходит автомобиль, собираясь открыть заднюю дверцу. Не заметил он лишь закутанной фигуры, поднявшейся с тротуарной скамейки и неторопливо пришедшей в движение.

Перёд длинного пальто на ней был расстегнут, но полы изнутри удерживались руками. Макушку идущего обтягивала поношенная шапочка, однако в глаза (если бы кто-то посмотрел, а смотреть было некому) бросалось скорее не это, а то, что вместо джинсов или брюк из-под пальто выглядывает что-то вроде сероватого платья. Как позднее установится, арабский дишдаш.

Джерри Дермотт уже почти поравнялся с дверцей, когда его окликнули.

– Конгрессмен, – произнес мужской голос.

Джерри обернулся. Последнее, что он увидел в жизни, это смуглое лицо, смотрящее как будто сквозь него и куда-то вдаль задумчиво-маслянистым взором. Затем пальто опало, обнажив уставленные в конгрессмена стволы короткоствольного дробовика, что висел внизу под одеждой.

Позднее полиция установит, что оба ствола одновременно пальнули крупной картечью, а не дробью, которой охотятся на мелкую дичь. Расстояние составляло примерно три метра, и из-за близости разброс из укороченных стволов оказался достаточно велик. Стальные шарики угодили не только в Джерри, но разлетелись по обе стороны, попав в том числе и в шофера, который в растерянности отпрянул. Под пиджаком у него был пистолет, но руки он поднес к раненому лицу и воспользоваться оружием не успел.

Все происшедшее видел полицейский на лестнице, который выхватил табельный «кольт» и бросился вниз по ступеням. Нападавший вскинул обе руки вверх и, потрясая дробовиком, что-то пронзительно прокричал. Офицер, не зная, был ли произведен выстрел из второго ствола, сам выстрелил три раза. С семи метров, да еще и с усердной практикой в тире, промахнуться он не мог.

В грудь нападавшему ударили три пули, откинув его назад; стукнувшись спиной о лимузин, он отлетел и замертво упал лицом вниз, прямо в желоб водостока. Глазам нечаянных очевидцев, появившихся из-под портика, предстали два поверженных тела, оторопело уставившийся на свои окровавленные руки шофер, а также полицейский в боевой стойке с уставленным вниз пистолетом. Очевидцы метнулись обратно в здание за подмогой.

Оба тела доставили в городской морг, а шофера – в больницу, где врачи извлекли ему из лица три увесистых металлических горошины. Конгрессмен был мертв (свыше двух десятков шариков в сердце и легких). Мертв был и его убийца.

Последний, распростертый нагишом на каменном столе, опознанию не подлежал: каких-либо документов или бумаг, удостоверяющих личность, при нем не оказалось; если не считать бороды, то на теле, что примечательно, не было даже волос. Однако уже к вечеру его портрет, помещенный в газетах, обернулся двумя звонками. Информаторами оказались декан периферийного колледжа, где обучался этот, как выяснилось, студент родом из Иордании, а также хозяйка дешевого пансиона, узнавшая в нем одного из своих жильцов.

Прибывшие с обыском детективы вывезли из его комнаты кипу книг на арабском языке, а также ноутбук. Содержимым последнего занялись в полицейской лаборатории. И вот здесь полиции открылось нечто, с чем она прежде не была знакома. Жесткий диск ноутбука содержал целый ряд каких-то не то лекций, не то проповедей, вещала которые – причем на хорошем английском – некая фигура в маске, пламенно взирающая с экрана.

Суть послания была брутально проста. Истинно правоверный должен перековаться из вероотступничества в настоящий ислам. Исполнившись в душе стойкости, он должен истребить в себе слабость и доверчивость, проникнуться идеей джихада и стать через это истинным и верным воином Аллаха. Тогда, изыскав себе для возмездия сколь-либо значимого служителя шайтана, он должен отправить его в ад, а сам принять мученическую смерть шахида, и тогда он вознесется в рай, где вовеки пребудет с Аллахом. Таких проповедей насчитывалось добрых два десятка, все на один манер и с той же развязкой.

