Электронная библиотека » Галина Уварова » » онлайн чтение - страница 15


  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 14:40


Автор книги: Галина Уварова


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Я был хуже (Виктор Сиголаев) – Рассказ. 08.08.2015

– Кто это здесь «фракция»? – коренастый крепыш в необношенной «стекляшке» угрюмо напирал на долговязого солдатика, кося глазом за спину, ощущая негласную поддержку с той стороны, – кого ты назвал «молдавской фракцией»?

Санёк совершенно без интереса наблюдал, как молдаване в курилке пытаются набрать баллы лишнего авторитета в роте. Сам он не курил, но когда объявлен «перекур», молодняк должен быть в курилке, невзирая на пристрастия и предпочтения. Сам Санёк упрямо отказывался смолить даже тогда, когда ему предлагали по дружбе ценные в учебке сигареты. Именно потому, что смолили все.

А вот он не будет!

– А ну, повтори, как ты сказал! Это вообще что за слово такое, «фракция»?

«Чего сам себя накручивает? – думал Санёк, жмурясь на заходящее осеннее солнышко и наслаждаясь драгоценными минутами покоя от горластого сержанта. – Всем тяжело. Чего на своих срываться-то?»

В роте молдаван – добрая половина. Разные есть. Спортсмены, рабочие, есть даже актер и учитель математики. Но основная масса – из деревень и поселков. Аграрии, как вон тот коренастый. Держатся обособленно, шушукаются по-своему, друг за друга горой. Обидчивые умопомрачительно. Вот и Борец пошутил на свою голову, решил подколоть их «кучкование» в курилке.

– Ты смотри… это. Еще раз вот так вот нас назовешь…

«Сдулся боец, больше крика было. И чтобы он сделал? – Санёк лениво прикидывал возможные варианты, – за драку сел бы на «губу». Цапнул бы за грудки, полетел бы от пинка сержанта чистить «наружник». Чего вообще вздыбился на ровном месте?»

Вообще Санёк его понимал. Первые месяцы службы в учебном комбинате связи оказались ну просто неимоверно тяжелыми. Давило все. И постоянное недосыпание, и вечная беготня вместо нормального шага, и бестолковое многочасовое топание по плацу. И постоянно хотелось есть.

В самое первое посещение солдатской столовой, когда запыханные непривычным темпом событий и перемещений, только что переодетые призывники рухнули на деревянные лавки у широких обеденных столов, Санёк начал брезгливо крутить носом. Морщась, отодвинул от себя кусок хлеба с пятачком янтарно-осклизлого масла, отдал соседу положенные ему два кубика сахара, поковырялся в сурового вида каше и отхлебнул пресного, пахнущего соломой чая. Все, наелся.

На следующий день съел все до крошки. А теперь ловит себя на мысли, что время, текущее по Вселенной, делится только на три куска: от завтрака и до обеда, от обеда – до ужина, и дальше до завтрака. И Вселенная эта выкрашена в черный, унылый и безнадежный тон. И впереди – только глыба сплетенных в беспросветный монолит безысходности минут и часов предстоящей службы в учебке.

Говорят, что эти месяцы считаются самыми кошмарными из предстоящих двадцати четырех. Недаром выпуск из учебного комбината курсанты называют «зеленым дембелем». Ну да, в войсках тоже не сахар. Здесь – сержанты, там – деды. Здесь – уставом плющат, а там могут и по репе настучать. Но это уже как себя поставишь.

Санёк знал, что за себя он сможет постоять. Баловался боксом одно время. Но даже не это главное. Два года в студенческой общаге – отличная школа для навыков определения своего статуса в коллективе. Неписанные законы, в принципе, везде одинаковы. Не воруй, не подставляй, не стучи и не ной. Ну и плюс масса мелких нюансов.

К слову, коренастый молдаванин нарушает принципы «нельзя толпой на одного» и «своих не бьют». Нет гармонии в этом мире!

Санёк, кряхтя, потянулся. Руки-ноги ноют от физо и пробежек с полной выкладкой. Истекают драгоценные секунды перекура. Сейчас начнется.

– Строиться, рота. Шибче, шибче. Шевелим мослами!

* * *

Алёнка пишет каждый день.

Санёк держит в тумбочке целую пачку её писем. Они дышат теплом и неоцененным по достоинству счастьем свободной доармейской жизни. Как там было светло и чудесно! Огромное, светлое, искрящееся радостью пространство, оставшееся в прошлом. Ну, до чего же он был слепым и бестолковым от того, что не ценил эту россыпь драгоценных дней?! Теперь от полыхающего солнца свободы остались лишь тонкие и ненадежные лучики – Алёнкины письма. От них и тепло, и больно одновременно. Как она там? Что делает? С кем. А что, если?..

Любимые байки курсантов – о коварных изменах девчонок на гражданке. Песенки разные тошные, стишки в блокнотах, дурацкие афоризмы…

Но черное дело вся эта солдатская беллетристика уже сделала. Санёк себя гложет, грызет и кусает постоянно. С кем она там? Обещала ждать. Ох, как плохо мы ругались последние полгода! Зачем? Ну чего он такой дурак? Был.

Санёк надрывно вздохнул и продолжил отвечать на Алёнкино письмо. Рота сидела под телевизором в полном составе, каждый на своей табуретке, и «просматривала программу «Время»». В основном спали, уткнувшись в спину соседа. Время от времени к спящим подкрадывался один из сержантов и… делал замечание. Вручную. Санёк писал, это не возбранялось: лишь бы не спал, проявляя политическую незрелось перед мелькающим то и дело на экране чернобровым лидером ЦК КПСС.

Хитрость написания писем Алёнке в состоянии «просмотра информационной телепередачи» Санёк придумал давно. Тетрадный листок сворачивал вчетверо, писал полстрочки, переворачивал и продолжал писать. Получалось кривовато, зато – ежедневно. Вот такое у них с Алёнкой правило – писать друг другу ежедневно!

«Дождется, – успокаивал себя Санёк, – не может не дождаться, такие письма пишет! Каждый день!»

Алёнка писала обо всем: об учебе, о родителях, о том, как рано насупила осень и приходится одеваться в теплое. Но главное – всегда был один абзац, про то, как она его очень-при-очень любит, жить не может, вспоминает и плачет…

Санёк неожиданно для самого себя хлюпнул носом.

– Рота, встать!

Грохот отодвигаемых табуреток.

– Сади-и-ись!.. Встать!.. Сад-и-ись! Встать! Садись! Спать еще будем?

– Никак нет!

– Не слышу!

– Никак нет!!!

– Брежнева любим?

– Так точно!

– Не слышу?

– Так точно!!!

– Вот то-то же. Кто еще заснет – пойдет очки драить. Всю ночь. Сидим, смотрим.

Санёк зашарил под табуретом. Черти! Вспугнули так, что он письмо для Алёнки уронил.

– Чего потерял, земеля?

Санёк в панике вскочил, вытаращив глаза на младшего сержанта Лашкула, самого молодого в касте сержантской элиты, белобрысого крепыша со значком среднего технического образования на форме. В руках у того трепетал счетверенный листок Санькиного письма.

– Не это ищем, курсант?

– Это.

– Не по-о-онял.

– Так точно, это, товарищ младший сержант!

– А ты что, курсант, против Советского правительства?

– Никак нет, товарищ младший сержант!

– А чегой-то мы здесь письма пишем? А? Что у нас тут? «Вспоминаю тебя каждый день. Нет больше радости чем…»

– Не… надо.

– Не понял.

Санёк с ненавистью уперся взглядом в белесые глаза. Медленно, дрожащим голосом произнес, четко выговаривая буквы:

– Я сказал тебе… не надо…

– Ты кому «тыкаешь», курсант? Давно унитазы не нюхал? Сейчас быстро у меня…

Письмо выпорхнуло из рук Лашкула. Сам он исчез из поля зрения, отодвинутый плечом высокого плечистого парня. Старший сержант Денисов. Не глядя, он протянул бумажку Саньку.

– Бери. Бери, я сказал!

Санёк взял письмо и торопливо сунул его в нагрудный карман.

– Инвентарь знаешь, где искать?

Санёк кивнул.

– Время – до отбоя. Ленкомната блестит. Пшёл!

– Есть!

Санёк сорвался с места, второпях вернулся и схватил свою табуретку. Понесся ставить ее на место. До отбоя еще минут сорок, на поверке можно не стоять. Успеет!

Забегая в туалет, заметил, как старший сержант распекает Лашкула, отведя его от курсантской массы подальше.

Этика!

* * *

Неожиданно для себя Санёк открыл, что третий месяц службы оказался не таким черным и беспросветным, как первые два. Нет, тоже было тяжело. И тоска мучала по незабвенным гражданским денечкам, по Алёнке. Только притупилось все как-то. Дни вроде бы ускорились. Подъемы, занятия, кроссы, стрельбы – все замелькало в стремительной карусели. И как награда за каждый день этой «напряженки» – отбо-ой! Самые любимые солдатские мгновения первого года службы. Если ты не в наряде.

Санёк стал ходить в караулы. Оказалось не так страшно, как пугали. Ну да, недосып. Зато ели от живота. А ночью на посту полностью принадлежишь самому себе. Да еще и с грозным оружием в руках, где рожок набит настоящими патронами. Боевыми. И не чувствуешь уже себя курсантским прахом у сержантских ног. Что-то уверенное и сильное шевелится в глубине сознания.

Да и сержанты в караулах совершенно другие. Серьезнее. Если даже и покрикивают, то только во время уборки. Когда прием-сдача идет. А в течение суток – как одно целое с курсантами. Ритуалы смены, правила, инструкции. Нет. Не «прах» тут курсант. Боевая единица. Грозная единица!

А потом начались ночные занятия по спецуре. У Санька уже был свой экипаж машины связи из числа одновзводников, и раза два в неделю ночью их тихо будил дневальный с кодовым словом. Нужно было, не будя роту, собраться и пулей лететь в учебный корпус. Время прибытия ограничено нормативом, не дай бог опоздаешь! Там сонные и не прочухавшиеся члены экипажа должны были без ошибок настроить аппаратуру. Тоже по нормативу. Не уложишься – по новой. Уложишься – бежишь досыпать. Стоит ли говорить, что укладываться в отведенное время пацаны научились с третьего занятия? Санёк даже вкус почувствовал в этих ночных приключениях. Какое-то разнообразие в окружающей его унылой серятине.

Один раз весь экипаж Санька сержанты после обеда отправили в ленкомнату, вместо того, чтобы как всех гонять по полосе препятствий. Там их ожидал капитан Проценко – замполит роты, дородный дядька с вислыми усами и ярко выраженным малоросским акцентом.

– Проходим, товарищи курсанты, садимся.

Довольные прогулом на спортгородке, пацаны, стараясь не сильно греметь стульями, расселись за столами. Вообще, офицеры в роте – существа поднебесные. Так, появятся перед строем раза три за день, что-нибудь проораторствуют высокопарно-политическое и в канцелярию. Соберут туда сержантов и накручивают. Потом – вжик! – и нет их. В стае остаются местные акулы – замки и комоды. Выедают мелких и ослабевших особей, двигают эволюцию боевой и политической подготовки к очередному переходу от количества к качеству.

Так что общение с офицером вот так, почти с глазу на глаз – большая редкость. Все насторожены и ждут неприятностей.

Хотя Проценко начинает почему-то с дифирамбов:

– Ваш экипаж, товарищи курсанты, признан лучшим в подразделении. По итогам отчетного периода в ваших служебных карточках сделаны отметки о соответствующих поощрениях. Не надо вставать! Не на плацу. Хочу поговорить с вами о другом.

Санёк неожиданно чувствует, что ему страсть, как приятно! Вот прямо эйфория захлестывает. Ага! Знай наших! Лучшие! Недаром потрачены бессонные ночи. Ну, о чем там замполит? Продолжай, продолжай…

– … два варианта. Первый – продолжаете обучение до конца периода и – по войскам округа. Как обычно. Как все. А второй вариа-ант, – Проценко делает интригующую паузу, театрально закатывает глаза и вываливает, – второй вариант – это закончить учебку досрочно! Через неделю. И отправиться всем экипажем в Среднюю Азию. Там формируется войсковая группа для выполнения интернационального долга.

Последние слова замполит произносит как бы скороговоркой, как о чем-то малозначительном. Что-то об этом как-то упоминали на политинформации. Что-то хорошее, героическое. Ведь самое главное – досрочно! Досрочно свалить из учебки и не возвращаться уже сюда никогда. Ни-ко-гда!

Санёк чувствует, как тяжелая хмарь последних месяцев, затопившая его мозги, тело, всю сущность, отступает и воет, скуля: «Уходит! Он уходит из моей пасти, из моего тухлого и тоскливого нутра».

Неужели это возможно? Уйти наконец прочь от этих унитазов, варочных котлов, от тошнотворных запахов лизола в наружных туалетах? От замуштрованных курсантов-сослуживцев и деревянных по пояс, чванливых сержантов?

«Не вернусь! – билось в сознании, – я никогда сюда не вернусь! Да. Да! Конечно, второй вариант!»

И весь экипаж выбрал досрочный выпуск.

Как и Санёк.

И он никогда больше не вернулся в эту учебку.

Как и не вернулся к Алёнке. Не вернулся к матери, к одной матери, потому что отец бросил их давным-давно. Не вернулся к своей младшей и смешной сестренке, так любившей передразнивать его, когда он учился играть и петь на гитаре. Не вернулся и к своей гитаре, и старенькому потрепанному кассетному магнитофону. К друзьям, с которыми он дрался, и к врагам, которых он прощал…

Он просто… никогда не вернулся.

Потому что выполнил до конца этот, как его, ну, тот самый долг. Интернациональный. Который ему назначили, не спросив…а хочет ли он жить?

А я, написавший эти строки, закончил учебку в срок.

Потому что был хуже… в боевой и политической подготовке.

Из чердачного (Куприяна) – Рассказ. 29.05.2015

Шли мои вторые в школьной жизни летние каникулы…

В перерывах между сменами в пионерских лагерях (как правило, нас с братом отправляли на два заезда – от папиной и маминой организаций) мы развлекались всеми доступными способами. Ходили в лес за земляникой и травами, ездили на пляж – загорали и купались в Волге, играли в пионербол, «казаки-разбойники», смотрели фильмы в кинотеатре или просто сидели на лавочке, болтая и щелкая семечки. Но впридачу к отдыху у нас каждый день было какое-нибудь задание родителей, которое к их возвращению с работы должно быть выполнено.

В один из вечеров нам с братом было поручено собрать мешочек сухого голубиного помета для удобрения дачных грядок, которого на чердаке нашей «хрущобы» хоть пруд пруди.

Валек не горел особым желанием заниматься этим грязным делом и уговорил меня позвать соседку Свету, чтобы решить этот вопрос без его участия. Я согласилась. Стоит заметить – не бескорыстно. Брат дал мне двадцать копеек, которые я уже решила, как буду тратить. Два мороженых. Или два билета в кино. Светка, вняв моим доводам, долго не ломалась. И мы отправились, так сказать, на промысел.

Попасть на чердак можно было из любого подъезда нашего дома, с площадок верхних этажей, через люки в потолке, к которым были приварены металлические лестницы.

Ощущение неведомой тайны, скрывавшейся под крышей дома, преследовало меня каждый раз, когда я залезала на чердак. Этот не стал исключением. Мы со Светкой не торопились – до окончания рабочего дня была еще куча времени, и потому стали бродить между предметами старой мебели, странным образом оказавшейся здесь, так как размеры люков были явно малы. Рассматривали и ловили в ладошки частички пыли, кружившиеся и блестящие, будто мелкие снежинки в свете, попадавшем внутрь «таинственного чрева» через слуховые окна. Слушали воркованье голубей на крыше, взгромоздясь на верстак, который кто-то поставил в нужном месте, и выглядывая в окошко.

Несмотря на то, что доступ воздуха в помещение был открытым, там все-таки было ужасно душно и жарко. И мы решили перед тем, как приступить к сбору помета, сгонять домой – попить.

Я пошла назад, к той лестнице, по которой мы поднимались, а Светка решила спуститься в соседний подъезд и по улице дойти до нашего, где жила на первом этаже. Логика в этом, конечно, была. Мы на тот момент находились ближе ко второму выходу, а пройти по свежему воздуху было гораздо приятнее, нежели в духоте.

– Ваааааааааааааааля! – услышала я жуткий незнакомый голос, звучавший будто из подземелья. Хотя в нашем случае откуда было ему взяться? Подземелью, имею в виду.

Я обернулась и обезумела. Прямо на меня летело привидение. Серое, страшное. Размахивая огромными крыльями, раскачивая тем, что у человека называлось бы головой, если ее накрыть капюшоном, и издавая при этом трубные звуки, среди которых эхом слышалось мое имя.

Припустила во весь опор к лестнице. Бежала так, что пыль за мной стояла столбом. Схватила стул, попавшийся мне на пути, и, обернувшись, изо всех сил запустила им в жуткого преследователя. Силенок не хватило, чтобы попасть в цель, но я смогла заметить, что привидение хоть и летит за мной, но расстояние между нами увеличивается.

Я добралась до люка. Вот я уже на этажной площадке. И с воплем «мамочка» понеслась по лестничным маршам к своей квартире. Пребывая в полушоковом состоянии, мне не хватило ума открыть дверь ключом, и я начала, как сумасшедшая, колотить в нее руками и ногами, продолжая при этом кричать. Дома, как и следовало ожидать, никого не было. Но на мое счастье, заслышав дикий крик, перепрыгивая через ступеньки, прибежал брат, который премило проводил время в компании друзей на скамейке в тени сиреневого куста, слушая песни Витька под гитару.

Сверху послышался топот…

* * *

Светка двигалась по выбранному ею маршруту. Заметив в стороне древний трельяж, решила посмотреться в зеркало. Чудачка! Да? Жизненно-необходимое занятие перед сбором, грубо говоря, дерьма. Пусть и птичьего. И направляясь к новой цели, она то ли споткнулась, то ли зацепила ногой кучу мусора – перья, былинки, прутики, и неуклюже свалилась лицом в ту же пыльную кучу. Открыв глаза, съежилась от брезгливости – противные, с длинными шеями и покрытые редким, зеленоватым пушком существа глядели ей в глаза, время от времени закатывая свои. И тогда они затягивались пленкой.

А потом подруга вскочила на ноги и рванула с этого отвратительного места. Заметив на пути подобную кучу, она решила не искушать судьбу и отпрыгнула в сторону. В нос ударил отвратительный, затхлый запах, а затем кто-то набросил ей на лицо зловонный, мокрый мешок. Обезумев от неожиданно навалившегося на нее страха, Светка заорала нечеловеческим голосом. Эффект усиливался влажной тряпкой, закрывающий ей рот.

Она завыла: «Ваааааааааааааааля!» Дернулась вперед, но желаемой свободы не получила. Руки были спелёнаты, по спине побежал холод, не то от страха, не то от того, что укрыло ее плечи и спину.

Светка, как смогла, изловчилась и побежала в ту сторону, куда удалилась я, продолжая звать меня по имени.

* * *

На пятом этаже жила тетя Нина – «почтальонша». Так мы ее звали – совсем недавно она служила на почте, и один, а иногда и два раза в день, с сумкой через плечо, набитой газетами, и в отдельном кармашке письмами, обходила дома и подъезды, раскладывая по почтовым ящикам корреспонденцию. Зашла она домой, разгрузила авоську с продуктами, закупленными в ближайшем магазине, налила в чайник воды и поставила его кипятить. Сквозь шум закипающей воды услышала крики о помощи и странные вопли. Затушив огонь, тетя Нина выскочила из квартиры и с грохотом слетающих с ног сабо и сверхзвуковой скоростью побежала вниз. На сигнал тревоги.

* * *

Валек, оценив серьезность ситуации, запихнув меня в квартиру, бросился спасать от привидения Светку. Чуть не сбив с ног несущуюся навстречу «почтальоншу», он в считанные секунды взлетел вверх по лестнице, пролез через люк и буквально через несколько шагов, прямо ему в руки, из-за толстой сваи упал влажный, вонючий, ростом с ребенка куль.

Круто развернувшись, тетя Нина последовала за Вальком, трезво рассудив, что внизу, похоже, ситуация под контролем.

* * *

За какие «заслуги» уволили «почтальоншу» со службы, нам было неизвестно, но в один из дней почту принесла незнакомая женщина, а тетя Нина сменила потертую кожаную сумку на ведро со шваброй. Жильцов дома это устраивало. Родители сдавали сколько-то денег ей за работу уборщицы, когда она в конце месяца обходила квартиры, собирая плату.

После того, как полы были вымыты, панели протерты, тетя Нина выплескивала грязную воду во дворе под какой-нибудь невдалеке стоящий куст, а тряпки, сложив в ведра, тащила наверх, чтобы развесить их для просушки на чердаке, на куске провода, натянутого ею между двумя вертикальными сваями. Ну, не сушить же тряпки среди белья, развешенного хозяйками во дворе.

* * *

Услышав из куля лепетанье, отдаленно напоминавшее голосок соседской девчонки, Валек аккуратно положил его на пол и попытался развернуть. С какой-то попытки ему это удалось. Сзади тяжело дышала подоспевшая «почтальонша». А на мокрой мешковине, в странной позе, сжавшись до невероятных размеров, лежала Светка. Живая, должно быть здоровая, но с трудом выговаривающая слова от пережитого шока.

– А, батюшки! Что ж ты в мою тряпку завернулась-то? Что ж у вас за игры такие новомодные? – причитала тетя Нина с некоторым недовольством от посягательств на ее «добро».

* * *

Валек, потрепав Светку по волосам и похлопав по щекам, видя, что она пришла в себя, и в какой-то степени убедив ее в безопасности, выслушал ее историю о противных, неведомых зверушках.

Посадив соседку на стул, который валялся на боку после моего метания в привидение, брат приказал ей не двигаться с места, а сам в компании тети Нины двинулся на разведку.

Спустя некоторое время раздался хохот Валька, который перебивался ворчанием «почтальонши».

* * *

После того, как мы со Светой разошлись в разные стороны, чтобы немного погодя встретиться и выполнить задание родителей, подруга, отклонившись от маршрута в сторону трельяжа, споткнулась о кирпич и приземлилась лицом в голубиное гнездо. Благо дело, что птенцы уже вылупились, и она каким-то невероятным образом их не раздавила, но напугали они ее здорово, потому, как вид голубята до определенного возраста имеют, мягко скажем, не очень симпатичный.

Светка от страха дернулась, наступила на деревянную швабру, которая должна была покоиться в углу до утренней уборки тети Нины, получила ею по лбу, оступилась и упала во влажные объятия половой тряпки. А размерчик у нее был ого-го. Целый распоротый мешок. Подъезд, сами понимаете, носовым платком не вымоешь.

Ну, а дальше…

* * *

Минут через двадцать – тридцать должна была вернуться с работы мама.

Вручив Светку на попечение «почтальонше», Валек свистнул Андрейку, сидевшего на лавочке во дворе, перегнувшись, как только это было возможно, из слухового окна.

Вдвоем они все же успели выполнить задание в срок.

* * *

А деньги?

Нет-нет. Я их не вернула Вальку. Но мороженого лизнуть предложила…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации