Текст книги "Супергрустная история настоящей любви"

Советы для тех, кто идет на свидание
Почтовый ящик Юнис Пак на «ГлобалТинах»

4 августа

Юни-сон – АрмияАзиза-Инфо:

Дэвид, ты тут? Господи боже! Я видела последние медийные сливы. У тебя кровь шла. Лицо. И рука. Бедный мой Дэвид. Я чуть в обморок не упала. Я пыталась добраться до Томпкинс-сквер, я тебе клянусь, я пыталась, но ничего не вышло. Меня не пускали. Ты как? МОЯ СЕСТРА ТОЖЕ БЫЛА В ПАРКЕ? Я знаю, что она по выходным иногда забегает. Пожалуйста, ответь мне как можно скорее. Я по-прежнему в тебя верю. Я по-прежнему думаю о том, чему ты меня учил, про мою жизнь и про отца, твои Наглядные Уроки и Наблюдения. Ты совершенно прав. Я не стану думать, как ПИИ. Ты сможешь мною гордиться. Я боец, и я никогда не отступлю. Дэвид, поговори со мной!

С любовью, Юнис

Автоматическое сообщение «ГлобалТинов»: ошибка 01121111

Мы УЖАСТНО извиняемся. Нам не удалось связаться со следующим местоположением: Нью-Йорк, Нью-Йорк, США. Пожалуйста, подождите, и проблема должна разрешиться сама собой, типа, когда-нибудь.

Бесплатные советы «ГлобалТинов» для тех, кто идет на свидание: Парни обожают, когда ты смеешься над их шутками. Но нет ничего менее сексуального, чем девушка, которая сама пытается быть «ржачной»! Когда он пошутил, улыбнись так, чтоб он увидел твои зубы и как ты его «хочешь», потом скажи: «Ты такой забавный!» Оглянуться, сука, не успеешь, как будешь его сосать.

Юни-сон – Зубоскалке:

Пони, ты где? Что происходит? Я неделю пытаюсь тебе вербализовать, мой эппэрэт не коннектится, ни ЧАТА, ни КАНАЛОВ, приходят только сообщения об ошибке, и я уже психую. Напиши мне. Я по тебе скучаю. Я волнуюсь за тебя. Я ТАК по тебе соскучилась. Что у вас? В Эрмосе тоже стреляли? Что с фабрикой твоего отца? СРОЧНО напиши! Я волнуюсь, Дженни Кан. Поговори со мной, милая Прекрасная Пони. Я только и делаю, что целыми днями рыдаю. Я не знаю, что с родителями и Сэлли. Не знаю, что с моим другом Дэвидом. По-моему, Ленни меня больше не хочет. Мы, по-моему, вообще расстались, только он не может меня выгнать, потому что обстановка не располагает. Прошу тебя, напиши или выйди в ЧАТ. Я не хочу быть одна, мне страшно. Ты моя лучшая подруга.

Автоматическое сообщение «ГлобалТинов»: ошибка 01121111

Мы УЖАСТНО извиняемся. Нам не удалось связаться со следующим местоположением: Эрмоса-Бич, Калифорния, США. Пожалуйста, подождите, и проблема должна разрешиться сама собой, типа, когда-нибудь.

Бесплатные советы «ГлобалТинов» для тех, кто идет на свидание: Никогда не скрещивай руки на груди перед парнем. Это говорит о том, что ты не совсем с ним согласна или не врубаешься в его данные. Выставляй руки перед собой, раскрыв ладони, как будто хочешь обхватить его яйца! Защити докторскую по Языку Тела, подруга, и будешь первой телкой в классе.

Юни-сон – Чхун. Вон. Пак:

Мама! Ау. Мам, я волнуюсь. Я пыталась вербализовать тебе и Сэлли, но не могу законнектиться. Я просто хотела сказать, что у меня все хорошо. По нашему дому вообще не стреляли, он еврейский. Мам, ты мне сейчас очень нужна. Я понимаю, что ты еще сердишься из-за Ленни, но мне нужно знать, что у тебя все нормально. Просто скажи, что у вас с папой и у Сэлли все хорошо.

Автоматическое сообщение «ГлобалТинов»: ошибка 01121111

Мы УЖАСТНО извиняемся. Нам не удалось связаться со следующим местоположением: Форт-Ли, Нью-Джерси, США. Пожалуйста, подождите, и проблема должна разрешиться сама собой, типа, скоро.

8 августа

Юни-сон – Зубоскалке:

Дженни, привет. Я, наверное, в ответ опять получу только сообщение об ошибке, но я все равно хочу тебе написать – я надеюсь, ты это получишь, пускай не сейчас, хоть когда-нибудь. Я не верю, что ты исчезла, как Ной, друг Ленни. Не могу и не хочу в это верить, ты столько для меня значишь. Поэтому давай я расскажу тебе про себя.

Тут было очень трудно, но я, кажется, простила Ленни. Просто надо смириться с тем, что Дэвид и все, кто жил в парке, исчезли, хотя я знаю, вот ЗНАЮ и все, что Сэлли там не было. Надо смириться, понять, что я никак не могла спасти Дэвида и его людей, а Ленни тут не виноват, он просто пытался нас уберечь. Ой, милая Прекрасная Пони. По-моему, я любила Дэвида так, что я даже описать не могу. Конечно, мы были совсем не пара, но мы с Ленни тоже не пара. Отец ко мне подобрел, когда в парке увидел нас с Дэвидом, потому что мы втроем что-то делали вместе, что-то хорошее, и отец, типа, УВИДЕЛ, что хоть я и бестолочь, по сути я тоже хорошая и незачем меня ненавидеть. Это какое-то полное христианство, но, наверное, то, что есть в Сэлли, во мне тоже есть. Инстинктивное желание помогать, видимо.

Я не знаю, не знаю, но вчера, когда мы с Ленни занимались сексом, я не могла смотреть ему в глаза. Он пихал меня толстым животом, а я все думала, сколько потеряла и еще потеряю, и мне было СТЫДНО перед Дэвидом, как будто я ему изменила. И, кажется, от этого мне захотелось изменить Ленни.

Не то чтобы Ленни делал что-то плохое. У него юани в банке, так что у нас пицца и кальцоне, и у меня даже растолстела жопа. Мы выживаем, и это все благодаря Ленни. Я надеюсь, милая Пони, кто-нибудь заботится о тебе, как он обо мне. И еще в нашем доме много стариков, в основном евреев, и за ними никто не ухаживает, а на этой неделе жара, типа, 100 градусов, электричества мало, на кондиционер не хватает, приходится им воду носить. Я подбиваю Ленни помогать мне закупать бутылки в местной лавке, потому что вода нормирована. Он старается помочь, но он слишком робкий, ничего не выходит. Белым вообще-то плевать на стариков, только вот Дэвиду было не плевать, он старался помочь всем. А потом его пристрелили как собаку.

Автоматическое сообщение «ГлобалТинов»: ошибка

Экстренное сообщение «Вапачун-ЧС»:

От: Джоши Голдманн, Отдел постжизненных услуг, Администрация

Кому: Юнис Пак

Юнис, я буду посылать тебе письма на экстренной частоте, мы тебя законнектили через эппэрэт Ленни. Это между нами, ладно? Ленни даже не говори, у него и так забот полон рот. Сейчас просто подтверди, что получила это сообщение и что у тебя все хорошо. Если я могу ХОТЬ ЧЕМ-НИБУДЬ помочь, скажи. ХО, Джоши

20 августа

Юни-сон – Зубоскалке:

Прости, что давно не писала. Кажется, у меня легкая депра. У нас с Ленни все гораздо лучше, но все равно такое впечатление, будто мы поменялись ролями. Ленни меня чуть не послал, и я теперь чувствую, что от меня ничего не зависит. Как будто я голая, без брони. Я боюсь, он станет наказывать меня за все разы, когда я недостаточно его любила. Может, надо его наказать первой? Его босс Джоши шлет мне письма на этой экстренной частоте «Вапачун», проверяет, как я, а я не знаю, что делать. Понимаешь, Джоши, типа, привлекателен как мужчина и как человек, который старше меня. Наверное, меня физически привлекают такие вот сильные личности. Он как Дэвид, всегда готов взять на себя ответственность, если те, кого он любит, в опасности. В общем, я по полдня жду от него письма. Это ужасно, да? Ленни так не повезло с девушкой.

Но еще я тут подумала. Может, Дэвид все-таки ошибался? Может, не будет в Америке никакого Второго Акта. Может, ты была права. Может, он просто мечтатель и никогда не смог бы позаботиться обо мне и моей семье. Но если не он, то кто? Ленни?

Иногда мне стыдно, что я так мало умею, – иначе я бы смогла помогать сестре и маме. Наверное, спрошу Джоши, что мне делать и не может ли он узнать про моих родных. Бр-р, ну вот что у меня в голове? Пожалуйста, скажи мне. Напиши или вербализуй. В любое время, днем, ночью, как только получишь это письмо, как только будет безопасно написать или закричать. Мне так нужно услышать твой голос, о Пони души моей. Скажи мне, что я не одна.

Автоматическое сообщение «ГлобалТинов»: ошибка

22 августа

Юни-сон – Чхун. Вон. Пак:

Мам, привет. Я наверняка опять получу сообщение об ошибке, но мне просто хочется это написать. Если ты когда-нибудь получишь это письмо, я хочу тебе сказать: прости меня. Ты так близко, а я не могу помочь ни тебе, ни Сэлли, ни папе. Я знаю, что ты меня растила другой. Я знаю, что в Корее всегда находишь способ помочь родителям, несмотря на любые жатвы. Я просто не очень хороший человек. У меня мало сил, я ничего не добилась, и мне так ужасно жалко, что я плохо сдала экзамены. Я бы хотела понять, каков мой путь, как говорит преподобный Чхо. Если Сэлли с тобой, пожалуйста, передай ей, что я прошу прощения за то, что я плохая сестра.

Твоя бесполезная дочь,

Юнис

Автоматическое сообщение «ГлобалТинов»: ошибка

Экстренное сообщение «Вапачун-ЧС»:

От: Джоши Голдманн, Отдел постжизненных услуг, Администрация

Кому: Юнис Пак

Юнис, привет. Как дела? Слушай, я знаю, что в центре перебои с продуктами, так что посылаю большой пакет гуманитарной помощи. Завтра часа в четыре дня возле 575 на Грэнд будет стоять черный джип «Штатлинг-Вапачун – Сервис». Особые пожелания есть? Я знаю, что девчонки абсолютно ♥ органическое арахисовое масло, море соевого молока и хлопья, так?

Слушай, скоро все наладится, честное слово. Ситуация уже проясняется. Намек: подучи норвежский и мандаринский. ПЕМ. И угадай, что случилось? Из Парижа приезжает учитель живописи, и мы можем начать заниматься у меня! Парсонс закрыт. Ужасно хочу тебя видеть. Нам будет весело, Юнис. И как обычно, пожалуйста, давай это будет наш маленький секрет. У нас на руках очень чувствительная Макака-Резус, он может неправильно истолковать, если ты меня понимаешь. Ха-ха.

23 августа

Экстренное сообщение «Вапачун-ЧС»:

От: Юнис Пак

Кому: Джоши Голдманн, Отдел постжизненных услуг, Администрация

Джоши, привет. Я получила твое милое письмо. Гуманитарная помощь – это круто. Мы уже неделю питаемся только жирами и углеводами. С водой тоже как повезет, а в нашей лавке на той неделе закончилась бутилированная. И к тому же в доме старики, им нужна вода и продукты, а в жару им очень тяжко, хотя я волнуюсь, что будет, когда настанет зима и не включат ОТОПЛЕНИЕ. Спасибо огромное! Да, я абсолютно ♥ хлопья («УмноУтро» – любимые) и органическое АМ. Прости, что я тебя напрягаю, но не мог бы ты выяснить, что с моими родителями? Они не выходили на связь с тех пор, как отключились «ГлобалТины», и я суперволнуюсь. Доктор Сэм Пак и миссис Чхун Вон Пак, Нью-Джерси, 07024, Форт-Ли, Гарольд-авеню, 124. И я не могу связаться с моей лучшей подругой Дженнифер Кан – Калифорния, Эрмоса-Бич, Мирт-авеню, 210, а индекса я не знаю. И еще мой друг Дэвид Лорринг был на Томпкинс-сквер, когда там все это случилось, – ты не можешь проверить, как он? Еще раз прости, что я тебя напрягаю, но мне страшно до безумия.

Порисовать с тобой вместе будет прекрасно, но я вот думаю – надо, пожалуй, сказать Ленни. Он очень чувствительная Макака-Резус, это правда, но он наверняка ужасно рассердится на меня, если узнает. Он же все-таки мой парень. Спасибо за понимание.

Твоя Юнис.

Экстренное сообщение «Вапачун-ЧС»:

От: Джоши Голдманн, Отдел постжизненных услуг, Администрация

Кому: Юнис Пак

«УмноУтро»! Ух ты, это и мои любимые! Рад, что у нас столько общего. Ты прекрасно за собой следишь, и это видно, ты такая красивая и юная. Наши подходы к жизни и к тому, чтобы оставаться молодым и заниматься собой, во многом совпадают – мне кажется, мы оба пытаемся внушить все это Ленни, но, подозреваю, у него иммунитет. Я пытался научить его думать о здоровье, но он слишком зациклен на родителях и тревожится об ИХ смерти, даже не понимая, как это – хотеть жить на всю катушку, на всю свежесть, на всю молодость. С некоторых точек зрения мы с тобой из одного поколения, а Ленни из другого мира, из мира прошлого, одержимого смертью, а не жизнью, и поглощенного страхом, а не позитивом. Короче, я абсолютно нагружу пару джипов продуктами, чтоб у тебя было чем питаться самой, а также питать и поить несчастных стариков в доме.

Не знаю, объяснял ли тебе Ленни, но «Постжизненные услуги», которыми я рулю, – подразделение той же компании, что «Вапачун-ЧС». Так что я поговорил с тамошними ребятами, и они пошлют запрос о твоих родителях. Я знаю, что в Форт-Ли положение весьма нестабильно. Если вкратце, неделю после Перелома было полное безвластие, и однако там получше, чем в других регионах, потому что от нас близко – прямо за рекой. Иными словами, я уверен, что с твоими родителями все хорошо. Никакой инфо по Эрмоса-Бич я не нашел, но поступали сообщения об очень плотном стрелковом огне во время и после Перелома. Мне очень жаль, Юнис. Я не знаю, была ли твоя подруга там во время боев. Я просто говорю, что имеет смысл готовиться к худшему.

Как-то глупо это писать, но я хочу быть с тобой абсолютно честным. У меня очень сильные чувства к тебе, Юнис. С той минуты, когда я впервые тебя увидел, я разволновался так, что чуть ума не лишился. Бутылку ресвератрола открывал минут десять, потому что руки тряслись! Увидев тебя, я вспомнил худшие моменты своей жизни, такие вещи, о которых на экстренной частоте лучше не говорить. Скажем так: бывали трудные минуты, минуты, которые мне нужно преодолевать еще не одну жизнь (и поэтому я просто не могу умереть), но когда я увидел тебя, ПОСЛЕ того, как снова задышал (ха-ха), я почувствовал, что часть этого бремени исчезла. Мне показалось, я знаю, чего хочу, – не только от вечности, но и от настоящего. А в последнее время, когда дела были плохи, меня поддерживала только мысль о тебе. Что ты делаешь с людьми, Юнис? Откуда это берется? Как это может быть, чтоб твоя улыбка превращала одного из самых могущественных людей этого полушария в очумелого подростка? Типа, мне кажется, вместе мы способны искупить любое горе на планете, сколь ужасно ни было наше детство.

Короче, мне, типа, очень странно вот так раскрывать тебе душу, мои чувства к ТЕБЕ и ТВОЕЙ СЕМЬЕ В ФОРТ-ЛИ, мои переживания за ТВОЕ И ИХ БЛАГОПОЛУЧИЕ так сильны и безоговорочны, что я боюсь, ты от меня сбежишь. Жалко, если так. Но если нет, пожалуйста, свяжись со мной, и мы просто вместе порисуем, без никаких обязательств. Все лучше, чем торчать в этой дыре на Грэнд-стрит 575, а? Ха-ха-ха.

С любовью,

Твой Джоши

Пятачки
Из дневников Ленни Абрамова

5 сентября

Дорогой дневничок!

Мой эппэрэт не коннектится. Не могу законнектиться.

С предыдущей записи миновал почти месяц. Прости меня, пожалуйста. Но я не могу осмысленно законнектиться ни с кем, даже с тобой, дневничок. В нашем жилом комплексе четверо молодых людей покончили с собой, двое оставили записки о том, что не видят будущего без своих эппэрэтов. Один написал весьма красноречиво, что «протянул руку жизни», но увидел лишь «стены, лица и мысли», а этого недостаточно. Ему нужны рейтинги, нужно знать свое место в этом мире. Нелепо, конечно, однако я его понимаю. У всех от скуки едет крыша. Руки зудят – хочется законнектиться с родителями, с Вишну и Грейс, вместе с ними оплакать Ноя. Но мне остались только Юнис и Книжная Стена. Поэтому я стараюсь Быть благодарным за то, что имею, – когда-то это была одна из главных моих задач.

На работе хорошо. Невнятно, однако даже невнятица лучше медленной болтанки реальности. В основном я работаю один за своим столом, с плошкой полупрокисшего мисо под рукой. Со дня Оплеухи с Джоши я почти не разговаривал. Он куда-то ездит, ведет переговоры с МВФ, норвежцами, китайцами или у кого там еще чешется. Говард Шу, известный пентюх, принял командование теми немногими из нас, кто остался в «Постжизненных». Ходит со старомодным планшетом для бумаг и распоряжается, что нам делать. До Перелома мы бы не потерпели такой иерархичности, а теперь рады получать инструкции, хоть нам их и пролаяли. Пока моя задача – на экстренной частоте «Вапачун» рассылать сообщения нашим клиентам, спрашивать, все ли у них хорошо, но заодно по-тихому проверять, как там их компании, их браки, их дети, их финансы. Удостоверяться, что у нас все хорошо и ежемесячные платежи не прекратятся.

Легко не будет. Никто не работает. Говорят, учителям не платят. Школы закрыты. Детей выпустили на свободу в непростом новом городе. У арабской лавки я обнаружил пацана из «Домов Владека», лет десяти-двенадцати, он сидел и вылизывал нутро пустого пакета из-под какого-то «Кюдаха» – надпись на пакете предостерегала о том, что продукт «вдохновлен конкретным вкусом курицы!». Когда я сел рядом, пацан едва на меня глянул. Я инстинктивно вынул эппэрэт и наставил на него, словно это все исправит. Потом извлек бурую двадцатку юаней и положил ему под ноги. Его рука мгновенно метнулась за купюрой. Купюра зашуршала и исчезла в кулаке. Кулак спрятался за спину. Его лицо медленно повернулось ко мне. Благодарности в карих глазах не было вовсе. Взгляд говорил: Оставь меня с моим новообретенным богатством, или я брошусь на тебя изо всех оставшихся сил. Я ушел, а он все сжимал кулак за спиной и следил, как шагают прочь мои ноги.

Что происходит, неясно. То ли городу совсем конец, то ли он уже на пути к спасению. Появляются новые плакаты. «Нью-йоркский туризм: а ТЫ готов к Перелому?» и «Нью-Йорк на глани: а ТЫ сможешь выжить 1?».

Насколько я понимаю, самый крупный работодатель на Манхэттене – строительные площадки «Штатлинг-Вапачун – Общественные работы», где обещают «Один час честного труда = 5 цзяо. Питательный обед». Колонны людей взламывают асфальт, копают канавы, заливают их бетоном. Эти люди за пятачок бродят по городу – руки в брюки, в ушах бесполезные рудиментарные наушники от эппэрэтов, – смахивая на стаю безголосых львов. От сорока и моложе, редкие волосы выжжены солнцем, на лицах и шеях деспотический загар, футболки, купленные в более счастливые времена, новые Антарктиды пота растекаются до самого живота. Лопаты, кирки, громкие выдохи – даже не рык, силы берегут. Я видел старого Ноева друга Хартфорда Брауна, которому лишь пару месяцев назад расширяли скважину на яхте у Антильских островов, – он работал в шеренге пятачков на Принс-стрит. Какой-то надтреснутый, наполовину бронзовый, наполовину облупленный, слегка одутловатое лицо лишено плотности, словно толстый кусок прошутто. Если они способны запрячь легендарного гея, подумал я, что же они сделают с нами?

Я подошел ближе, когда он замахнулся киркой, и его прогорклая вонь полезла мне в ноздри.

– Хартфорд, – сказал я. – Я Ленни Абрамов. Друг Ноя. – Из кошмарных глубин его нутра исторгся кошмарный вздох. – Хартфорд!

Он отвернулся. Кто-то заорал в мегафон:

– Ну-ка давай поработаем, Брауни!

Я дал ему сотню юаней, которую он взял, тоже не поблагодарив; затем снова замахнулся киркой.

– Хартфорд, – сказал я, – эй! Тебе необязательно прямо сейчас работать. Сотня юаней – это двести часов работы. Давай полегче. Отдохни. Посиди в теньке. – Но он продолжал механически махать, отодвигаясь от меня, уже вернувшись в свой мир, который начинался с кирки за плечом и заканчивался киркой в земле.

Дома Юнис организовала службу помощи старикам. Не знаю почему. Отголоски христианского воспитания? Печаль о том, что не может помочь родителям? Ну, организовала и организовала.

Она ходила по этажам четырех зданий нашего комплекса – восемьдесят этажей в общей сложности, – стучалась в двери, и если в квартире жили старики, записывала, что им нужно, и заказывала, а на следующей неделе конвой «Штатлинг-Вапачун – Сервис» доставлял от Джоши припасы. Почему он нам помогает? Наверное, раскаивается из-за Ноя и парома, а может, из-за Оплеухи. Так или иначе, его помощь не пропадает даром.

Юнис сама разносила воду по квартирам – я изредка помогал, – проверяла, открыты ли двери и окна, чтобы лучше циркулировал воздух, а затем сидела и слушала, как старики плачут о детях и внуках, которые рассеяны по всей стране и за которых они ужасно боятся, просила меня перевести отдельные идишские слова («этот farkakteh[88]88
  Зд.: говенный (идиш).


[Закрыть] Рубенштейн», «этот shlemiel[89]89
  Зд.: ушлепок (идиш).


[Закрыть] Рубенштейн», «этот pisher[90]90
  Зд.: сопляк (идиш).


[Закрыть] Рубенштейн»), но в основном просто обнимала их, а их слезы орошали пыльные половички и побитые ковры прошлого столетия. Когда старухи (большинство наших престарелых жителей вдовы) пахли совсем плохо, Юнис отчищала их грязные ванны, помогала дрожащим дамам залезть, а потом их мыла. От этой задачи меня воротило особенно – о, как страшился я того дня, когда придется вдумчиво и тактильно заботиться о родителях, как того требует русская традиция, – но Юнис, которую тошнило от любого чужеродного запаха из холодильника или от вони моих ног после нескольких пропущенных педикюров, не морщилась, не отворачивалась от увядшей пятнистой плоти под руками.

Мы видели, как одна женщина умерла. Ну, Юнис видела. Кажется, инсульт. Это увядшее существо не могло произнести ни слова – она все сидела за кофейным столиком, заваленным бесполезными пультами, а у нее за спиной Любавический ребе в рамочке хвастался своей роскошной бородой.

– Нем, – повторяла она, посылая слюнные стрелы через плечо Юнис. И снова, еще отчаяннее: – Нем, нем, нем!

Что она хотела сказать – «не могу»? Я ушел, потому что невыносимы были воспоминания о моей собственной бабушке после финального инсульта – сидя в кресле-каталке, она, не желая выглядеть беспомощной, укрывала шалью отмершие члены.

Я боялся стариков, боялся их смертности, но чем сильнее боялся, тем сильнее влюблялся в Юнис Пак. Я влюблялся в нее безнадежно и бесконечно, как в Риме, когда принял ее за другого, сильного человека. Беда была в том, что мне не удавалось помочь ей разыскать родителей и сестру. Даже со своими связями в «Штатлинг» я так и не выяснил, что случилось с ее близкими в Форт-Ли. Она чувствует, однажды сказала Юнис, что они живы и с ними все хорошо, ее почти религиозная наивность меня чуть не убила, и однако хотел бы я так верить в благополучие Абрамовых.

Нем, нем, нем.

Столько всего произошло с тех пор, как я в последний раз в тебя писал, дневничок, – случалось и ужасное, но по большей части – рутина. Пожалуй, главное, что приходит в голову, – у нас с Юнис все налаживается: мы сблизились, пройдя сквозь обоюдную депрессию из-за того, что стало с нашим городом, с нашими друзьями и нашей жизнью. Мы не можем законнектиться к эппэрэтам, а потому учимся обращаться друг к другу.

Как-то раз после долгих выходных, когда она мыла и поила наше старичье, Юнис даже попросила меня почитать.

Я подошел к Книжной Стене и выбрал «Невыносимую легкость бытия» Кундеры, чью обложку Юнис однажды разглядывала, гладя пальцем котелок, летящий над Прагой. На первой странице были похвалы автору и роману из «Нью-Йоркера», «Вашингтон Пост», «Нью-Йорк Таймс» (настоящих «Таймс», не «Стиля жизни»), даже из какого-то «Общего блага»[91]91
  «Общее благо» (Commonweal, с 1924) – независимый еженедельный журнал американских католиков, освещающий вопросы религии, политики и культуры.


[Закрыть]. Что с ними со всеми приключилось? Я вспомнил, как читал «Таймс» в метро, неловко сложив, прислонясь к двери, в голове вихрились слова – я беспокоился, как бы не упасть или не толкнуть какую-нибудь легко одетую красотку (каковых всегда была минимум одна), но еще больше страшился потерять нить рассуждений в статье; я колотился позвоночником об дверь, вокруг грохотала и гудела гигантская машина, и я был замечательно одинок наедине со словами.

Я читал Кундеру, слова с ломких пожелтевших страниц вылетали изо рта, и во мне росла тревога. Я задыхался. Эту книгу я много раз читал в отрочестве, загибал уголки страниц там, где философия Кундеры пересекалась с моей. Но теперь даже я с трудом постигал все его идеи, а что́ понимала Юнис, и подумать страшно. «Невыносимая легкость бытия» – роман идей, действие происходит в стране, ничего для Юнис не значащей, во времена – советское вторжение в Чехословакию 1968 года, – которые, с ее точки зрения, могли бы и вовсе не существовать. Она научилась любить Италию, но Италия гораздо вкуснее, стильнее, страна Изображений.

На первых страницах Кундера упоминает несколько абстрактных исторических фигур – Робеспьера, Ницше, Гитлера. Ради Юнис я хотел, чтоб автор побыстрее перешел к сюжету, к настоящим «живым» персонажам – насколько я помню, это история любви, – и оставил наконец мир идей. Вот они мы, два человека лежат в постели, смятенная головка Юнис давит мне на ключицу – я хотел, чтобы мы что-то почувствовали вместе. Я хотел, чтобы этот сложный язык, этот взрыв интеллекта, превратились в любовь. Разве не так происходило сто лет назад, когда люди читали друг другу стихи?

На восьмой странице я прочел пассаж, который подчеркнул угрюмым подростком, не знавшим секса. «Жизнь, которая исчезает однажды и навсегда, жизнь, которая не повторяется, подобна тени, она без веса, она мертва наперед и как бы ни была она страшна, прекрасна или возвышенна, этот ужас, возвышенность или красота ровно ничего не значат»[92]92
  Зд. и далее пер. Н. Шульгиной.


[Закрыть]. Рядом на полях я написал заштрихованными печатными буквами: «ЕВРОПЕЙСКИЙ ЦИНИЗМ или ОЧЕНЬ СТРАШНАЯ ПРАВДА???» Я перечитал фразу – медленно, с нажимом, прямо в свежее чистенькое ушко Юнис, и, читая, спросил себя: быть может, с этой книги и начался мой поиск бессмертия? Сам Джоши однажды сказал очень важному клиенту: «Вечная жизнь – единственная жизнь, в которой есть смысл. Все остальное – просто мотыльки вокруг лампы». Он не заметил, что я стою в дверях кабинета. Я вернулся в свою клетушку в слезах, словно меня отдали на потребу пустоте, как мотылька, и однако поразился непривычному лиризму Джоши. Ну, в той части, где про мотыльков. Со мной он никогда так не разговаривал. Неизменно подчеркивал позитив моего краткого существования, – к примеру, что у меня есть друзья, я могу себе позволить хорошие рестораны и никогда не бываю подолгу один.

Я читал дальше, а Юнис серьезно дышала мне в грудь. Главный герой, Томаш, спит с многочисленными чешскими красавицами. Несколько раз я перечитал фрагмент, где любовница Томаша стоит перед ним в одних трусиках, бюстгальтере и черном котелке. Ткнул пальцем в черный котелок на обложке. Юнис кивнула, но мне показалось, что Кундера навертел вокруг фетиша слишком много слов, и ей осталось недоступно то, чего требует ее поколение от любого контента: мгновенный всплеск радости, на время позаимствованное удовлетворение.

К шестьдесят четвертой странице подруга Томаша Тереза и его любовница Сабина фотографируют друг друга голыми, в одних этих черных котелках. «Теперь она была отдана во власть любовницы Томаша, – прочел я две страницы спустя, подмигнув Юнис. – Эта прекрасная покорность опьяняла ее». Я еще раз повторил слова «прекрасная покорность». Юнис заворочалась. Щелчком пальца сбросила «ПолнуюКапитуляцию» и села верхом мне на лицо. Одной рукой еще держа незакрытую книгу, второй я обхватил задик Юнис, а мой язык в который раз принялся лизать ее отверстие. Она отстранилась, и я увидел ее гримасу. Мне показалось, она улыбается. Но нет – слегка приоткрытый рот, нижняя губа перекошена вправо. То было изумление – изумление от того, что ее так бесконечно любят. Чудо: ее не бьют. Она снова села на меня и зарычала высоко и пронзительно – я впервые такое слышал. Она как будто говорила на иностранном языке, который не поспевал за историей и застрял на первобытном звуке «га». Я приподнял ее, не понимая, нравится ли ей.

– Перестать? – спросил я. – Больно? – Она вновь оседлала мне лицо и закачалась быстрее.

После она снова примостилась на моей ключице, словно птичка, критично принюхиваясь к собственному следу у меня на подбородке. Я продолжал читать. Я громко читал о похождениях выдуманного Томаша и его многочисленных любовниц. Я пролистывал, ища для Юнис сцены посочнее. История переезжала из Праги в Цюрих, потом обратно в Прагу. Крошечную Чехословакию раздирал на куски империалистический Советский Союз (который спустя каких-то двадцать три года и сам будет разодран на куски, о чем автор знать не мог). Персонажи принимали политические решения, которые в итоге ни черта не меняли. Праведно, хотя довольно безжалостно атаковалась концепция китча. Кундера понуждал меня вновь задуматься о собственной смертности.

Взгляд Юнис остекленел, свет пропал из глаз, этих черных шариков, обычно горящих необузданным гневом или желанием.

– Ты следишь? – спросил я. – Можем бросить.

– Я слушаю, – полушепотом ответила она.

– Но ты понимаешь?

– Я так толком и не научилась читать тексты, – сказала она. – Только сканировать, искать инфо.

Я глупо хихикнул.

Она заплакала.

– Ой, малышка, – сказал я. – Прости меня. Я не хотел смеяться. Ой, малышка.

– Ленни, – сказала она.

– Даже мне трудно уследить. Не в тебе дело. Читать трудно. Люди больше не предназначены для чтения. Мы живем в эпоху постграмотности. Ну, знаешь, в визуальную эпоху. Сколько лет прошло после падения Рима, прежде чем появился Данте? Очень, очень много лет.

Я бубнил еще несколько минут. Она ушла в гостиную. Оставшись в одиночестве, я швырнул «Невыносимую легкость бытия» в угол. Хотелось разорвать ее на клочки. Я коснулся подбородка, еще влажного после Юнис. Хотелось выбежать из квартиры в убогую манхэттенскую ночь. Я тосковал по родителям. Когда случается беда, слабые нуждаются в сильных.

Юнис в гостиной открыла свой эппэрэт и сосредоточенно разглядывала последнюю страницу с покупками, сохраненную в кэше до развала коммуникаций. Я увидел, как она машинально открыла канал кредитных платежей «ЗемлиОзер», все пыталась ввести номер счета, но всякий раз откидывала голову, словно ее ужалили.

– Я ничего не могу купить, – сказала она.

– Юнис, – сказал я. – Тебе и не нужно ничего покупать. Пошли в постель. Мы можем больше не читать. Можем вообще никогда не читать. Честно. Как можно читать, когда людям нужна наша помощь? Это роскошь. Глупая роскошь.

Когда уже разгорелся утренний свет, Юнис наконец свернулась калачиком подле меня, вся в поту, побежденная. Мы наплевали на утро и наплевали на день. На следующий день мы тоже плюнули. Но на третий день, когда я проснулся, а в окна уже просочилась жара, Юнис исчезла. Я выбежал в гостиную – нет Юнис. Выбежал в вестибюль. Опросил гуляющих стариков. Сердце замирало, кровь отливала от рук и ног.

Когда Юнис наконец появилась двадцать часов спустя («Ходила гулять. Мне нужно было выйти. Там не настолько опасно, Ленни. Прости, что тебя напугала»), я очутился в традиционной своей позе – на коленях умолял ее простить мне какой-то маловразумительный грех, молил о настоящей улыбке, о том, чтоб Юнис была рядом, просил ее никогда больше меня не покидать.

Нем, нем, нем.