Материал из полиции поступил в офис ФБР по Айдахо, а оттуда его целиком переслали в Вашингтон, непосредственно в Эдгар-Гувер-Билдинг. В штаб-квартире Бюро материал удивления не вызвал. О Проповеднике там уже были наслышаны.

Восьмого ноября у миссис Люси Карсон начались схватки, и ее отвезли прямиком в родильное отделение госпиталя Кэмп-Пендлтон, штат Калифорния, по месту службы ее мужа. Через два дня на свет появился ее первый и, как оказалось, единственный сын.

Его назвали Кристофером, в честь деда по отцовской линии, хотя впоследствии старший офицер морской пехоты стал зваться исключительно Крисом; младенцу при рождении еще и дали прозвище «Кит», во избежание путаницы с легендарным колонистом из приграничья. Символично, хотя тоже случайно, совпала и дата его рождения: десятое ноября – день, когда в 1775 году был основан американский Корпус морской пехоты.

Капитан Элвин Карсон в это время находился во Вьетнаме, где бои были в самом разгаре (им там суждено было громыхать еще пять лет). Впрочем, на тот момент срок службы Карсона на чужбине уже близился к концу, и на Рождество ему дали отпуск домой, повидаться с женой и двумя дочурками, а также обнять сына.

После Нового года он снова отбыл во Вьетнам, с тем чтобы в 1970-м опять – и теперь уже окончательно – возвратиться на базу морской пехоты в Пендлтон, которая к этой поре значительно расширилась. При отсутствии дальнейших назначений Элвина семья три года провела в Пендлтоне, где у отца была возможность спокойно наблюдать, как его сын из ползунка вырастает в четырехлетку.

Здесь, вдали от смертоносных вьетнамских джунглей, семья жила размеренной «городошной» жизнью, протекающей между кварталом для семейных, необременительной кабинетной службой, клубом, а также гарнизонным кафе и церковью. В свободное время Элвин учил здесь сынишку плавать в искусственной лагуне. И вообще те годы в Пендлтоне он потом вспоминал как самые счастливые и безмятежные.

В семьдесят третьем последовал очередной перевод «для семейных» в Квантико, под Вашингтон. В ту пору Квантико еще представлял собой обширную малообжитую пустошь – царство комаров и клещей, где кроха-сын увлеченно гонял по перелескам енотов и белок.

Семья Карсонов все еще пребывала на базе, когда госсекретарь Генри Киссинджер и товарищ Ле Дык Тхо из Северного Вьетнама подписали под Парижем соглашение, официально положившее конец десятилетию зверств и кровопролития, ныне известному как Вьетнамская война.

Тогда Элвин Карсон – теперь уже майор – возвратился во Вьетнам в третий раз. И снова обстановка здесь была до предела накалена: северовьетнамская армия в это время готовилась в нарушение парижских соглашений напасть на юг страны. Отбывать на родину Карсону и другим американцам пришлось скоро и в убыстренном темпе – а если точнее, то в безумной толкотне на крыше посольства, откуда в аэропорт улетал последний вертолет, на который еще надо было протолкнуться.

Все эти годы его сынишка Кит проходил все нормальные для американского мальчишки стадии роста: школа, каб-скауты, бейсбол в «малой лиге». В семьдесят шестом майора Карсона с семьей перевели на третью по величине базу морской пехоты – в Кемп-Лиджен, штат Северная Каролина.

В качестве заместителя комбата майор Карсон оказался прикомандирован к Восьмому штабу морпехов на улице «С» и вместе с женой и тремя детьми квартировал в протяженном квартале для семейных. Насчет того, кем предстоит стать его подрастающему сыну, в семье особо не обсуждалось. Мальчик рос под крылом двух семей: Карсонов и корпуса. По всей логике, он должен был последовать стезей отца и деда в курсантскую школу и по жизни носить погоны.

С семьдесят восьмого по восемьдесят первый майору Карсону выпало назначение, так сказать, «не по годам»: на море в Норфолк, где на южной стороне Чесапикского залива в Западной Вирджинии располагается крупная военно-морская база. Семья проживала на территории базы, в то время как сам майор вышел в море на линкоре «Нимиц», гордости американского морского флота. Именно с его борта он наблюдал за провалом операции «Орлиный коготь», известной также как «Пустыня Один» – неудавшаяся попытка спасти американских дипломатов, которых удерживали в заложниках студенты – поборники исламской революции аятоллы Хомейни.

Майор Карсон стоял на крыле мостика, наблюдая в морской бинокль, как восемь громоздких грузопассажирских «Си-стэллионов» с ревом снимаются с палубы и берут курс на побережье в поддержу «зеленым беретам» и рейнджерам, на которых лежала задача освободить дипломатов и доставить их в безопасное место близ побережья.

После на его глазах они кое-как возвратились, причем не все. Первые два срезались еще над иранским берегом, где угодили в песчаную бурю, не имея противопесчаных фильтров. Затем еще один, груженный ранеными с одной из тех «стрекоз», врезался в ветровое стекло «геркулеса», превратив его в пылающий болид. Память о том фиаско по вине чьего-то безрассудного плана грызла потом Карсона всю оставшуюся жизнь.

С лета 1981-го по 1984-й Элвина Карсона, теперь уже подполковника, отправили вместе с семьей через океан в Лондон, в качестве атташе морской пехоты США при посольстве на Гросвенор-Сквер. Кит поступил в американскую школу в Сент-Джон-Вуде. Это были времена Маргарет Тэтчер и ее замечательного партнерства с Рональдом Рейганом. Те годы в Лондоне мальчик потом вспоминал с большой отрадой.

Вспыхнул и заглох конфликт на Фолклендах. За неделю до того, как британский контингент вошел в Порт-Стэнли, в Лондон с государственным визитом прибыл Рональд Рейган. Послом, а также самым популярным американцем в городе стал Чарли Прайс. Чередой тянулись балы и вечеринки. Семья Карсонов в ходе официальной церемонии была представлена королеве Елизавете. Четырнадцатилетний Кит Карсон впервые втюрился в сверстницу. А его отец тем временем прошел двадцатилетний рубеж службы в морской пехоте.

Полковника Карсона повысили до командования Вторым батальоном Третьего полка морской пехоты и перевели с семьей служить на Гавайи, в Канеохе-Бэй. Для его сына-тинейджера это было самой разудалой порой серфинга, ныряния с маской, рыбалки и живейшего интереса к девушкам.

К шестнадцати он уже развился в угрожающего вида «качка», однако, судя по успеваемости, от мышц не отставал в развитии и мозг. Когда отца через год вместе с очередным повышением отправили обратно на материк, Кит Карсон уже состоял в «скаутах-орлах», а также в Учебном корпусе офицеров запаса. Словом, стало проглядывать вполне логичное жизненное предназначение: вслед за дедом и отцом пополнить ряды офицеров морской пехоты США.

Впереди уже манило поступление в колледж. Кита послали в Уильямсберг, штат Вирджиния, где он четыре года обучался в престижном Колледже Вильгельма и Марии, специализируясь на истории и химии. Ну и, понятно, были три долгих периода летних каникул, которые он посвятил обучению парашютному спорту, плаванию с аквалангом и Школе подготовки офицеров в Квантико.

Школу он окончил весной 1989-го в возрасте двадцати лет, параллельно получив диплом колледжа и одинарную «шпалу» второго лейтенанта Корпуса морской пехоты. На выпускную церемонию приехали мать с отцом (теперь уже однозвездным генералом[2]2
  Т. е. бригадным генералом.


[Закрыть]), оба разрываясь от гордости за сына.

Первое назначение последовало перед Рождеством, в Школу морской пехоты; затем до марта 1990-го было Училище пехотных офицеров, которое Кит закончил с отличием. После этого он обучался в Школе рейнджеров в Форт-Бенинге, штат Джорджия, и уже с рейнджерскими петлицами был направлен на калифорнийскую базу Твентинайн-Палмс.

Здесь он прошел обучение в Наземно-воздушном боевом центре, который именовался не иначе как «Ноги», и был на той же базе определен в Первый батальон Седьмого полка. Случилось так, что 2 августа 1990 года на Кувейт напал человек по имени Саддам Хуссейн. Тогда американские морпехи отправились на войну; в их числе был и лейтенант Кит Карсон.

Когда было решено, что нападению Саддама Хуссейна на Кувейт следует дать отпор, была сформирована международная коалиция, войска которой расположились вдоль проходящей по пустыне границы между Ираком и Саудовской Аравией, от Персидского залива на востоке до иорданской границы на западе.

Американцы прибыли в виде экспедиционного корпуса морской пехоты под командованием генерала Уолтера Блумера, куда входила и Первая дивизия генерала Майка Майатта. Где-то в не различимых сверху низах служебной иерархии там присутствовал и второй лейтенант Кит Карсон. Дивизия разместилась на самой восточной оконечности коалиции; правее находились лишь синие воды залива.

Первый месяц – одуряюще жаркий август – протекал в кипучей и не сказать чтобы очень разумной активности. Дивизия со всем своим вооружением и артиллерией должна была высадиться и развернуться в назначенном секторе. Покой доселе дремливого нефтяного порта Эль-Джубайль взбудоражило прибытие целой армады грузовых судов со снаряжением, которое надлежало разгрузить, заскладировать, а затем снабжать им целую дивизию американских войск. В итоге свое боевое предписание Кит Карсон выслушал лишь в сентябре. Произнес его кислый лицом и едкий на язык пожилой майор, вероятно, пересидевший повышение в звании и ставший из-за этого брюзгой.

Итак, майор Долан со скучливой неспешностью бороздил глазами личное дело нового офицера. Наконец глаза его, похоже, выудили что-то не совсем обычное.

– Так вы подростком какое-то время жили в Лондоне? – поднял он взгляд.

– Так точно, сэр.

– Мутные они типы, эти британцы. – Майор Долан завершил ознакомление с папкой и, закрыв, положил на нее локти. – С запада мы тут соседствуем с их Седьмой бронетанковой бригадой. Называют себя «Крысами пустыни». Тоже мне: своих собственных солдат обзывать крысами… Муть.

– Видимо, сэр, не крысами, а сурикатами.

– Э-э… кем?

– Сурикаты. Африканские зверушки, чем-то похожие на мангустов. Это у англичан повелось со Второй мировой, когда они в Ливийской пустыне воевали с Роммелем. Именно он и звался Лисом Пустыни. Сурикаты же – зверьки помельче, но шустрые: так просто не ухватишь.

Майора Долана эрудированность подчиненного не впечатлила. Скорей наоборот.

– Вы мне, лейтенант, не умничайте. Нам тут с этими крысятами ютиться бок о бок, как-то ладить… В общем, генералу Майатту я ходатайствую о вашей засылке к ним офицером связи. Свободны.

Все пять месяцев, что объединенные воздушные силы коалиции «разжижали» состав иракской армии, убавляя его до половины (требование командующего генерала Нормана Шварцкопфа перед началом решительных действий), силы союзников оказались вынуждены прозябать в духоте пустыни. Часть этого времени связь между британским и американским воинскими контингентами, доложившись командиру Седьмой бронетанковой бригады британскому генералу Патрику Кордингли, обеспечивал лейтенант Кит Карсон.

Надо сказать, что американские солдаты в большинстве своем не имели ни возможности, ни энтузиазма познакомиться, а уж тем более проникнуться самобытной арабской культурой вообще и саудовцев в частности. Карсон же со своей природной любознательностью составлял, можно сказать, исключение. Среди британцев он заприметил двоих офицеров, знающих начатки арабского языка настолько, чтобы сконструировать из них несколько куцых фраз. Посещая по долгу службы Эль-Джубайль, он пять раз на дню слышал призывы к молитве и наблюдал, как фигуры в просторных халатах простираются ниц и в ходе намаза раболепно припадают лбами к земле.

Он взял себе за правило приветствовать немногочисленных саудовцев, с которыми был знаком, их исконным «салам алейкум», а на приветствие отвечать «ваалейкум ассалам». От него не укрывалось, что на эти фразы, неожиданно исходящие от иноземца, местные реагируют радостным удивлением и становятся ощутимо дружелюбнее.

Спустя три месяца британская бригада разрослась до дивизии, и генерал Шварцкопф сместил британцев дальше на восток, к недовольству генерала Майатта. Когда сухопутные силы наконец пришли в движение, война оказалась короткой, резкой и жестокой. Иракская броня оказалась смята британскими танками «Челленджер-II» и американскими «абрамсами». Господство в воздухе было полным, как, собственно, и все последние месяцы.

Пехоту Саддама обратили в окопах в пыль ковровые бомбардировки B-52, а те, кто уцелел, сдавались в плен целыми подразделениями. В Кувейт под приветственные возгласы местного населения ворвалась американская морская пехота и стремительно подкатилась к самой иракской границе, остановившись там по приказу высшего руководства. Наземная война продлилась всего пять дней.

Лейтенант Кит Карсон в эту кампанию, видимо, все же сделал что-то полезное: по возвращении летом 1991 года его как лучшего лейтенанта батальона с почетом перевели во взвод минометчиков. Все это было явным признаком того, что начальство имеет на него виды. Он же не в первый и не в последний раз в своей жизни поступил нестандартно: подал заявление на стипендию Олмстеда и получил ее, а в ответ на вопрос «зачем» попросил, чтобы его направили в Военный институт иностранных языков ВС США, расположенный в монтерейском Пресидио, штат Калифорния. На дальнейшие расспросы он признался, что желает овладеть арабским языком – решение, которое позднее изменит всю его жизнь.

Начальники Кита, хотя и несколько озадаченные, пошли своему подчиненному навстречу. С олмстедским грантом за пазухой свой первый год Кит провел в Монтерее, а на второй и третий ему были предоставлены два года стажировки на базе Американского университета в Каире. Здесь обнаружилось, что он является фактически единственным американским морпехом и вообще военным, который когда-либо принимал участие в боевых действиях.

Случилось так, что 26 февраля 1993 года, как раз во время его стажировки, йеменец по имени Рамзи Юсеф попытался взорвать в Нью-Йорке одну из башен Центра международной торговли на Манхэттене. Попытка оказалась неудачной, но проигнорированный американским истеблишментом прецедент послужил своеобразным выстрелом при Форт-Самтере[3]3
  Захват форта Самтер конфедератами – первое сражение Гражданской войны в США (1861–1965 г.).


[Закрыть], ознаменовавшим начало исламского джихада против США.

Электронных СМИ тогда еще не существовало, но за происходящим по ту сторону Атлантики процессом можно было следить по радио. Кит Карсон был тогда попросту ошеломлен. В конце концов он позвонил одному из мудрейших людей из тех, кого ему доводилось встречать в Египте, – профессору Халиду Абдульазизу, профессору Университета Аль-Ажар, считавшегося чуть ли не центром по изучению Корана. Профессор иногда выступал с выездными лекциями в Американском университете. Молодого американца он принял у себя в апартаментах университетского городка.

– Зачем они это сделали? – задал вопрос Кит Карсон.

– Потому что они вас ненавидят, – невозмутимо ответил маститый профессор.

– Но за что? Что мы им такого сделали?

– Им лично? Их странам, семьям? Да ничего. Кроме разве что распределения денежного потока. Но суть не в нем, во всяком случае, применительно к терроризму. У террористов – неважно, «Фатх» ли это, «Черный сентябрь» или какое-нибудь новое религиозное течение – во главу угла ставятся прежде всего ярость и ненависть. А уже затем их оправдание. У ИРА это патриотизм, у «Красных бригад» – политика, у воинствующих салафитов – набожность. Якобы набожность.

На небольшой спиртовке ученый богослов готовил им обоим чай.

– Но ведь они утверждают, что всецело следуют священным заповедям Корана. Повинуются пророку Мухаммеду. Служат Аллаху.

Старик ученый под бурление чайничка улыбнулся. Упоминание эпитета «священный» перед словом «Коран» ласкало слух, пусть и было произнесено не больше чем из вежливости.

– Молодой человек, я из так называемых «хафизов» – тех, кто помнит наизусть все шесть тысяч двести тридцать шесть сур нашей священной книги. В отличие от вашей Библии, к которой приложили руку сотни авторов, наш Коран был написан – точнее, надиктован – всего одним, пусть и пророком. Но и там бытуют фрагменты, словно противоречащие один другому. Этим пользуются поборники джихада. Они вытягивают из контекста одну-две фразы, искажают их смысл, а затем делают вид, что те являют собой божественное оправдание. Но это не так. Во всей нашей священной книге нет ни одного места, утверждающего, что мы должны убивать женщин и детей ради того, чтобы потешить этим того, кому имя Аллах Всемилостивый и Сострадательный. Но этим занимаются все экстремисты, включая и христиан с иудеями. У вас, кстати, скоро чай остынет. А его надо пить горячим, таким, чтоб едва терпела глотка.

– Но, профессор, эти противоречия… Неужели их нельзя как-то собрать, классифицировать, рационально объяснить?

Профессор своими руками подлил американцу чаю. Можно было позвать слуг, но приятно было поухаживать за гостем самому. Да и чай сам заваривал.

– Это делается постоянно. Вот уже тысячу триста лет ученые богословы изучают и составляют толкования к этой одной-единственной книге. В совокупности своей эти комментарии именуются хадисами. Всего их около сотни тысяч.

– И вы их тоже все знаете?

– Не все. На это бы ушло с десяток жизней. Но многие. А два я написал собственноручно.

– Один из тех подрывников, Омар Абдул-Рахман, его еще называют «слепым шейхом», был… то есть есть… тоже в какой-то степени богослов.

– Да, заблудший. Но в этом нет ничего нового: это присуще всем религиям.

– Прошу извинить, но вынужден повторить вопрос. Почему они ненавидят?

– Потому что вы – не они. Они преисполнены яростью к тем, кто чем-то от них отличается. К иудеям, христианам, всем тем, кого мы называем словом «кафиры» – неверные, не подлежащие обращению в истинную веру. К их числу принадлежат и те, кто в понимании джихадистов недостаточно горит пылом праведной мусульманской веры. Скажем, в Алжире непримиримые в своей «святой войне» с алжирцами истребляют целые деревни ни в чем не повинных крестьян-феллахов вместе с женами и детьми. И все по одной причине. Помните это всегда. Вначале идут ярость и ненависть. Затем – оправдание зверствам под видом напускного благочестия и набожности. Все это обман. Мнимость.

– Желаю вам помнить то же, профессор.

– Они не вызывают у меня ничего, кроме презрения и отвращения, – со вздохом ответил старик. – Потому что, обряжаясь в одежды дорогого моему сердцу ислама, они кажут миру гнусную, искаженную злобой и ненавистью личину. Но что поделать. Коммунизм мертв; Запад изнежен, эгоистичен и одержим своей погоней за наживой и удовольствиями. А значит, их новому зову внимут еще многие.

Кит Карсон украдкой взглянул на часы: профессору скоро опускаться на молитвенный коврик. Пора откланиваться. Он встал. Старик богослов, заметив пунктуальность гостя, улыбнулся и, поднявшись, пошел проводить его до двери. Тот уже вышел наружу, когда Халид Абдульазиз со спины окликнул:

– Лейтенант. У меня есть опасение, что дорогой мой ислам вступает в долгую, темную ночь. Вы молоды и, возможно, увидите ее конец. Мне же остается возносить молитвы, что я эту скорбную пору, иншалла[4]4
  Иншалла (араб.) – «если на то есть Божья воля».


[Закрыть], уже не застану.

Спустя три года старый богослов мирно скончался у себя в постели. А уже вскоре взрыв мощной самодельной бомбы в многоэтажке, где компактно проживали находящиеся в Саудовской Аравии американцы, положил начало поре массовых убийств. Тем временем из Судана в Афганистан возвратился некто Усама бен Ладен, где его с почестями встречал новый режим «Талибан», захлестнувший страну. А беспечный Запад все так и жил, наслаждаясь годами обманчивого благополучия.