Текст книги "Пионеры Вселенной"

Жители большого дома на углу Садово-Спасской и Орликова потеряли покой, когда у них в подвале обосновался ГИРД. Не только днем, но и по вечерам оттуда доносился стук, скрежет и лязг железа. Иногда в открытые форточки долетали возбужденные крики, гул споров или слышалось пение…

Нередко ночами, когда все укладывались спать, снизу слышалось ритмичное монотонное урчание моторов и тяжелое гуденье станков.

Гирдовцы сдружились. Работали увлеченно, радостно. Их вдохновляла высокая, заманчивая цель! Сергей Королев, умело сочетая обязанности начальника с творческой работой, всех увлекал своим энтузиазмом, верой в победу.

Душой и вдохновителем ГИРДа неизменно оставался Цандер, занимавший скромную должность руководителя первой бригады. К нему шли за советами, у него искали помощи, поддержки, когда неудачи граничили с отчаяньем.

Цандер был тих, уравновешен, приветлив. Он умел ободрить теплым словом, развеселить шуткой, вселить уверенность любимым восклицанием: «Вперед, на Марс! Мы обязательно полетим…»

Как-то поздним вечером, когда Цандер сидел за расчетами большого двигателя, постучав, вошли двое и остановились в нерешительности.

– Пожалуйста, входите, товарищи! – пригласил Цандер и поднялся.

– Мы думали, вас нет, Фридрих Артурович, и хотели у вас в шкафу спрятать вот это, – смущенно сказал невысокий, узколицый, в очках, инженер Ручкин.

Другой, тоже невысокий, круглоголовый, с рыжеватым чубом, инженер Листов, от удивленья прищурил голубые глаза:

– Днем, когда вы обедали, приходила Александра Феоктистовна и просила сегодня вас не задерживать… Вы читали записку?

– Да. Она купила билеты в кино и просила меня приехать пораньше, но я не мог… – Чувствуя какую-то неловкость, заговорил Цандер и тотчас постарался перевести разговор на другое. – А что это у вас в коробке? Зачем это нужно прятать?

– Вы вчера, Фридрих Артурович, советовали пайку арматуры в двигателе делать серебром.

– Да, медь может не выдержать…

– Серебро достать невозможно, – немного нараспев сказал Листов.

– Но мы нашли выход, – бойко заключил Ручкин, – вот взгляните, пожалуйста.

Цандер поднялся, заглянул в коробку, и лицо его осветилось радостной улыбкой. В коробке лежали серебряные ложки, цепочки, броши, серьги, крышки от часов, даже почерневшие от времени обломки оклада со старинной иконы.

– Где взяли, друзья?

– Собрали… Каждый принес, что мог.

– Чудесно, товарищи, чудесно! Теперь серебряного припою нам хватит надолго. Благодарю вас от души.

Цандер запер коробку в шкаф и ключ положил в карман.

– Фридрих Артурович, можно с вами поговорить по душам? – спросил Ручкин. – Есть одно предложение.

– Пожалуйста, Леонид Степанович, садитесь.

Инженеры сели к столу. Цандер прошел на свое место.

– Мы вот тут думали с тезкой и пришли к такому выводу, что с планером нам придется туго.

– Почему так думаете?

– Планер – учебная машина… Кому он нужен с реактивным двигателем?.. Помогать нам будут неохотно.

– А что же делать?

– Надо реактивный двигатель приспосабливать не к планеру, а к самолету, – по-петушиному бойко выкрикнул Ручкин. – Тогда нас поддержит Наркомат обороны. Дело примет другой размах.

– Мы с Королевым уже говорили об этом с руководством, и если планер полетит, тогда мы можем уже доказательно ставить вопрос о создании реактивных самолетов… Что, не согласны?

– По-жа-луй, так, – раздумчиво сказал Листов.

– А ракеты? – с горячностью продолжал Ручкин, – мы бьемся, у нас не хватает средств, оборудование старое, материалы тоже… Но ведь все может измениться, если мы скажем, что способны создать боевые ракеты. Американцы и немцы, очевидно, давно работают над этим.

– Возможно, друзья, возможно, – стараясь притушить пыл Ручкина, заговорил Цандер. – Я сам думал об этом и очень волновался… Даже написал письмо в «Главнауку», указывая, что в случае создания на Западе боевых ракет наши мирные ракеты могут быть переоборудованы в военные… Я просил мое письмо переслать по назначению. И получил ответ. Тухачевский же выделил деньги на наши опытные ракеты.

– Может быть, написать еще?

