Текст книги "Заповедник потерянных душ"

– Здесь! Это должно произойти здесь. Сюда мы должны его загнать. Он должен сдохнуть именно тут, понятно?

И сразу же ей в лицо ударил яркий луч, заставив зажмуриться. И следом тишину болота прорезал жуткий отчаянный вой.

– Что, Стас? Что ты орешь? – с раздражением спросил один из мужчин.

– Там! Я видел! Там! – заверещал истерично тот человек, чей крик она услышала.

– Что ты видел? Опомнись уже. Идем. – И кто-то грубо выругался. – Вечно с тобой все не так! С тобой одни проблемы, Мишин! Идем. У нас мало времени.

Пляшущий свет мощных фонарей начал удаляться. Мужчины уходили. Она наблюдала за ними, прислонившись к стволу березы и не делая ни единой попытки их остановить. Потому что это были никакие не волонтеры и не спасатели. Эти люди замышляли недоброе, они только что планировали убийство.

Глава 11

Она брела по собственной гостиной, как по мокрому песку. Ноги не слушались. Они утопали в высоком ворсе ковра, купленного три дня назад на распродаже. Она и сама не знала, зачем она его купила. Наверняка с ним будет много проблем. Пылесосом высокий ворс не вычистить. Придется выбивать, а для этого тащить на улицу. И, закинув на высокую перекладину, молотить по нему решетчатой металлической выбивалкой, напоминавшей теннисную ракетку. В принципе, не сложно. Было бы на все время.

Аня уперлась бедром в край сложенного стола-книжки. Не открывая глаз, пошарила по нему руками. Нашла истошно верещавший телефон, стоявший на зарядке. Наугад ткнула пальцем в экран, приложила к уху, хрипло произнесла:

– Да.

– Спишь, что ли, Малахова?

Звонкий голос капитана Бодрякова острой иглой впился в барабанную перепонку. Аня поморщилась и покачала головой.

– Уже нет, товарищ капитан, – проговорила она с упреком.

– Выходит, разбудил.

Ей почудилось, или это прозвучало упреком? Нормально! Она две недели без выходных. Спала по четыре часа. Она имела право хотя бы сегодня выспаться?! Могла хотя бы сегодня разобрать хлам в квартире, все перестирать, высушить и перегладить?! А так же поехать в центральный торговый центр и потеряться там часа на три, могла? У нее холодильник пустой! У нее груда белья в ванной! Ей уже которую ночь ничего не снится! А она терпеть не могла спать без сновидений. Ей тогда казалось, что она не спит, что ее просто нет.

– Выходит, разбудил, товарищ капитан.

Аня вздохнула и открыла глаза. Подцепила пальцами штору на окне, потянула в сторону. Выглянула в окно. Небо заволокло тучами. Будет дождь, нет? Какой день собирается, каждый день его обещают, а его все нет. В городе было душно и пыльно, невзирая на усилия городских служб, гоняющих по улицам поливальную технику. Городу нужен был дождь.

– Дождь будет, нет? – спросила она, коротко зевнув.

– Я тебе, Малахова, не Гидрометцентр, – недовольно произнес Бодряков. – Я вообще-то твой начальник. Я звоню тебе в твой единственный выходной не для того, чтобы позлить и поболтать о погоде.

– А для чего, товарищ капитан? – Она невольно улыбнулась. – Неужели хотели пригласить меня на уик-энд? С шашлыками, пивом, рыбалкой и катанием на катамаране?

– Хватит паясничать, Малахова. – Голос капитана зазвенел обидой. – Машину нашли. Так что собирайся. Десять минут хватит?

– Какую машину?

Она поняла, конечно, какую нашли машину, не дура. Просто побесить его захотелось.

Нет, ну как вот к нему присматриваться?! Как?! Если он не только попыток никаких не делает сократить меж ними расстояние, он даже ее намеков не принимает! Сидоров два дня назад ей вдруг подмигнул, встретившись в коридоре в Управлении. И на ходу скороговоркой:

– Как дела с капитаном?

– Все так же, товарищ полковник. – Аня почтительно склонила голову. – Работаем.

– А помимо работы?

– Все так же, товарищ полковник.

Ане было очень неловко. Ей в тот момент показалось, что покраснели не только ее щеки. Покраснело все ее тело. Локти, коленки, щиколотки под резинками коротких носочков, надетых под брюки.

– Ты присмотрись к нему, присмотрись, Малахова, – пробормотал полковник Сидоров и, посмеиваясь, пошел себе дальше.

Как и к чему она должна присматриваться, работая бок о бок с Бодряковым, она не понимала. В нем не было ничего, что могло бы разбудить ее романтические сновидения, а такие иногда случались. Такие, что просыпаться не хотелось.

Бодрякова в ее снах не было. Никогда!

– Ты чего, Малахова? – опасно понизил голос Бодряков.

Ане представилось, как он сейчас шумно дышит, высоко вздымая грудь. Как опасно натягиваются петли на его летней рубашке в мелкую синюю клетку. Он точно сейчас был в ней. Две другие, а у него их было всего три, наверняка валялись в груде грязного белья, которое Бодряков не успевал стирать. Прямо как она.

– Совсем уже, что ли, Малахова? Машину Голубевой Екатерины Семеновны нашли в тупике в одном из гаражных кооперативов. Не надо объяснять, кто такая Голубева? – поинтересовался капитан Бодряков с издевкой.

– Не надо, – буркнула она, заметив на стекле лоджии первые капли дождя.

– Десять минут у тебя. Я уже во дворе. Едем туда. Криминалисты уже на месте.

Конечно, времени на то, чтобы навести красоту, у нее не оставалось. Почистила зубы, нырнула под душ на три минуты. Волосы убрала в хвост, надела чистые джинсы, кроссовки и тонкую трикотажную кофту с капюшоном. Сегодня выходной. Она может себе позволить вольность в одежде. К тому же намечается дождь. И шагать по лужам в туфлях, путаясь в подоле серьезной черной юбки, совершенно не хотелось.

Позавтракать она не успевала. Схватила с полки шкафа упаковку пресного крекера, сунула в сумку и выскочила за дверь.

Дождя не было. Те капли, что прочертили стекло ее лоджии, были первыми и последними. Даже пыль во дворе не прибило. Сильным ветром ее закручивало вихрями, швыряя под ноги прохожим.

Аня закинула ручки сумки на плечо. Сунула кулачки в карманы трикотажной кофты и пошла к автомобильной стоянке.

Бодряков ходил возле машины и разговаривал с кем-то по телефону. Вернее, больше слушал. На нее едва взглянул. Наряд ее не одобрил. Она поняла это по его тяжелому вздоху, прозвучавшему после того, как он едва коснулся ее взглядом. Пнул что-то и проговорил с плохо скрываемым раздражением:

– Ищите! Ищите лучше!

И да, на нем была летняя рубашка в мелкую синюю клетку. И темные, почти черные джинсы.

– Что, все так плохо? – спросила она, когда они выезжали с ее двора.

– С чего ты так решила? – Он покосился на ее джинсы с прорехами на коленях. – Ничего приличнее не могла надеть?

– Это единственные чистые. Одни не высохли, вторые в корзине для грязного белья. Не в черной же юбке мне ехать! – Аня уставилась в окно. – А решила я, что все плохо, потому как товарищ капитан приказал экспертам искать лучше. Машина чистая?

– Абсолютно!

– Приехала на ней не хозяйка. С какой стати ей оставлять машину непонятно где, так ведь? Да она бы объявилась.

– А она не объявилась. Поэтому что, Малахова? Кто на машине Голубевой приехал в город?

Аня растерянно пожала плечами.

Он задал ей вопрос, на который у нее пока не было ответа. Она еще толком и не проснулась. Не позавтракала. К тому же угадала рубашку, в которой будет капитан. А рубашка сидела на нем очень, очень тесно. Короткие рукава морщились и ползли вверх по крепким мышцам. Три верхние пуговицы никогда не бывали застегнутыми. И смуглая сильная грудь Бодрякова – вот она, смотри не хочу.

«Издевательство какое-то! – проворчала Аня про себя. – Интересно, когда он успел загореть? Главное, где? Он же все время на службе».

Она глянула в прорехи джинсов на собственных коленках. Бледная до синевы кожа. И такая у нее везде. Она уже забыла, что это такое: след от купальника. Она уже забыла, когда отдыхала в последний раз. Даже на солярий времени нет.

А Бодряков загорелый. И выглядит свежо, хотя признавался ей недавно, что не помнит, что такое полноценный восьмичасовой сон.

– А на машине, Малахова, в город вернулся тот, кто пытался спасти Марию Сергеевну Никулину. Ее же кто-то пытался спасти, разве нет? Не сама же она проползла несколько километров, успев нахлебаться болотной жижи. Нет, конечно же, Малахова. Ее кто-то тащил.

– А зачем бросил? – Она пожала плечами.

Эту версию они уже отрабатывали. Капитан повторяется.

– Бросил, когда понял, что женщина мертва.

И это они предполагали. И предполагали, что тащила Никулину ее подруга – Голубева Екатерина Семеновна. А когда поняла, что помочь ей уже ничем не может, села в машину и уехала. Вопрос – куда – пока оставался открытым.

Голубева не появилась в квартире своей дочери. Не появилась по месту постоянной регистрации, а это за несколько сотен километров отсюда. Бодряков выдвинул версию, что Голубева просто решила отсидеться где-то. Вполне могла уехать к себе домой, запереться в квартире и затаиться. Она испытала сильное потрясение, шок, поэтому могла никак себя не проявлять. А может, она боялась чего-то или кого-то, кто пытался погубить их с подругой, вот и не выходила на связь.

Одним словом, оснований ломать ее дверь у местного участкового не было никаких. Он неоднократно заходил на адрес, опрашивал соседей, проверял парковки во дворе и окрестностях. Никакого результата.

– Испытав такой шок, она может просто сидеть тихо, – повторялся Бодряков на вчерашнем утреннем совещании. – Или она чего-то очень сильно боится. Поэтому никак не проявила себя до сих пор.

Но она не позвонила дочери, а дочь от беспокойства сходила с ума. И утверждала, что мама с ней так поступить не могла.

– Екатерина Семеновна очень обязательный человек, – возражал Бодрякову зять Голубевой. – Она нас обязала звонить по любому поводу. Задерживаемся, меняем планы, маршрут, – требовала звонить обязательно. Она не могла так поступить с нами…

– Тогда где она, Малахова? Где? – скрипнул капитан зубами. – Машина есть, а Голубевой нет.

– У меня только одна версия, товарищ капитан. Она погибла. Утонула, – сказала Аня. – Тот, кто пытался спасти Никулину, не смог спасти Голубеву.

– Он и Никулину не смог спасти. Протащил столько километров и не удосужился глянуть, жива она или нет, – отозвался Бодряков ворчливо, покосился на нее. И проговорил с кивком: – Зачет, Малахова. Я думаю так же.

– Поняв, что Мария Сергеевна мертва, он паникует, оставляет ее в лесу, сам садится в машину Голубевой. Возвращается в город. И…

– Отгоняет машину на мойку или сам тщательно ее моет. Бросает в укромном месте, замечу, с ключами бросает. И исчезает. Вопрос, Малахова, кто это может быть?

– Я не знаю, – призналась она, прокатав в голове несколько вариантов. – Это не Голубева.

– Нет, конечно.

– Это не сын Марии Сергеевны. Зачем ему угонять чужую машину, у него своя есть. И машина матери есть. Он ей время от времени пользуется, по словам соседей.

– Не он, – согласно кивнул Бодряков, бессовестно нарушая скоростной режим на проспекте. – Тогда кто? Ну! Думай, Малахова. Думай.

– Иван Митрофанович Супрунов?

И Аня поежилась, ожидая насмешливого фырканья капитана. Он всегда фыркал, когда она говорила что-нибудь не то. И это всегда казалось ей оскорбительным.

Но он вдруг, покосившись на нее с удивлением, проговорил:

– И снова зачет, Малахова. Удивляешь меня сегодня. Я даже штаны тебе твои драные готов простить. Удивляешь, – протянул он, осматриваясь на незнакомой улице.

– Говорю же, не успела постирать, – огрызнулась она, положила ладони на коленки, прикрывая прорехи. – По двадцать часов работаем, товарищ капитан. Без выходных.

– Не мне тебе рассказывать, лейтенант, что розыск по горячим следам самый важный. Пока будем отдыхать, стирать, убирать… – Он недовольно поморщился. – Не найдем сразу, не найдем никогда.

– Пока мы раскачались и начали искать, следы уже успели остыть, – напомнила Анна. В заказник они с Бодряковым поехали лишь в понедельник.

– И все же… И все же… – отозвался он рассеянно, вслушиваясь в рекомендации бортового навигатора, резко вывернул руль влево. – Кажется, сюда.

Недавно заасфальтированная узкая дорога резко вильнула в сторону и закончилась у полуразрушенной будки охранника. Шлагбаум отсутствовал. От ограждения остались лишь ржавые столбы. Далее шли ровные ряды гаражных строений с номерными знаками, нанесенными черной краской прямо на серый кирпич торцевых стен.

– Нам нужен ряд номер… – Бодряков повертел шеей. – Ага. Вон он, самый последний. Девятнадцатый.

Через пять минут они остановились рядом с машиной, зарегистрированной на Голубеву Екатерину Семеновну. Открыты были все двери, капот, багажник. Эксперт-криминалист Володя Сучков, сидя на корточках возле переднего правого колеса, уже складывал экспертные принадлежности в плоский чемоданчик. На них глянул хмуро, едва кивнув.

– Володь, привет. – Бодряков подошел, протянул руку.

Володя протянул свою, спохватился, тут же стащил с кисти латексную перчатку, швырнул ее в чемоданчик, вяло ответил на рукопожатие.

– Чем порадуешь, Сучков? – Бодряков присел с ним рядом на корточки. Кивком указал на колесо машины. – Что-то есть?

– Ничего, капитан, нет. Интересно, чего ты ждал? Что может остаться после автомойки? – поспешил возмутиться Володя, захлопывая чемоданчик и щелкая блестящими замочками. – Следы шампуня и полировки.

– Ого! Недешевая мойка.

– Недешевая, – согласно кивнул Володя.

– Вряд ли Иван Митрофанович Супрунов мог себе такую позволить, – обернулся на Аню Бодряков.

– Вряд ли, – согласно кивнула она.

– А скажи мне, Володя, есть ли какие-то специфические отличия у спецсредств, которыми пользуются на автомойках?

– Все скажу после экспертизы, – отозвался Володя, выпрямляясь в полный рост. И сложил тонкие губы скептической волной. – Но на твоем месте, капитан, я бы на это не уповал. Один шанс на миллион, что это выстрелит.

– Ага, – хмуро отозвался Бодряков, обходя машину. – Я понял. Точно ничего не пропустил?

– О господи! – Володя театрально закатил глаза под лоб. – Говорю же тебе, ни волоска, ни ниточки, ни соринки, ни клочочка. Машина чистая! Во всех смыслах.

– И все же, Володя. – Бодряков нацелил ему в спину указательный палец. – Один шанс!

– На миллион, – огрызнулся Володя, отходя к служебному автомобилю.

– И все же.

Бодряков со вздохом полез в салон машины. Что-то рассматривал, щупал, тер панель, нюхал палец. Выбрался на улицу, чертыхнувшись, захлопнул по очереди все двери. Заглянув в багажник, поднял коврик и потрогал запаску.

– Ты посмотри, что делается, Малахова! – возмутился он. – Они даже запаску вымыли. Это где же такие чудеса вытворяют?..

– А так чудят, капитан, по моим сведениям, лишь на трех автомойках нашего города, – позвонил ему ближе к вечеру Володя Сучков. – Правильнее, на десяти. Но семь других я исключил, потому что там не пользуются полировкой такого класса.

– А что за полировка?

– Химический состав нужен?

– Не особо, – поморщился Бодряков и сделал Ане знак записывать, включив мобильник на громкую связь.

– Хорошо. Химический состав исключаем, – удовлетворенно хмыкнул Володя. – Полировка очень дорогая. Нанести ее на машину после тщательной мойки стоит где-то… Приблизительно… От десяти тысяч рублей.

– Чего-чего? – вытаращился Бодряков.

– И это только нанесение защитного покрытия. Еще сама мойка не из дешевых. Видел, даже запаска чистая. И все спицы дисков. И салон вычищен до блеска. Говорю же, дорогое удовольствие. Кто-то постарался.

– Так скажешь или нет адреса тех салонов, где так чудят?

И Бодряков снова поводил в воздухе указательным пальцем, чтобы Аня записала.

– Вот как-то так, капитан, – выдохнул Володя, продиктовав адреса. – Только эти три салона предлагают такую дорогостоящую услугу, нанося покрытие именно этим составом. Кстати, гарантия полгода. Можешь воспользоваться.

– Непременно, – буркнул Бодряков, прерывая связь. Глянул на Аню. – Все записала?

– Да.

– Тогда поехали. – И он шагнул к кабинетной двери. Со вздохом обернулся на нее. – И не надо на меня так смотреть, Малахова. Я тоже устал. И есть хочу. Но еще больше хочу выяснить, кто же так постарался.

– Это не Супрунов. – Аня поднялась с места, взяла в руки сумочку, засунула в нее лист бумаги с адресами автомоек. – У него таких денег нет.

– У него таких денег нет, – отозвался эхом Бодряков. – И мы сейчас с тобой, Малахова, поедем и выясним, кому таких денег не жалко. И главное – зачем?

– Думаете, повезет?

– Уверен, – произнес капитан, запирая дверь кабинета на ключ.

Повезло им по второму адресу, надиктованному Володей Сучковым.

– Да, была такая машинка, – едва глянув на фотографии автомобиля Голубевой в мобильнике Бодрякова, кивнул мастер-приемщик.

– Когда была? Кто пригонял? Как расплатился? – засыпал приемщика вопросами капитан.

– В смысле, как расплатился? Деньгами, как еще? – удивленно моргнул приемщик.

– В смысле: наличными или банковской картой?

– Ой, – парень поддернул лямки великоватого комбинезона, растерянно поморгал. – Надо смотреть по компьютеру, в программе. Я уже не помню.

– А когда это было?

– В прошлую мою смену.

– А смена прошлая когда была? – спросил Бодряков, еле сдерживая раздражение.

– С восьми вечера воскресенья до восьми утра понедельника.

– Ага… Стало быть, машину пригнали с воскресенья на понедельник, правильно я понимаю?

Они переглянулись с Аней. Время смерти Марии Никулиной приходилось как раз на ночь воскресенья. Точно до часа эксперт указать не мог, потому что ночь была очень теплой и влажной. Но что это случилось воскресной ночью, он не сомневался.

– Пригнали ее, пригнали… – Парень оседлал высокий стул за высокой стойкой администратора и энергично щелкал мышкой. – Вот, есть время регистрации. Пригнали ее в четыре утра понедельника. Забрали минувшей ночью.

– А что так?

– В смысле? – поднял парень на них вопросительный взгляд.

– Что не сразу забрали?

– Так нанесение защитного слоя требует времени.

Приемщик глянул на них с упреком, качнул головой и пробормотал едва слышно: дилетанты.

– Оплатили как?

– Наличными оплата. – Ответ разочаровал. – Да, все так, наличными.

– А можно узнать имя заказчика?

Бодряков, которому не нравилось разговаривать с приемщиком из-за высокой стойки, обогнул ее и встал с ним рядом, пытаясь заглянуть в монитор. Но шрифт программы был слишком мелким. Он ничего не рассмотрел. Парень покосился и сел так, чтобы плечом закрыть обзор наглому капитану.

– Имя! Заказчика! – прошипел зло Бодряков.

– Голубева Екатерина Семеновна, – прочитал приемщик с монитора, водя по нему пальцем.

Ане показалось, что у Бодрякова в этот момент подогнулись коленки. Он привалился плечом к стойке.

– Что? Прямо сама Голубева в четыре утра машину пригнала? Екатерина Семеновна? – Он выкатил нижнюю губу и с сомнением покачал головой. – Не верю. Может, водитель ее? Паренек такой молодой, симпатичный, мускулистый, вроде тебя.

Аня еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Впервые слышала, что Бодряков говорит комплименты. И кому? Мужчине!

– Ну да, парень пригонял. Он же и забирал, судя по записям, – разговорился приемщик. Осторожно покосился на свои хилые руки, болтающиеся в широких рукавах футболки. – Данилой зовут. Четыре утра. Народу немного. Поболтали о том о сем.

– Спасибо, – сердечно улыбнулся Бодряков, хлопнул парня по сутулой спине. – Это, собственно, все, что я хотел услышать.

Они вышли из автомобильного салона в душный вечер. Молча прошли на стоянку, где Бодряков оставил свой автомобиль. Одновременно глянули в низкое серое небо, напоминающее бетонный потолок.

– Будет дождь, Малахова? – спросил Бодряков, покосившись на ее голые коленки.

– Вряд ли, товарищ капитан. – Она зашла за машину, чтобы его не раздражать. – А это вы к чему?

– А это я к тому, Малахова, что по бездорожью в дождь сложно добираться. А у меня задние протекторы лысые почти. Ты же понимаешь, да, что мы с тобой сейчас не можем расстаться?

Она покраснела, молча кивнула. Опасная смелая мысль, что она бы с ним не рассталась и потом, была изгнана, едва появилась.

– И понимаешь, что мы сейчас с тобой должны поехать и навестить юркого парнишку, который хотел с нами поиграть в Сусанина в заказнике. – Бодряков поскреб отросшую за день щетину. – Понимаешь, да?

– Так точно, товарищ капитан.

– Тогда полезай в машину, Малахова, полезай.

Они расселись. Бодряков завел двигатель. Покосился на ее коленки.

– И чтобы я больше тебя в этих штанах не видел!

Глава 12

Он проснулся в отвратительном настроении. Проснулся много позже, чем ему предписывали правила. Правила, установленные отцом и братом отца. Плевать! Ему надоели эти чертовы навязанные ему правила. Надоела жизнь в лесу. Он возвращается.

Отец глупец! Данила даже зло хихикнул, поняв, что получилось в рифму. Да, он теперь так и станет его называть про себя: отец-глупец. О чем он думал, когда запирал его в этом заказнике? Что Данила станет на путь исправления, в одночасье превратится в эдакого Рэмбо? Благородного, сильного, честного?

А он пытался, если что! Пытался стать лучше, чище. Но не вышло! Даже в этом забытом Богом медвежьем углу, вдали от соблазнов, ничего не вышло. Он опять накосячил! И попробуй, докажи, что он накосячил из добрых побуждений. Кто ему поверит? Отец? Дядька? Не-ет. Вряд ли. Их гнев будет праведным и обоюдным. И теперь-то отец уж точно отправит его в армию.

И стоило тогда торчать здесь все это время?

Данила сбросил с узкой кровати ноги, резко сел, глянул в окно. Ветки деревьев мотало сильным ветром. С востока заходили грозовые тучи. Если пройдет дождь, то такси сюда не поедет. Его уже предупредили, что следующий вызов будет стоить ему дороже. Потому что водитель, сделавший в этот заказник три рейса, повредил заднюю левую дверь. И за ремонт ему теперь придется платить самому. И он сильно ворчал, когда вез его сюда.

Данила, конечно, мог бы угнать машину у дядьки. Она все равно стояла без дела. С полным баком бензина, он проверил. Машина была не заперта. Он мог бы доехать на ней до города. Оставил бы ее на одной из городских парковок, а потом позвонил. Все бы объяснил и попутно извинился.

Но беда в том, что не было ключей. Он перерыл весь дом от подвала до чердака. Обшарил все сундуки, роясь во всяком тряпичном хламе, провонявшем нафталином. Ключей не было! Видимо, дядька таскал их все время с собой. И зачем ему ключи от машины в чаще леса?

Этот вопрос – зачем – Данила задавал и себе. Не единожды с прошлой ночи. Он измучил себя этим вопросом.

Зачем?

Зачем он вернулся сюда после того, как забрал чужую машину с автосервиса и загнал ее в тупик в одном из гаражных кооперативов?! Зачем он вызвал такси и снова вернулся сюда, идиот?! Он же был в городе. Чего проще: приехать домой, завалиться спать, а утром выйти к завтраку как ни в чем не бывало? Ну, поорал бы отец, и что! Он бы ему все объяснил. Все! И главное, рассказал бы, что то место, куда отец отправил его на исправительные работы, вовсе не безопасное. Там гибнут люди! При странных весьма обстоятельствах гибнут!

А дядя – молчун хренов, который должен был обеспечивать безопасность Данилы, почти не появляется. И будто и не замечает, что творится у него под носом. Будто не понимает, что происходит во вверенном ему хозяйстве. А вот Данила понял сразу. Или почти сразу. И именно поэтому он сейчас отсюда уедет. Вызовет такси и уедет. И плевать ему на угрозы отца и…

Мобильный телефон зашелся старым скрипучим фокстротом. Отец!

– Спишь? – зло поинтересовался отец, стоило Даниле ответить. – Время к двум пополудни, а ты спишь?

Данила закатил глаза и замотал головой, стиснув зубы. Главное, было сдержаться, не поддавшись на провокации. Иначе поскандалят. Хорошего тогда мало. А так еще есть шанс его убедить отменить наказание в виде изгнания.

– Что ночью делал?

Он знает! Данила вскочил на ноги и заходил по комнате. Конечно, он знает. Ему приходили сообщения на мобильный телефон обо всех операциях по банковской карте, врученной Даниле на самый пожарный случай. И то, что Данила заплатил наличными за полировку машины, не спасло. Он же в ночь с воскресенья на понедельник снимал деньги? Снимал. Странно, что папаша два дня назад не обеспокоился.

– Ночью я был в городе, пап, – вдруг решил он начать с правды.

– Угу… – промычал отец, озадаченный откровением Данилы. – И что делал? В клубе отжигал? В каком? Странно, что мне еще не позвонили из полиции и не сообщили о разбитых витринах, зеркалах и…

– Я был не в клубе. Я забирал машину из автосервиса. – Данила назвал адрес крутого сервиса, услугами которого они с отцом обычно пользовались. – Можешь проверить.

– Машину?! – Отец странно хрюкнул и едва слышно выматерился. – Ты что, угнал машину? Твоя-то в гараже! Какую, мать твою, машину?! Данила!

– Машину Голубевой Екатерины Семеновны, – вспомнил Данила имя на документах.

– А это кто такая?! Данилаааа!

Слова выходили у него странными. Отец почти задыхался. Даже стало чуть жалко его. В последний год у него частенько стало прихватывать сердце. И в этом, конечно же, была и часть его вины. Ну и мать добавляла проблем своими вечными капризами и запросами.

– Кто такая, спрашиваю?! Твоя очередная…

– Думаю, пап, это та тетка, которую нашли в лесу мертвой в понедельник.

– Что?!

В трубке что-то громыхнуло, отец вскрикнул, будто уселся мимо стула. Может, упал? Данила занервничал.

– Па, ты чего там? Чего подумал? Я ни при чем. Я, наоборот, человека спас.

– Какого человека ты спас, если говоришь, что ее нашли мертвой?! – простонал отец слабым голосом.

– Это ее нашли мертвой, а его я спас. Отвез на ее машине в… – Данила вспомнил умоляющие глаза, смотревшие на него из маски засохшей грязи. – В общем, не важно, куда я его отвез. Отвез в город. Отогнал машину на мойку. И полировку. Пришлось потратиться, пап. Всю исхлестал о кусты ночью. Сегодня ночью забрал ее и отогнал в тупик в гаражах. Помнишь, где ты меня нашел, когда я…

– Помню, – снова через стон отозвался отец. – Господи! Что же ты там опять творишь?! Серега где?

– А я знаю! – фыркнул Данила, высовываясь в открытое окно. – Во дворе не видно. Квадрика нет. Значит, опять укатил. Если вообще приезжал. Я его почти не вижу, пап.

– Все. Понял. Закончилось твое изгнание, сынок. Сиди тихо. За ворота не выходи. Я скоро приеду и заберу тебя. Будем вместе разбираться, кого ты там спас. Понял меня?

– Угу. – Данила подхватил со спинки стула майку, комкая, прижал к груди. – И что? Теперь куда меня отправишь?

– Никуда, – буркнул отец. И добавил со странным смешком: – Ты же теперь у нас герой. Куда же тебя теперь! Сиди, не высовывайся. Жди. Я скоро.

По деревянной лестнице на первый этаж он не спустился, он слетел. Уже с сумкой, в которую покидал свои вещи. Благо их было немного. Одежда, которую навязал ему отец, занимала ровно половину спортивной сумки. Он потрогал бок чайника. Холодный. Другой посуды на плите не было. Значит, дядя Сережа не приходил. Обычно завтрак он ему оставлял.

Данила недовольно поморщился и полез в холодильник. Сегодня, как никогда, есть хотелось особенно сильно. Хорошие новости от отца пробудили аппетит. И съесть он готов был что угодно. Даже старое соленое сало с узкой розовой прослойкой, уложенное на черствый черный хлеб, показалось невероятно вкусным. И травяной чай, от которого его иногда подташнивало, он подливал трижды.

Домой! Он сейчас уедет домой! И забудет все как страшный сон. И точно постарается больше не попадать ни в какие дурацкие истории, за которые отцу захочется его наказать. Он восстановится в универе. Наладит отношения с Машкой. Он вдруг понял, что жутко соскучился по ее голосу и смеху. И страсть, как захотелось похвастаться своим подвигом. Она одобрит, нет, его порыв?

Машка была единственной девушкой, которую не волновали деньги его отца. Единственной, которая его не простила, застав с другой. Единственной, о которой он вспоминал чаще, чем три раза в неделю. И если у него все получится, то после окончания универа он, может, на ней и женится.

Данила смахнул со стола крошки. Вымыл чашку. Подхватил сумку и вышел из дома. Дождя пока нет. Он подождет отца на улице. Подышит напоследок свежим воздухом. Он сел на деревянную скамейку, облокотившись спиной о край стола. Задрал подбородок к хмурому небу. И усмехнулся, подумав, что с радостью подышал бы сейчас удушливым городским воздухом. Потолкался локтями в час пик на проспекте. Постоял бы в пробке в центре города. И не сигналил бы нервно медлительным водителям. Он просто наслаждался бы жизнью. Комфортной, удобной, беззаботной. Той жизнью, которую обеспечивал ему его отец, и цену которой он понял только теперь.

Гул автомобильного мотора он услышал, еще когда тот напоминал гудение шмеля. Издалека. Отец? Так быстро? Данила глянул на часы. Прошло всего двадцать минут. Он не мог так быстро добраться из города. Хотя мог запросто послать кого-нибудь, если был занят. Или был не дома и стартанул оттуда, где его настигли опасные откровения сына. И все же, прежде чем открыть ворота, Данила позвонил. Телефон отца оказался вне зоны. Ну, все верно. Здесь во многих местах связи не было. Он проверял, когда гулял.

Значит, отец. Значит, точно был не дома, когда позвонил ему.

Данила отпер ворота, широко распахнул, подставив под каждую воротину по большому камню, чтобы их не закрыло ветром. Встал, прислушиваясь к нарастающему гулу мотора. Нет, все же это не отец. Машина была не его. Не то чтобы Данила был таким знатоком и мог по звуку отличить марку двигателя, но все же дизель по звуку отличался. А у отца был дизель. Ехал кто-то другой.

Он вдруг почувствовал странное беспокойство. Мелькнула мысль о противном полицейском, как там его – Бодряков, кажется. Машину в тупике обнаружили, вышли на автосервис, и там его сдали. Болтливый приемщик долго к нему приглядывался, оформляя машину на полировку. Сдал! И теперь капитан едет сюда за объяснениями.

Он бросил еще один взгляд на часы. Шестнадцать десять. Нет, не верится, что полиция сработала так быстро. Пока автомобиль в тупике обнаружат, пока с ним поработают эксперты, пока выйдут на автосервис.

Нет, это не Бодряков.

Полицейская машина раскручивается медленно. Кому, как не ему, об этом знать. Его однажды сутки продержали в обезьяннике, пока отец доказывал, что его сын не верблюд. Сутки! А тут прошло времени всего ничего. В лучшем случае, приедут к ночи. В худшем – завтра.

Данила сразу успокоился. Его к тому времени здесь не будет. Он будет дома, под защитой отца. И даже, пользуясь его поддержкой и ощущая рядом его твердое плечо, может позволить себе рассказать полиции всю правду.

Рев мотора сделался оглушительным, видимо колеса попали в глубокую колею в ста метрах от дома, догадался Данила. В этой колее почти не высыхала влага. Даже в жару трава оставалась мокрой. Подземные воды близко. Может, родник пробивался. Так объяснил ему дядя Сережа, когда он спросил – почему так.