Текст книги "Главный свидетель"

Глава пятнадцатая
ВСЕМУ НАСТУПАЕТ КОНЕЦ

1

Дальнейшие события, как отметил для себя Юрий Петрович Гордеев, развивались в том направлении, о котором сказал Меркулов. Да, в общем, было бы и глупо сомневаться в компетентности заместителя генерального прокурора, реально представлявшего себе последующие действия высшей судебной инстанции.

Обрадованный телефонным звонком Александра Борисовича Турецкого, сообщившего ему о том, что дело он таки взвалил на свои плечи, Юрий, естественно, захотел обрадовать своего подопечного. Тем более что и время было еще непозднее. Хотя обрадовать человека никогда не поздно. Вот с этой мыслью он отыскал среди своих записей телефонный номер полковника Предыбайло и позвонил ему, полагая, что начальник, или, как его звали в колонии, хозяин, уже пришел домой.

– Борису Серафимычу пламенный привет из столицы от адвоката Гордеева! – бодро возвестил Юрий, едва услыхал в трубке хрипловатое «алё?».

– А-а! – обрадовался полковник. – Про вовка промовка, а он тут как тут! А я уж собирался вас, Юрий Петрович, побеспокоить малость. С утречка завтра хотел, но вы сами догадалися…

– Что, есть хорошая новость?

– Да новость – она есть, а вот насколько хорошая?.. Чепэ у нас, Юрий Петрович, однако. И с вашим хлопцем приключилась…

– Что?! Беда какая? – У Юрия зажившее было темечко заломило с новой силой.

– Да не то шоб очень, но…

– Так говорите, говорите! Не стесняйтесь! Я вам с мобильного телефона звоню, надеюсь, что посторонних ушей нету! Алло! Борис Серафимович? Куда вы пропали?

– Та не пропал я…

И полковник начал рассказывать, перебивая себя самого какими-то посторонними подробностями, и говорил так, будто и не по телефону вовсе, а просто сидел со знакомым за столом и травил себе потихоньку. Юрий сперва на эти паузы не обращал внимания, а потом всерьез забеспокоился – так ведь никаких же денег не хватит!

Суть же длинного рассказа полковника сводилась к следующему.

В охране его колонии служат в основном контрактники, хлопцы, по его же убеждению – справные. Ну и бог с ними. Они же выводят осужденных на работы в тайгу. На лесоповал. Охраняют, чтоб не разбежались, хотя в зимнюю пору особо не разбежишься, сумасшедших мало. Это вот ближе к весне, к «зеленому прокурору», как когда-то говорили зеки, там у них в душе что-то пробуждается такое, что невольно провоцирует и неповиновение, и даже побеги.

Но это все предыстория. Главное же заключалось несколько в ином. После отъезда Гордеева из колонии Предыбайло продержал Репина в помещении ШИЗО где-то с недельку, естественно, без строгого режима, а потом ему показалось, что хватит. Поползновений со стороны, что б грозило осужденному, не было. Во всяком случае, никто не докладывал. Чего же зря помещение занимать, в котором всегда найдется кого подержать – для укрепления общей дисциплины. Ну и вернулся Репин обратно в барак.

Потом его пару раз вызывал к себе полковник – для телефонных переговоров с Москвой, нарушение, конечно, но ведь все ж мы люди! Да и парень не так виноват, если верить адвокату. А Предыбайло почему-то проникся к Юрию Петровичу. Словом, все текло без эксцессов. До недавнего времени.

Теперь другая сторона вопроса… В Шлёпине-то, почитай, половина насельников – бывшие осужденные, многих из которых отлично знал и сам полковник, бывшие его же подопечные, ставшие на правильный путь исправления. И в этом тоже есть определенная гордость начальника ИТУ. Короче, встретил как-то раз, идя на службу, одного из бывших «своих» Борис Серафимович, и, пока топали по скользкой дороге, тот ему и сказал. Вот, мол, Серафимыч, объявился среди местных один пришлый. Тихо сидит, никуда не выходит, даже и не видел его никто. А тут сосед заглянул вечерком, надо, говорит, побазлать за одного кореша. Ну отчего ж с соседом-то не посидеть? Это можно. Ну посидели, взяли там по маленькой под строганинку, тот и предлагает: ты, мол, с Серафимычем вроде как запросто – здороваетесь там, то, другое, намекни ему, что есть у него в бараках один корешок, который очень не нравится кое-кому в Москве. И этот самый «кое-кто» готов заплатить круглую сумму, чтоб на лесоповале нечаянно беда с тем корешком случилась.

Все честно рассказал этот парень, Митяй его зовут вообще-то, полковнику, а потом добавил, что, мол, если уговор не состоится, то он, то есть Митяй, ничего такого хозяину не говорил.

Нет, недаром провел всю свою сложную трудовую жизнь Предыбайло и сам в местах не столь отдаленных, правда, по другую сторону колючки, но это вовсе не значило, что ему, по его сторону, светило курортное солнышко Южного Крыма. Или того же Житомира, откуда до сих пор не вернулись еще от родни жена с дочкой. У него эти разговорчики насчет того, что вот я тебе сказал, но на самом-то деле ничего не говорил, не проходили. И поэтому он предложил Митяю пройти с ним в служебный кабинет и там разговор закончить. Тот стал было отказываться, но полковник только внешне был толст и рыхл, а хватку имел дай боже. Вот и не сумел отвертеться Митяй, пришлось ему во всем сознаться – и что за сосед, и где живет, и кто там у него прячется, когда в Шлёпине появился и все остальное. И так получалось, что неизвестный, которого однажды видел-таки Митяй, был человеком еще молодым и крепким внешне, а разбитая голова адвоката – всенепременно дело именно его рук.

Больше сказал Митяй; слыхал он от того же своего соседа, что приезжий очень расстроен был, узнав, что московский адвокат каким-то необъяснимым чудом оказался жив. Ведь проверял тот приезжий – ни глаз не показал, ни дыхание, которого уж просто не было. Уверен ведь был, а когда начались разговоры да вроде искать стали, кто бы мог такое сотворить с приезжим, который у самого хозяина в доме остановился, а значит, и честь ему была оказана немалая, так вот тогда уж пришлось по-настоящему затаиться. А позже, как уехал адвокат, выполз на свет божий. Дело-то оказалось не сделано: тут так – либо один, либо другой. Такая команда ему была. Лучше, конечно, обоих, но – как карта ляжет.

И Предыбайло принял решение. Митяю кулак свой показал и велел молчать как рыба об лед! А соседу сказать только одно: думает хозяин. И еще слова своего не сказал.

Сам же продумал и принял для себя важное решение. В основе его было полное понимание того обстоятельства, что жизнь в поселке практически всегда у всех на виду. За редким исключением. Пошли он, скажем, солдат взять того бандита, вмиг об этом все узнают, а как узнают, то сразу пострадают и правые, и виноватые. Порядок нарушится, при котором никто никого не закладывает, однако и общую дисциплину чувствуют. Нарушать же твердый порядок последнее дело.

Значит, нужно выманить бандита из его логова, заставить самого прийти и взять с поличным. Либо – убрать, если он не захочет сдаться.

Затем Предыбайло вызвал к себе двоих верных своих ребят и поручил лично им присматривать за Репиным, которого решил завтра же выпустить на работу за пределы колонии. Пусть походит вроде наживки день-другой, а там и видно будет.

Как оказалось, решение было принято верное. Уже в конце первого рабочего дня охрана заметила человека, который ошивался неподалеку от колонны, возвращающейся с лесоповала, а на следующий день он же, этот неизвестный, даже сделал попытку нечаянно затесаться среди рубщиков. Но зоркий глаз охранника вмиг вычислил его, а когда на окрик: «Стой! Кто таков?» – тот кинулся петлять по лесу, вохра вскинул автомат и пустил вдогонку всего только одну пулю. И надо же – достал.

Но самое интересное началось дальше. Когда по тревоге согнали работающих и выставили дополнительное охранение, когда примчался на ЧП сам начальник, из кармана убитого достали пистолет ТТ, а также паспорт на имя Воронцова Леонида Макаровича и другой паспорт, но принадлежащий Юрию Петровичу Гордееву. Вот, собственно, и замкнулась цепочка событий.

А теперь в Шлёпине ждут комиссию из Москвы, которая, как сказано, намерена провести расследование правомерности произведенных охранником действий.

Предыбайло с трудом закончил свой длинный рассказ и теперь, по всему видно, ожидал от Юрия ответной реакции.

И она не замедлила быть. Ну о благодарности уже и речи не шло, и так все понятно, слов таких не было у Юрия Петровича, чтобы высказать полковнику свою признательность. Но он добавил также, что, по некоторым сведениям – надо будет проверить, и он, Гордеев, тут же сообщит о том полковнику, – этот самый Воронцов, кажется, находится в федеральном розыске за совершение ряда тяжких преступлений. И данное известие несомненно облегчит положение того самоотверженного охранника, если у него возникнут какие-либо служебные неприятности.

Ну а напоследок уже Юрий попросил передать своему подзащитному, что обстоятельства наконец склонились в его сторону. И в самое ближайшее время он попытается – для облегчения проведения следственных действий – перевести его в Москву. Пусть и в Бутырки, но все ближе.

2

События для Ильи Андреевича стали вдруг разворачиваться с пугающей быстротой.

Осведомитель, работавший в Министерстве внутренних дел, к помощи которого он прибегал постоянно, когда требовалось получить закрытую информацию, в очередной раз «обрадовал». Сообщил, что в Вологодской области был убит разыскиваемый преступник-рецидивист Воронцов. Илья Андреевич едва не задохнулся, но тут же сделал вид, что этот факт его совершенно не интересует. А вот вторая информация просто должна была «тронуть» Носова.

Удалось идентифицировать трупы, найденные в сгоревшей машине марки «рейнджровер», принадлежавшей гражданину Котлову. Помимо самого владельца автомобиля в салоне находились Волгаров и Демин – оба последние, так же как и ранее судимый Котлов, по оперативным данным принадлежали к бабушкинской организованной преступной группировке и входили в состав так называемой ударной группы. То есть убирали неугодных паханам.

Говоря это, собеседник Носова как-то странно пытливо посматривал на него, платившего этому «сухофрукту» большие, между прочим, деньги. За информированность и умение держать язык за зубами. Так что же с ним случилось? Или истинного своего хозяина перестал чувствовать?

А вся причина в том, продолжал осведомитель, что известное дело, которое, согласно статье триста семьдесят восьмой, пункту второму Уголовно-процессуального кодекса, Верховный суд постановил передать в Генеральную прокуратуру на новое расследование, поручено самим замгенпрокурора «важняку» Турецкому. А тот тянуть не любит. Что, вероятно, очень скоро почувствуют на себе истинные виновники убийства бывшей жены обувного магната. То ли скрытую иронию почувствовал Носов, то ли серьезное предупреждение, но показалось, что земля качнулась в самом деле под его ногами.

А еще он понял совершенно теперь отчетливо, что тянуть больше нельзя, надо делать решительный шаг. Какой? Да тут сам ход событий подсказывает. Подмывало, конечно, перед уходом громко хлопнуть дверью. Но – вот теперь он уже точно чуял: смертельно опасно. Так что же, прощать? А черт с ними со всеми, пусть живут…

Но если у него еще оставалась все-таки какая-то надежда на время, в том смысле, что, может, незачем рвать себе пупок, уйти-то никогда не поздно, то следующая информация повергла его уже просто в шок.

После Гришкиного побега, когда еще никто не был уверен, что удастся убедить Андрея взять вину на себя, когда Илья Андреевич изо всех сил пытался уломать парня не портить жизнь брату, когда обещал златые горы и молочные реки с кисельными берегами в придачу, Гришка, находясь рядом со своими бывшими сослуживцами, связался с «чехами», как они называли чеченцев. Поставки оружия – дело безусловно выгодное, но требующее соблюдения неимоверной конспирации. А он понадеялся на одного, другого – и вот влип. Слава богу, вспыхнувший скандал удалось не погасить, нет, пригасить пока, и то хорошо, но теперь следовало и самому быть тише воды ниже травы. А это не в характере Григория. Словом, перекрыл он себе сам пути возвращения на родину.