– Нет, друзья, не стоит… Если будет нужда, нас найдут… Мне кажется, нам следует выполнять благороднейшую задачу по завоеванию межпланетного пространства. Кто знает, друзья, может быть, на других планетах обитают разумные существа более высокой организации, чем люди Земли. Их открытия, изобретения и достижения могли бы дать так много нам. Подумайте, друзья, разве не благородная задача трудиться ради этого?

– Мы и трудимся, Фридрих Артурович, – не унимался Ручкин. – А вдруг завтра немцы начнут по нас пальбу ракетами? Ведь там к власти рвется фашизм!

– Не начнут… Им нужно еще лет десять, чтоб оправиться после страшного поражения в мировой войне.

– Но мы должны быть готовы к ракетной войне раньше, чем они.

Цандер, ничего не ответив, стал рыться в ящике стола и достал небольшую старую книжку в кожаном переплете. На корешке замерцали золотые буквы: «Павел Свиньин».

– Этой книжке сто лет. Я ее купил случайно у букинистов. Старый русский писатель побывал в Англии, в Вульвичском арсенале, виделся с изобретателем военных пороховых ракет Конгревом и даже присутствовал при стрельбах.

– Это интересно. Что же он пишет?

– А вот, если угодно, прочтите вслух.

Цандер открыл книгу в том месте, где была закладка, и подал ее Ручкину:

– «Если бы бедствия войн, наносимые роду человеческому в войне, – звонким голосом читал Ручкин, – не были бедствиями необходимыми и условными, если бы в войне не считалось позволительным и славным делать неприятелю возможный вред, то изобретатель ракет сих заслуживал бы изгнания с лица земли, как величайший злодей и истребитель рода человеческого, ибо, конечно, со времени открытия пороха не было еще ничего изобретено смертоноснее и вреднее их».

– Н-да! – глухо вздохнул Листов.

– А ведь здесь говорится о малых пороховых ракетах, применявшихся больше ста лет назад, – заметил Цандер. – Какие же бедствия свалятся на человечество, если капиталистами будут созданы жидкостные боевые ракеты?

Ручкин снял очки и молча стал их протирать платком, глядя мимо стола.

Цандер кивком головы указал на портрет Кибальчича, висевший на большой стене.

– Николай Кибальчич, принимая мученическую смерть, мечтал о ракетах, которые принесут благо и процветание человечеству. И мы, пока нас не заставит крайняя нужда, не должны думать над орудиями его уничтожения.

– Да, да, я согласен с вами, Фридрих Артурович, – глухо сказал Ручкин, и, откашлявшись, поднялся. – Извините!.. Пошли, тезка, нас ждут в мастерской…

Новый двигатель ОР-2 должен был работать не на сжатом воздухе и бензине, а на бензине и жидком кислороде, способными дать более мощную газовую струю.

Цандер настоял, чтоб камера сгорания нового двигателя создавалась в нескольких экземплярах… Одновременно делалась своеобразная камера сгорания и в бригаде Тихонравова. В мастерской работали в две смены.

Как-то днем, когда Цандер увлекся работой и совершенно забылся, дверь кабинета с треском распахнулась, ударив о стену. Раздался гул взрыва. Цандера обдало горячим ветром. Он качнулся, выронил карандаш и, вскочив, выбежал из кабинета. В коридоре уже толпились испуганные гирдовцы. Из глубины, от испытательного стенда, шел взъерошенный механик Комаров.

– Беда, Фридрих Артурович, кислород взорвался.

– А где Дубосеков?

– Сейчас идет, никто не пострадал.

– Хорошо. Всех прошу в большую комнату.

Не успели гирдовцы усесться на свои места, как в комнату ворвались трое встревоженных людей. Один, солидный, с торчащими усами, выступил вперед:

– Кто тут начальник?

– Начальника нет, он уехал на завод.

– А кто еще? С кем тут я могу поругаться?

– Если вы непременно хотите поругаться, то можете со мной, – спокойно сказал Цандер.

Усатый свирепо взглянул в его кроткие голубые глаза и недовольно крякнул:

– Черт знает что вы тут делаете… Ведь могли взорвать весь дом вместе с его жителями.

– Никакого взрыва у нас не произошло, – добродушно сказал Цандер, – просто лопнул обыкновенный примус.

– Лопнул примус? – недоуменно пожал плечами усатый. – А почему же весь дом задрожал?

– Это вам показалось… Видите, мы сидим, работаем…

– Показалось… Знаем мы эти штучки… Сегодня же всем домом напишем жалобу в Моссовет, и вас вытряхнут отсюда.

