Текст книги "Последний волк"

Часть вторая

Президент откинулся на кожаном кресле в своем любимом кабинете идеальной формы и устало прикрыл глаза. Прошла еще одна неделя его серого президентства, без скандалов, но и без ярких свершений. Возможно, приди он к власти в другое время или в другой стране, он был бы великим, благо и темперамент и образование способствовали этому, но в этой стране в этой время он мог быть лишь присматривающим за тем, как его страна неуклонно, хоть и с видимым замедлением поднималась к вершине.

Был вечер пятницы, когда все обыватели собирались на вечеринки или ехали на природу, бежали на дискотеки, предвкушая последующие ночные приключения, или осаждали двери концертных залов, кинотеатров и театров. Президент был одинок и ему некуда было стремиться.

Он протянул руку и взял со стола папку с надписью «Курьезы», где один из его секретарей собирал сообщения о всяких неожиданных происшествиях. Еще в давние времена адвокатской практики Президента ссылки на всякие экзотические, против всех правил логики и человеческого опыта случаи, которые тем не менее были действительны, помогали ему заронить сомнение в души присяжных, а все остальное уже было делом техники. Да и на нынешнем посту подобные аргументы помогали ему добиваться внесения необходимых, хоть и не столь драматических изменений в накатанный ход жизни нации.

Президент неспешно пролистывал папку, когда раздался стук в дверь и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел его давний еще с университетских времен друг, которого он сразу после прихода к власти назначил своим помощником по национальной безопасности и которому единственному был разрешен беспрепятственный доступ к Президенту в любое время.

– Плохие новости.

– Почему-то в пятницу вечером новости всегда бывают плохими, – философски заметил Президент.

– Надежда Ислама завершает сборку ядерных бомб. У него пять зарядов. И он сразу же их испытает. Ставлю свою яхту против твоей старой шляпы, что испытание он проведет в соседнем государстве.

– Пари заманчивое, но я привык к своей старой шляпе. Одно во всем этом утешает, что не мы его соседи. Сколько у нас времени?

– Не больше двух месяцев.

– Да… Каких-то двенадцать лет назад казалось, что этот бурлящий котел остудили навсегда. Несколько массированных налетов, мизерные, в сущности, деньги приближенным и международное признание марионеточной оппозиции – и дело сделано. Вдруг паяц становится Надеждой Ислама, мы осознаем, что предыдущий был вполне адекватен, и начинаем кормить его свору, которая стала гордо именоваться народным правительством в изгнании. Надо что-то делать.

– Маленькая победоносная война, – начал Помощник.

– Не смеши! – оборвал его Президент. – В первом же прибывшем гробе похоронят мои надежды на второй срок.

– Наши надежды на наш второй срок. Я хотел сказать только это.

– Извини. Устал. Этот вопрос надо решать кардинально, – продолжил Президент. – Эта страна слишком богата людскими и материальными ресурсами. Каждая маленькая победоносная война для нас это всего лишь маленькое военное поражение для них. Еще тысячи лет назад они придумали свою сказочную птицу Феникс, которая возрождается из пепла. Мы уничтожаем правителей, а надо уничтожить страну. Раздробленные, они уже не поднимутся.

– Мысль, конечно, правильная. Любой из этих правителей в изгнании с радостью отдаст боеголовки в обмен на президентское кресло, пусть и на части территории. Но какой вой поднимется! В первую очередь наши заклятые друзья встрянут, они за эти годы тоже жирок нагуляли, взбрыкивать начали, былые амбиции вспомнили. Они же эту Надежду Ислама обхаживают и на нас науськивают.

– Значит, они должны получить свой кусок. Увязнут они там, – мечтательно протянул Президент.

– Как же им такое предложить? Они откажутся, просто так, из чувства противоречия и на весь мир растрезвонят, какие они принципиальные.

– А если мы найдем подходящую форму предложения?

– Скорее всего согласятся. Во-первых, они очень любят приобретать новые территории, даже если они им даром не нужны, во-вторых, кто же будет терпеть рядом такого сумасшедшего, в конце концов, они к нему ближе, чем мы.

– Согласен. А по части формы – есть у меня задумка. Спокойной ночи. Когда будешь проходить через приемную, пригласи ко мне дежурного секретаря.

Дежурным оказался как раз секретарь, подбиравший всякие курьезы. Чем-то он был Президенту неприятен, может быть, своими жидкими не по возрасту волосами, уже через час после душа торчащими блеклым сальным ежиком, или угрюмым лицом, которое раздвигалось в дежурной безличной улыбке лишь при обращении Президента, а, может быть, своей фигурой, высокой, но нескладной, с заметной сутулостью, как будто всегда готовой согнуться в полупоклоне, с явно выпиравшими мослами рук и ног, так что кости, обвитые некрасивыми, похожими на полудюймовые тросы мускулами, казались очень тонкими. «Фигура для какого-нибудь университетского мозгляка, безвылазно сидящего в лаборатории за компьютером, а ведь этот вроде спортом занимается, всегда верноподданнически появляется на моей традиционной утренней пробежке, черт бы ее подрал, и мозолит глаза на кортах и в бассейне. Наверно, о здоровье своем сильно заботиться, в его-то возрасте!» – от этот мысли Секретарь стал Президенту почему-то еще более неприятен. – «Может, он голубой?» – подумал Президент и в душе ужаснувшись подобной политнекорректности – «Не дай Бог, ляпнешь где-нибудь!» – решил для компенсации поддержать молодого человека.

– Вы хорошо поработали, – сказал он, похлопав рукой по папке «Курьезы», – одно сообщение меня сильно заинтересовало.

– Только одно, – полувопросительно-полуобиженно протянул Секретарь.

– Алмазное зернышко в навозной куче.

– Извините, не понял, – обиженные интонации усилились.

– А, ладно, не о том. Тут что-то говорится о поимке последнего волка нашими друзьями-соседями. При их экологии это неудивительно, но у нас, я полагаю, с волками все в порядке, бегают, где позволено.

– Отнюдь. Я по своей инициативе навел справки – мне это сообщение тоже показалось заслуживающим внимания – и получил ответы из трех авторитетных источников, – тут в руках Секретаря материализовалась невесть откуда взявшаяся папочка, – из Департамента природопользования, из Управления национальными парками и экспертное заключение крупнейшего специалиста в этой области, лауреата Нобелевской премии, – Секретарь по очереди передал Президенту три листка бумаги. – Ответ однозначный: последний волк зарегистрирован на нашем континенте четыре года назад.

– Даже смотреть не буду. Идиоты! В наших горах можно среднее европейское государство разместить и на него за четыре года никто не наткнется, кроме военных, да и те случайно. В общем, так. На все про все – три недели сроку, но волк мне нужен, живой и здоровый. Через три дня представьте лично мне план мероприятий, средства, материальные и людские, не ограничены. Если план подойдет, я дам все полномочия. У вас есть шанс отличиться и получить заслуженное повышение. И помните – это жизненно важно для Страны! – войдя в привычную роль, Президент гремел, как на митинге. – С этой минуты вы освобождаетесь от всех остальных обязанностей, включая пробежки, корты и бассейны, – не удержался от в конце от шпильки.

– Я могу быть свободен? – спросил Секретарь.

– Вы еще здесь?

Секретарь чуть ли не бегом бросился к двери.

– Да, кстати, – задержал его Президент, – мне почему-то кажется, что это будет волчица.

* * *

Через три недели в столице Другой Великой Державы ее президент недоуменно вертел в руках лист бумаги с напечатанным на нем переводом послания главы соседнего государства.

– Срочно вызовите министра иностранных дел, – распорядился он, нажав кнопку на селекторе.

– Посмотри, что за ерунда, – сказал Президент, швырнув лист через стол прибывшему через два часа Министру. – Они что, в игрушки с нами играть собираются. Забыли, с кем дело имеют.

Министр спокойно взял лист и внимательно прочитал.

«Ваше превосходительство господин Президент!

Недавно я с большим удовлетворением узнал о том, что Ваша великая держава достигла очередного успеха в деле защиты окружающей среды – обнаружен и пойман экземпляр волка, коих мы считали вымершими. Зная Вас как неустанного борца за жизнь на нашей планете и помня наши договоренности по экологии на последнем саммите, предлагаю Вам в дар от нашей страны последнюю и единственную волчицу, найденную на нашем континенте. Волки должны быть вместе. Давайте не будет питать иллюзорных надежд и объединим наши усилия в этом конкретном деле. Не сомневаюсь, что этот союз принесет свои плоды, которые мы могли бы разделить пополам на радость нашим народам.

Уверен, что мы достигнем дальнейшего прогресса в наших усилиях по защите окружающей среды во время встречи через две недели на конгрессе в Париже.

При Вашем согласии принять наш дар группа экспертов немедленно доставит его в Вашу столицу. Считаю, что это событие будет иметь положительный резонанс в мире как пример плодотворного сотрудничества между нашими державами, поэтому возглавить делегацию будет поручено государственному секретарю.

До скорой встречи в Париже,…»

– Распорядитесь, чтобы доставили оригинал послания, – попросил министр.

– Ну что, что? – нетерпеливо спрашивал Президент, пока Министр столь же неспешно изучал оригинал послания.

– Смею предположить, что нам предлагают сдать Надежду Ислама в обмен на переход половины страны под наше крыло.

– А какой половины? – заинтересованно спросил Президент.

– Большей, – попробовал пошутить Министр, но Президент не откликнулся на шутку и Министр уточнил. – Вероятно, северной, она к нам как-то ближе.

– А там нефть есть?

– Там много чего есть, за десять лет не расхлебаем.

– Ну что, принимаем дар, – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Президент и подмигнул Министру, довольный тем, как он ловко разрешил дипломатическую коллизию.

– Чего не сделаешь для продолжения волчьего рода, – ответил Министр и почему-то тяжело вздохнул.

* * *

Неожиданная новость, свалившаяся на зоопарк узким конвертом с большим гербом и надписью вязью «Администрация Президента», взбудоражила всех. Директор, сосланный на эту скотскую работу с насиженного места в вязаной структуре за ненароком произнесенное на публике личное мнение, какое-то время просчитывал, кто и за что его подставляет, но потом успокоился и с искренним энтузиазмом вещал в дирекции: «Это будет эксперимент мирового масштаба! Тут пахнет докторской диссертацией, как минимум!» – и радостно потирал руки, чуть сожалея о докторской по экономике, до которой из-за изгнания ему не хватило каких-то пары месяцев: «Все-таки экономика, это не зоология, как-то посолиднее звучит.»

Научные сотрудники зоопарка посмеивались, глядя на расходившегося директора: «Тоже мне, эксперимент мирового масштаба! Еще пару десятков лет назад плодились без всякой нашей помощи, еле отстреливать успевали.» Но в глубине души понимали, что воссоздание вида – дело действительно уникальное, и засели за изучение специальной литературы и многочасовые консультации с зарубежными коллегами по космической связи.

Недовольны были только рабочие: «Опять ломай-строй! У нас на ихний масштаб целых четыре своих есть: один к двум – если неурочно, один к трем – если в выходные, чем быстрее, тем больше, а не нравится, так последний, который мы на все это положим.»

На первом же собрании разгорелись было жаркие споры – где и как размещать волчицу, но директор быстро пресек эту болтовню, выдав общее решение – построить единый для обоих волков вольер на служебной территории, чтобы посетители не мешались, безо всяких там домиков, чтобы по углам не жались, и, главное, камер побольше, чтобы ничего не пропустить, ни одного мгновения, ну это – для диссертации, ох, извините, для истории. После этого разговор принял деловой характер согласования технических деталей, совсем не интересно.

В углу кабинета, ближнего к входу, неуверенно примостившись на краешке раскачанного стула, дополнительно, из-за большого сбора, принесенного с лестницы, где курили сотрудники, сидела крупная девушка лет двадцати двух, Мария. От всей ее внешности, от округлого румяного лица, больших карих глаз, обрамленных длинными ресницами, не испорченными тушью, от крепких кистей рук, знакомых с физической работой, от пальцев с коротко обрезанными ногтями, от объемной груди, подошедшей бы матери нескольких взрослых детей, от полноватых лодыжек, которые позволяли ей прочно стоять на земле, но которых она стеснялась и даже здесь, на совещании, стыдливо прятала под стулом, от всего этого неистребимо пахло деревней и парным молоком утром и вечером. Так и было на самом деле. Приехала она в столицу года за три до описываемых событий оформлять квартиру, оставшуюся после гибели ее отца, сгинувшего вскоре после ее рождения и смерти матери, да так и застряла в этом муравейнике, потому что наследство – дело хлопотное и нескорое. По случаю устроилась работать в зоопарк, где быстро заметили ее любовь к животным, умение в обращении с ними, готовность выполнять любую работу и силу, чтобы делать это от зари до зари. Ее безотказность и ровный характер привлекали всех сотрудников, от рабочих до заместителя директора по науке, ей помогли поступить на заочное отделение Ветеринарной Академии, повысили до младшего специалиста и теперь она присутствовала на совещании как Ответственная за Наблюдениями за Поведением Волка.

Столь представительное собрание она посещала первый раз в жизни, здесь было много людей, которых она искренне уважала, на сейчас она никак не могла понять, ни почему они такие, ни почему она здесь.

– По моему, все очень просто. Надо запустить волчицу к Волку, в его вольер, на островок. Он там привык, хотя бы ему будет спокойнее. А дальше сами разберутся, они же не люди, чего им делить.

Но ее мнения никто не спросил и она так и просидела молча несколько часов, пряча ноги под стулом.

* * *

Работали споро. На служебной территории расчистили большую, сотки в две, площадку. Посредине наметили квадрат восемь на восемь метров, по всему периметру вогнали глубоко в землю толстые стальные листы как защиту от подкопов и высокие, метра в два с половиной, металлические столбы. Вокруг натянули крупноячеистую, но прочную металлическую сетку, аккуратно, во множестве мест приварив ее к врытым листам и столбам. Подстраховались и с калиткой, сделав ее двойной, с небольшим тамбуром. Обе калитки открывались внутрь тамбура, так что открыть их одновременно было невозможно. Чуть поодаль от нового вольера, тоже по всему периметру, врыли еще восемь столбов, на которых, как и на угловых столбах вольера, установили кинокамеры, прикрыв их сверху от дождя круглыми навесами.

К вечеру перед ожидаемым прилетом блестящая свежей серебристой краской клетка была готова к приему новобрачных.

* * *

– Уф, успели, – с облегчением выдохнул Директор зоопарка, осмотрев новый вольер и зал с четырьмя мониторами для наблюдения. – Сегодня встретим и – можно начинать полноценную работу. Так, кого пошлем?

– Ну что вы, господин Директор, какие могут быть сомнения, – раздался хор голосов.

– Спасибо, конечно, – Директор помрачнел, вспомнив, что вчера ему прозрачно намекнули на нежелательность его присутствия на официальной встрече, – но у нас еще много дел. Весь этот официоз, как это скучно! Давайте сделаем так. – Директор на мгновение остановился в размышлении. Он-то хорошо знал, что ловкий человек может легко использовать такой шанс засветиться в кругу власть имущих для скачка наверх. – Пошлем, ну, к примеру, Марию, она у нас работник молодой, но очень активный и заинтересованный, вон какой талмуд написала о Волке, надо поощрить. Получит волчицу с рук на руки, доставит к нам, а уж мы подготовимся, как положено, к встрече.

– Да я не знаю, – бормотала оторопевшая Мария, – я же никогда, и в аэропорту я никогда не бывала, и на самолетах не летала, – нашлась она, но сразу осеклась, засмущавшись.

– А тебе и не надо будет никуда лететь, – успокоил ее Директор, – получишь, распишешься, погрузишь на Фордик и доставишь. Всего и дел-то. Сейчас мы тебе доверенность оформим и – вперед. Я предупрежу, чтобы тебя пропустили.

Мария с водителем прибыли к аэропорту на видавшем виды, но еще бойком Форде с открытой платформой сзади за час до прибытия высоких гостей. Зал прилета кишел корреспондентами, коротавшими время в обмене последними сплетнями и байками, как и высокие встречающие, раскинувшиеся в уютных кожаных креслах зала для Особо Важных Персон. Вот объявили, что персональный самолет Государственного Секретаря совершил посадку и служба безопасности стала пропускать всех имеющих на то право на летное поле, придирчиво рассматривая документы и сверяясь со своими списками. Мария очень волновалась и суетливо протягивала охранникам свои бумаги, но те, походя глянув на ее простодушное круглое лицо, махнули рукой: «Проходи быстрее, не задерживай народ.»

Для Марии все было впервые: и этот сверкающий свежей краской лайнер, и скопище узнаваемых лиц, которые выглядели не так хорошо, так на экране телевизора, но столь же надуто, и ажиотаж от встречи и связанными с ней глубокомысленными выводами, интервью и заметками. Вот на верхней ступеньке трапа показалась фигурка Государственного Секретаря и премьер степенно двинулся навстречу по ковровой дорожке, вот начальник почетного караула отсалютовал шашкой – не по рангу и присутствующие живо стали это обсуждать и строить гипотезы, вот появилась клетка с Волчицей и Государственный Секретарь перед неожиданно возникшими микрофонами стал долго и гладко говорить о сотрудничестве – «Здоров брехать», – подумала Мария, с удивлением обнаружив, что ее школьного иностранного вполне хватает для понимания. Государственный Секретарь не забывал время от времени облокачиваться на клетку с Волчицей или широким выверенным жестом указывать на нее, давая возможность журналистам сделать выигрышные фотографии, которые появятся завтра на первых полосах газет. Под убаюкивающий говорок Государственного Секретаря незаметно по второму трапу спустились остальные члены делегации, Мария автоматически отметила и их, поразившись, почему Волчицу сопровождает колоритный, любимый тележурналистами Начальник Объединенных Штабов, который на сей раз скромно прошмыгнул в стоящий рядом с трапом лимузин с затемненными стеклами. Как только все члены делегации расселись по машинам, Государственный Секретарь плавно закруглил свою речь и, пригласив всех присутствующих журналистов на вечернюю пресс-конференцию, спешно проследовал с премьером к головной машине кортежа. Через пять минут на летном поле остались омертвевший лайнер, брошенная клетка с Волчицей и Мария.

* * *

– Это, конечно, красиво звучало – «получишь, распишешься, погрузишь на Фордик и доставишь», – размышляла в растерянности Мария, так как ни получить было не у кого, ни расписаться не в чем, – эй, эй, – замахала она водителю электрокара, двигавшегося в отделении.

– Чего надо-то?

– Да вот, клетку бы к выходу доставить. Вон к тем воротам, у меня там машина.

– Мне что, делать нечего?

– Я же так не говорю, я же понимаю – работы у вас много, пока из конца в конец такого поля проедешь, полдня пройдет…

– Ну и?..

– Что «ну и»? – оторопело спросила Мария.

– Сколько, деревня! Твой груз – твоя цена.

Мария суетливо достала кошелек, вынула, скомкав несколько купюр.

– Все, что есть.

– Ладно, вижу – хорошая девушка, а так бы.. – водитель небрежно сунул купюры в карман, подцепил клетку, чуть приподнял и через пару минут доставил ее к воротам. – Дальше, извини, сама. У нас тут строго.

– Что здесь происходит? – раздался уверенный голос откуда-то сзади. – Откуда животное? – Невысокий полный человечек, втиснутый в нечто подобное форме с маленькими, как игрушечными, зелеными погончиками, цепко осматривал клетку с Волчицей и Марию, как приложение.

– Да вот, доставили, подарок, – растерялась Мария, – вон на том самолете, так и бросили. У меня бумаги все в порядке, доверенность, паспорт. Я из зоопарка.

– Это чувствуется. А я – начальник ветеринарной службы аэропорта. Вынужден задержать на время предписанного карантина.

– Кого? – не поняла Мария.

– Животное, – бесстрастно ответил начальник.

– Да как так можно? Это же редчайшее животное… Уникальный эксперимент… Дар правительства… Ну мы же люди… Вы что, газет не читаете? – нашла Мария последний аргумент.

– Нам это без надобности. Я ведомственные инструкции читаю. Эй ты, малый, – крикнул он очередному водителю кара, проезжавшему неподалеку, – доставь клетку в карантинный блок. А вам, девушка, скажу, что ваших бумаг для меня недостаточно. Должны быть накладные, справки от ветеринарных служб страны-отправителя, документы с точным указанием получателя, особенно, если это дар!

Все документы Мария нашла, не сразу, не просто, не быстро. Они валялись на стойке в специальном помещении, где проходили таможенный и пограничный контроль члены экипажа. Мария долго пыталась разобраться в бумагах, но казалось, что он написан на каком-то незнакомом языке, буквы похожи, даже некоторые слова узнаваемы, но очень простые, которые не прибавляли понимания. Девушки в ладной обтягивающей форме только махали руками: «Да точно твои бумажки. А если и не твои – все равно забирай, нам тут лишняя макулатура не нужна. Все одно – выбросим!» – и дружно смеялись.

Мария принялась искать карантинную службу, но тут неожиданно на нее сам накатился уже знакомый начальник.

– Уф, хорошо, что поймал, – сказал он, тяжело отдуваясь, – забирай!

– Кого? – не поняла сразу Мария.

– Да сучку свою долбаную! То ли течка у нее, то ли дух идет какой-то не тот, не знаю, но все собаки взбесились.

– Ой, спасибо. А я ведь и документы все достала, – радостно засуетилась Мария.

– Документы, это, конечно, хорошо. Но не в этом главное! Мы же – люди! Сейчас все доставим, в лучшем виде. И погрузим. Ты посигналь своему-то. Надеюсь, претензий нет.

– Ну что вы, так мне помогли, так выручили!

– Ты не представляешь, какие у меня там есть собаки! Каких хозяев! – доверительно шепнул напоследок Начальник.

* * *

Зоопарк давно затих в мягком свете дежурных фонарей. Лишь на служебной территории, иллюминированной до рези в глазах по случаю прибытия высокой гостьи, нервно переругивались сотрудники во главе с самим Директором, расслабленно курили на лавочке рабочие, иногда отлучаясь в бытовку, да метался по клетке Волк, возбужденный до забвения природы новым местом и необычностью происходящего.

Тяжело спустившись со ступеньки Фордика Мария пошла первым делом назад, к платформе, посмотреть, как там Волчица. В дороге она постоянно вглядывалась в заднее оконце кабины, но сумерки быстро поглотили Волчицу и лишь один раз ей удалось -»Ну, девка, ты даешь, как банный лист, прости Господи» – упросить водителя остановиться.

– Мария, тебя за смертью хорошо посылать! – на бегу визжал Директор. – Ты что, позвонить не могла? Или может в вашей деревне вместо этого палками по елкам стучат, так постучала бы, авось услышали бы.

– Не до того там было, а здесь – не до вас, – огрызнулась в ответ Мария, забыв на время свою обычную незлобивость и чинопочитание, а может подхватив в аэропорту вирус хамства. – С Волчицей все вроде бы более-менее нормально, особенно с учетом перелета, вот только течка похоже у нее началась.

– Да вечно вы момент подгадаете… – начал было Директор, но осекся. – Ладно, подгоняйте погрузчик, пора это дело заканчивать.

– Все бы вам технику гонять почем зря, тем более неисправную, – веско вклинился в разговор Егорыч, старший из рабочих, – спокойно, спокойно, – он сделал несколько пассов поднятой верх ладонью в сторону Директора, – не надо плащик на груди рвать, не спецуха.

Егорыч отдал распоряжения, которые все почтительно выслушали, и вот уже Фордик ловко развернулся и застыл платформой назад точно напротив входа в новый вольер Волка, метрах в восьми, рабочие помоложе принесли две толстые длинные доски, подсунули их под клетку с Волчицей, навалились на свободные концы и с криком: «Поберегись!» – прихватили скатившуюся вниз клетку и даже проволокли ее по инерции дальше, пока она не встала ровно на земле.

– В самый аккурат, – удовлетворенно хмыкнул Егорыч, – ну, Мария, давай ключ, мы щас прынцессу к прынцу живо доставим, им щас время терять никак нельзя, – и присутствующие – кто улыбнулся, кто тихо прыснул в кулачок, а кто и заржал.

– Какой ключ? Не было там никакого ключа, только документы, – Мария растерянно рылась в сумочке.

– Ну не одно, так другое, – всплеснул руками Директор, – теперь только осталось, чтобы это оказалась не волчица.

– Конечно, завтра на свежую голову, да при дневном свете мы посмотрим, но так, на первый взгляд, похоже на то, что… – привычно затянул зам по науке.

– На что! – истерически взвизгнул Директор. – Давайте, добивайте!

– … представленный экземпляр относится к семейству Canidae, то есть семейству Собак, (Директор рухнул на подножку Фордика), роду Canis – роду Собаки (Директор тихо застонал и начал раскачиваться из сторону в сторону, обхватив голову руками), виду Canis lupus, что, не сомневаюсь, понятно каждому присутствующему.

– Извините, пожалуйста, – после некоторой паузы раздался голос смирившегося со всем Директора, – я не понял.

– Да че тут не понять-то, племя и род сучьи, а вид волчий, – неожиданно встрял Егорыч.

– Что ж, с поправкой на некоторую вульгаризацию, я могу согласиться с данной сентенцией, – сказал зам по науке.

Люди окружили клетку, обсуждая, как безопаснее вскрыть ее. Лишь Егорыч не принимал участия в дискуссии, внимательно рассматривая замок.

– Надо что-то делать! – сказал Директор, быстро возвращаясь в привычный образ. – Будем резать!

– Ответработники, че хирурги, чуть че – сразу резать, – пробормотал Егорыч, – Эту механизму я хорошо знаю, – продолжал он, показывая на замок, – они на контейнерах стояли, када нам помощь из-за бугра слали. Токо там еще пломбочки понавешаны были, шоб ежели че, ну там вскроют али еще как, сразу видать было. Мы как енти пломбочки увидали, чуть не ус…, прощенья просим, чуть усы себе не пообрывали!

– Ты это о чем, Егорыч? – прозвучал во внезапно наступившей тишине шепот Директора.

– Ет я так, историю одну вспомянул, друган рассказывал, – вывернулся Егорыч и стал копаться в необъятных карманах спецформы, извлекая какие-то проволочки, гвозди, универсальную отвертку и пассатижи. Но затем, мастеря и подбирая отмычки, забылся и опять привычно забормотал. – Хороший друган был, вот токо много знал, от тово и помер. Опять чей-то зарапортовался! Много зашибал, от тово и помер. Печень! Так в травме, в ринимации и помер. А уж как охраняли! Токо медсестрой и проникли. Тоже аккуратный паренек был. Даже жалко!

– Что, тоже умер? – спросил обалдевший Директор.

– Это уж как положено, – веско ответил Егорыч и, щелкнув замком, чуть приоткрыл дверь клетки.

* * *

Фордик с Волчицей еще только въезжал на служебную территорию, а Волк с первым дуновением ветра, просквозившим открытые ворота и уткнувшимся в его вольер, учуял, кто прибыл, понял причину непривычной суеты и сразу успокоился. Он принял свою обычную позу, разлегся посреди вольера, подобрав, чуть наискось, задние лапы и положив морду на вытянутые вперед передние. Так он и пролежал все время, наблюдая за мельтешением служителей, в ожидании. Вот скрипнули петли калиток тамбура, проскрипели задвижки и на Его Территории осталась та, которую он ждал всю жизнь. Она была помельче его матери и той, за которой он гнался в те последние дни на свободе, («Молодая, наверно», – подумал Волк) и была не чисто серой, а чуть с рыжинкой, еле заметной, но Волку это почему-то понравилось. В другой ситуации он, наверно, сразу бы подбежал к ней, обнюхал всю и даже, быть может, снизошел бы до пары махов хвостом, чтобы показать самые лучшие намерения. Но вокруг стояли двуногие и выражения их лиц были непривычными, как у посетителей, ожидающими чего-то необычного, или, более точно, они ожидали от него именно такого поведения, а уж подобную радость он им не предоставил бы даже ценой своей жизни. Обнюхивать Волчицу ему тоже не было никакого резона, потому что ветер дул от нее, а осматривать, да что там осматривать – вот она перед ним, в одном прыжке, единственная и самая прекрасная. Но главное было в том, что от Волчицы шел Запах. Волк сталкивался с ним всего два раза в жизни и оба раза заканчивались ловушкой и смертью. Он боялся ловушки и боялся смерти той, которая неожиданно оказалась рядом с ним.

– Там вода, попей, – были его первые слова.

Волчица прошла в угол вольера, куда еле заметно указал поворотом головы Волк, долго пила, потом отошла и легла чуть поодаль от Волка.

– Спасибо, – было ее первое слово.

– Устала?

– Да.

Они долго молчали, наблюдая, как люди, недоумевая, расходились. Погасили слепящие огни, осталась лишь подсветка вольера, но Волк уже давно привык, что здесь не бывает настоящей лесной темноты, изредка нарушаемой звездами в просветах елей.

– И как здесь? – прервала молчание Волчица.

– А как Там?

– Там – хорошо, там свободно, и воздух совсем другой, полный запахов.

– А здесь – плохо.

– Ты все время здесь?

– Нет, я родился на воле, а что здесь – так получилось.

– Я не о том хотела спросить. Что ты с воли – я сразу поняла, – заторопилась Волчица, – это чувствуется, это видно, правда. Ты гордый. А гордость – она от свободы, пусть и оставшейся далеко позади.

– Ты умная, – благодарно произнес Волк.

– Может быть и не умная, но я с воли, я еще чувствую и помню, что такое воля.

– Я что хотела спросить, – продолжала Волчица, – ты все время в этой клетке? Как в ней?

– В этой – очень плохо. У меня другая территория, побольше, там – просто плохо. А сюда ближе к полудню перевели, я теперь понял – тебя ждали.

– Извини. Я в этом не виновата.

– А я и не говорю. Так – рассказываю.

Разговор тек медленно, с большими перерывами, они привыкали друг к другу, понемногу раскрываясь, но все еще чего-то опасаясь, особенно Волк, но Судьба уже сделала выбор и шепнула об этом на ушко каждому из них, поэтому они не спешили, зная, что впереди их ждет долгая жизнь вдвоем.

– Тебя так и везли в этой клетке?

– Последний день – да. А до этого держали две ночи в другой, побольше, но много меньше твоей.

– А какой?

– В две меня, если не вытягиваться. Даже не прыгнуть.

– Это знакомо. А до этого?

– Кружилась ихняя, – кивок в сторону города, – стрекоза, потом удар в бок и я уже не чувствовала лап.

– А долго?

– Я многого не помню, после того удара, но в конце – долго, ну как хорошая охота. А стрекоза была огромной. Вход – больше, чем в любую пещеру, а я уж их навидалась.