Текст книги "Синяя звезда"

Капитан Гена посмотрел сверху вниз на мою сонную физиономию.

– Доброе утро, Олечка! Сейчас шлюзоваться будем. Пойдешь смотреть? Только дождик, оденься теплее.

Я натужно улыбнулась в ответ. Из-за ноги капитана высунулась морда Форда, который невнятно рыкнул, соблюдая конспирацию:

– Дбррутрр!

Окончательно проснувшись, я засмеялась:

– Доброе утро всем!

В прекрасном настроении добралась до чайника. Тихий Коля немедленно налил мне полную кружку. В центре стола торчала сковородка с жареной рыбой. Поковырявшись в куче еды вокруг сковородки, состоящей из равномерно перемешанных кусков колбасы, хлеба, мятой пачки масла и банки майонеза, откопала чудом оставшийся пряник. Отгрызая от него по кусочку, я вяло отбивалась от настойчивых поползновений Коли впихнуть в меня более подходящую, по его мнению, еду. Осилив пряник, попыталась раздобыть второй, потребованный воодушевившимся желудком. Ничего ему больше не отломилось, пряники кончились. Коля сокрушенно покачал головой, глядя на мой тощий завтрак. Желудок чуть было с ним не согласился, но одумался, поэтому мы с ним пошли на палубу курить.

Дождик был так себе, морось мелкая. Ветра вправду почти не чувствовалось, его отсутствие здорово успокаивало. По крайней мере сейчас меня никто никуда не унесет, никуда я уже улетать не хотела, мне и здесь стало вполне комфортно. Я закурила, с наслаждением затянулась, но в тот же момент едва не поперхнулась дымом, потому что на мою талию легла чья-то рука. Дернувшись в сторону от ее владельца, я обнаружила Романа. Черт! Попыталась выдернуться из его объятий, но он спокойно заметил:

– Держи спину!

– Что?!

– Держи спину, – повторил он, – вровень с моей.

Мне стало смешно, все страхи куда-то улетучились. Просунула руку под его куртку, обняв его. Сделав еще затяжку, вышвырнула сигарету за борт, прижавшись к нему, стояла и слушала равномерный грохот его сердца, ощущая, как мое сердце трепещет где-то в горле.

За спиной раздался замогильный голос Юрика:

– Так-то ты женщин не любишь брать с собой, Ромочка! Роман, криво усмехнувшись, не поворачивая головы, вежливо попросил:

– Шел бы ты, Юрик, подальше… в лабораторию хотя бы…

– Башка трещит, – окончательно помрачнев, сообщил несчастный, – а в лаборатории дышать нечем.

– Тогда пойди, подыши в другом месте, – миролюбиво продолжил Роман. – А то ляг, поспи.

– Сволочь ты, – не унимался Юрик. – Не делай вид, что не понимаешь, чего мне нужно?

– Понимать-то я понимаю, – в голосе Романа послышалось раздражение. – Только помочь ничем не могу.

– Зато твоя пассия… – закончить Юрик не успел, потому что Роман резко развернулся, вцепился в его воротник и, глядя ему в лицо, злобно прошипел: – Научишься разговаривать – приходи! А сейчас чтобы духу твоего рядом не было!

Юрик, похоже, не привык к подобному обращению. Превращение обычно спокойного до равнодушия Романа в подобие дракона, изрыгающего если не пламя, то очевидную ярость, смутило его. Скукожившись, потерявший последнюю надежду, страдалец удалился неверными шагами. Мне стало его жалко.

– Рома, может плеснуть ему каплю?

– Оставь, Оля, – Роман еще не остыл. – С той минуты, как ты ему плеснешь, он не отстанет, пока не высосет все твои запасы. Чем ты свою рыбу фиксировать будешь?

– В таких ситуациях я пользуюсь формалином, – вздохнула я. – Пару раз у меня выпивали спиртягу из проб. Предпочитаю больше не рисковать.

– Если он будет не просыхать всю дорогу, то не сможет работать. Жалко дурака, но кто-то же должен выполнять программу. Пострадает, да и прочухается, не первый раз. Не вздумай его жалеть, особенно не поставив меня в известность. А лучше отдай мне спирт, я его запру подальше. Где он у тебя?