ЧОП «Станица», которое на протяжении нескольких лет возглавлял Григорий, было не просто охранным предприятием, как явствовало из аббревиатуры, а настоящей «крышей» для многопрофильного концерна «Феникс», созданного трудами и стараниями исключительно Ильи Андреевича. Ну а после ухода Гриши кого он мог бы туда назначить? Кому верить как самому себе? Да не было такого человека. Вот разве что Андрей – племянник. Но с ним ничего не получилось. Поначалу казалось, что все складывается более-менее удачно, Андрей все взял на себя, Носов искренне верил, что выполнит свои обещания, которые все откладывались за другими, более срочными делами. И вот однажды наступил момент, когда он понял: из возможного помощника Андрей превратился, его же собственными усилиями, во врага. В главного свидетеля, который в конечном счете сможет выдвинуть против родного дяди убийственные обвинения. И он это сделает обязательно!

А когда понял, возникла защитная реакция. Надо было сохранять созданное, даже ценой смерти племянника. Но и тут случилось непредвиденное: словно сама судьба посмеялась над Ильей Андреевичем – что бы он ни предпринял, всюду провалы.

От них, понятно, уже не уйдешь, но и время не бесконечно. Однажды все кончается, даже время…

Так вот, буквально из ниоткуда возникла теперь проблема со «Станицей». Он что, вездесущий, этот проклятый Турецкий?!

Явился в сопровождении доброго десятка крепышей с Петровки, наложил арест на деятельность охранного предприятия, забрал у исполняющего обязанности руководителя подписку о невыезде, мотивируя свои действия показаниями, полученными от задержанных сотрудников – «станичников», находящихся под следствием. А те, по его словам, уже сознались в том, что выполняли исключительно поручения собственного руководства. Это когда они хранили незарегистрированное оружие, когда готовили убийства и так далее. Чтоб Захар и Паша сознались?! Чтоб эти отморозки посмели заложить того, кто их кормит и поит?! Да ни в жисть такого не может случиться, все врет «важняк». Однако и против силы не попрешь. Закрыли «Станицу» и опечатали парадное. Нету больше офиса на Селезневке. Как нет тайной квартиры на Тихвинской, нет ее уже и на Новослободской, где наверняка без всякой санкции судьи побывали менты. Но хоть там было у Гришки чисто…

Что же осталось? Квартира в Весковском? А надолго ли?

И на Житной лишь плечами пожимают: мол, это не мы, это Генеральная прокуратура. Ага, ты им – валюту в конверте, а они тебе – фигу. В чистом виде. И безо всякого конверта…

Все в какой-то провал уходит…

Илья Андреевич, сам того не желая, бесконечно размышлял: что конкретно ему захочет предъявить этот Турецкий? Ведь подбирается!

И всякий раз останавливался, словно перед непроходимой, непробиваемой стеной, перед вопросом: а в действительности – был ли просто убит Ворон? Или он успел перед смертью что-то спеть? Воронцов был единственным связующим звеном между бабушкинской братвой и ее незримым, так сказать, паханом, Барином – Ильей Носовым. Это было очень ловко придумано им в свое время – тогда, когда только начинал свое триумфальное восхождение бессмертный, как казалось, «Феникс».

«Станица» крышевала бабушкинских, те делали свое дело, обеспечивая порядок среди партнеров «Феникса». И все шло своим чередом. И чтобы теперь раскопать прежние, давно забытые дела, еще при советской власти списанные в архив, это ж надо добраться до ребяток. А покойники, известно, молчат. Но всех в покойники не списать. Никак не принимала такой постановки вопроса душа Ильи Андреевича…

Звонить «родственницам» Носов больше не решался. Приказал просто проверить – что там и как. Доложили, что этих сучек плотно опекают менты. Лучше не соваться.

А старый козел, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор, по телевизору вон выступает, перспективы рисует, мать его… Что все твои «перспективы» без моей, Ильи Носова, хватки и знания дела?! Ничто! Тьфу, пустое место…

Ложась в холодную и ставшую какой-то очень неуютной постель, он в первый раз отчетливо решил для себя, что прямо с завтрашнего утра надо будет смотаться в английское посольство. Пора перестать нервничать и начать думать о будущем.

3

Гордеев трудился над составлением ходатайства старшему следователю Управления по расследованию особо важных дел господину государственному советнику юстиции третьего класса Александру Борисовичу Турецкому.

И это не было тем, чего хотелось больше всего. Ну к примеру: «Сан Борисыч, добрая душа, давай, что ли, кончать с этой несправедливостью, а? Пора ведь уже выпустить Андрюху Репина из тюряги! Есть же у нас совесть! Сколько можно томить парня?»

Это, так сказать, внутренний монолог. А всерьез – следовало составить процессуальный документ, в котором достаточно подробно и мотивированно изложить доказательства невиновности подзащитного Андрея Петровича Репина, который за свой обман – ну в том смысле, что поддался уговорам и принял на себя вину другого человека, чем, естественно, нарушил закон, – уже достаточно наказан.

Андрей находился теперь в Бутырках. И даже удалось, правда мимоходом, устроить ему очное свидание с Лидией.

Юрий ожидал чего угодно, но того, чтоб оба фигуранта, – вот уж действительно и в башку не пришло бы! – разрыдались как дети прямо на лестнице?.. Да!.. А ведь парень не из слабых. И потом, почти два года колонии. Мог бы и ожесточиться. А он сопли развел…

И вот сейчас, глядя за окно, где погода, кажется, стала отдаленно напоминать нечто весеннее, Юрий вспомнил, как совсем вроде и недавно сидел так же, глядел в окно и видел сверкающие пики Большого Кавказа, твердый наст, пронзительную небесную синь и уже представлял себе, как окунется в это обжигающее душу пространство. И даже о подходящих спутницах подумывал…

Все это, конечно, очень хорошо, но только одного ходатайства адвоката совсем недостаточно. Прочитает Сан Борисыч, почешет кончик носа, потом примет официальный вид и заявит, что… возможно теперь… скорее всего… на основании данного ходатайства, а также – собранных дополнительных следственных материалов он, следователь Турецкий – Александр Борисович будет говорить о себе просто, без пафоса, – выносит мотивированное постановление о прекращении уголовного дела в отношении гражданина Репина за отсутствием в деянии его, стало быть Андрея Петровича Репина, состава преступления. А? Песня! Подтвержденная статьей пятой, пункт два УПК Российской Федерации… Но эту песню еще надо спеть! Профессионально грамотно…

А Самохин, между прочим, который осуществлял охрану Лидии Валентиновны, заметил вчера во дворе на Староконюшенном любопытного типа явно уголовной внешности, который, сидя в серой «девятке» – любимой машине братвы, чего-то настырно разглядывал в районе верхних этажей, где находилась квартира Поспеловских. А когда Самоха, приняв грозный вид и резко сунув руку за борт куртки, где обычно носят оружие, направился к любопытствующему, тот быстренько дал по газам и с колесным визгом смылся из переулка. А сегодня с утра тот же тип ошивался возле работы Лидии на Брестской улице, когда Николай привез ее прямо к подъезду. А снова заметив решительность Самохи, наблюдатель врезал по газам.

Николай отметил, что номера-то на машине словно нарочно заляпаны грязью.

О чем это все говорило? Только об одном: дело движется к финалу, которого кто-то очень не хочет. И может спровоцировать нечто непредвиденное.

Самохин спрашивал у Дениса: «Догнать? Врезать?» Денис пожимал плечами. Такая неопределенная позиция сотрудникам «Глории» не нравилась, но и возражать было нечем.

Отношение в камере, говорил Андрей, к нему вполне нормальное. Были равнодушные, были и сочувствующие – все как везде. Но Турецкий, будучи в следственном корпусе, попросил местное начальство иметь в виду возможные эксцессы, коих и без Репина у них хватало. Однако факт оставался фактом: снова начались наезды. Не на Юлию – там все было спокойно, а именно на Лидию. Словно кто-то мстил. Кто? Да это и ежу понятно…

Он, конечно, должен был однажды настать – этот день. И небо стало по-весеннему голубым, а снег оказался серым, мокрым и тяжелым.

Подвозя Лидию, которая, несмотря ни на какие уговоры, захватила с собой маленького Васю, в пушистом коричневом комбинезоне похожего на дурашливого медвежонка, к зданию изолятора, Гордеев увидел уже дежуривших там Денисовых ребят. Самохин с Филей были внутри помещения, откуда должен был появиться «с вещами» Андрей, а Сева с Демидычем месили снег снаружи, возле ступеней. Отсюда просматривались и арка между домами, и часть Новослободской улицы, и машины, припаркованные во дворе.

А ведь эта подготовка напоминает нечто возвышенно-кинематографическое, подумал Гордеев, приглядываясь к окружающему. Что-то похожее на обмен шпионами в «Мертвом сезоне». Хотя чего общего?..

Все было уже продумано. В ближайшие дни Андрей и все семейство Поспеловских будут находиться под неусыпной охраной «Глории», а как только Репин получит свой документ, о чем пообещал позаботиться Вячеслав Иванович Грязнов, Лидия вместе с ним и ребенком тайно отбывает… в Домбай. На месяц, не меньше.

Причин тому было много, и все важные. Во-первых, это далеко, и никому в голову не придет искать человека практически на курорте. Во-вторых, у Турецкого, как всегда, нашелся какой-то приятель, который там, на лыжном курорте, чем-то командует и уже проникся ответственностью, пообещав, что все у него будет в лучшем виде. Надо ж было завершать дело Носовых, и какие-нибудь нелепые случайности со здоровьем главного свидетеля могли бы этому помешать. И, наконец, третье. Ну ведь кто-то же в конечном счете должен ощутить воздух возрожденного Домбая?! Вот и пусть. Как там говорится? Пусть выиграет сильнейший? Не совсем точно. Сильнейшие должны быть тут. Чтобы, как это ни наивно звучит, выиграл более слабый…

Наверное, такова железная логика действительно сильных.

4

Он впервые за длительное время почувствовал наконец облегчение. Только что был у консула, имел с ним доброжелательную и довольно продолжительную, полную взаимных интересов беседу. И расстались как истые джентльмены, уверенные, что заключили удачную сделку.

Господин Носов собирался выехать на непродолжительное время в Лондон, чтобы со своими партнерами по бизнесу открыть на островах филиал хорошо известного в России и абсолютно не нуждающегося в дополнительных рекомендациях концерна «Феникс». Господин консул слышал о нем. Путь к подлинной глобализации лежит исключительно через личные контакты, причем на высших уровнях отраслей. Это понимали оба собеседника. Кстати, родственникам консула были вовсе не чужды интересы строительного бизнеса вообще и в России – в частности. Носов знал, оказывается, об этом. Чем в свою очередь господин консул был приятно удивлен. Новое знакомство сулило большие перспективы. Для закрепления договоренностей недоставало лишь некоторых формальностей, которые, впрочем, собеседники собирались решить уже не позднее завтрашнего дня.

Настроение у Ильи Андреевича после уверенной и спокойной беседы было поистине радужным. Все-таки молодцы эти британцы! Умеют и понять, и себя правильно подать…

Выйдя из подъезда на Софийскую набережную, Носов взглянул на свой темно-синий представительский «мерседес», легонько кивнул Витьку, который сразу выпрямился, едва заметил хозяина, и, постукивая шикарной тростью, перешел через проезжую часть к парапету набережной.

Над Кремлем было прозрачное синее небо. Скоро весна. А там… там наверняка время туманов и дождей. Ну и пусть… Как это слышал когда-то? Кажется, от этого Витька и слыхал – анекдот, конечно, грубоватый, зато справедливый. Для того, кто понимает… Илюша Муромец, стало быть, хочет из пещеры Змея Горыныча достать. А тот не хочет выходить на честный бой. Злится Илюша и орет: «Ах ты, пидор поганый, выходи, трус, твою мать!» А Змей полеживает себе в пещере персональной и сам себе говорит: «И пусть трус, и пидор поганый – тоже, зато живой!» Вот она правда-то…

Кто-то вскрикнул сзади. Носов нехотя обернулся и онемел. Двое мужичков в пятнистой форме укладывали носом на капот темно-синего «мерса» его богатыря Витька! А тот лишь извивался в их-то ручонках!

– Илья Андреевич Носов? – учтиво осведомился высокий и светловолосый мужчина в легкой куртке и почему-то без головного убора.

– Да?.. – растерянно произнес Носов.

– Турецкий. Следователь Генеральной прокуратуры. Прошу вас пройти вон в ту машинку, – он указал на «Волгу» с синей мигалкой на крыше.

– По… почему? По какому праву? – Носов стал багроветь от возмущения.

– Мы сейчас проедем в Генеральную прокуратуру, где вам придется ответить мне на ряд интересующих следствие вопросов. А потом мы решим, что будет дальше. Пожалуйста, не оказывайте сопротивления, потому что иначе я прикажу надеть вам… наручники. Или браслеты. Как вы говорите, хрен редьки не слаще? Прошу, пройдемте.

В это время со стороны Болотной площади вылетел бело-синий «форд» и остановился почти рядом. Из него, кряхтя, выбрался милицейский генерал, и Носов узнал Грязнова.

– Я опоздал? – сморщился Грязнов.

– В самый раз, Вячеслав. Можем поехать и на твоем транспорте. С почетным эскортом, так сказать. Не возражаешь? Тогда прошу вас, Илья Андреевич, давайте уж прокатимся с шиком. Не каждый день сам Грязнов предоставляет свою машину! Шик! Кто оценит? – И махнул рукой своим: – В Генеральную!

В салоне он уселся рядом с Носовым, но на него не смотрел, а разговаривал с Грязновым – о своих каких-то проблемах. Носов, потрясенный происшедшим, не прислушивался. Но вдруг слух его как бы задело слово «Грузия».

– Так я не понял, – говорил Грязнов, – Костя предлагает нам полететь вместе, что ли? Ну ты – понятно. А я в качестве чего?

– Кого – Слава! – засмеялся Турецкий. – А для твоей уничижительной интонации у нас будет вон его отпрыск! – Он небрежно кивнул в сторону Ильи Андреевича. – Значит, скоро ожидайте, Барин, да? – так вас холуи бабушкинские кличут? Днями привезем мы вам с Вячеславом Ивановичем вашего сынка Гришу! Разрешили экстрадицию.

– Вам еще надо доказать… – не нашел ничего лучшего Носов.

– Мы постараемся, – пообещал Турецкий.

– Хм… Знаю я эти ваши штучки… Вы будете себе стараться, как говорил старый еврей в Одессе, я буду пока сидеть… А я, между прочим, поставил себе задачу сохранить здоровье до девяноста!

– Не гарантирую. – Турецкий покачал головой. – Но задачу мою, если на то пошло, мы таки выполним. Как успешно выполнил и свою адвокат Гордеев, добившись освобождения нашего главного свидетеля, несмотря ни на какие ваши интриги. А уже тот в свою очередь пообещал лично мне больше не щадить вас, Илья Андреевич…

Носов неопределенно развел руками, словно подчиняясь судьбе.

– И он, и все остальные, некогда близкие вам, на чье покорное молчание вы всегда рассчитывали. Страх ведь в конце концов проходит – и наступает момент истины. Могу только повторить: все приходит к своему завершению…

– Невелико утешение… – буркнул себе под нос Илья Андреевич. Но вдруг глаза его вспыхнули: – А что, значит, адвокат Гордеев уже свободен?

– Вы что?! – изумленно и в упор уставился на него обернувшийся Грязнов. – Всерьез?!

– А в нашей с вами стране, генерал, законы писаны для всех одинаково! – возразил уже окрепшим голосом Носов. – И уж во всяком случае гонорар себе Юрий Петрович может назвать… любой. Так и передайте.

Грязнов с Турецким переглянулись и… захохотали. Взахлеб. До истерики…

– А-аб-сурд!.. – наконец с трудом смог выдавить из себя Турецкий.

– А что вся наша жизнь... – с сожалением посмотрел на него Носов и мягко закончил: – Многоуважаемый Александр Борисович... Так вы возьмите на себя труд сообщить моему адвокату, что я отвечу на все ваши вопросы. В его присутствии.