Текст книги "Ночь с роскошной изменницей"

Он, оказывается, и не думал сдаваться, и не думал отказываться от идеи, зародившейся в его извращенных мозгах.

– А как насчет твоего алиби, Софи? – вкрадчиво так, без намека на подвох, спросил Дворников.

– А что насчет моего алиби? – не сразу поняла она, куда он клонит.

– Никитос сможет подтвердить твое алиби?

– Ну да… Наверное, сможет. А почему ты спрашиваешь?

Та-аак!!!

Кажется, она начинает прозревать. Кажется, ей стал понятен смысл подозрительного затишья. Он снова принимается за свое! Он снова и снова пытается обвинить Никиту в преступной алчности, толкнувшей его на преступление, то есть на убийство двух несчастных женщин.

– А вот я думаю, что ты под пистолетом не попросишь его об этом, – невозможно сладким голосом пропел Дворников, тут же без разрешения уложив свою кудлатую башку ей на плечо, и продолжил: – Ты даже в день Страшного суда не сможешь попросить мужчину, собирающегося жениться и предавшего свою будущую жену с тобой, об одолжении. Твоя уязвленная гордость либо гордыня, тут, кстати, есть над чем подумать… Так вот, твои уязвленные чувства не позволят тебе попросить его о помощи. Так ведь?

– Допустим. – Она как можно беспечнее дернула плечами, которые жутко ныли после пальцев Дворникова. – И что дальше?

– Пока не знаю. – Макс сонно зевнул и передернулся, попеняв ей тут же без переходов: – Вот не дала доспать положенное время, буду теперь весь день вареный ходить… А что касается твоего Никитоса, то вот что я тебе скажу… Он ведь не так давно появился в городе, так?

– Не знаю. Ты с ним виделся, вот и спросил бы.

Она и правда не знала, когда именно появился Никита. Антоша – бармен из «Дарены» – говорил ей, что Никита часто бывает в кафе со своей красавицей, но с какого конкретного времени это начало происходить, они оба не уточняли. Ни Антон, ни она – Соня. В ту ночь, когда Никита был у нее, эта тема как-то тоже не была на слуху.

– Так стоит узнать, а, как думаешь? – Желтый кошачий глаз Макса совершенно не сонно блеснул в ее сторону. – Едем в «Дарену»?

Тут же вскочил со скамейки, уцепился за ее запястье и с силой потянул в свою сторону:

– Идем! Идем, Софи! Это важно, поверь!

Ну не сумасшедший ли!!!

Какое-то время назад убеждал ее в том, что самым важным моментом был, есть и остается повисший в воздухе вопрос: под чьим конкретно именем жила покойная ныне Татьяна Сочельникова. Пытаясь это выяснить, они обошли одного за другим с дюжину подпольных мастеров подпольного бизнеса. Спрашивали, умоляли, пытались пробудить память, тыча им в физиономии фотографии, с которых улыбалась, грустила и просто смотрела Татьяна Сочельникова.

Неудача…

Теперь он загорелся идеей найти в спонтанном желании Никиты провести с ней ночь что-то преступное и гнусное. И даже готов ради этого тащиться на другой конец города, в «Дарену», и расспрашивать тамошних работников, как давно зачастил к ним этот молодой человек со своей красоткой.

– Он мог вернуться давным-давно, а в кафе начать ходить недавно, – резонно парировала Соня, едва поспевая за сумасшедшим Максом, мчавшимся к автобусной остановке едва ли не бегом. – Разговор с официантками и барменом нам ничего не даст.

– Даст, даст, поверь. Я хоть имя его красавицы узнаю, – на ходу обернувшись, радостно сообщил ей Дворников.

– Это-то тебе зачем?! – тут же перепугалась за бедную девушку Соня.

Вцепится в бедняжку Макс – той точно не поздоровится. Этот псих еще, чего доброго, проболтается про измену Никиты. Это ведь сущий пустяк для него. Это же для него мелочь, не заслуживающая внимания.

Вот Макс возьмет и все испортит в своем сумасшедшем желании свести концы с концами в этой расползающейся по всем швам истории.

– Не собираюсь я с ней разговаривать. Что я, дурак, что ли?! – возмутился Дворников и даже сделал вид, что обиделся.

Отошел на остановке подальше от Сони. Оперся костлявым плечом о пыльный столб и, совершенно не заботясь о том, что стоит на самом солнцепеке, замер в ожидании автобуса.

Соня от подобных подвигов воздержалась. Она была измотана жарой и бесплодными поисками настолько, что с радостью забилась под куполообразный козырек остановки. Здесь было не намного, но все же прохладнее. Не жгло так макушку, не иссушало горло, не заставляло корчиться, пытаясь отстраниться от мокрой, прилипшей к телу одежды. Да и думалось в тени много лучше, и даже что-то складываться начиналось. Только вот Максу об этом знать было совершенно не обязательно.

Автобус подошел, когда она едва не задремала, сморенная ленивой оторопью и собственными странными мыслями, пришедшими ей на ум как-то вдруг и сразу поразившими ее почти до обморока.

До кафе «Дарена» они ехали в разных концах автобуса, так же делая вид, что совершенно друг друга не замечают.

Зато в кафе, нырнув в разбавленную кондиционерной заботой прохладу, Макс оживился, приободрился, подхватил Соню под руку и, кивая всем без исключения официанткам, потащил ее к дальнему столику в самом углу. Усадил, пододвинув стул с преувеличенной заботой. Тут же пристал с вопросами, что она хочет и что он может позволить себе за ее счет. Сделал заказ, снискав ее благословенное: «Отвали, делай что хочешь». Склонился над тарелками и принялся уплетать еду с ничуть не меньшим аппетитом. Будто голодал суток трое, честное слово!

Соня к еде не прикоснулась, хотя и заказала себе окрошку. Поплескала ложкой в глубокой тарелке. Тут же окрошку отодвинула, взяла в руки чашку с ледяным липовым чаем, пригубила и снова задумалась.

А могло вот случиться такое, что пришло ей в голову на остановке? Пускай это называется случайностью, совпадением, стечением обстоятельств, но могло или нет? Наверное…

Наверное, да. Ведь замечала же она кое-что прежде? Замечала! Закрывала на это глаза, делая гиперссылку на собственную усталость, раздражение и предвзятость? Закрывала!

А быть-то могло и в самом деле!

– У тебя такой вид, будто ты готова мне назвать все слово целиком, – фыркнул Макс, возвращаясь от барной стойки, куда он с дури поволок грязную посуду и застрял там минут на десять, болтая с Антошей.

– Что? Какое слово? – очнулась Соня от своих крамольных мыслей, которые вдруг начали прочно отвоевывать позиции в ее голове.

– Такое! – передразнил ее Макс, уселся за стол, вытянул под ним свои длинные ноги так, что ей стало некуда деваться, с довольным видом почесал пузо под футболкой и с премерзко хитрым видом сказал: – Ты сидела с такими вытаращенными глазищами, будто тебе уже известно имя!

– Чье имя? – снова переспросила Соня, почувствовав, что краснеет.

Нет, все-таки Дворников скотина! Самая отвратительная, самая догадливая, самая тонко чувствующая проницательная скотина – этот Макс! Не прошли даром его нацистские эксперименты над ее психикой, совсем не прошли. Он абсолютно четко и остро понимает, что именно она и о ком думает! И это было чудовищно…

– Ладно, не хочешь – не говори. Я не настаиваю, – вдруг очень быстро согласился Макс, демонически сверкнув желтыми глазищами из-под белесых ресниц. – Так даже интереснее будет искать. Я найду и спрошу тебя. А ты… А ты подтвердишь, правильно ли я догадался… – и тут же пробормотал безо всяких переходов: – Ее имя Кротова Алла.

Соня, хотя и растерялась, старательно попыталась это скрыть. Начни ведь сейчас переспрашивать, поднимешь целый шквал саркастических насмешек. И так через мгновение догадалась, о ком конкретно речь.

Так звали девушку, на которой собрался жениться Никита.

– И что дальше? Ну, Кротова, ну, Алла, что дальше?

– А что? – Дворников, выпятив нижнюю губу, с преувеличенно фальшивым недоумением помотал головой: – Ничего.

– Макс, не темни! – Соня с грохотом поставила на стол пустую чашку из-под чая. – У тебя такая довольная рожа, что, думаю, не в ее прекрасном имени и облике дело. Так в чем?

Дворников удовлетворенно прищелкнул языком, перегнулся через стол, чуть подобрав свои длинные ножищи, и доверительно шепнул:

– Дамочка-то скандально известная, знаешь! Я как имечко услышал, так и присел! Вот это, думаю, казус! Никитос, интересно, знает или нет?

И замолчал, скотина такая, удовлетворенно щурясь.

– Я сейчас ведь встану и уйду, – пригрозила Соня, пустив в ход последний аргумент. – Что за скандалы? Что такого пропустил Никита?

– Твой Никита, прежде чем жениться собираться, должен был для начала навести о своей нареченной справки, – зажурчал ей на ухо Дворников. – Личность Кротовой Аллы повсеместно известная. О ней частенько пописывает желтенькая пресса. К ней частенько приезжают залетные знаменитости, чтобы поразвлечься в ее особняке на мысе.

– Этим современных мужчин не удивить, – с некоторой долей разочарования пробормотала Соня.

Она-то думала, что там!..

– Дурочка ты моя непроходимая! Тундрочка ты моя неогороженная, – снова зажурчал ей на ухо Дворников и тут же получил ощутимый пинок по колену. – Ладно, ладно, молчу! Так ты не догадалась до сих пор, что с ней не так?

– Нет, а что?

– Знаменитости те все сплошь женского рода! Все, без исключения, моя ты дорогая Софи! И вот я хочу задать тебе вполне резонный вопрос: так ли уж хороши дела у нашего милого Никитоса, что он решил жениться на обеспеченной лесбиянке со стажем, а? – выговорил на одном дыхании Дворников и тут же премерзко захихикал.

Глава 15

Олег сидел в мягком кресле в просторном холле одной из крупных компаний мобильных телефонных систем и с нетерпением ждал ответа на свой, казалось бы, простой вопрос.

Но это он так поначалу думал. На деле вопрос оказался совсем не простым. Для того чтобы узнать, с какого конкретно номера звонила в милицию в вечер убийства своего мужа Баулина Надежда, Снимщикову потребовалось обзавестись официальным запросом. А для этого пришлось идти на поклон к Веретину Игнату Степановичу.

Да-да, к тому самому начальнику, что выгнал его в отпуск едва ли не взашей. Шел и боялся, что визит этот может оказаться последним. Что после него – визита этого вынужденного – придется писать рапорт об увольнении. Слишком уж свежа была в памяти их последняя встреча.

Но, на удивление, Веретин встретил его весьма дружелюбно. И мало того, что не выставил из кабинета и не обругал за самодеятельность, так еще и заинтересовался, с какого это боку припека в деле об убийстве двух Сочельниковых может примоститься Баулина.

Олег выложил ему все как на духу. Вот как думал, так и сказал.

Игнат Степанович надолго задумался, потом указал ему на стул возле стола и сказал:

– Ты садись, Олег Сергеевич, садись. Давай подумаем вместе. В прошлый раз я очень крут с тобой был, но… Кто старое помянет, одним словом. Ты парень хороший. Профессионал, можно сказать. Да и… Да и нет теперь у этой Грищенко никакой защиты, так что…

Аргумент этот слегка покоробил Снимщикова, но он промолчал. И не стал рассказывать Веретину, что теперь как бы самолично выступает в роли защитника бедной Сони.

Зачем рассказывать? Для чего? Он ведь еще и сам толком не разобрался, что за чувства заставляют его копать снова и снова безнадежно глухое дело с убийством бизнесмена Баулина. То ли чувство долга, то ли еще какое.

А Веретин, между тем, не переставая хрустеть леденцами, созвонился с прокуратурой, договорился об официальном запросе насчет телефонного вызова полугодовой давности. И как только получил добро, снова заговорил с Олегом.

– Найдешь убийцу, буду ходатайствовать о присвоении тебе звания досрочно. А что накричал на тебя в прошлый раз, ты зла не держи. Меня ведь тоже жмут со всех сторон… Да, вот еще что… Мне тут Антон Иванович звонил, спрашивал про тебя. Вы что же, с его дочкой расстались, так?

– Игнат Степанович, – Олег недовольно сморщился.

Неожиданно, но напоминание о Таисии вызвало у него глухое раздражение. Не боль, не печаль, не тоску о безвозвратно потерянном, нет! А всего лишь раздражение. Будто кто-то напомнил ему о старой болячке, что давно затянулась, а шрам от нее остался у всех на виду.

– Ладно-ладно. – Веретин ухмыльнулся с лукавой мудростью. – Не лезу я в твои дела-то, не думай ничего такого. И давить на тебя не собираюсь. Только говорят, будто горюет о тебе Антон Иванович. Говоят, будто в зятья тебя прочил. Или врут?

– Врут, – честно ответил Олег.

– А ну, да и ладно. – Это известие Веретина обрадовало. – Ты ступай, ступай, Олег Сергеевич, отдыхай пока. А хочешь, мы тебя официально отзовем, чтобы…

– Нет, если это возможно. Не нужно. Сами же знаете, стоит выйти, так навалится столько, что про Баулиных буду вспоминать лишь во сне.

– Ну, добро! Как хочешь, Олег Сергеевич, добро! Но если какой совет или там просьба потребуются, ты не стесняйся, заходи.

Веретин проводил взглядом Снимщикова, дождался, когда за ним закроется дверь, уронил пухлый подбородок в растопыренную пятерню и едва слышно выругался.

Лояльным он стал не вдруг и не сразу. Лояльным его обстоятельства вынудили стать. Только не станет же он этому желторотому докладывать, что получил изрядный нагоняй, выпустив из-под стражи Грищенко Софью Андреевну. На покровительство надеялся, на заступ. А вышло вон как…

А вышло так, что не успела Грищенко выбраться из застенков, как тут же укокошила мать своей подруги. И еще вышло так, что прав со всех сторон оказался Снимщиков Олег Сергеевич, подозревая Софью Андреевну в погоне за наследством. Только доказать это теперь как?! Доказательств никаких. Время упущено. Время, когда можно было дожать эту Грищенко, чтобы она все выложила и явку с повинной написала.

Еще один «глухарь»? Пожалуй, что и так. Пожалуй, если только этот настырный малый не раскопает все. Вот если раскопает, если раскроет, Веретин тогда точно уступит ему свое кресло. Таких ведь, как Снимщиков, единицы. Это Липатовыми в их службе можно дороги мостить. Бестолковыми, бесталанными и безмозглыми. Таких только усади на его место, такого наворотят…

Дверь кабинета начальника мобильных телефонных систем распахнулась, и оттуда выплыло милейшее создание на длиннющих ногах, обтянутых черными брючками. Создание похлопало пушистыми ресницами, улыбнулось натянуто голливудской улыбкой от уха до уха и пробормотало:

– Вам требовался запрос по телефонам Баулиных, так ведь?

– Именно. – Олег встал с кресла, покидать которое оказалось не очень удобно, таким оно было низким и мягким. – Уже готово?

– Да, да. Все в порядке. Пройдемте, я поставлю вам печать.

Девушка пошла вперед, предоставив возможность Снимщикову насладиться видом ее великолепной ладной фигурки. Она остановилась возле огромного круглого стола, шикарно изогнулась, свесив на стол длинные осветленные волосы, снова заученно улыбнулась ему. Шлепнула печать на документ в три лаконичных строчки. И тут же перестала обращать на него внимание.

Олег еле дождался конца ее показательных выступлений. Не очень учтиво выхватил из ее рук бумагу, обогнул ее стол, в три прыжка спустился по винтовой лестнице в фойе, затем на улицу и лишь там начал читать.

Да! Да, да, да!!! Да, черт возьми!

Звонок в милицию был сделал с телефона погибшего Баулина. Звонила женщина – это он уже в записи оперативных сводок достал. Значит…

Значит, с телефона своего мужа звонила Надежда Баулина. Звонила в милицию, чтобы сообщить об убийстве. Тут же прямо, как черт из табакерки, на Снимщикова попер резонный вопрос: как телефон супруга оказался у Надежды?!

Если погибший оставил телефон в пиджаке, значит, она обшарила карманы, прежде чем бросаться на поиски мужа. Зачем?

А если телефон был у погибшего, то…

То каким же надо обладать мужеством, чтобы обыскать карманы брюк убитого, найти там телефон, позвонить с него. И это все в состоянии жуткого аффекта, плюс истерики…

Не вяжется! Ни черта не вяжется!!!

Если и правда телефон был у погибшего, что это значит?

Значит, Надежда совершенно не так беспомощна и слаба, не так была убита горем, чтобы впадать в амнезию. Она…

Она хладнокровна, расчетлива и очень, очень умна. Может такое оказаться или нет?!

Да! Тысячу раз да!

И никогда бы он так не подумал и не заподозрил ее ни в чем, не свяжись она спустя полгода после смерти мужа с занюханным охранником из занюханной будки. Пора наводить справки и о нем тоже, ох, пора. А что касается Надежды, то к ней он съездит в гости. Без звонка, без предупреждения, без официальной бумаги. Просто съездит к ней на кофе и поговорит. Интересно, как она к этому отнесется?

Отвратительно отнеслась к его визиту Баулина. Ну, просто отвратительно. И даже в дом не хотела пускать, перебрасываясь скупыми фразами с ним через приоткрытую дверь шикарной террасы.

Олег даже рассмотреть ее как следует не мог. Видел прядь темных волос. Крохотный клок темно-вишневого шелка, должно быть, халата. Мохнатый помпон тапка. Слышал недовольный, глуховатый голос. И все! Дальше этого контакт не желал налаживаться.

– Уважаемая госпожа Баулина! – рассвирепел минут через десять бесполезного топтания на крыльце Снимщиков. – Дело об убийстве вашего мужа не раскрыто, но это не значит, что оно закрыто! И именно по этому поводу мне нужно с вами серьезно поговорить!

– Присылайте повестку, – продолжала бубнить из-за двери Баулина.

– Если вам пришлют повестку, черт побери, – заорал Олег, не сдержавшись, – то вполне возможно, что из отделения уже не выпустят, понятно?!

– Нет, – осторожно обронила она после паузы. – С чего это?

– Вот откройте дверь, тогда и объясню.

Дверь она все же открыла и впустила его в дом, где царил такой кавардак, что из-за него невозможно было разглядеть истинной роскоши. Она, конечно же, присутствовала, но была изрядно потускневшей.

Они прошли через просторный, захламленный вещами, велосипедами, насосами, мячами и ботинками холл. Вошли в гостиную, где было ничуть не лучше, и Баулина молвила с прежней хрипотцой:

– Присаживайтесь.

Снимщикову пришлось переложить с кресла у окна на стол два выстиранных, но не выглаженных постельных комплекта, мягкую диванную подушку и щетку для волос. Он присел, чуть двинул кресло, чтобы свет падал ему с затылка. Дождался, пока с теми же подготовительными мерами усядется вдова, и тогда уж принялся рассматривать ее без стеснения.

Ну, что сказать, что сказать…

Хороша, статна и красива… была когда-то. Теперь на всем лежал оттиск такого же запустения, как и в доме. Длинные темные волосы свисали тусклыми, не очень тщательно расчесанными прядями. Шелковый халат был измят, будто она спала в нем четыре ночи подряд не снимая. Под изумительного бирюзового цвета глазами залегли глубокие темные полукружья. Да и губы лишены были свежести, равно как и цвет лица.

– Что вы хотели? – немного, кажется, смутилась она от его рассматривания.

– У меня к вам несколько вопросов. – Снимщиков чуть заворочался в неудобном дорогущем кресле, тут же сопоставив его со своим не таким дорогим, но очень комфортным диваном. – Кое-что было упущено в первые дни следствия, сейчас хотелось бы заполнить эти пробелы. Глядишь, там и до раскрытия преступления окажется недалеко. Так ведь? Как вы считаете?

– Никак я не считаю, – глянула она на него тяжело и недобро. – Это ваше дело – раскрывать преступления, а дело убитых горем родственников – ждать результатов. Задавайте свои вопросы…

Олег ухмыльнулся, тут же отметив, как подчеркнуто было ею упоминание об убитых горем родственниках. Наверняка снова начнет косить под амнезийную вдовушку. Ничего, у него кое-что найдется для того, чтобы освежить ее память. Выписка из истории болезни, к примеру, где ни о какой амнезии нет ни единого упоминания, а значится один лишь невроз.

– Скажите, Надежда… Ничего, что я без отчества? – Олег наклонился чуть вперед, оперся локтями о коленки, скрестив пальцы в замок, и глянул на нее ну если не как на друга, то никак уж не на врага точно.

– Валяйте. – Сухие обветренные губы чуть тронулись усмешкой. – Кофе небось следующим своим шагом наметили?

– Не наметил, но не откажусь, – улыбнулся он ей широко и открыто, как улыбался всегда девушкам с милыми чудесными именами.

– Ждите тогда.

Баулина встала, козырнув голыми длинными ногами. И ушла куда-то в глубь дома, начав напевать про сержанта молоденького, в тельняшке новенькой. Тут же загремела чем-то металлическим, включила негромкую музыку, а Олег, оставшись один, принялся рассматривать комнату.

Мебель, посуда в шкафах, люстра, светильники по стенам – все подбиралось со вкусом, любовью и в едином стиле. Все стоило баснословно дорого и когда-то несомненно содержалось в образцовом порядке. Но теперь…

Все было покрыто наслоившейся пласт за пластом пылью. Грязные пятна на дорогой обивке кресел, дивана. Всюду ворохи одежды, каких-то журналов, справочников по оружию(!), фантиков от конфет и пустых коробок из-под печенья.

Непонятно почему, но Олегу вдруг сделалось обидно за погибшего хозяина. Создавалось наверняка им и на его деньги. А Надежда вот не смогла сохранить, хотя, может, и не было в том ее вины.

– Грязь рассматриваете?

Ее вопрос застал Снимщикова в тот момент, когда он только-только взял в руки их семейную фотографию. Единственную, кстати, в этой комнате. Больше нигде ни единого упоминания о ее прошлой с мужем жизни Олег не увидал.

– Да нет, фото. – Он повертел в руках пластиковую рамку с их семейным портретом и тут же поставил ее на место. – А при чем тут грязь?

– Да это я так… Что-то вроде извинения за хаос в доме. Домработница, знаете ли, взяла расчет, вот и… А мне все некогда да некогда… – скороговоркой пробормотала Надежда, очистила край захламленного стола в гостиной и составила с подноса две крохотные чашки, кофейник и сахарницу. – Вот вам и кофе. Присаживайтесь.

Он не стал садиться к столу, на котором кисельным озером застыло какое-то липкое пятно. Взял чашку в руки и вернулся на прежнее место – в кресло у окна, и снова сел так, чтобы солнце светило ему в затылок.

Отхлебнул, удивился, что кофе оказался на редкость хорошим, одобрительно улыбнулся ей и как бы невзначай спросил:

– А чего это ваша домработница взяла расчет, платить нечем?

– Да нет, деньги есть. Просто… Просто как-то так получилось, что… Ну, не сошлись характерами и все… – Надежда не притронулась к кофе, покручивая в длинных ухоженных пальцах крохотную чашечку. – Так что вас интересовало по делу об убийстве моего мужа? Мне кажется, что я все, что знала, успела рассказать и…

– Скажите, Надежда, – перебил ее Олег, тут же приказав себе не забыть разузнать у соседей про домработницу Баулиной. – Вы могли бы еще раз рассказать во всех подробностях события того самого вечера, когда вашего мужа застрелили?

– Подробностей не помню! – излишне резко поспешила она ему ответить, судорожно подобрала под себя ноги, не заботясь о приличиях и о том, что полы халата разъехались в разные стороны, обнажив даже кромку ее черных трусиков. – Я болела в то время. Амнезия, мой адвокат вам говорил, кажется!

– Он немного неправильно понял диагноз, вынесенный вам докторами. – Снимщиков вернулся к столу, пристроил на прежнее место пустую чашку и полез в карман брюк за выпиской из диагноза. – В заключении врачей нет ни единого упоминания о потере памяти. Ни единого!

– Да? – нисколько не удивилась Баулина. – Уж не знаю, что они там записали, но я ничего не помнила тогда, все как в тумане.

– Ага, понятно. Но это после, а до того как? Как вообще прошел вечер?

Она тут же оживилась представившейся возможности поговорить на отвлеченные темы и начала рассказывать все-все, вплоть до того, какое платье на ней было надето.

Олег слушал, не перебивая, с ехидством отметив про себя, что память у вдовы просто отменная и вынужденная амнезия была не что иное, как адвокатская уловка. Когда она выдохлась на том самом месте, как ее муж вышел покурить, он спросил:

– Он вышел с телефоном?

– С каким телефоном? – Надежда оскорбленно дернулась, будто он спросил ее, было ли на ней в тот момент нижнее белье, тут же сбросила длинные ноги с дивана и повторила: – Какой телефон вы имеете в виду?!

– Ваш муж пошел покурить, так?

– Да, – она нетерпеливо кивнула, с лихорадочной поспешностью заправив спутанные пряди волос за уши.

– Свой мобильник он взял с собой или?..

– Конечно, с собой! Он никогда с ним не расставался! Даже в туалет всегда таскал с собой, боялся, что я его девок начну отслеживать! Очень мне было нужно!!!

Вот оно! Засквозило! – обрадовался Олег, продолжая улыбаться и сочувственно кивать.

– Значит, телефон он забрал с собой. Потом вы пошли его разыскивать, я вашего мужа имею в виду, – уточнил Олег, с удовольствием подмечая, каким нервным румянцем пошли щеки и шея госпожи Баулиной. – И нашли его уже убитым. Так?

– Ну да! А как же еще! Он лежал на спине, руки в разные стороны. Кровищи вокруг. Бр-рр! – она нервически дернулась, запахиваясь в халат поглубже. – Думала, что с ума сойду от всего этого. Как увидела, как заору!..

Он не даст ей опомниться. Он не предоставит ей возможности обвести его вокруг пальца, как последнего желторотого пацана. Он чует эту дамочку! Он просто видит ее хищный, алчный оскал, полный ровных, белых, наверняка оплаченных покойным мужем зубов. Не обошлось в этом деле без нее! Хоть убей, не обошлось…

– А телефон его вы где отыскали? – ввернул он походя, предоставив ей возможность насладиться собственной игрой до конца.

К слову, играла госпожа Баулина неплохо и с удовольствием: и губы покусывала, и виски кончиками пальцев потирала, и глаза закатывала, пытаясь сморгнуть несуществующую слезу. При этом не забывала теребить полы халата, раздвигая их все шире и шире.

– Надежда, – позвал ее Олег, пытаясь отвлечь от процесса раздевания, завуалированного смятением. – Надежда! Телефон мужа вы нашли где, когда обнаружили его убитым?

– Что? А?!

На Снимщикова глянули совершенно несчастные, потерянные глаза. Не имей он опыта по части женских уловок вообще и по части уловок женщин, находящихся на подозрении в частности, ей-богу, купился бы. Но так…

– Телефон, Надежда! – чуть строже поднажал Снимщиков. – Где вы обнаружили телефон своего мужа? Он лежал на земле?

– Муж? Да! Как же он еще мог, стоять, что ли?.. Или вы снова про телефон?! Ой, ну при чем тут какой-то телефон, вы просто не понимаете!.. – Она вполне естественно всхлипнула.

– Так где? На земле? Он сжимал его в руке? Или…

– Да, да, да, в руке! Точно в руке! Он сжимал его в руке, вот так вот. – И она выставила перед собой сжатые в кулак пальцы. – Я взяла его и позвонила вам. Вот и все. Это преступление?!

Это не было преступлением. Это было полным враньем. На основании акта экспертизы, который Снимщиков изучал неоднократно и весьма скрупулезно, руки жертвы были заняты кое-чем другим. В одной у него была пачка сигарет, а во второй осталась зажигалка.

Она врет!!! Зачем???

Ой, придется ему снова идти на поклон к Веретину. Придется снова уламывать его строчить запрос, теперь уже другого порядка.

Кому, кроме милиции, звонила с телефона мужа госпожа Баулина? С кем вообще общалась в предшествующие убийству дни? Встречается ли там фамилия Хорин? И если да, то как часто?..

Получит нагоняй, конечно же, за то, что не предусмотрел всего сразу, но оно того стоило. Он чувствовал каждым нервом, что на верном пути. И он его пройдет до конца.

– Что вас связывает с Хориным Станиславом? – неучтиво оборвал Олег ее стенания, сопровождающиеся вполне недвусмысленным оголением плеч.

– Что?! С кем, с кем? – Баулина буквально подавилась очередным своим горестным всхлипом.

Резко выпрямилась, поспешно натянула на плечи и ноги почти полностью сброшенный халат. Снова резким движением задвинула за уши волосы и, резко выдвинув вперед подбородок, с надменностью коронованной особы ответствовала:

– Мои частные отношения с кем бы то ни было никакого отношения ни к вам, ни к убийству не имеют! Попрошу…

– Это я вас попрошу, милая Надежда, не упорствовать, а отвечать по сути и по существу. Если не желаете отвечать здесь, вызовем куда следует. Итак… Что вас связывает с Хориным Станиславом?

– Постель, – не стала она долго упорствовать, снова заметно расслабилась, откинулась на диванную спинку и опять-таки потащила с красивых коленок халат. – Нас со Станиславом связывает постель! А что? Вы против? Я молодая и интересная женщина, свободная к тому же. Он тоже молод.

– Но не свободен, – ввернул Олег, отворачиваясь, так как наблюдать за ее манипуляциями с измятыми полами шелкового халата становилось все противнее. – У него семья.

– Ой, вот только не надо меня воспитывать!!! – воскликнула она с утробным смешком. – Лучше бы воспитали в свое время моего муженька, чья постель прогревалась за сутки раз по семь, по восемь! Где же вы были тогда со своей моралью?! Куда смотрели, а?! Воспитывать он меня пришел! Я своим телом как хочу, так и распоряжаюсь. А Станислав… Он очень хорош в постели, очень! Мне одиноко, ему на своих дежурствах тоже. Почему бы не соединить наши два одиночества, а?..

Стало быть, она знала об изменах Баулина. Ого, это уже что-то! К тому же на убитую горем вдову Надежда что-то уж больно не похожа. И врет! И Хорин ее, тот что молод и хорош в постели, тоже врет! Как вот только теперь…

– Вы знакомы с Сочельниковыми? – заполнил Снимщиков повисшую после ее эмоционального выпада паузу, резко повернулся к Надежде, уловив ее внезапный испуг, и повторил: – С Сочельниковыми? С теми, чья дача неподалеку от вашей? Соседи же, не могли вы их не знать.

– Ах, ну-у, д-да, да, конечно. Просто вы так резко сменили тему, – тут же нашла она объяснение своему невольному заиканию. – Я растерялась. Я неплохо знала и мать и дочь. Мы даже общались с ними какое-то время.

Снова врет, стерва!!! Снова ведь врет. Если с Анной Васильевной она еще как-то могла пересекаться, то уж с Татьяной…

Так! Стоп! А кто сказал, что с Татьяной она была незнакома?! Виктор Гаврилович? Так тот может быть посвящен лишь в узкую тему отношений дачников, ограниченных территорией поселка. А вне его?..

– Как вы познакомились? – Олег встал с кресла, прошелся по комнате, сунув руки в карманы брюк, и, выглянув в окно, снова спросил: – Как вы познакомились с Татьяной?

– С Татьяной? Ну… Как обычно знакомятся?.. Остановились возле калитки или забора. Здесь ведь на дачах каждый друг друга знает. Привет, привет, как дела, как погода, и все такое. Что я, помню, что ли, столько лет прошло.

– А как давно вы купили дачу, Надежда? – вкрадчивым таким голосом поинтересовался Олег, не сводя с нее глаз.

И вот только тут она поняла, что сморозила глупость. Что безбожно проговорилась. Что попалась, если ей было куда попадать. А он теперь не сомневался, что было. Ох, как она разозлилась! Как рассвирепела!

Подскочила с дивана, грубым движением стянула на талии шелковый поясок, выбросила руку в сторону двери и прошипела, едва разлепив сухие обветренные губы:

– Вон из моего дома! Вон!!! Говорить буду только в присутствии адвоката, понял, ты!!!