– Откуда мне знать? – я пожала плечами. – Все, что Ванька собирал в дорогу, увозили без моего участия.

– В самом деле, – согласился Роман. – Пошли в трюм, поищем.

На корме он откинул крышку люка, спустился, бурча себе под нос, включил свет, потом махнул мне рукой.

– Давай сюда!

Он помог мне спуститься, но, как только я очутилась внизу, вцепился в меня.

– Вот уж здесь нам никто не помешает…

Как же, размечтался! В отверстие люка воткнулась высохшая голова тощего боцмана Гены.

– Олечка, шлюз впереди, ты хотела посмотреть? Роман, опустив руки, укоризненно вздохнул: – Оля!

К чертовой матери все шлюзы, не хочу больше чувствовать себя игрушкой судьбы!

– Спасибо, Гена! Я сейчас, – отозвалась я и сокрушенно пожала плечами: – Ну не знаю я, чего они за мной так ухаживают…

Роман нервно дернул щекой:

– Не знает она… Оля, ты же делаешь все, чтобы понравиться окружающим, сама того не замечая. Именно для того, чтобы они носились вокруг тебя.

– Да нет же, – уперлась я. – Ничего я не делаю, просто мне все эти люди нравятся, вот они и платят мне той же монетой.

– Интуитивно найденная поведенческая реакция, – настаивал Роман. – Способ спасения от одиночества. Только все равно это фикция.

– Тебе не кажется, что мы приперлись сюда вовсе не для того, чтобы вести мировоззренческие споры? И зачем ты пытаешься мне что-то доказать? Ищи лучше спирт, – мое благостное настроение быстренько распрощалось со мной, даже не махнув на прощание рукой.

Нахмурив лоб, я села в темный угол на первый попавшийся ящик. Твою мать, черт бы побрал всех этих мужиков, теперь очередной будет учить меня жить. Может, он и прав, только мне от этого не легче. А вдруг еще не поздно сорваться с крючка? Как жаль, червяк был так хорош, не спорю… Что же делать, как мне, бедной дурочке, быть? Я совсем повесила нос. Третьего действительно не дано?… А мне показалось, что он во мне хоть что-то понимает. Или как минимум принимает меня такой, какая есть, без попыток переделать под себя и свои представления о том, какой должна быть женщина рядом.

Роман возился в противоположном углу, я сверлила взглядом его спину. Вытащив бутыли со спиртом, он осторожно поставил их на пол, не поворачиваясь, переключился на другой ящик. Спирт исчез с пола в сундуке под огромным амбарным замком, который открывался и закрывался с невыносимым визгом. Роман так и не повернулся в мою сторону. По моим соображениям в его спине уже должна была появиться изрядная дырка от моего горящего оскорблением взгляда. Тихая ритмичная мелодия, раздавшаяся из-за его спины, оказалась настолько неожиданной, что я растерялась. Роман подошел ко мне, сел на корточки.

– Сердишься?

– Уже нет, – покачивая головой в такт музыке, ответила я.

Чертова маримба, стоило мне ее услышать, и я снова почувствовала себя счастливой. Господи, как жить человеку с такими перепадами настроения? Впрочем, может оно и к лучшему? Если не могу долго радоваться, то злюсь и того меньше. А музыка… единственное, что безотказно радует меня. Роман улыбнулся.

– Будем объясняться или потанцуем?

Забойный мотивчик вознес меня в воздух. Обожаю танцевать! А Ромка движется оч-чень неплохо, при его-то росте. Здорово, и рок-н-ролл умеет танцевать. Я потрясла головой, подняла глаза и обнаружила в проеме трюма зрителей. Даже капитан Гена бросил штурвал, чтобы полюбоваться, надо же!

Я захохотала:

– Эй, не хотите присоединиться?

Гена с сожалением пошевелил своими усами.

– Ну, Олечка, мы так не умеем. Так что обходитесь без нас.

Но мы недолго обходились без них, потому что батарейки быстренько сели. Роман утешил меня:

– Не расстраивайся, эти совсем уж старые были. Потом зарядник откопаю, будет у тебя музыка.

Тихий Коля тихо объявил, что обед готов. Мужики рассосались. Роман, качнув головой, взял меня за руку.

– Ты классно танцуешь!