– У нас на старой квартире тоже примус взорвался, – сказал один из пришедших, – это бывает…

– Вот видите, обычный случай, а вы разволновались, товарищ… – Цандер говорил так спокойно, что усатый почувствовал неловкость за свой выпад, попятился к двери.

– Ладно, если такое дело – мы не будем писать… Пошли, товарищи…

Цандер, дождавшись, когда хлопнула входная дверь, вытер вспотевший от волнения лоб и опустился на стул.

– Друзья, сегодняшняя неудача для нас – двойной урок. Даже самые малые испытания следует проводить только за городом…

Глава тринадцатая

Бензин, сгорающий в кислороде, прожигал сталь! Если бы в кислороде сжигать свечу, она сгорела б в несколько раз быстрей…

Цандер, одержимый высокой мечтой, казалось, тоже сгорал в кислороде.

Он приходил на работу вместе со всеми, а уходил последним. И так изо дня в день… Помимо расчетов нового мощного двигателя, ему надо было направлять конструкторов, следить за работой механиков, токарей, слесарей-сборщиков. Каждую деталь он осматривал сам, ощупывал, словно бы испытывая на прочность, собственными руками. И всюду, где не ладилось, он появлялся незаметно, не как начальник, а как увлеченный участник работ, вникал в дело, помогал советами, подбадривал неизменным призывом: «Все преодолеем, друзья, все осилим, и обязательно полетим первыми…»

Казалось, он работал с необыкновенной легкостью, весело, зажигательно и никогда не жаловался на усталость или недомогание.

Так бывает с вдохновенными музыкантами. Играя концерт, они увлекаются, отдаются музыке, почти сливаются с ней. И публике кажется, что они играют без малейшего напряжения, легко и одухотворенно, но когда бывают взяты последние, завершающие аккорды, они нередко падают без сил, тут же на сцене…

То же происходило и с Цандером. Он был весел, увлечен работой до самозабвения. Он улыбался, подбадривал других, шутил, но многие видели и понимали, что силы его на исходе, что он каждую минуту может рухнуть, как подрубленное, но еще шумящее дерево…

В декабре гирдовцы начали монтировать двигатель ОР-2 для планера…

После собрания к Королеву неторопливо вошел старший инженер Ефремов – секретарь партийной организации ГИРДа. Сел, взлохматил темные волосы и снова пригладил их рукой:

– А ведь мы можем не успеть, Сергей Павлович. Времени мало для монтажа… Давай организуем неделю «штурма».

– А не напортачим?

– Да нет, будем следить… Вот только за Фридриха Артуровича боюсь…

– Да. Его бы в санаторий на это время.

– Хорошо бы, но разве поедет?.. Пока двигатель не примет комиссия, и разговаривать не будет…

– Ты следи за ним, Ефремов, не давай засиживаться ночами, а я похлопочу о путевке… Что касается «штурма» – согласен с тобой. С понедельничка начнем «штурмовать»… Надо только, чтоб все сердцем почувствовали необходимость этого дела. Понял?

– Да, я постараюсь разъяснить… Впрочем, и так все «рвутся в бой». Почуяли – победа близка!

– Ладно, иди действуй! Дорога каждая минута…

Через несколько дней на дверях кабинета Королева был прибит кусок ватмана с четкими буквами, тушью: «Штаб штурма».

Сюда ежечасно поступала информация о ходе работ. Здесь обсуждались трудности, здесь принимались решения… Члены «Штаба штурма»: Королев, Цандер, Ефремов – дежурили сутками, сменяя друг друга. Работы в мастерской не прекращались ни днем, ни ночью. Не только мастера, но и инженеры стояли у станков и верстаков, подгоняли детали, паяли, работали на сборке…

Двадцать второго декабря двигатель был собран.

Все, кто был в мастерской и в конструкторских комнатах, собрались у стенда.

Цандер, всю ночь следивший за сборкой, утром прилег на диване в кабинете Королева. За ним послали.

Цандер прибежал в мастерскую, когда там уже невозможно было протолкнуться. Но гирдовцы, увидев его, потеснились, освободили дорожку к стенду.

Увидев, что монтаж закончен, Цандер на мгновенье остановился. Сердце забилось радостно, а глаза все еще не верили, искали недоделки. Ему хотелось спокойно осмотреть свое детище и, убедившись, что все хорошо – полюбоваться им.

Его взгляд упал на красный флажок, который кто-то прикрепил на баке охлаждения. На флажке горели золотые буквы: «Вперед, на Марс!»

На глазах Цандера выступили слезы радости.

– На Марс, друзья! Только на Марс! – воскликнул он и тут же без сил повалился на руки гирдовцев…

Двигатель ОР-2 в конце декабря был осмотрен и принят комиссией. Цандер, Королев и несколько инженеров первой бригады были награждены Почетными грамотами Осоавиахима и премированы кожаными пальто. Фридриху Артуровичу предоставили недельный отпуск.

После Нового года, когда взъярились морозы, Цандер пришел в ГИРД в новой кожанке с заиндевелым меховым воротником и в кожаном треухе. Лицо его раскраснелось от мороза, он был весел и казался совершенно здоровым.

– Фридрих Артурович пришел! Ура! – крикнул кто-то в большой комнате, и все, кто в ней был, высыпали в коридор, стали поздравлять Цандера с Новым годом и с первой удачей.

– Фридрих Артурович! – тряся ему руку, воскликнул Ефремов, – вы выглядите хорошо!

– Осталось от красы лишь кожа да усы! – усмехнулся Цандер.

Конструкторы захохотали. Цандер, пожимая им руки, пробрался в свою комнату, разделся и, выждав, пока в коридоре стихли голоса конструкторов, поспешил в мастерскую, чтобы еще раз взглянуть на свой двигатель.

Называя каждого механика, каждого слесаря по имени и отчеству, он обошел всех, каждому пожал руку, поздравил с наступившим Новым годом и только тогда вошел в стендовую.

Двигатель ОР-2, смонтированный на массивных стальных опорах, сверкал медными трубами, и над ними гордо алел флажок с надписью: «Вперед, на Марс!»

Сладостное тепло просочилось к сердцу Цандера и, как большая радость, разлилось по всему телу, но он усилием воли заставил себя собраться.

«Сделан первый шаг. Всего лишь один шаг на безгранично большом и трудном пути. Рано торжествовать победу. Рано! Надо работать! Надо работать с удесятеренной энергией; всем слиться в одну движущую силу. Только тогда будет завоеван настоящий успех».

Цандер быстро пошел к кабинету Королева.

– А вы думаете, на Луну лететь будет легко? – раздался властный голос за дверью. – Может быть, первые аэронавты и не вернутся обратно. А спросите сейчас: есть ли желающие лететь? Откликнутся тысячи! Пойдут на неминуемую гибель, во имя великих достижений человечества. А вы испугались трудностей. Стыдно!.. Вон, Цандер – ученый, инженер, – а ночи напролет просиживал в ГИРДе. И, не успев поправиться, снова выходит на работу… Идите, товарищи, и чтобы больше я не слышал никаких жалоб.

Цандер вдруг почувствовал себя крайне неловко, словно он нарочно подслушал этот разговор. Чтоб не встретиться с теми, кого распекал Королев, он поспешно вошел в большую комнату к конструкторам. И лишь потом, поговорив с ними, направился в кабинет начальника.

Королев, хорошо выбритый, в новом костюме, рассматривал чертежи.

– А, Фридрих Артурович! – Он радостно бросился к Цандеру, крепко сжал его руку.

– Ну как? Снова в бой?

– В бой! В сражение! В атаку, Сергей Павлович. Не могу киснуть дома.

– А как самочувствие?

– Ничего. В сражениях мысли могу принять участие и быть не последним бойцом.

– Я справлялся у врачей – они просили вас не переутомлять… Да… И вот намечается дело, которое могло бы вас немножко отвлечь от работы.

– Что именно?

– Хотите поехать в Ленинград?

– В Ленинград? В Газодинамическую лабораторию? Да хоть завтра готов!

– Отлично! Съездим туда, а уж потом, немножко передохнув, займетесь ракетой.

– А когда ехать, Сергей Павлович?

– В понедельник вечером. Я попрошу машину и заеду за вами. А сейчас, Фридрих Артурович, если вы чувствуете себя неплохо, давайте поговорим о предстоящих делах.

Королев подошел к двери и повернул ключ.

Поезд пришел в Ленинград туманным утром. Оставив вещи в гостинице напротив вокзала, москвичи позавтракали в кафе и отправились к Главному Адмиралтейству пешком. И Цандер, и Королев, и другие гирдовцы но раз бывали в Ленинграде, любили этот величественный, пленяющий строгой красотой город и не могли отказать себе в удовольствии пройтись по Невскому проспекту.

