Электронная библиотека » Герман Нагаев » » онлайн чтение - страница 28

Текст книги "Пионеры Вселенной"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 17:54


Автор книги: Герман Нагаев


Жанр: Историческая литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 28 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шрифт:
- 100% +
7

Наступил новый 1893 год, а Циолковский все еще не получил никакого ответа из Петербурга. Что с книгой об аэростате? Обсуждалась ли она в Русском техническом обществе? Какое отношение к проекту – об этом Циолковский не переставал думать.

Воинственное настроение, охватившее его в то время, когда он увидел вышедшую из печати свою книгу об аэростате, за эти месяцы померкло, рассеялось. Он понял, что «один в поле не воин», и был бы рад, если б Техническое общество выделило хоть маленькую субсидию на постройку действующей модели.

«Конечно, были бы деньги, я бы сам поехал в Петербург и стал бороться за свою идею, но – увы – мне остается лишь ждать и тешить себя надеждой…»

А дела в Петербурге складывались отнюдь не в его пользу.

Дождавшись приказа Военного министра и получив наличные деньги, Шварц выехал в Германию за алюминием, а Кох, заполучив лучшее помещение в Воздухоплавательном парке и подсобные мастерские, стал нанимать мастеров и рабочих, готовить приспособления для клепки тонких алюминиевых листов…

8

В конце января, когда книга Циолковского «Аэростат металлический управляемый» была прочитана и просмотрена многими членами VII отдела, в Техническом обществе назначили вторичное обсуждение его проекта.

Двадцать восьмого января вечером к подъезду Императорского русского технического общества подъезжали кареты и коляски, крытые медвежьими и волчьими полостями, санки. Из них выходили ученые в шубах с бобровыми воротниками, военные в шинелях на красной подкладке. В отделанных мрамором высоких залах было светло.

Когда члены VII отдела, сияя звездами и орденами, расселись вокруг зеленого стола, председательствующий, упитанный, румяный старик с пышными седыми подусниками, торжественно открыл заседание и предоставил слово профессору Федорову.

Благообразный, с окладистой русой бородой, одетый в черный сюртук, профессор поднялся, откашлялся, заговорил ровным голосом:

– Господа, я уже имел честь три года назад докладывать здесь о проекте металлического управляемого аэростата господина Циолковского. Полагаю, что все вы ознакомились с его книгой, и я не буду утруждать ваше внимание изложением существа вопроса. Я позволю себе лишь высказать те возражения, которые, на мой взгляд, не позволяют нам, господа, одобрить этот проект. Как и в прошлый раз, я выражаю сомнение, что технически возможно путем простой клепки металлических листов сделать газонепроницаемые швы.

Вызывает сомнение и скорость – сорок верст в час, которую, по расчетам Циолковского, может достичь аэростат. И, наконец, самое главное – я сомневаюсь, что аэростат даже из гофрированных металлических листов с одними кольцевыми шпангоутами, сможет противостоять силе ветра. Его корпус безусловно подвергнется деформации. Каркас аэростата не может быть жестким и устойчивым без прочных продольных стрингеров.

– Пожалуй, профессор прав, – зашептал рыжебородый генерал Кованько своему коллеге по Воздухоплавательному парку, полковнику Поморцеву. – У Шварца предусмотрены стрингеры.

Федоров в это время закончил свою речь, и председательствующий обратился к Поморцеву:

– Вы, Михаил Михайлович, кажется, хотите что-то сказать?

– Да, господа, если позволите, я скажу, – поднялся Поморцев, поправляя очки. – Правда, я не совсем готов к выступлению, так как не успел закончить проверку расчетов господина Циолковского. Но уже то, что мною сделано, дает основание к серьезным сомнениям… Я последнее время занимаюсь расчетами сопротивляемости аэростатов воздушной среде. Мои расчеты показывают, что аэростаты средних размеров не могут преодолеть силу встречных воздушных потоков, а потому и постройка их совершенно нецелесообразна.



– Н-да, – протянул председательствующий. – Если такой математик, знаток и практик воздушных полетов на аэростатах, как Михаил Михайлович Поморцев, считает это дело нереальным – спорить весьма трудно. Все же, господа, желательно знать, есть ли другие мнения? Мы должны обсудить проект всесторонне. Вы желаете, ваше превосходительство? – обратился он к рыжебородому генералу Кованько.

– Нет, я не тово… Я напротив. Я, собственно, – сказал генерал, – должен заявить здесь, что господин Циолковский недостаточно осведомлен о существующих бензиновых двигателях. Двигателей такой мощности, которую он запроектировал для своего дирижабля, пока что не существует. Вызывает сомнение и изменения объема дирижабля, посредством стягивания канатами – этот способ весьма примитивен и ненадежен… Да-с, ненадежен… И хотя мы в прошлый раз весьма поощрительно отнеслись к господину Циолковскому, отдав дань уважения его трудолюбию и талантливости, я все же должен заявить здесь, что аэростаты – вчерашний день воздухоплаванья. Да-с! Мы должны стремиться к созданию аппаратов тяжелее воздуха и всемерно поддерживать ученых и изобретателей, работающих в этом направлении. Да-с!..

Кованько, тяжело дыша, грузно сел на свое место.

Сидящий в кресле у стены усатый подполковник поднялся, достал блестящий портсигар и вышел.

– Кто еще желает сказать, господа? – спросил председатель.

Все молчали.

– Господа, книга была разослана всем членам Седьмого отдела, – заговорил председатель, вставая и ощупью застегивая золотую пуговицу на вицмундире. – Времени было предостаточно… Кто желает высказаться в защиту проекта господина Циолковского?

В зале послышалось лишь глухое покашливание.

Председатель достал батистовый платок и отер вспотевший лоб:

– Господа, хотя и нет положительных высказываний, я должен поставить вопрос на голосование. Кто за то, чтобы проект господина Циолковского о цельнометаллическом, управляемом аэростате одобрить? Так… никого… Кто против? Так-с… Кто воздержался? Раз, два… четыре. Значит, вопрос решен, господа. Объявляю перерыв…

Высокие ореховые двери, отделанные светлой бронзой, распахнулись, и члены Седьмого отдела не спеша стали выходить в просторный беломраморный вестибюль.

Куривший у колонны усатый подполковник Громов, что приезжал в Калугу к Стрешневым, увидев задумчивого и грузно шагавшего Поморцева, подошел к нему:

– Ну, что, Михайло Михайлович? Чем кончилось?

– Решили оставить без последствий.

– Но ведь проект Циолковского ничуть не хуже проекта Шварца. Он даже предпочтительнее, так как Циолковский предусмотрел изменение объема аэростата.

– Возможно… – уклончиво ответил Поморцев.

– Михайло Михайлович, а ведь дирижабль Шварца уже начинают строить! Сегодня на шести подводах привезли алюминиевые листы и полосы прокатного алюминия.

– Я считаю, что это несостоятельная затея и она окончится крахом.

– Тогда, может быть, стоит протестовать? Добиваться в министерстве рассмотрения проекта Циолковского?

Поморцев остановился и удивленно посмотрел на Громова сквозь очки:

– Батенька мой, да ведь приказ подписал сам Ванновский! Министр! Генерал-адъютант! Любимец государя! Тут и мы и Техническое общество совершенно бессильны…

Глава десятая
1

Это известие обрушилось, как снежная лавина, смяло, придавило к земле. Циолковский несколько дней пролежал в постели и поднялся с головной болью, вялый, изможденный, словно только что перенес тяжелую, изнурительную болезнь. Лицо его осунулось, глаза запали, походка сделалась зыбкой, нетвердой, и весь мир рисовался ему словно в тумане.

Но надо было жить, зарабатывать на хлеб, и он снова стал ходить в училище, давать уроки…

Домой плелся совершенно разбитым.

Именно таким его и увидела на улице Лиза Стрешнева, увидела и не узнала. Лишь когда Циолковский прошел мимо, горбясь и опираясь на палку, Лиза всмотрелась и замерла.

«Что же делать: догнать? остановить? Вдруг нужно помочь?.. А может, он сделал вид, что не узнал меня? Может, не хотел, чтоб я видела его в таком положении? Ведь он горд и самолюбив…»

Лиза заспешила домой, чтоб посоветоваться с мужем.

Стрешнев уже вернулся из гимназии и, дожидаясь, пока позовут к обеду, просматривал свежую «Ниву».

Лиза из передней, увидев его, не раздеваясь, вбежала в гостиную.

– Сережа! Что-то случилось с Константином Эдуардовичем. Он шел по улице как потерянный. Он, наверное, тяжело заболел, и может, что с рассудком?

– Ты говорила с ним?

– Нет, он прошел мимо, не поклонившись. Он не узнал меня. Сережа, милый, бери извозчика и скачи немедленно к ним, я очень боюсь.

– Да, да, конечно. Но ты успокойся, Лизок. Может, он задумался, что с ним бывает… А может, потрясен чем-то… Словом, я лечу.

Стрешнев наскоро оделся, выскочил за ворота и быстро пошел к площади, где стояли извозчики.

Во дворе слышались веселые голоса детей. Это несколько успокоило Стрешнева. Распахнув калитку, он увидел, что дети увлеченно катаются с ледяной горки, облитой чернилами.

Не привлекая внимания детей, он незаметно вошел в дом.

Варвара Евграфовна, в пестром ситцевом переднике и такой же косынке, хлопотала на кухне.

– Извините, Варвара Евграфовна, за внезапный приход. Лиза видела издали Константина Эдуардовича, и ей показалось, что он болен… Мы очень беспокоимся. Вот я и приехал, чтоб узнать…

– Спасибо, Сергей Андреич, раздевайтесь, он дома… Три дня болел, а сейчас вроде ходит. Однако на нем лица нет. Ничего не говорит, но я чувствую, что-то случилось… Уж вы, Сергей Андреич, поговорите с ним по душам. Ночами пишет. Пишет до изнеможения. А что пишет – не говорит… Сейчас прилег, но едва ли уснул. И сон к нему не идет.

Стрешнев разделся и вслед за хозяйкой заглянул в комнату Циолковского. Константин Эдуардович лежал на узкой железной кровати, повернувшись к стене, и, казалось, спал.

Варвара Евграфовна подошла, еле коснулась его плеча. Циолковский повернулся и, увидев Стрешнева, удивленно приподнялся:

– Мне не приснилось, это вы, Сергей Андреич?

– Я, я, здравствуйте, Константин Эдуардович.

Циолковский, опустив ноги на пол, сел, протянул худую, холодную руку.

– Рад, очень рад… А я вот болею.

Варвара Евграфовна, сделав знак Стрешневу, тихонько вышла.

– Да, болею, – продолжал Циолковский, – такая немочь нашла, что еле ноги таскаю.

– Уж не случилось ли какой беды, Константин Эдуардович?

– Вы угадали. Случилась! Только я никому не говорю.

– Уж не с проектом ли что?

– Именно с проектом, мой друг. В Техническом обществе отказали вторично.

– Из-за этого вы и заболели?

– Да, не думал, что заболею. Очень надеялся на себя. Много я принял ударов судьбы, думал – выдержу и на этот раз, но – ослаб…

Стрешнев дружески положил большую теплую руку на сжатые пальцы Циолковского.

– Дорогой друг, я очень сочувствую, очень! Но, право же, не стоит убиваться. Помните, в прошлый раз мы с Лизой рассказывали о подполковнике Громове?

– Да, да, отлично помню. Еще бы!

– Так вот Громов говорил, что в Общество все увлечены самолетами и решительно против аэростатов. Я полагаю, они отказали не потому, что ваш проект плох, а потому, что другое теперь увлечение…

– Возможно. Но от этого не легче… Я только сейчас понял, что крушение надежд действует на человека хуже самой тяжелой болезни.

– Это так, я знаю по собственной жизни, Константин Эдуардович. Но надо мужаться! Времена переменчивы! Сейчас одни веянья – завтра могут быть другие. Сегодня увлечены самолетами, а завтра вдруг обратятся к аэростатам и бросятся разыскивать вас.

– Нет, нет, с меня хватит. Во всяком случае, на какой-то период…

– Конечно, лучше передохнуть, забыться, на время отрешиться от своих идей.

– Отрешиться от идей? Нет, Сергей Андреич, я никогда не отрешусь от того, чему отдал половину жизни. Я постоянно буду стремиться к полетам в небо! К полетам в неизведанные миры! Я хотя мысленно, но буду жить в просторах Вселенной и ходить по другим планетам. В этом мне никто не может помешать.

Стрешнев насторожился: «Неужели Лиза права? Неужели у него неблагополучно с рассудком?»

– Константин Эдуардович, не надо так волноваться. Это вредно для вас. Давайте-ка поговорим спокойно. А может, захватим Варвару Евграфовну и поедем к нам? Как раз извозчик дожидается.

– Нет, нет, Сергей Андреич, нет! Я хочу, чтобы вы перенеслись вместе со мной на Луну. Да, да, на Луну!

Стрешнев достал платок и стал вытирать вдруг выступивший пот на лице и шее.

– Вы бы лучше полежали, Константин Эдуардович. Чувствую – вам нехорошо.

– Напротив! Я рад, что вы пришли. Я ожил. И мы сейчас с вами перенесемся на Луну…

Стрешнев встал, прошелся из угла в угол и снова сел.

«Должно быть, переутомился».

– Вы, наверное, думаете, что я рехнулся? Так нет же, Сергей Андреич! Нет! Голова у меня еще работает. Я говорю лишь о мысленном полете на Луну. Я пишу фантастическую повесть и хочу вам почитать.

– Ах, вот что! – обрадовался Стрешнев. – Я охотно, очень охотно послушаю.

Циолковский вытащил из-под матраса толстую клеенчатую тетрадь, разгладил страницы и стал читать.

Стрешнев вначале настороженно, а потом все более успокаиваясь, вслушивался. В повести рассказывалось, как автор и его друг-физик неожиданно проснулись на Луне. Они перенеслись туда вместе с домом, где жили, и со всей обстановкой. А дальше рассказывалось о приключениях, которые могли случиться только на Луне: как люди прыгали через ухабы и трещины, поднимали и перекидывали массивные камни.

Стрешнев в свое время прочел немало фантастических книг. Читал и о путешествиях на Луну. Многое из описываемого Циолковским он знал, но порой его искренне удивляли некоторые подробности.

– Позвольте, позвольте, – прервал он Циолковского. – Вот вы пишете, что огромный камень, рухнув с двухаршинной высоты, не издал звука.

– Так, как слышим мы на земле, – они не услышали. Там же нет воздуха! Этот звук дошел до них через сотрясение почвы.

– А если выстрелить из ружья – тоже не услышишь?

– Только через колебания почвы, на которой вы стоите.

– Это любопытно. Я не знал, – искренно удивился Стрешнев.

Циолковский продолжал читать дальше. Стрешнев, совершенно успокоившись, слушал с интересом. И лишь когда почувствовал, что Циолковский устал, поднял руку.

– Спасибо! Прервем. На сегодня хватит, Константин Эдуардович.

– Скажите, интересно это или нет?

– Мне интересно! Я узнал много любопытного и завтра, если не возражаете, приду дослушивать.

– Правда? Буду очень рад, Сергей Андреич, – растроганно сказал Циолковский и встал, чтоб проводить друга. – Буду вас ждать… Приходите непременно. Елизавете Павловне и родителям – сердечный поклон. А если вам мое увлечение фантастикой показалось странным – не удивляйтесь, пожалуйста. Я сейчас живу, можно сказать, в «потустороннем» мире…

2

Пока Циолковский уносился мыслью в далекие миры Вселенной, «путешествуя» по Луне и астероидам, Шварц жил реальной и очень деятельной жизнью.

Ему удалось установить деловой контакт с американской компанией «Пульман». Завод этой компании, строивший классные международные вагоны для железных дорог России, находился в Петербурге. Он был оснащен точными станками, на нем работали специалисты, умевшие обращаться с новым металлом – алюминием.

Представители компании «Пульман» очень заинтересовались строительством в Петербурге металлического дирижабля и охотно выполняли на своем заводе заказы Шварца.

Русские мастера и рабочие довольно быстро освоили клепку тонких алюминиевых листов. Благодаря этому постройка дирижабля продвигалась быстро. Корпус дирижабля, установленный в эллинге, походил на огромный сверкающий фантастический корабль и производил внушительное впечатление. Ванновский, приезжавший посмотреть на него, был удивлен и уехал довольный. Шварцу не отказывали в дополнительных ассигнованиях. И он, не скупясь на затраты, торопил подрядчиков.

В августе 1894 года, когда выдались теплые, безветренные дни, дирижабль был полностью готов.

Баллонеты из шелковой ткани, пропитанные эластичным лаком, были наполовину наполнены газом, и огромный, сверкающий на солнце дирижабль, похожий на жюль-верновского «Наутилуса», солдаты вывели на зеленый простор Волкова поля.

Народу было немного: начальство Воздухоплавательного парка, чины Военного министерства и Военно-инженерного ведомства, духовенство да солдаты, которые удерживали дирижабль в воздухе на прочных веревках. Ждали приезда Ванновского.

Все с удивлением и страхом смотрели на подвешенную к дирижаблю алюминиевую продолговатую гондолу, где был установлен мотор с пропеллерами и находилась рубка пилота. За толстыми стеклами виднелась голова смельчака в кожаном шлеме.

Вдруг толпа засуетилась, и взоры устремились к бегущему от ворот солдату. Это мчался дежурный трубач. Он, задыхаясь, доложил, что их высокопревосходительство показался и через несколько минут будет здесь.

Действительно, скоро несколько карет и экипажей подкатили к дирижаблю. Ванновский, оправив аксельбанты и ленту, приблизился, поздоровался с генералом Заботиным и Шварцем, с военными чинами и протоиереем в золотой ризе. Потом, прищурясь, посмотрел на серебряную махину, висевшую в воздухе, и, взглянув на часы, сказал:

– Что ж, господа, пожалуй, можно начинать.

Протоиерей сделал знак причту – начался молебен.

Пока молились, потянул легкий ветерок с моря. Огромную серебряную тушу начало покачивать и кренить на корму. Когда вспотевший и напуганный беспокойным поведением серебряного чудовища протоиерей последний раз торопливо пропел: «Многая лета», вверху что-то треснуло, ухнуло, словно среди ясного неба ударил раскат грома.

Все перекрестились, а побледневший Шварц стал делать какие-то знаки пилоту.

– Что могло случиться? – негромко, но взволнованно спросил Ванновский генерала Заботина.

– Не могу понять, ваше превосходительство… уж не лопнули ли баллонеты?

В это время усилившимся ветром дирижабль стало трепать, швырять из стороны в сторону.

– Закрепить канаты! – закричал Шварц.

Солдаты и офицеры стали крепить канаты к врытым в землю кнехтам.

Пилот, высунувшись в окно гондолы, что-то кричал по-немецки.

Шварц понял, побледнел больше прежнего и, кусая губы, подошел к Банковскому.

– Ваше превосходительство, лопнули баллонеты и газ распространился по всему дирижаблю! Как прикажете поступить?

Ванновский взглянул на Заботина.

– Вы что думаете, генерал?

– Если газ распространился по всему корпусу дирижабля – полет производить нельзя.

– Испытания отменяются! – строго приказал Ванновский. – Пусть снижают дирижабль! – и, повернувшись, пошел к своей карете…


Дирижабль подтянули ниже к земле и, благополучно высадив пилота, повели в эллинг, чтоб выпустить из металлической оболочки газ. Резким порывом ветра дирижабль вдруг ударило о землю – корпус искорежило, помяло…

На другой день Шварц составил «докладную записку» на имя Военного министра. Он доказывал, что дирижабль сделан отлично и легко выдержал сильные удары ветра… Что после выправления вмятин в носовой и кормовой частях корпуса дирижабль можно будет испытать в полете. Неудача произошла, писал он, из-за непрочности ткани, из которой были изготовлены баллонеты в мастерской Воздухоплавательного парка.

Свалив вину на русских воздухоплавателей, Шварц испрашивал у министра еще десять тысяч рублей, чтоб заказать баллонеты за границей.

Просьба Шварца была уважена. Получив наличными всю сумму и захватив чертежи дирижабля, Шварц и Кох выехали за границу…

Через несколько дней от Шварца пришла депеша: «Считаю свои отношения с Россией исчерпанными…»


В то время как Шварц, прихватив чертежи и казенные деньги, сбежал из России, Циолковский получил два номера журнала «Наука и жизнь», где была напечатана его статья: «Аэроплан, или птицеподобная летательная машина»,

Циолковский ждал, что к нему посыплются запросы от промышленников, но статья не вызвала ни единого отклика. Это было новым ударом по самолюбию.


Прошло два года. О Шварце забыли. Его дирижабль разобрали, а алюминий продали… Только гондола дирижабля еще лежала около мастерских на Волковом поле, напоминая о минувшем…

Циолковский эти годы жил отшельником и ничего не знал о постройке дирижабля Шварца. Его в это время мало занимали земные дела, он витал мыслями в далеких мирах. Таинственная Луна, о которой он много думал и пробовал писать еще в Боровске, теперь перестала его интересовать. Повесть «На Луне» была опубликована, и Циолковский перенесся мыслями на далекие планеты. Его увлекли, захватили астероиды – крохотные спутники Солнца. Ему казалось, что на этих маленьких планетах, удаленных от Солнца дальше, чем Марс, где мало света и тепла, – обитают живые существа.

Эти живые существа совсем не похожи на людей, но они по своему красивы и достигли в своем развитии гораздо большего совершенства, чем люди. Они выработали в себе удивительную приспособляемость. Циолковский мысленно видел астероидян, разговаривал с ними, и ему хотелось рассказать о них людям земли. И вот он пишет новую фантастическую повесть «Грезы о земле и небе».

В последние годы Цполковский жил замкнуто и совсем отдалился от Стрешневых, где собиралось почти все образованное общество Калуги. Он чувствовал себя там неловко, стесненно. Ведь для большинства гостей он был всего лишь учитель уездного училища.

Циолковский уединился в своей мастерской, «парил в мыслях» и был счастлив этим. Но о нем не забывали в доме Стрешневых. Как-то на именинах Сергея Андреевича разговор зашел о дирижаблях. Один из гостей, податной инспектор Ассонов – плотный человек с русой бородкой и непокорной шевелюрой, спросил:

– Я слышал, господа, что Циолковский выпустил книжку об управляемом аэростате?

– Да, Василий Иванович, можем подарить, у нас несколько экземпляров, – сказал Стрешнев.

– Буду благодарен. Признаться, господа, меня очень занимает будущее воздухоплавания.

Лиза принесла зеленоватую книжечку. Ассонов раскрыл ее, начал читать и совершенно забыл об ужине…

Дня через два Ассонов явился в училище и, дождавшись звонка к окончанию занятий, отыскал Циолковского.

– Извините, Константин Эдуардович, пришел с вами познакомиться. Ассонов Василий Иванович. Податной инспектор и любитель точных наук. Прочел вашу книгу об аэростате, подаренную Сергеем Андреевичем Стрешневым, и вот не удержался…

– Я очень рад! Очень рад! – приветливо сказал Циолковский, оглянувшись на шумную ватагу ребятишек. – Тут и поговорить-то негде… Пойдемте ко мне.

– Если сочтете удобным, я с радостью…

Дорогой говорили о дирижабле. Ассонов, в отличие от Стрешнева, задавал такие вопросы, словно сам был изобретателем. Это удивило Циолковского.

– Простите, Василий Иванович, а вы сами тоже изобретаете?

– Нет. Я больше причастен к литературе. Еще двадцать лет назад написал книжку о Галилее и кое-что переводил с иностранных языков. Например, книжки о Ньютоне и Био.

– О знаменитом французском физике Батисте Био, что поднимался на воздушном шаре?

– Да, о нем…

– Я читал, интересно… Очень рад познакомиться с вами поближе. А вот и наш дом…

Они вошли и закрылись в комнате Циолковского.

– Над чем же вы сейчас работаете, Константин Эдуардович?

– Занимаюсь научной фантастикой.

– Вот как? Так это ваша повесть «На Луне» в журнале «Вокруг света»?

– Да. Вы читали?

– У меня сыновья увлекаются… А я еще не успел… Но слышал хорошие отзывы.

– Сейчас пишу «Грезы о земле и небе». Там будет рассказано о жизни на астероидах.

– На астероидах? Об этом мне не доводилось и слышать. Разве там возможна жизнь?

– Не знаю… Но я написал. Есть у меня такой раздел: «Из фантастических рассказов чудака».

– Прочтите что-нибудь, Константин Эдуардович.

– Хорошо. Только если вам будет неинтересно, – кивните – и я тут же прекращу.

– Ну что вы, Константин Эдуардович, как можно.

– Нет, нет, непременно кивните.

Циолковский стал на стул и из отдушины в стене достал свернутую в трубку тетрадь.

– Извините. Храню здесь, чтоб не прочитала жена и дети… Так слушайте…

«… Я выходил из своего жилища и все видел… Когда я привык к ним и научился их зрительному языку (мне они приспособили особый механизм для «картинного» выражения своих мыслей), я с ними много беседовал…

Жители тамошние имели кровь холодную и были сотканы из веществ трудно замерзающих…

– Откуда вы? – спросил я однажды.

– Мы переселенцы с других больших планет. Наши тела преобразовались понемногу и применились к жизни в пустоте.

– Чем же вы питаетесь?

– Мы питаемся и развиваемся подобно растениям – под действием солнечных лучей. Наша стекловидная оболочка ничего не выпускает наружу, но зато свободно поглощает солнечные лучи. Обогащенные ими соки доставляют нашему телу все необходимое.

– Неужели вы никогда не испытываете голода? Жажды?

– Никогда!

– Болеете ли вы?

– Очень редко: один из тысячи в течение тысячелетия.

– Разве вы живете так долго?

– Случаи смерти очень редки. Долголетием мы обязаны чистоте наших тел. В них почти не проникают болезни… У нас есть особые регуляторы жизни, которые мешают телу стариться, слабеть… Долголетием (почти бессмертием) мы обязаны чудному устройству нашего тела, о котором вы – жители Земли – не имеете никакого понятия».

Циолковский вздохнул и захлопнул тетрадь.

– Это очень интересно, Константин Эдуардович, – воскликнул Ассонов. – Дайте мне рукопись – я непременно найду вам издателя…


Ассонов сдержал свое слово: «Грезы о земле и небе» вышли отдельным изданием и были раскуплены.

Циолковский, ободренный успехами своих научно-фантастических книжек, продолжал обдумывать сюжеты новых повестей: «На Весте» и «Вне Земли»…

Весна в этом году была ранняя, спорая. В середине апреля Калуга оделась в зелень. Май начался буйным цветением садов.

13 середине мая, когда в Москве пышно праздновалась коронация молодого царя Николая II, Циолковский, освободившийся от классных занятий, решил немного передохнуть. Он вспомнил своего знакомого, с которым вместо удил рыбу, аптекаря Павла Павловича Каннинга, заинтересовавшегося проектом быстроходной лодки. В прошлом году уже поздно было строить такие лодки, а в этом можно было попробовать. «Пошлю-ка я за ним, может, и договоримся, – подумал Циолковский и постучал в соседнюю комнату. – Игнатик! Зайди на минутку».

Подросток лет тринадцати – худенький, смуглый, с большими карими глазами – заглянул в комнату.

– Папа, ты звал?

– Игнатик, ты знаешь аптеку Каннинга?

– Знаю.

– Снеси туда записку Павлу Павловичу. Скажи, что я его жду…


Каннинг, небольшого роста, чернявый, с аккуратно постриженной бородкой, стремительно вбежал во двор, где дожидался Циолковский.

– Константин Эдуардович! Рад видеть вас. И рад приняться за намеченное дело. Есть ли у вас чертежи лодки?

Циолковский показал чертеж и сказал, что он уже делал такую лодку в Вятке.

– Ну и как?

– Была очень быстроходной, Павел Павлович. Никто не мог угнаться.

Каннинг взглянул на чертеж.

– А сумеем ли мы сделать сами? Может, нанять плотников? Тут еще важно и время.

– Да, верно. Времени жаль…

– У меня в аптеке перебирали полы братья Ореховы. Хорошие плотники и столяры. Я с ними поговорю.

– А вдруг заломят?

– Сойдемся. Я умею… Завтра с утра можем и начать.

– Пусть работают у меня, – сказал Циолковский, – Есть верстак и материалы, а мы будем помогать.

– Согласен! – решительно заключил Каннинг. – Я немедленно иду к Ореховым…


На постройке лодок Циолковский отдыхал. Строгать пахучие смолистые доски, конопатить швы, смолить днища – все доставляло ему радость и удовольствие. Его душа истосковалась по физической работе на свежем воздухе.

Когда лодки были отвезены на Оку и испытаны на воде, Циолковский с Игнатиком часто ездили на рыбалку, а по вечерам всей семьей катались вместо с Каннингами…

Лето, проведенное на свежем воздухе, преобразило Циолковского. Он выпрямился, загорел, окреп физически и духовно. Окреп и опять почувствовал себя бойцом, способным не только обороняться, но и готовым идти в наступление.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации