Текст книги "Слова: сказанные и прочитанные"

Социальность оформляет характер, обусловленный генетикой.

Человек формируется в виртуальном мире собственного самосознания. В реальный мир он лишь проецируется различными гранями своего «внутреннего человека», часто случайными.

Подлинное бытие для человека всегда вне времени. Небытие – всегда во времени. /См. все основные религии./

О переживании времени: В рае время отсутствует, но для человека он «всегда в прошлом». Будущее «никогда не наступает», но всегда связано с настоящем, т. е. – »вечное начало» времени. Бессознательное – вне времени, но лишь как ментальная конструкция.

Человек живёт в вечном процессе инициализации, следствием которого является изменение его социального статуса – его «вещной оболочки» при неизменности психологической основы происходящего.

Угнетает не одиночество, а самоощущение ненужности.

Абсолютность закона – такая же условность, как и традиции. Дело в привычности исполнения.

Суд Линча и суд присяжных – явления одного порядка. И там, и там, осуществляют исполнение непрофессионалы на основе эмоционального впечатления и традиции. Различие в уровне аффективности.

Время события, как минимум, есть продукт произошедшего события. Нет события – нет времени. Пространство всегда существует во времени? Или является сценой для развёртывания события?

Если общество не соответствует теории, то что-то из них нужно изменять. Или: и то, и другое. Примеры: деятельность Христа, Ленина.

Чтобы разрушить культуру, не надо атомной бомбы. Достаточно свободы и толерантности в бесконечности разговоров о них.

Современная философия и литература, по существу, выродились в разновидности игры в бисер, а журналистика – в поприще дилетантов «фельетонической эпохи», во взаимозависимой гармонии друг с другом.

Для греков будущее всегда оставалось за спиной, но к прошлому обращено было лицо:

 
В грядущее спиной
путь ищем в вечном страхе,
Но прошлое творят
глаза в истлевшем прахе.
 

Утопия – это всегда рационально сконструированное предписание к безусловному исполнению.

Люди создают и руководствуются в своих поступках иллюзией свободы при фактическом детерминизме неумолимой необходимости.

Реакция российского общества и её руководящей элиты на свои отношения с Западом всё больше напоминает стенания Расплюева в «Свадьбе Кречинского»: «Ну ударь раз, ну два, ну три! Но зачем же бить до бесчувствия?»

Физика уступила свою социализирующую роль биологии. И математика.

Наука пытается найти объяснения к случайностям бытия. Но говорит, в сущности, о самой себе.

Живёт не тот, кто дышит, ходит по земле и т. д., но тот, чье существование замечают окружающие, и отсутствие кого является для них утратой. Т. е. банальность: «Твоя жизнь есть отношение к тебе окружающих». Но признаётся с трудом.

Единственная программа развития культуры, направленная на развитие позитивного начала в культуре была реализована, несмотря на все издержки, в Советской России. Причём, на основе синтеза и традиции, а не деконструкции общественных смыслов.

Создав изначально ад, Бог сразу дал понять, что не намерен придерживаться провозглашаемой парадигмы христианской этики: воздай добром за совершённое зло. Здесь Он, скорее, согласен с ап. Павлом: делая добро, «ты соберёшь ему(грешнику) на голову горящие уголья». /посл. Римл., XII, 20/

Признание чужого языка в национальной практике неизбежно приводит к изменению национальной ментальности (см. Уорф, А. Грамши).

Отсутствие теории (идеологии) есть отсутствие определённости выбора (ср.: Сталин И. У нас нет теории, 1948 г.)

О прочитанном

Осевое время – время формирования человеческого мышления как преимущественно проективного, с выделением направления будущего; время возникновения самого чувства будущего, которое мыслится как возможность осуществлённости «небесного проекта», предписанного некой трансцендентной сущностью (Богом, Небом и т. д.).

Будущее при осуществлении этого проекта является лишь мостом, ведущим во вневременность, в небытие, в нирвану.

Ранее человечество удовлетворялось воспроизведением уже прежде осуществлённых проектов, т. е. воспроизводством земного прошлого. «Золотой век» всегда остался в его памяти.

Современная культура ориентирована на непрерывное творение нового во всех сферах деятельности, часто не на развитие традиции, но вопреки. Причём, порождённое новое принципиально обречено на кратковременное, преходящее, существование. Оно не предназначено на поддержание традиции. В этом она методологически следует естественным наукам.

В естественных науках любое открытие совершается в закономерно-случайном (в индивидуальном, а не системном, закономерном) порядке. Оно индивидуально в акте своего творения, а закономерность приобретает в общественном признании. Открытие всегда «гипотеза» в широком смысле, требующая не только научного, но и общественного одобрения и признания. Атомизм Демокрита был гипотезой, не оказавший никакого влияния на физику, вплоть до Ньютона, и рассматривавшийся как сомнительное мнение философа. То же относится ко многим работам Хэвисайда, Тесла и др.

Открытие всегда лежит вне логики существующей науки. Оно представляет собой выработку нового порядка, новой «чистоты» знания, и, соответственно, новых их критериев.

Потенциально наука содержит множество «чистот» – «порядков» и в этом смысле она хаотична. Между двумя состояниями чистоты содержится актуальность состояния неустойчивости, хаоса чистот, которое в ходе развития приводит к выделению того или иного понятия чистоты, принимаемым обществом приемлемого для данного состояния знания. Хаотичность чистоты при этом уходит в потенциальность её множественности до следующего этапа бифуркации.

Упорядоченность развития науки (См. Кун) является мифологичной, развитость которой свидетельствует о вхождении науки в период старческого существования.

«Чистая» модель всегда бессловесна.

«Чистый смысл» равноценен отсутствию смысла. Вторичное равноценно сущностному. Парэргон тождественен эргону (постмодерн).

Соотношение «чистоты» и «порядка» – это соотношение множественности-хаоса и конечного, точнее, бесконечности хаоса и единичного единственного.

Порядок в науке (в идеале) в каждый момент единственен.

Неизменность бытия в вечности – суть идей Платона, большинства философий и религий, будь то атомы Демокрита или та или иная высшая идея в западной философии, или существование вечного процесса Гераклита (вечен закон, управляющий «мерой возгорания или угасания огня»), материализм с принципом вечности материи, Парменид с его отождествлением мира и мысли о нём в их вечной неизменности бытия. С Демокритом, впрочем, наука почти согласилась в «вечности» атомов – они существуют почти столько же, как и Вселенная.

В общественных науках, в силу множественности и параллельности существования истин, последние приобретают статус «вечных». Каждый может выбрать себе «вечную истину» по вкусу.

Истины здесь носят равноценный, рядоположенный, характер и лишены темпоральности. В естественных науках истины преимущественно темпоральны и не терпят конкурентов.

Для «чистоты» появление числа означает появление «порядка», т. е. структуры, что равноценно её отрицанию. Структура всегда «нечиста».

В науке установление истины ведётся средствами аподейтики. В общественных дисциплинах, религии, «чистоты» достигаются средствами риторики и суггестии.

Продукцией научного сообщества является «текст». Он есть носитель определенного престижа. Эти свойства научного продукта научного сообщества могут обсуждаться и оцениваться безотносительно содержания.

«Репутация» («символический капитал»), аналогично «денежному капиталу», придаёт тексту товарную стоимость, делает его товаром (Р. Харрэ). «Истина», как таковая, в товарную стоимость не входит /см. Степанов Ю.С./

Хаос – это не абсурд. Это бесконечное множество абсурдов. Абсурд – нечто всегда выделенное, артикулированное.

Стили – ряды параллельной изменчивости в ментальной организации общества.

Любое собственное имя есть пучок дескриптивных имён. /Степанов Ю. С./

Открытость постмодернизма и авангарда в искусстве сближают их с прежней философией. Отличие лишь в том, что в них эта незавершенность является самоцелью, а у философов (кроме постмодерна) является вынужденной в силу отсутствия вердикта истины.

Настоящее – неустойчивая точка наблюдения прошлого с позиции прошлого.

Воспитание вне традиции есть воспитание без образования. Воспитание есть часть образования – приобщения к культурной традиции.

Бюрократия – структурообразующий слой общества, обеспечивающий его стабильность и управляемость. Она самодеятельна и самодостаточна. В сущности, именно она является подлинным «гражданским обществом», его сердцевиной. Общественные организации лишь паразитируют на ней, упражняясь в красноречии, будучи неспособными к фактической структурообразующей государственной деятельности.

В сущности, история развития философской мысли это история иллюзии познания, которая всегда была на грани игры. Игры «в серьёз» и откровенного шутовства. Да и в «серьёз» её воспринимали лишь те, кто был лишён чувства юмора и к миру и, в особенности, к себе. Игра в «серьёз» проводилась на основе рациональности Аристотелевой логики с конечной целью выявления единых правил игры. Эти попытки порой достигали накала высокой трагедии. Но параллельно, в тени, следовала маргинальная тенденция, начиная с греческих софистов, которая исподтишка наносила свои неприятные удары иголкой. Логика либо позволяла доказать «всё», что угодно, либо обнаруживала свою несостоятельность (апории).

А значит, все попытки поиска абсолютной истины – это не к чему не обязывающие разглагольствования. «Но если Александру угодно быть богом, пусть будет так». Если людям нужна тряпичная кукла под названием «философия», пусть с ней играют.

ХХ век полностью воспринял эту установку. Фрейд, Кьеркегор, Хайдеггер, Гуссерль, Сартр. Делёз, Фуко, в сущности, каждый, по своему, её реализовали. Игра со смыслами, а, точнее, с отсутствием смыслов – витрина новейшей философии. Сопровождаемая аналогичными явлениями в искусстве, она отражает особенности состояния современной общественной мысли и мысли вообще.

Уход в поиски смысла произнесённого, толкования символов, в сущности, есть уход от признания мира как такового и, в первую очередь, признание своего бессилия оказать на него какое-либо прямое или косвенное действие. Изучение мира подменяется исследованием случайностей символики его представления в сознании случайной представительности одного из биологического подвидов этого мира.

Отсюда и «ускользание» и «применение к исходным обстоятельствам». Проще всего, объявить его «безумным», «неистинным», а своё внутреннее «Бытие» как «истинное» (или могущее стать «истинным»). Любопытным образом здесь сходятся и буддизм, и экзистенциализм, и феноменология и христианство и т. д.

Гидродинамическая аналогия представления времени как текущего потока (событий) есть и на Западе и на Востоке – от Гераклит и Дао до Делёза. Но в уравнениях гидродинамики время само выступает как неустранимая переменная – условие существования меняющегося потока. Т. е. аналогия хватает сама себя «за хвост».

Кстати: Дао – это принципиально динамическая пустота (хаос). Возможно, аналог – вакуум? Шуньята – статическая пустота.

Разложение общества часто начинается с разложения его искусства. Как правило, на маргинальном уровне возникает течение, противостоящее «официальному» искусству, стоящему на охране стабильности общества, и опирающееся на социальные круги, видящие в нём возможность укрепления своих позиций. В новых условиях «мятежное искусство» становится номинирующим, «лицом общества», выполнив своего рода «социальный заказ», часто неосознаваемый его исполнителями.

Это состояние «распада» и в новых условиях поддерживается соответствующими методами социального управления, создавая иллюзии «плюрализма ценностей».

Предметом философии становится окончательно спекулятивные построения на темы структур смыслов и отсутствия таковых.

Вспоминается: «Все критяне – лгуны». (Эпименид). Эпименид был критянином. А философы с их утверждениями о бессмысленности смыслов слов?

Мы выучили все возможные ответы, но мы не ведаем, в чём состоит вопрос? /А. Маклиш/.

А может быть, мы просто боимся это сделать?

Ранее отвечали на вопросы, содержащие в себе ответы. Теперь мы не пытаемся строить замкнутые системы дедуктивного типа, но пытаемся уйти от фактов жизни, не втискивая их в заранее заданную жесткую установку. В результате мы получаем набор интерпретаций, которые каждый может использовать по своему произволу. В этом и состоит «свобода мыслей»? Но часто она реализуется в «свободе воли».

Наша субъективная деятельность всегда, в конце концов, есть проекция прежней, «вещной», деятельности (не обязательно только нашей) – объективных реалий прежнего существования (материального и духовного) на будущее через переживаемое настоящее, сначала субъективное, а затем и объективное, когда будущее становится прошлым.

Историческое время обычно пульсирующее, со случайными точками отсчёта: в Индии – кальпы (периодическое), в китайских хроника по девизам правлений императоров, в Европе – от рожд. Христова, в революционные эпохи во Франции и России – от даты революций.

Название «Новый Завет» – признание включённости нового движения в «большой сюжет» израильского нарратива (Н. Т. Райт).

Христос приобщил индивидуальное «Я» человека к Абсолюту Бога. Причём это приобщение осуществлялось на индивидуальной основе. Затем «Я» Христа было перенесено отцами церкви на мирян в лице их общины. Апостолы (миряне) приобщились к божественному «Я» лишь после его смерти, после снисхождения на них Св. Духа (напоминает «духа предков», вселяющегося в потомков после смерти предков.). О духовной общности Христа в его человеческом образе с апостолами и с другими верующими до его смерти ничего не известно. Св. Дух снизошел к неофитам лишь после смерти Христа. Т. е. Христос действовал в качестве пророка или Мессии.

Вообще, при жизни Христа вопрос об индивидуальном «спасении» иудеев даже не возникал в смысле снисхождении на них божественной благодати, а, следовательно, о созвучии их души с божественным началом. Достаточно было «любви» к Христу. И лишь по его смерти дух Божий посетил сначала апостолов (Богородицу?), а затем и других уверовавших. (Ещё раз: см. о духах предков вселяющихся в потомках после смерти предков.)

Наука – рациональное постижение своего «Я» (в качестве постигающего окружающий мир) через постигаемый окружающий мир, поскольку признаётся постижимым только через «Я» наблюдателя. В этом смысле, она есть субъект-объектное отношение, но через субъективизацию объективного посредника.

Философия всегда имела в виду человека родового, даже в самых индивидуалистических теориях. В последних всегда подчёркивалась всеобщность допущений любого рода, декларируемых как сугубо индивидуальных и неповторимых, к любому человеку. В противном случае они сводились к медицинским технологиям.

Экзистенциализм, по существу, лишь добавил элитарность индивида, допустив эту элитарность в качестве умозрительной всеобщности, не задаваясь вопросом о реальности этого допущения. Но между возможностью и долженствованием как всегда непреодолимая пропасть. Человечество не может состоять их элитарных экзистенциалов. Почти по Эффелю: «Там Бог! Здесь Бог! Везде Бог! Кто же это выдержит!?» В результате: удобная позиция элитарного индивидуализма при фактическом утопизме с претензией на всеобщность.

Беда православия в том, что оно до сих пор ищет Бога в человеке, а человечество давно идёт по пути поиска человека в Боге.

Основной методологический принцип философии: «Познаваемое не выше познающего (с включением во всеобщее). Предметом её при этом является изучение динамики соотношения между сущностями, осуществляющие изучаемое взаимодействие.

Философия относится к дисциплинам, в основе которых лежит исходный круг понятий, определяемый принципиально неполным образом. Т. е. в основе любого понятия лежит набор элементов нечётного множества смыслов. В сущности, сам метод введения понятий есть порядок ограничения этого множества смыслов. Отсюда, установление «подлинного смысла» понятий является прерогативой конкретного исследователя, выделяющего своё «личное» подмножество этого понятия, образующее «персональное» понятийное поле (Платон, Гераклита, Канта, Гегеля и т. д.). Набор исходных понятийных множеств, по существу, остаётся неизменным на протяжении истории всего человечества. Собственно говоря, поэтому мы и имеем саму «историю человечества». Тем самым, проблема поиска «истины» в философии ставится изначально некорректно. Её в философии не может быть принципиально. Если она и есть, то её местонахождение за собственно философским кругом понятий. Не говоря о том, что сам вопрос о существовании не имеет доказательств. Это вопрос веры. На долю философии остаётся только «игра со смыслами», чем она, в сущности, и занимается.

Язык является не только транслятором, носителем мысли, но и средой её формирования и существования. Языковая форма, интерпретация формального представления мысли и его патологий, является основным предметом интереса новейшей философии.

Неясно: 1) существует ли и в какой-то форме доязыковое существование мысли? Хотя бы в образно-коллажной форме, В виде «афоризмов мысли»; 2) существует ли основа – сердцевина множества, образующего то или иное понятие, «пересечение» множества смыслов понятия, не зависящее от интерпретации и формы его трансляции; 3) процесс формирования мысли: поиск «аналогий» интерпретационного типа среди готовых матриц, запечатлённых в мозгу (памяти) состояний и последующее формирование блока матриц – «суперматрицы», адекватной по тем или иным критериям заложенному параметру сравнения, или – от «суперматрицы» глобального уровня сравнения к выбору её элементов из арсенала матриц памяти (?). Вопрос об оригинальности мысли, как таковой, на уровне исходных матриц не стоит, оригинальным может быть лишь либо стратегия выбора отношения между исходными матрицами и «суперматрицы» и его направленности, либо стратегия поиска «аналогий» между исходными матрицами памяти и поставленным параметром сравнения.

У греков: логос – слово, мысль, разум. Т. е. слово – разумно, разум – словестен.

У Гераклита слова и словесные наименования вещей не случайные знаковые комбинации, но находятся в связи с вещами, выражают их сущность. Форма мысли – язык тождественна с содержанием мысли, с её предметом. В языке скрыта «тайна» мира всех вещей – их логос, как всеобщая сущность, закон.

Логос, по Гераклиту, и общий смысл всех слов, и общий «смысл» всех «смыслов», и общая смысловая формула – всеобщее отношение смыслов всех вещей, т. е. логос, пересечение всех понятий, «метапонятие» мира. Но можно ли его выразить?

Мысль есть указание, слившееся с описанием. При ассоциативно-отделяющем описании она становится загадкой. Иносказание есть разновидность такого описания.

Система – совокупность взаимодействующих между собой элементов, каждый из которых может иметь самостоятельное и самодостаточное существование.

Структура – целостное образование, которое может представлено в виде взаимодействующих составляющих – «элементов», не имеющих самостоятельного смысла-бытия вне структуры, хотя и могущие быть формально «обозначенными».

Пример: язык – структура, состоящая из слов, не имеющих вне языка осмысленного бытия; язык «возникает сразу», целиком, а не составляется из отдельных слов; волна – структура, в которой можно выделить пространственно-временную точку, но которая вне волны не имеет смысла самостоятельной части структуры; волну составляют все точки её одновременно.

Индивидуальный интеллект – сгущение рационального вида коллективного бессознательного, определяемого дискретностью этого носителя этого бессознательного.

Коллективное бессознательное – способ существования социального поля структур культурного типа, определяемый характером и многообразием обменных (коммуникационных) процессов, формирующих эти структуры. Коллективное бессознательное – это то, что определяет существование структур – культур.

Структуры типа Солярис не обладают дискретной реализацией разума; для него индивидуальный интеллект совпадает с бессознательным.

Производство коллективного бессознательного происходит как социальная объективизация усвоения фиксированного опыта, т. е. субъектной интерпретаций восприятия акциденций этого поля.

Индивидуальный интеллект есть выделение из коллективного бессознательного, декларирующее отстранённость от него, но всегда в нём присутствующее.

В настоящее время созданы компьютеризованные системы, совершающие «функционально осмысленные» человекоподобные действия (танцы, обслуживание), разработаны системы типа «биоробота» – гибридный мозг. Т. е. интеллект всё более смыкается с рационализацией его деятельности, с формальным моделированием его «внешней деятельности».

Человек не уверен в действенности своего рацио и вынужденно перекладывает его функции на «машину», логике которой он доверяется, считая, что она совпадает с его собственной. Интеллект признаёт свою ограниченность и склоняется к замкнутости своего функционирования в условиях непрерывного контролирования. Это проявляется в том числе в тенденции создания замкнутых научных сообществ типа научных городков, где интеллект не только интенсифицируется в заданных направлениях, но и контролируется на всех этапах своей деятельности. Общество изолирует интеллект в целях его эффективной эксплуатации и контроля, совпадая в этом с интенцией его собственного развития. (ср. Уэллс. Первые люди на Луне.) Создаётся система научных резерваций (научные городки), начиная с системы образования (система спец. школ).

Искать «смысла» существования мира, природы, человека и т. д. бессмысленно. Они вне «смысла» предназначения. Они просто есть. Они существуют. Временно и во времени.

Они являются порождением некой неустойчивости типа «большого взрыва» или какой-то другой. Говорить о «смыслах» этой неустойчивости, очевидно, странно.

Наша Вселенная есть эволюционная стадия этой неустойчивости с тем или иным финалом. Неустойчивость творит законы, по которым она развивается (нечто, вроде Дао). Любой закон необходимо временен.

Бог: «Я дал тебе жизнь, а ты сделай её дальше сам». То, что называется «свободой выбора».

Человек – робот Бога. Его назначение – исполнение программы установок Бога. Чем точнее, тем лучше.

В свою очередь, человек боится творчества созданных им самим роботов, их «революционных» выступлений. Т. е. он становится «Богом» по отношении к ним.

Интеллект – всегда ограничение (как и культура в целом). Он действует в выбранной логике интерпретаций. А логика, как известно, «безумна». Она порабощает интеллект, связывая интенцию его развития. Нужно «сойти с ума», чтобы явить скрытую мощь интеллекта. И в искусстве, и в науке, и в технике. Но общество стоит «на страже порядка». «Безумие» допустимо лишь в социально безопасных сферах общественной жизни.

Рациональность для европейца – предсказуемость будущего, хотя бы в принципе.

Для китайца будущее проявляется в ходе естественного хода событий. Нужно лишь дождаться его и вовремя увидеть, использовать возможные его следствия, но не вмешиваться и не направлять насильственно его. Не безумство воли, но мудрое понимание неизбежности.

В современном обществе высшим судьёй является не интеллектуал, но профан.

Неуверенность в интеллекте показательна в основаниях гуманитарных наук, в отсутствии рациональности этических оснований, что заставляет перекладывать окончательные решения на плечи неспециалистов: в политике – выбор толпы, избирателей; в медицине – решение пациента; в управлении промышленностью – на финансистов; в управлении социальной жизнью – на политиков; в суде – на присяжных (ту же «толпу»).

Для фотона нет изменения времени. Он не имеет возраста. В пределе (бесконечной массы) то же справедливо для черной дыры.

В черной дыре нет пространства-времени. По крайней мере, в современном понимании.

В момент «большого взрыва» то, что находилось вне его внутренней области не являлось пространством-временем, но замещалось им в ходе взрыва. Можно сказать, что оно может иметь нечто общее с «внутренностью» черной дыры, как бы «вывернутая» черная дыра. Горизонт нашей Мегавселенной – это горизонт взорвавшейся «черной дыры» (условной) изнутри. Свет может распространяться внутри его, но не может выйти за его границы. Нашу Мегавселенную нельзя увидеть снаружи (там нет пространства-времени) как и черную дыру. Мы живём тем самым внутри расширяющейся «чёрной дыры» с изменяющимся горизонтом.

«Человек для смерти» – Хайдеггер, как исходная точка зрения переживания экзистенциального горизонта человека.

Смерть – точка притяжения – аттрактор человеческого бытия. Она является финальной точкой отсчёта для человеческой жизни. Обратной во времени.

Реальный социализм всегда есть «неподлинный». Необходимо его восстановить, обрести «подлинный социализм». Сталин – самозванец, узурпатор. Необходимо выявить подлинного наследника Ленина. Но кто он? Он остаётся всегда неизвестным. Тем самым воспроизводится обычная для России коллизия самозванца, и его демонизация («бесовское поведение»). Ср. Трактовку «пиров самозванцев» у Б. Успенского.

К тому же: эпизод «подмены» истинного наследника – выборы генсека на XVIII съезде ВКП(б). (Сталин – Киров – создание мифа об их противостоянии).

В этом отношении, в восприятии толпы Ельцин являлся “царём-избавителем”, возвращающийся герой, уничтожающи узурпаторов, пришедший вновь “народный царь”. Отсюда —”Бориску на царство”. Сам Ельцин чувствовал себя царём и не возражал против такового наименования, хотя бы условного.

Ср.: те же тенденции у К. Маркса – он призывал к возврату к “истинному человеку”. В России – это вылилось в призыв к “социализму с человеческим лицом”. Впрочем, это мировая тенденция. Достаточно вспомнить о желаниях вернуться к “подлинному христианству” и т. д.

Русская интеллектуальная элита всегда чувствовала себя неполноценной, ущербной в социальном статусе. Она обладала болезненным самолюбием и тщеславностью, соединенных с слабоволием и недостаточностью устремлённости в осуществлении своих претензий, особенно в долговременном плане. Ей нужно было всё сразу, либо ничего. При этом лучше, если это “всё сразу” даст ей кто-либо. Отсюда и её неприкрытая зависть к своим коллегам на Западе. Поэтому она без всяких колебаний пошла на разрушение СССР, создав себе миф о “помощи Запада”. Вопреки желанию большинства населения, о котором она с таким чувством декларировала в своём творчестве. Впрочем, “так называемый народ” мгновенно исчез из круга её интересов. Она оказалась неспособной отстоять самобытность своей страны и свой собственный. Когда этот миф лопнул, она предпочла пойти “в услужение” – миграция на Запад, унизительное прозябание внутри страны. Вместо изменения качества в собственной великой страны она выбрала нищету распадающейся страны третьего мира.

Её не жаль. Она вызывает лишь чувство омерзения. Унизительно жить в стране с такой элитой.

Развитие науки (и философии) шло от образов, олицетворяющих смыслы, до знаков, которые наделяются смыслами в соответствии с выбранными модельными представлениями. Причем, чаще всего, знаки наделяются не конкретным смыслом, но пучком смыслов (часто вопреки замыслам создателей), причём диаметры этих пучков не всегда осознаются интерпретатором. Возникает “неопределённость смыслов”.

Наиболее абстрактной знаковой системой является формальный язык математики. Мат. знаки в конкретной интерпретации наделяются смыслами, например, физической модели, логической, общественной и т. д. Одни и те же знаки математической модели наделяются смыслами различных моделей окружающего бытия. Уравнения квантовой механики оперируют даже не со смыслами, но вероятностями смыслов, оставляя смыслы за гранью рассмотрения. Возникает своего рода некая иррациональность существования смысла как такового. Как нечто определенного в реальности существования.

Путь есть процесс движения, а не его финальная констатация в виде осуществлённой траектории. Траектория может быть осуществлена (описана) различными способами (см. Портнягин Л. С.). Важна динамика его осуществления.

Когда говорят о глобализации, то обычно не уточняют, что имеется в виду, толи поглощение, толи уничтожение. Глобализация возможна в следующих вариантах:

1) поглощение всех региональных культур некой всеобщей; пример – христианизация Европы;

2) унификация – создание некой новой единой культуры, обычно, на основе базовой; примером может быть западно-европейский вариант в её американском варианте, несмотря на относительность глубины унификации; можно вспомнить также роль римской культуре в создании общеевропейской культурной общности после варваризации Европы;

3) гомонизацию – формирование некой однородной культуры без выделения базовой; вариант, во многом, умозрительный; в пределе может реализоваться в замкнутых религиозных образованиях;

4) хаотизация – создание однородной, гомогенной культуры, включающей хаотически составляющие всех культур, без выделения базовой, при отталкивающих взаимодействиях составляющих этих культур; нечто подобное было характерно для России после 1991 года;

5) гармонизация – гармоническое сочетание различных культур на основе выделенного тем или иным способом правила гармонизации (религиозного, социального и др.); примерами частичного рода могут служить христианская модель для Европы, социальная модель для СССР;

6) кластеризация – существование культурного пространства, формирующего некий отделяющий фактор выделения зон – кластеров; в настоящее время преимущественно религиозный; ранее – идеологический; это, очевидно, был основным путём формирования глобального культурного пространства через «культурное» взаимодействие различного рода отдельных культурных кластеров.

Глобализация культур – некое состояние взаимодействия культур, существующее в данный момент на земном шаре, вне зависимости от степени их представительности и презентативности.

Определённым приближением к гомонизации может служить языческое общество со сходными религиозными представлениями, с практикуемой терпимостью к другим богам. Символом такого рода взаимодействия языческих религий может служить Пантеон в Риме или памятник «неведомому богу» в Афинах.

Поглощение, очевидно, предполагает при своей реализации предпочтительность уничтожения зависимых культур. Выживает сильнейшая.