Цандеру еще в студенческие годы довелось увидеть русскую столицу. Тогда он был молод, беспечен и мог гулять, любуясь городом, сколько угодно.

Теперь, облаченный в коричневое кожаное пальто, он озабоченно шагал в группе также одетых в кожаное людей, и ему некогда было любоваться красотами города.

Войдя под главную арку Адмиралтейства, москвичи повернули направо и поднялись на второй этаж. Здесь, занимая двенадцать просторных комнат, располагалось конструкторское бюро Газодинамической лаборатории.

Ленинградцы, оповещенные телеграммой, уже ждали гостей. В высоком зале собрались сотрудники ГДЛ.

Военный человек с аккуратной бородкой, замысловатую фамилию которого Цандер не расслышал, представив москвичей собравшимся, стал увлекательно рассказывать историю создания Газодинамической лаборатории.

Оказалось, что опытно-конструкторский отдел по разработке реактивных двигателей был создан в ГДЛ весной двадцать девятого года. Сама же Газодинамическая лаборатория была организована еще в двадцать первом году. Ее основателем был инженер-химик Тихомиров. А его ближайшим помощником – пиротехник-изобретатель Артемьев.

Одержимые идеей разработки ракетных снарядов на бездымном порохе, они семь лет занимались опытами по изготовлению боевых ракет. Целых семь лет! И только в 1928 году на Ржевском полигоне под Ленинградом им удалось произвести успешный запуск. Лаборатория Тихомирова в 1928 году была переименована в ГДЛ. Ее хозяином стал Реввоенсовет республики. Сразу же дело было поставлено солидно. В ГДЛ создали три отдела, В первом сосредоточились работы по ракетным снарядам на бездымном порохе; во втором начали разработку реактивных двигателей; в третьем стали готовиться к проектированию стартовых пороховых ракет для самолетов.

Одновременно велись большие исследовательские работы по определению и изысканию различного топлива для ракет. В ГДЛ, с первых же дней ее организации, были привлечены видные инженеры-артиллеристы, инженеры-химики, технологи, конструкторы. Пришли молодые специалисты, только окончившие институты. В распоряжении ГДЛ, помимо отличной химической лаборатории, находилась хорошо оборудованная механическая мастерская, испытательный полигон, конструкторское бюро и ряд других вспомогательных помещений. И уж, конечно, никто не работал даром, как в ГИРДе.

Москвичи, слушая неторопливый рассказ начальника, многозначительно поглядывали друг на друга: и верили и не верили.

– Теперь у нас большой, дружный коллектив, – заключил начальник. – Вы видите, дорогие гости, перед собой лишь сотрудников второго отдела ГДЛ. А на стене, перед вами, рисунки и чертежи разрабатываемых нами образцов электрического и жидкостного реактивных двигателей. Но полагаю, что вам будет интересней посмотреть их в работе.

– Да, безусловно! – сказал Королев.

На этом официальное знакомство закончилось, и начальник с замысловатой фамилией повел гостей по просторным светлым комнатам конструкторского бюро.

Потом все вернулись в кабинет. На зеленом столе для гостей были приготовлены альбомы с фотографиями образцов реактивных двигателей.

Пока гости рассматривали альбомы, начальник вызвал секретаря.

– Пропуска для товарищей готовы?

– Да, вот они, пожалуйста.

– Хорошо. Спасибо! Пригласите сюда инженера Петренко.

– Есть!

Секретарь вышел и скоро впустил в кабинет молодого, стройного человека с темным чубом и с ясными, пытливыми глазами.

– Вот, прошу познакомиться, товарищи, это конструктор Валентин Петренко – самый ревностный энтузиаст ракетного дела и наша надежда. Он вас проводит на испытательную станцию и покажет двигатели в работе. А меня прошу извинить – срочно вызывают в Смольный. Я приеду, как только освобожусь.

Гостей уже ждал небольшой военный автобус. Петренко, любезно пропустив их вперед, сел ближе к двери.

– Если желаете, товарищи, город посмотрим на обратном пути, а сейчас поедем самым кратким путем – нас уже ждут испытатели.

– Да, да, именно так.

Автобус помчался по набережной большой Невы. Справа промелькнул Зимний, на другом берегу в легкой дымке прорезался силуэт Петропавловской крепости.

– А далеко до испытательной станции? – спросил Королев.

– Нет, рядом.

Автобус промчался по мосту, откуда открылся чудесный вид на Ленинград. Но не успели гости полюбоваться, как поворотили налево и въехали в мрачные ворота Петропавловской крепости.