Подтянув к себе и, предварительно взглянув вверх, чтобы убедиться в отсутствии зрителей, он поцеловал меня, вздохнув:

– Еще бы ты спала поменьше. Я скучаю без тебя. И вообще…

Что он имел в виду, я так и не узнала, потому что вместо продолжения Роман тяжело вздохнул, подтолкнув меня к трапу. За обедом он молчал, упрямо не поднимая глаз от своей тарелки со стандартными макаронами по-флотски с тушенкой. Похмельный Юрик тоже сосредоточенно уставился в свою тарелку, без вкуса пережевывая еду, и мне снова стало жалко бедолагу. Капитан Гена с боцманом Геной с удовольствием обсуждали увиденный ими концерт. Меня осыпали комплиментами, мне было приятно. Может, Роман и прав? Чего я завелась? Ну, сказал человек, что думает, а я взъелась… И в тот же момент сообразила, что рассуждаю на тему свободы выражения мнений, чуть ли не падая носом в кружку с чаем. С усилием подняв чугунную голову, обнаружила на себе пристальный, встревоженный взгляд Романа. Сонно улыбнувшись, я кивнула ему. В угасающем сознании, чувствуя себя последней сомнамбулой, выползла из-за стола. И кажется мне, что уснула я намного раньше, чем очутилась в постели… Впрочем, не помню…

* * *

Сладко зевая, потерла закрытые глаза. Сегодня я отлично помнила, что мне снилось. Мой сон был одним сладчайшим воспоминанием о невообразимо живописных пейзажах. Чудесная картина звездного неба, усеянного многочисленными бирюзовыми лунами разных размеров… Высоченные белокожие деревья… зеленоватое море, мягко мерцающее под нежными лучами огромного зеленого солнца… М-м-м, хочу туда, домой, в белоснежные башни прекрасных городов…

Потянувшись, я все-таки решила открыть глаза… и перепугалась. Над моей головой повисло нечто настолько огромное, что заслонило от меня большую часть неба. С перепуга я чуть было не завизжала, но успела отдышаться. Затем, немного успокоившись, попыталась понять, что за странное небесное или какое там еще тело так некстати устраивает надо мной затмение?

Поверхность тела была покрыта вырубленным лесом, довольно толстые пни торчали среди изрытой ямами подвижной почвы. Землетрясение, что ли, на астероиде? Откуда он тут взялся и по какой причине висит над моей головой? Резкое движение вниз унесло от меня вырубку, надо мной воздвиглась огромная гора, она пошевелила слегка раздвоенной вершиной, тоже покрытой круглыми ямами. Кратеры, что ли? Не очень похоже…

Гора сдвинулась вниз, передо мной возникло море. Странное оно какое-то, до безобразия гладкое и цвет непонятно-пестрый. Вроде и голубое, но отчетливые узоры расходящихся темно-серых линий, по которым регулярно пробегали сверкающие разноцветные блики, смущали меня. Вдруг море стало черным, абсолютно, беспросветно черным, и в нем я увидела свое отражение. Такая маленькая-маленькая, малюсенькая, еле заметная…

Тьфу, черт побери, это же Расмус, вернее, его физиономия. А на меня сейчас внимательно уставился его сверкающий глаз. Точно, вон там, далеко-далеко, бревнами болтаются его длинные волосы. Ох, если он сейчас что-нибудь скажет, меня унесет отсюда к чертовой бабушке. И где я буду себя искать? А мне не хочется никуда уходить отсюда, здесь так спокойно, я почти дома, под своими лунами, навевающими изумительные сны о родном доме… Хочу домой! Домой, только домой… к зеленому ласковому солнцу…

Великанская голова Расмуса стремительно вознеслась вверх, высоко в небо. Резкий поток воздуха обрушился сверху, мир начал переворачиваться. Я вцепилась в мое лежбище, но это не помогло, я не смогла удержаться и посыпалась куда-то вниз, пытаясь сообразить, к какой чертовой матери меня несет и что мне надо сделать, чтобы… Рухнув на что-то довольно упругое, но относительно мягкое, хотя и изрытое ямами и канавами, я остановилась.

Ага, он стряхнул меня с насиженной макушки в свою ладонь. Да уж, я с самого начала обратила внимание на то, какие у него длинные пальцы, но с моей нынешней точки зрения они слишком велики. Так, теперь я отчетливо вижу над собой его огромную морду. Хм, и в обычном-то виде не такой уж он и красавец, а уж когда рассмотришь поближе – тем более, скептически подумала я.

Громоподобный голос сдул меня в канаву его линии судьбы:

– Ты собираешься возвращаться, Холли? А?

Зачем мне возвращаться, да и куда, собственно? Где мое зеленое солнце, где мои луны? Где мой дом?…

Рев урагана в ушах изменил перспективу вокруг, окружающее меня начало стремительно уменьшаться. Заслоняющие небо пальцы Расмуса стали не выше меня ростом. Я повертела головой, плюхнулась на мягкую поверхность его горячей ладони. Обхватив голову руками, мучительно простонала:

– Хочу домой!..

Расмус снова дунул на меня. Его пальцы укоротились еще немного, едва доставая мне до плеча. Я свесила ноги, посмотрела вниз. Лучше бы мне этого не делать. Чужая земля где-то далеко подо мной показалась настолько отвратительной, что сердце едва не разорвалось от горя.

– Расмус, я хочу домой! Немедленно! Я больше не могу здесь находиться…

Он пальцем другой руки осторожно погладил меня по голове, прошептал:

– Где же твой дом, Холли?

– Там… где зеленое солнце!

– Нет, Холли, дорогая моя, там вовсе не твой дом. Ты еще сама не знаешь, где он. Подожди, сейчас тебе станет легче.

Расмус снова дунул на меня. Я уже только-только помещалась на его ладони. С его точки зрения я стала размером… с белку, скорее всего. Он поднес меня к лицу, я провела рукой по его небритой щеке, потом потрогала его мягкие сухие губы. Расмус закрыл глаза, на его лице появилось безнадежное, отрешенное выражение. Не открывая глаз, он поднес ко мне вторую руку, подставил мизинец с кольцом и шепнул:

– Прикоснись своим кольцом к моему.

Я молча выполнила инструкцию. Безмятежный покой обрушился на меня, щемящая боль оставила сердце. Я засмеялась, встала на его ладони во весь рост. Мне пришлось немного наклониться к его губам, чтобы поцеловать, не упускать же такой случай, вряд ли такая возможность выпадает чаще одного раза за жизнь. Снова выпрямившись, я посмотрела на него. По-моему, он был на грани обморока. Не хватало мне еще свалиться вниз с такой высоты! Пожалуй, никаких костей не соберешь! Чего это он? Вот уж не ожидала от него такой чувствительности.

Сердце опять сжалось, отчего бы это? Ох, Расмус, это твое сердце замерло, а мое почувствовало его остановку. Расмус, Расмус, почему хотя бы во сне мы не можем быть вместе, почему? Я ведь люблю тебя, дурака длинновязого, неужели ты не понимаешь?

Я спрыгнула вниз с его ладони, возвращаясь в полете к нормальному состоянию. Грунт довольно резко прекратил мое движение, безжалостно воткнувшись в подошвы башмаков. Расмус стоял в такой же позе, как когда-то давно на скале, когда учил меня летать, сложив руки на груди, глядя непонятно куда, – то ли вдаль, то ли внутрь. Я потрогала его за руку. Не шелохнувшись, он перевел взгляд на меня и вопросительно поднял брови.

– Что с тобой? – мне стало не по себе от его странноватого выражения.

– Устал немного, – безразлично ответил он.

– А где все эти? – я повертела головой по сторонам.

Эти лежали рядами вповалку. Похоже, они тоже устали. Бедняжки, мне стало их жалко, какая невыносимая тоска по дому их гложет, я ведь почувствовала силу их чувств на собственной шкуре. Я посмотрела на серую поверхность площади, отчетливо представляя себе ласковое зеленое солнце. Мне показалось, что я увидела его свет. Нет, не показалось. Зеленое солнце светило из непонятно каким образом возникшей дырки в пространстве. У меня сердце снова сжалось от избытка чувств, но теперь я понимала, что это не мои чувства.

Ошарашенные искрящиеся тумбочки медленно поднимались с земли, на которой они мирно отдыхали, набираясь сил перед предстоящей им битвой. Но они им больше не понадобились. Сначала медленно, по одному, они уходили к своему солнцу, потом поток начал нарастать, счастливый бурлящий поток стремящихся вернуться. Он вливался белоснежной струей на неожиданно открывшуюся дорогу к родному дому. Никто из них не обернулся, да и зачем им было оглядываться, они и так умели видеть все четыре стороны света одновременно. Пусть они любуются прелестями родного солнца и лун всеми своими глазами, пусть им будет хорошо. Поток начал редеть…

– Все? – спросила я Расмуса, стоящего в той же позе, с тем же бесстрастным лицом.

Он молча покачал головой из стороны в сторону, взял меня за руку и, по-прежнему не говоря ни слова, куда-то повел. Мы сели на траву под деревом с низкой раскидистой кроной. Расмус продолжал молчать. Мы сидели и ждали, держась за руки. Искрящиеся под чужим солнцем чужаки все еще появлялись на площади, чтобы сразу же исчезнуть. Солнце над головой склонялось к горизонту, и только зеленое солнце в проходе продолжало светить, призывая к себе своих заблудившихся детей. В сумерках оно стало еще ярче, его свет неотвратимо собирал к себе остальных.

Темнота, опустившаяся на площадь, так и не смогла стать полной под зеленым светом, пронизывающим насквозь пространство между двумя планетами. Отдельные отставшие стремились к свету, как мотыльки в ночи. Мы молча сидели и ждали. После того как некоторое время зеленый свет не заслонялся ни одним силуэтом, я снова спросила Расмуса:

– Все?

Он внимательно прислушался, по-прежнему без слов покачал головой, на этот раз утвердительно. Зеленое солнце медленно начало угасать, растворяясь в глубинах неизмеримых пространств. Незаметно полная темнота безлунной ночи обхватила нас. Я почувствовала, как ослабла рука Расмуса, державшая все это время мою. Он мешком свалился на траву. Я наклонилась к нему и прислушалась. Уснул… Положив голову ему на живот, я некоторое время прислушивалась к его ровному дыханию, потом закрыла глаза…

* * *

На этот раз я проснулась сама, никто меня не будил. Похоже, поспать получилось недолго. Темновато, почти тихо – никто не галдит, не грохочет ногами над головой, слегка постукивает движок. За иллюминатором грязно-зеленая стена очередного шлюза. Я прислушалась к себе, хотелось вспомнить, что мне снилось? Какие-то образы маячат в дальнем углу сознания. Предчувствуя, что они прежним порядком ускользнут в небытие, я закрыла глаза. Попытка поймать воспоминания снова не удалась, успели сбежать, но я почти прикоснулась к ним. Что-то зеленое… феерически красивое… смутный образ полета?…

Все… я вздохнула, спрыгнула вниз. Дождя вроде нет? А где моя Шуба, что-то я по ней соскучилась. Постоянно на людях, толком и не потрепаться с ней. Я поднялась на цыпочки, вытащила ее из-за подушки, где хранила в целях большей сохранности. Села на Романову койку, погладила ее, позвала:

– Шуба…

– Да? – ласковый бархатистый голос успокоительным теплом пролился в растерзанную душу.

– Шуба, ну почему я чувствую себя такой раздерганной? Вроде все идет хорошо. Мужики обо мне заботятся, Ромка за мной ухаживает… И сама я к нему неравнодушна. Да что там врать-то, влюбилась я. Но течение тащит и тащит… не устоять. И какой-то ветер приходил по мою душу. Мне страшно, Шуба, дорогая! Со мной никогда ничего подобного не случалось, все было так тихо, так спокойно. А сейчас я не знаю, чего и ждать…

– Все к лучшему, – проворковала она. – Душа твоя спала до сих пор. А теперь ее разбудили, вот она спросонья и трепещет, боится выбраться из-под нагретого одеяла на свежий воздух.

– И что же мне делать? – простонала я. – Никак не могу привыкнуть…

– Глаза-то не закрывай, раз разбудили, обратно не заснешь, – смутно посоветовала она. – Попала на путь, теперь свернуть не получится. Голову подними и иди до конца, что тебе еще остается делать? Или так и будешь трястись без остановки?

– Не могу я с собой справиться, – пожаловалась я. – А ветер? Я его боюсь…

– Чем ветер страшнее течения? Только тем, что ты его видела, а силу судьбы не разглядеть? Перемены рядом, вот ветер и толчется поблизости, чтобы подхватить тебя вовремя. Все одно к одному. Ты хоть сама-то понимаешь, чего именно боишься?

– Всего боюсь, – охнула я.

– Так не бывает, – вздохнула Шуба. – Сядь и подумай, чего ты на самом деле боишься. Когда сообразишь, приходи, поговорим, может, чего вместе и надумаем.

Аккуратно, не торопясь, я бережно сложила задушевную подругу, спрятала за подушку. Не хотелось покидать уют сумеречной тишины, здесь было так спокойно. Только Романа не хватало, поэтому я отправилась на его розыски.

В рубке, кроме Гены, сидели и курили Юрик и тихий Коля. Все трое улыбнулись мне: Гена с удовольствием, Юрик мрачно, а Коля – слегка заискивающе. Я выкурила с мужиками сигарету, потрепалась на необязательные темы вроде грядущей погоды и сомнительных видов на последние грибы, после чего выпорхнула на палубу. Обежав вокруг рубки, Романа так и не нашла. Где же он, может, наверху? Резво осилив трап, я немедленно затормозила и притаилась.

Роман сидел в обнимку с Фордом, они мирно беседовали. Пес был, видимо, настолько счастлив тем, что хозяин снизошел до него, что даже не заметил моего появления. Тихо присев на корточки, я прислушалась. Знаю, знаю, что подслушивать нехорошо. Но некоторые вещи иногда проще подслушать, чем спросить прямо. А уж мужские разговоры о любви прямо-таки созданы для того, чтобы женщины могли иногда немного подслушать. Много ни к чему, уж очень мужские и женские взгляды на любовь различаются.

Мне всегда было трудно смириться с тем, что мужики настолько глубоко прячут свои истинные чувства, поэтому на поверхности у них остается самое примитивное, а сами они выглядят прямо-таки одномерными, если не стянутыми в одну, строго определенную точку. Или их общество собратьев по полу вынуждает такими казаться? Черт их знает, я, в общем, привыкла, что они именно такие. Но иногда хочется большего…

Ладно, так о чем они там?

– Тебе голова мешает, – процедил Форд. – Мне проще, я больше на чувства полагаюсь.

– Дело не только в голове, – задумчиво заметил Роман. – Ты не обременен нормами морали. И вообще ходишь без штанов.

– Толку-то мне с того? – возразил Форд. – Без штанов, зато в ошейнике.

Роман сочувственно погладил пса, тот уткнулся носом ему в бок.

– Люблю я тебя, – глухо пожаловался он. – А тебе она нужнее.

– Не ревнуй, я ведь тебя тоже люблю, – сказал Роман.

– Да, – сердито буркнул Форд. – Как любимые ботинки. А вот ее ты любишь так же, как я тебя, только сильнее.

– Тебе проще, – Роман печально усмехнулся. – Секс отдельно, любовь отдельно.

– А в результате я сижу здесь на привязи, – скорбно сообщил пес, – и ни секса, ни любви. И никаких надежд ни на то, ни на другое!

– Ни любви? – удивился Роман. – Разве я не сижу сейчас с тобой рядом?

– Посидишь и уйдешь, – грустно шевельнул хвостом Форд. – У тебя хоть надежды есть…

Этак они скоро совсем затоскуют, а мне и самой тошно. Я тихо стукнула башмаком. Оба обернулись, Форд, поганец этакий, подпрыгнул и бешено замолотил хвостом, Роман улыбнулся.

– Вот и наша соня… Последний шлюз прошли, к ночи доберемся до моря.

Довольная рожа Форда умильно уставилась на меня.

– Я по тебе соскучился!

Так я тебе и поверю, бесстыжие твои глаза! По мне ты соскучился, как же… Небось, хочешь, чтоб я тебе опять воротник расчесывала, кайфолов чертов. Фиг тебе, ясно? Не буду чесать, валенок ты мохнатый!

Роман подошел ко мне, поинтересовался:

– Сдается мне, Оля, ты не в духе. Что-то не так?

Я пожала плечами. В духе, не в духе… Все не так, а куда денешься? Я привязана к своей дороге, как Форд к лееру. Меня тащит по ней, а я, ничего не соображая, даже не сопротивляюсь.

Роман наклонился, чтобы заглянуть мне в лицо, после чего поделился результатами своих наблюдений:

– Настроение явно ниже среднего…

Я вздохнула. Тоже мне, великий психолог. И зажмурилась, потому что на меня нахлынуло острое ощущение своей беззащитности, незащищенности от судьбы. Как сморщенный воздушный шарик, из которого вышел воздух, брошена за ненадобностью на дорогу своей собственной жизнью. Никому не нужная, не интересная ни себе, ни людям, сама потерявшая любопытство ко всему в безуспешной попытке разобраться в себе. Еще немного – и разревусь от жалости к себе. Нет, ни за что!

Роман взял меня за плечи, прижал к себе, погладил по голове, как маленькую девочку. И тут я все-таки расплакалась почище той самой девочки, горькие слезы лились из меня, полные яда ненависти к себе, такой разбитой и раздавленной чем-то непонятным, чем-то таким, с чем я никак не могла справиться.

До сих пор в моей жизни все было так, как хотелось, хоть и в ограниченных пределах дома, работы и узкого круга оставшихся друзей. В этих рамках я была хозяйкой самой себе, а сейчас? Что меня тащит, куда несет, за что мне все это? Почему я не в состоянии противостоять этой непонятной силе? Почему не могу все бросить и уйти, вернуться к прошлой размеренной, привычной жизни? Что держит меня на этом чертовом корыте, кроме многообещающих глаз очередного мужика, который в конечном итоге вполне может оказаться таким же, как и все остальные?

Нет прекрасных принцев, нет, третьего не дано, не бывает! Проклятая жизнь обыденна и безразлична, плевать ей на мою душу, раздираемую несбыточными желаниями.

Почему золотая пыльца эльфа исполнила желания этих двоих, а мое – нет? Господи, за что мне все это? Я всего лишь хотела быть счастливой, а у меня никак не получается! Как прав был Ванька, ох прав, с неба так больно падать.

– Оль, – замученным голосом произнес Роман, – пойдем, погуляем…

– Где? – мерзким тоном поинтересовалась я у его промокшей от моих слез рубахи. – С борта на борт или в трюм и обратно?

– Давай пикник устроим, – он снова погладил меня по голове. – Я здорово устал безвылазно болтаться в этой коробке. Сядем в лодку, доберемся до места ночевки. Пока судно доползет до нас, мы от них от всех отдохнем.

Я шмыгнула носом. Идея привлекательная, ничего не скажешь. Мне проклятая коробка тоже изрядно осточертела. Роман продолжал развивать пленительные перспективы:

– Костер разведем, посидим, потреплемся…

Тоже неплохо. Вернее, еще лучше. И вдруг он прошептал:

– И нам никто не помешает побыть вдвоем…

Коварный искуситель! Я сломалась в тот же миг. Жалко, конечно, время не пляжное, середина сентября, все пальмы завяли. Разве что комары беспокоить не будут, но и это недурно. Я пошарила по карманам в поисках платка, изображая полное безразличие, хотя сердце колотилось в поисках выхода из грудной клетки.

– Уговорил, поехали.

Форд дернул зубами мою штанину, знает, зараза, кого просить:

– А меня? Меня с собой возьмете?

Роман с энтузиазмом человека, дождавшегося своей очереди в кабинет стоматолога, уныло заметил:

– Куда мы денемся? Только, чур, не мешать… Без задушевных разговоров, договорились?

– Ну, уж на берегу я себе развлекуху и без вас найду, – наглая скотина была согласна на все, лишь бы сорваться с поводка.

Роман рассмеялся:

– Посмотрим. Оля, идите, собирайтесь.

– А что от меня требуется?

– Одеться как можно теплее, – в глазах Романа сверкнул подозрительный, откуда-то знакомый мне огонек. – И на всякий случай взять с собой что-нибудь из одежды про запас. Все остальное беру на себя, встреча через полчаса на корме.

Что за странная искра стремительно промелькнула в его глазах? Размышляя на эту тему, я неторопливо оделась, отперлась от приглашения боцмана Гены посидеть с ними за чайником, но согласилась покурить с ним за компанию. Дождалась на палубе, пока Роман свалит в лодку все, что считает нужным, свалилась туда же сама, вслед за стремительно рванувшим на свободу кобелем. Улыбнувшись капитану Гене, который, неодобрительно покачав головой, бросил трос на нос лодки, отпуская нас на свободу, оттолкнула лодку от борта.

Некоторое время я прислушивалась к негромкому стуку мотора, одновременно ощущая собственным задом небольшое волнение под днищем. Когда лодка свернула за небольшой мыс и ветер стих, я окончательно пригрелась под двумя куртками, наброшенными на меня заботливой рукой Романа…

* * *

Утреннее солнце застукало нас спящими в обнимку. Я открыла сонные глаза, потерла зачесавшийся нос, легла поудобнее и снова уснула. Когда проснулась в следующий раз, моя голова покоилась на руке Расмуса, а сам он лежал на боку.

– Выспалась? Нас уже ждут, – предупредил он меня.

Повернув голову, я обнаружила сидящего под развесистым кустом рядом с нами ветхого дедулю, который неприветливо курил трубку с длиннющим чубуком. Пыхнув дымом, он еще более неприветливо заметил:

– И где ты, твою мать, пропадал столько времени, подлец ты этакий?

Расмус усмехнулся:

– Занят был. Но я торопился, как мог.

– Торопился он, – осудил его дед. – Ладно уж, лучше поздно, чем никогда. Ну, что ж, молодец! И как только ты сообразил, чего им хотелось?

– Это не я, – вздохнул Расмус, кивая головой на меня, – это она.

Дед с непонятным мне интересом внимательно воткнул в меня свой цепкий взгляд.

– Что, ты ее уже нашел? Из-за нее застрял?

– Как видишь, – дернул плечом Расмус, помогая мне подняться.

Стряхнув пыль с моей спины, он подставил мне свою, представляя старичка:

– Познакомься, Холли, этот старый, гм… колдун – мой учитель, мэтр Гроун.

И без всякого перехода попросил:

– Попробуй понять, о чем я сейчас думаю?

– О звездах? – неуверенно спросила я.

– Об одной звезде, – щекотно шепнул мне на ухо Расмус.

– Да, это она, – вздохнул старый колдун. – Никаких сомнений… Тогда не буду больше ругаться. Ты ворота сделал?

– Нет, тоже она, – Расмус печально улыбнулся, – я ей только помогал их держать.

– Круто! – дедушка смачно сплюнул. – И что дальше?

– А дальше мы двинемся дальше, – Расмус вздохнул.

– Ты чего развздыхался? – старик наморщил свой и так достаточно сморщенный временем лоб. – Устал? Крепись, ты еще молодой, сил у тебя много.

– Вот именно, – снова вздохнул Расмус, – чересчур много. Поэтому терпеть больше нет никаких сил.

– Да чтоб тебя, – окрысился дед. – Все ведь идет по плану? Твою мать, какого рожна ты страдаешь? Все встанет на свои места, уймись и не ной!

Я прислушивалась к абракадабре, которую несла эта парочка, ничего не понимая. Зато они-то, похоже, понимали друг друга с полуслова.

– Тебе помощь потребуется в чистке мозгов? – без интереса спросил Расмус.

– Сам справлюсь потихоньку, – живо откликнулся старый колдун. – Оклемаюсь немного и все быстренько налажу.

– Тогда мы отправляемся? – вопросительно взглянул на деда Расмус.

Тот выпрямил свою сгорбленную спину, исподлобья сердито посмотрел на нас.

– Зайдите хоть чаю попить… А то явился и сразу бежать, свинтус этакий! Когда еще в следующий раз свидимся?

Расмус виновато буркнул:

– И так времени много потеряно, нужно торопиться.

– Ничего, – категорически заключил дед. – Чаю выпить – не Синюю звезду найти. Пошли!

Дед решительно отправился вперед, не оглядываясь на нас, как вдруг, охнув, схватился за поясницу.

– В долбаном погребе, проклятье, было сыровато!

– Помочь? – Расмус положил руку на поясницу деда.

– А это можно, – оживился дед. – Это очень даже кстати…

Моментально распрямившись после процедуры, довольно резво шаркая подошвами, он вскоре привел нас к дому неподалеку от площади. По дороге нам встретились несколько человек. Они шли, уткнувшись носом в землю, а если поднимали глаза, то становились видны их потерянные пустые взгляды. Расмус было протянул руку к одному из них, но дед перехватил ее.