Текст книги "Я была здесь"

Гейл Форман
Я была здесь

© Федорова Ю., перевод на русский язык, 2015

© ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Посвящается Сьюзи Гонсалес

1

На следующий день после смерти Мэг мне пришло вот такое письмо:

К сожалению, вынуждена сообщить, что мне пришлось покончить с собой. Я думала об этом очень долго и приняла такое решение самостоятельно. Я знаю, что тебе будет больно, и прошу меня за это простить, но, пожалуйста, пойми, что мне было просто необходимо прекратить свои страдания. С тобой это никак не связано, только со мной. Ты ни в чем не виновата.

^Мэг

Она отправила такие письма родителям, мне и в полицию Такомы, а отдельным текстом рассказала, в каком мотеле и в каком номере находится, какой яд выпила и как обращаться с ее трупом, чтобы не повредить себе. На подушке в мотеле оказалась еще одна записка, в которой она велела горничной вызвать полицию и не трогать тело. И оставила ей пятьдесят долларов на чай.

Письма по электронке были отправлены с задержкой, чтобы мы получили их через значительное время после того, как ее не станет.

Разумеется, я об этом узнала не сразу. А когда прочла письмо Мэг на экране библиотечного компьютера, подумала, что это, наверное, какая-то шутка. Или розыгрыш. Я позвонила Мэг, она не ответила, тогда я набрала ее родителям.

– Вы получили письмо от Мэг? – спросила я.

– Какое письмо?

2

Заупокойные службы. Бдения. Потом общие молитвы. Я все больше во всем этом путаюсь. Во время ночного бдения надо держать в руках свечи, но иногда так делают и на общих молитвах. А на заупокойной службе люди разговаривают друг с другом, хотя что тут можно сказать?

Достаточно того, что Мэг умерла. Намеренно лишила себя жизни. Хотя за то, что мне теперь из-за нее приходится терпеть все это, я бы сама ее убила.

– Коди, ты готова? – кричит Триша.

Сегодня четверг, вторая половина дня, и мы собираемся уже на пятую службу за последний месяц. Бдение со свечами. Вроде как.

Я выхожу из своей комнаты. Мама застегивает черное коктейльное платье, которое она купила в «Гудвиле» после смерти Мэг. Пока Триша носит его на эти службы, но я не сомневаюсь, что пройдет немного времени, и она начнет выходить в нем в свет и по другим случаям. Мама выглядит в нем очень сексапильно. Как и многим другим жителям нашего городка, траур ей к лицу.

– Почему ты не одета? – спрашивает она.

– У меня все приличное – грязное.

– Что значит приличное?

– В смысле, то, что более-менее подходит для похорон.

– Раньше грязь тебя не смущала.

Мы пристально смотрим друг на друга. Когда мне было восемь, Триша объявила, что я достаточно большая, чтобы самой стирать свои вещи. А я ненавижу стирку. Думаю, вы видите, к чему это приводит.

– Я вообще не понимаю, зачем нам идти на очередную службу, – признаюсь я.

– Потому что согражданам надо переварить случившееся.

– Еду надо переваривать. А согражданам лучше отвлечься на другую драму.

Как гласит потускневший знак на шоссе, в нашем городке проживает тысяча пятьсот семьдесят четыре человека.

«Тысяча пятьсот семьдесят четыре человека, – сказала Мэг, сбегая прошлой осенью в Такомский колледж, в котором ей дали полную стипендию. – А когда ты переедешь в Сиэтл и мы на двоих снимем квартиру, будет тысяча пятьсот семьдесят два».

Пока зависло на тысяче пятьсот семидесяти трех, и, полагаю, так и будет, пока не родится или не умрет кто-то еще. Мало кто уезжает. Даже когда Тэмми Хентхофф и Мэтт Парнер разошлись со своими супругами и сбежали вдвоем – это была самая популярная тема для сплетен до того, как умерла Мэг, – они переехали не далее чем в парк «домов на колесах», разбитый на окраине.

– А мне обязательно идти? – Хотя я не знаю, зачем утруждаю себя вопросом. Триша – моя мать, но власти она надо мной не имеет. Но идти обязательно, я это понимаю, и понимаю почему. Ради Джо и Сью.

Это родители Мэг. То есть были. Я все никак не привыкну. Интересно, когда человек умирает, ты перестаешь быть ему родителем? А если он расстался с жизнью умышленно?

У них обоих совершенно разбито сердце и такие огромные мешки под глазами, что, наверное, уже никогда не пройдут. И именно ради Джо и Сью я выбираю наименее вонючее платье и натягиваю его на себя. И готовлюсь петь. Снова.

«О, благодать». О ужас.

3

Я мысленно написала уже с десяток панегириков по Мэг – обо всем, что я могу о ней сказать. О том, как в первые же дни познакомилась с ней в детском саду и она подарила мне наш с ней общий портрет, написав на нем наши имена и еще какие-то незнакомые мне слова, – я тогда, в отличие от Мэг, ни читать, ни писать не умела. «Тут говорится, что мы с тобой лучшие подруги», – пояснила она. И это сбылось, как и все ее предсказания и желания. Я могла бы рассказать о том, что все еще храню тот рисунок. В жестяной коробке от инструментов с другими своими сокровищами, хотя листок уже очень старый и потрепанный из-за многочисленных просмотров.

Еще я могла бы сказать о том, что Мэг замечала в людях такое, чего они сами за собой не знали. Например, кто сколько раз чихает подряд – оказывается, тут есть закономерность. Я – три раза, Скотти и Сью – по четыре, Джо – два, сама Мэг – пять. А еще она могла вспомнить, на ком что было надето в любой знаменательный день, на каждый Хеллоуин. Она была для меня как мой собственный архив. И как творец моей истории – ведь практически каждый Хеллоуин мы проводили с ней вместе, как правило, в придуманных ею костюмах.

Или о том, что Мэг была просто помешана на песнях о светлячках. Это началось в девятом классе, когда ей попалась виниловая пластинка с синглом группы «Heavens To Betsy». Подруга затащила меня к себе в комнату и поставила эту поцарапанную пластинку на старом граммофоне, купленном за доллар на распродаже. Она и ремонтировала его своими руками при содействии видеороликов на Ютьюбе. «И тебе никогда не понять, что значит небо озарять. Ты не узнаешь, дурачок, как чувствует себя светлячок», – пела Корин Такер[1]1
  Корин Лиза Такер (р. 1972) – американская певица, гитаристка и актриса.


[Закрыть], и ее голос казался одновременно нечеловечески сильным и уязвимым.

После этого открытия Мэг начала собирать настоящую коллекцию всех годных песен про светлячков. Будучи, как всегда, верна себе, за неделю она нарыла просто огромный список. «Ты когда-нибудь хотя бы видела светлячка?» – поинтересовалась я, пока она над ним корпела.

Я знала, что нет. Мэг, как и я, ни разу не бывала западнее Скалистых гор. «Успею еще», – ответила она, разводя руками, словно показывая, какой кусок жизни ждет ее впереди.

Джо и Сью Гарсиасы просили меня произнести речь на первой службе, на серьезной, которая должна была пройти в католической церкви, что их семья посещала несколько лет. Но она не состоялась, потому что отец Грейди хоть и был другом семьи, но строго придерживался правил. Он сказал Гарсиасам, что их дочь совершила смертный грех, следовательно, ее душе не место в раю, а ее телу – на католическом кладбище.

Хотя вторая половина была сказана лишь ради красного словца. Полиция далеко не сразу отдала труп. По всей видимости, Мэг выпила какой-то редкий яд, хотя никого из тех, кто ее знал, это бы нисколько не удивило. Она никогда не покупала одежду в сетевых магазинах, постоянно слушала такую музыку, о которой никто больше не знал. Разумеется, и яд выбрала какой-то нераспространенный.

Так что гроб, над которым все лили слезы на первой серьезной службе, был пуст, а сами похороны пока не состоялись. Я случайно услышала, как Хавьер, дядя Мэг, сказал своей подружке, что, может, так оно и лучше. К тому же никто не знал, что написать на могильной плите. «Что ни скажи, звучит как упрек», – прокомментировал он.

Я пыталась написать речь для этой службы. По-честному. Для вдохновения достала записанный моей подругой диск с песнями про светлячков. Третьим шел трэк группы «Bishop Allen» под названием «Светлячки». Не уверена, вслушивалась ли я когда-либо в этот текст раньше – потому что теперь он прозвучал как пощечина из могилы: «Говорят, что ты все еще можешь простить ее. И она тебя тоже простит».

Но я не знаю, могу ли. И не уверена, простила ли она меня.

Я извинилась перед Сью и Джо, что не могу прочесть панегирик, потому что ничего в голову не идет.

Так я впервые им солгала.

Сегодня служба проходит в клубе «Ротари», то есть она не официально церковная, хотя проводить ее будет какой-то священник. Не знаю, откуда они берутся, все эти люди, которые даже не были знакомы с Мэг. После службы Сью приглашает меня на очередной прием у них дома.

Раньше я проводила там столько времени, что по запаху в прихожей могла определить, в каком Сью настроении. Аромат масла означал, что она печет, то есть ей грустно, и ее требуется подбодрить. Запах специй говорил о том, что она счастлива и готовит что-нибудь остренькое для Джо из мексиканской кухни, хотя у нее самой от нее желудок болит. Когда пахло попкорном, она лежала в темноте в своей постели и ничего не готовила, предоставив Мэг и Скотти самим себе, то есть они разогревали себе в микроволновке всякий фаст-фуд. В такие дни Джо шутил, как повезло детям, что они могут набивать себе живот всякой гадостью, и шел вверх по лестнице проверить, как там Сью. И мы все делали вид, что радуемся, хотя после третьей пачки попкорна уже начинало тошнить.

Я очень хорошо знаю их семью и, набирая номер Гарсиасов в то утро, когда получила письмо от Мэг, не сомневалась, что Сью в субботу в одиннадцать еще лежит в постели, хотя уже не спит, как она сама говорила, после того, как дети перестали будить с утра пораньше, она так и не вернулась к прежнему графику. А Джо варил себе кофе, разложив на кухонном столе утреннюю газету. Скотти смотрел мультики. Среди прочего я любила дом Мэг за такое постоянство. Этим ее семья отличалась от моей – Триша обычно раньше обеда не просыпалась, иногда она варила кашу, а иногда ее было вообще не найти.

Но теперь дом Гарсиасов примечателен иным постоянством, менее привлекательным. Но когда Сью зовет меня в гости, я всегда соглашаюсь, как ни хотелось бы отказаться.

Сегодня у дома припарковано меньше машин, чем бывало раньше, когда выразить соболезнования приходил весь город, принося заодно что-нибудь из еды. Все это было тяжко – эти их запеканки и сопутствующие им «искренне соболезную». В то время как по всему городу ходили слухи. «Ничего удивительного. Издалека было видно, что девочка с причудами», – шептали люди в магазинах типа «Секл-Ки». Мы с Мэг знали, что некоторые именно так о ней отзываются, – в нашем городке она была подобна цветущей розе в пустыне, народ ее не понимал – но теперь, когда она умерла, в таких комментариях уже ничего почетного не слышалось.

И на прицеле у них была не только Мэг. У Триши в баре я слышала колкости и в адрес Сью. «Я бы на ее месте заметила, что у моей дочери суицидальные наклонности». И говорила это мать Кэрри Таркингтон, переспавшей с половиной школы. Я хотела спросить, знает ли миссис Таркингтон об этом, если она такая догадливая. Но тут ей ответила подруга: «На месте Сью? Да ты что, эта женщина в лучшем случае витает в облаках». Для меня их бессердечность была как удар под дых. «Сволочи, а вам бы каково было, если бы у вас дочь погибла?» – едко спросила я. Трише пришлось отвезти меня домой.

А после сегодняшней службы ей надо работать, так что она высадила меня у дома Гарсиасов. Я сама открыла дверь. Джо и Сью крепко меня обняли, продержав чуточку дольше, чем мне бы хотелось. Я понимаю, что они видят во мне некое утешение, но когда Сью на меня смотрит, я слышу ее молчаливые вопросы и понимаю, что все они сводятся к одному: «Ты знала?»

Не представляю, что было бы хуже. Если бы я знала и не сказала. Или как есть: хотя мы с Мэг и были лучшими подругами и я сама рассказывала ей все и предполагала, что и она так же всем делится со мной, – я не знала. Совершенно не догадывалась.

«Я думала об этом очень долго», – писала она в письме. Долго? Сколько? Несколько недель? Месяцев? Лет? Мы с Мэг познакомились в детском саду. И с тех пор были лучшими подругами, почти сестрами. Как долго она думала об этом, ничего мне не говоря? И – что еще важнее – почему она мне не сказала?

Десять минут прошло в вежливом печальном молчании, после чего Скотти, десятилетний брат Мэг, подходит ко мне с их – то есть теперь только его – псом Самсоном на поводке. «Погуляем?» – предлагает он нам обоим.

Я киваю и встаю. Скотти, похоже, единственный, кто сохраняет хоть какое-то сходство с собой прежним. Может, потому что он еще маленький, хотя не такой-то уж, плюс они были очень дружны с сестрой. Когда у Сью в очередной раз портилось настроение, Джо брался за ней ухаживать и их обоих не было видно, Мэг была для Скотти все равно что мать.

Сейчас конец апреля, но погоду об этом как будто не предупредили. Ветер яростный и холодный и зло бросается песком. Мы направляемся к большому пустырю, где собакам разрешается гадить, и Скотти спускает Самсона с поводка. Пес радостно скачет прочь, ничего не зная о нашем несчастье.

– Ну, ты как, Рантмайер? – эта его старая шутливая кличка звучит фальшиво, к тому же я уже знаю, как он. Но теперь, когда Мэг уже не играет роль наседки, а Сью с Джо целиком захвачены горем, кто-то должен им хотя бы интересоваться.

– Дошел до шестого уровня в «Поиске дьявола», – сообщает он и пожимает плечами. – Теперь могу играть, сколько захочу.

– Вот повезло, – и я тут же зажимаю себе рот рукой. Мой горький кладбищенский юмор не для всех.

Но с губ Скотти срывается грубоватый смешок – он для своего возраста слишком повзрослел.

– Ну да, – он смотрит на Самсона, нюхающего под хвостом какой-то колли.

По пути домой Самсон натягивает поводок, поскольку знает, что после прогулки дадут поесть. Скотти обращается ко мне.

– Знаешь, чего я не понимаю?

Думая, что он все еще об играх, я оказываюсь не готова к его вопросу.

– Почему она мне письмо не послала.

– А у тебя есть почтовый ящик? – интересуюсь я. Словно это могло быть причиной.

Он кривится.

– Мне десять лет, а не два года. Я еще в третьем классе завел. Мэг мне постоянно что-нибудь слала.

– Хм. Ну, может, не хотела тебя расстраивать.

На какое-то время глаза у него становятся такими же бездонными дырами, как и у родителей.

– Да уж. Не расстроила.

Когда мы возвращаемся, гости уже расходятся. Я вижу, как Сью выбрасывает запеканку с тунцом. Она смотрит на меня виновато. Когда я подхожу, чтобы обнять ее на прощанье, Сью меня останавливает.

– Ты не могла бы задержаться? – спрашивает она очень тихо, и это настолько не похоже на голос болтушки Мэг, которая могла заставить кого угодно сделать что угодно и когда угодно.

– Конечно.

Сью указывает в сторону гостиной: Джо сидит на диване и таращится в пустоту, не обращая ни малейшего внимания на Самсона, сидящего у его ног и умоляющего выдать ему долгожданный ужин. Я смотрю на Джо в сгущающихся сумерках. Мэг была похожа на него, смуглого мексиканца. А он, кажется, за последний месяц состарился на тысячу лет.

– Коди, – говорит он. Всего одно слово. Но и его хватает, чтобы я расплакалась.

– Джо.

– Сью хочет с тобой поговорить, да и я тоже.

Сердце начинает биться тяжелее: спросят ли они наконец о том, знала ли я? Когда все только стало известно, мне пришлось ответить на какие-то поверхностные вопросы в полиции, но они в основном касались того, где Мэг могла раздобыть яд, о чем я не знала совершенно ничего, если не считать того, что, если уж Мэг чего-то хотелось, она всегда находила способ этого добиться.

После ее смерти я прочитала в Интернете все признаки того, что человек решил свести счеты с жизнью. Мэг не раздавала свои ценные вещи. Не рассуждала о самоубийстве. Ну, она говорила, конечно, вещи типа: «Если мисс Добсон устроит очередную викторину, я застрелюсь», – но разве это считается?

Сью садится на потертый диван рядом с Джо. С полсекунды они смотрят друг на друга, а потом им как будто становится слишком больно. И они поворачиваются ко мне. Словно я – Швейцария.

– В Каскейдс в следующем месяце заканчивается семестр, – сообщают они мне.

Я киваю. Университет Каскейдс – это престижный частный колледж, где Мэг получила стипендию. Мы с ней планировали вдвоем переехать в Сиэтл после окончания школы. Обсуждали это с восьмого класса. Собирались вместе поступить в Вашингтонский университет, первые два года жить в одной комнате в общаге, а потом переехать из кампуса. Но Мэг вдруг получила эту шикарную стипендию на обучение в Каскейдс – и этот вариант оказался куда лучше, чем Вашингтонский университет. А я поступила как раз туда, но без каких-либо стипендий. Триша недвусмысленно дала мне понять, что спонсировать меня не будет. «Я сама только-только выбралась из долгов». Так что в итоге я отказалась туда ехать и решила остаться на месте, собираясь два года проучиться в бесплатном колледже, после чего переехать в Сиэтл, поближе к Мэг.

Джо и Сью притихли. Сью ковыряет ногти, я смотрю на нее. Кутикулы у нее в ужасном состоянии. Наконец она поднимает глаза.

– Администрация к нам очень по-доброму отнеслась, предложили собрать все ее вещи и переслать нам, но мне и подумать страшно, что к ним будет прикасаться кто-то чужой.

– А ее соседи? – Это крошечный колледж, общаги там, считай, нет. Так что Мэг живет… жила… не в кампусе – она с другими студентами снимала дом.

– По всей видимости, ее комнату заперли, ничего там не трогая. Она оплачена до конца семестра, но теперь пришло время освободить помещение и перевезти вещи… – ее голос обрывается.

– Домой, – заканчивает Джо.

Через пару секунд до меня доходит, о чем они хотят меня попросить. Поначалу я даже испытываю облегчение, поскольку не придется признаваться в том, что я не знала о замыслах Мэг. И в том, что в тот единственный раз в жизни, когда я, возможно, была ей нужна, я ее подвела. Но вскоре тяжесть их просьбы нагоняет меня, словно удар в живот. Но это не значит, что я откажу. Я это сделаю.

– Вы хотите, чтобы я съездила за вещами? – переспрашиваю я.

Они кивают. Я тоже киваю. Это самое малое, что я могу сделать.

– Разумеется, когда у тебя занятия закончатся, – говорит Сью.

Формально – они закончатся в следующем месяце. Неформально – уже закончились, когда я получила это письмо от Мэг. Теперь у меня только двойки и незачеты. Но это не важно.

– И если удастся отпроситься с работы, – добавляет Джо.

Говорит он это с уважением, словно я занимаюсь чем-то важным. Я домработница. Люди, у которых я убираю, как и все жители нашего городка, знают о случившемся – и все они были очень милы, все говорили, что я могу сделать перерыв на столько, на сколько понадобится. Но мне не нужно свободное время, в которое я лишь буду снова и снова думать о подруге.

– Да я в любое время могу, – отвечаю я, – хоть завтра, если хотите.

– У нее вещей не очень много было. Можешь взять машину, – предлагает Джо. У них со Сью одна тачка на двоих, поэтому они составляют свой график так, чтобы Сью могла отвезти Джо на работу, а потом Скотти в школу и успела сама, а вечером забрала всех по пути домой, примерно как планируются экспедиции в НАСА. И на выходных то же самое – закупить продукты и сделать другие дела, на которые не хватило времени на неделе. А у меня машины и вовсе нет. Изредка, очень изредка, Триша разрешает взять ее тачку.

– Может, на автобусе? У нее действительно вещей мало. Было.

Джо и Сью вздыхают с облегчением.

– Мы заплатим за билет. А если будет много, то соберешь в коробки и перешлешь через Ю-Пи-Эс, – говорит Джо.

– Да все везти и не нужно, – Сью ненадолго смолкает. – Только самое важное.

Я киваю. Гарсиасы смотрят на меня с такой благодарностью, что я вынуждена отвести взгляд. Это не такая уж поездка – просто небольшая задачка на три дня. День туда, день все собрать, день обратно. Мэг о таком и просить бы не пришлось – сама бы предложила.

4

Периодически мне попадаются на глаза статьи о том, как Такома развивается и обогащается, так что уже начинает конкурировать с Сиэтлом. Но когда автобус подъезжает к пустынному центру, мне видится в этом какое-то отчаяние, словно конкурент чересчур напрягается и проигрывает. И вспоминаются Тришины подруги из бара, которым уже за пятьдесят, а они все носят мини-юбки, платформы и ярко красятся, хотя им уже никого не обмануть. Баранина в шкурке ягненка, как шутят на их счет в городе.

Когда Мэг уезжала, я обещала навещать ее раз в месяц, но в итоге приехала только раз, в октябре прошлого года. Я купила билет до Такомы, но, когда двери автобуса открылись на вокзале Сиэтла, оказалось, что она ждет меня там. Подруга решила, что мы будем целый день гулять по Кэпитол-Хилл, на ужин возьмем еды в какой-нибудь дыре в китайском квартале, а потом отправимся на концерт в Беллтаун – то есть займемся тем, о чем мечтали, обсуждая наши планы на совместную жизнь. Мэг так горела своими идеями, что я даже не смогла понять, было ли это с ее стороны завлекаловом или утешительным призом.

План в любом случае провалился. Было дождливо и холодно, а дома в это же время – ясно и холодно. Вот тебе еще одна причина не переезжать в Сиэтл, сказала себе я. И все места, куда мы ходили: магазины с винтажными тряпками, комиксами, кофейни, – все это показалось мне не таким крутым, как я воображала. По крайней мере я так сказала подруге.

«Извини», – ответила она. Без сарказма, искренне, словно это она была повинна в недостатках Сиэтла.

Но я соврала. Сиэтл оказался отличным. Даже с такой паршивой погодой мне бы понравилось там жить. Но я не сомневаюсь, что мне понравилось бы и в Нью-Йорке, и на Таити, и в миллионе других мест, куда мне никогда не попасть.

Вечером мы должны были идти на какой-то концерт, Мэг знала ребят из этой группы, но я упросила ее отказаться от этой затеи, сказав, что очень устала. И мы вернулись к ней в Такому. Изначально я собиралась провести там почти весь следующий день, но сделала вид, будто у меня заболело горло, и села на ранний автобус.

Мэг звала меня снова, но я всегда находила поводы отказаться: забитый график, дорогой автобус. Все это действительно было так, но все равно – неправда.

Чтобы добраться до крошечного зеленого кампуса Каскейдс, расположившегося на берегу, надо пересесть с одного автобуса на другой. Джо сказал, что мне надо взять в офисе какие-то бумаги и ключ. Хотя Мэг и не жила в кампусе, все равно за размещение студентов отвечал университет. Как только я представилась, они сразу поняли, зачем я приехала, – мне такой взгляд уже хорошо знаком. Я его ненавижу и легко распознаю: наигранное сострадание.

– Примите наши соболезнования, – говорит мне толстая женщина, одетая во что-то свободное, отчего кажется еще крупнее. – Мы проводим еженедельные встречи для тех, кого затронула смерть Меган. Как раз скоро будет очередное собрание, если хочешь, приходи.

Меган? Ее так только бабушка с дедушкой звали.

Женщина вручает мне какую-то брошюрку с большой цветной фоткой улыбающейся Мэг, которую я не узнаю. Сверху подпись: «Линия жизни» с сердечками.

– В понедельник, во второй половине дня.

– Я к тому времени уже уеду.

– Ах, жаль. – И после паузы добавляет: – Студентам кампуса эти встречи приносят большое облегчение. Все были ужасно потрясены.

«Потрясены» – это не то слово. Потрясена я была, когда наконец вынудила Тришу признаться, кто мой отец, и узнала, что до того, как мне исполнилось девять, он жил всего в тридцати километрах от нас. Но ситуация с Мэг совершенно иная – это все равно что однажды проснуться и обнаружить, что ты теперь живешь на Марсе.

– Я всего на один день, – добавляю я.

– Жаль, – повторяет она.

– Да.

Женщина вручает мне ключи, объясняет, как добраться до дома, предлагает звонить ей, если что-то понадобится, но я выхожу, прежде чем она успевает дать мне визитку. Хуже того, она же могла попытаться меня еще и обнять.

Я стучу в дверь старого дома, где жила Мэг, никто не открывает, так что я захожу сама. В доме пахнет пивом, пиццей, водой из бонга и чем-то еще – такой аммиачный запах, как от грязного кошачьего туалета. Играет концертная запись то ли «Fish», то ли «Widespread Panic» – такая хипповская дрянь, от которой Мэг бы просто застрелилась. Я останавливаюсь, вспомнив, что она, по сути, это и сделала.

– Ты кто? – Передо мной стоит высокая и до смешного красивая девчонка в пестрой майке с пацификом и с усмешкой на лице.

– Я Коди. Рейнолдз. Я приехала к Мэг. То есть за ее вещами.

Девчонка напрягается, как будто бы из-за Мэг, от одного о ней упоминания, вся ее слащавость скисла. Я ее уже возненавидела. Она к тому же представляется как «Дерево», и мне так жаль, что подруга не рядом, чтобы мы могли обменяться наработанным за долгие годы неуловимым взглядом, выражающим наше обоюдное презрение. Дерево?

– Ты тут живешь? – спрашиваю я. Когда Мэг только переехала, она слала мне длинные письма о занятиях, преподах, практике, а иногда прикрепляла до жути смешные шаржи на своих соседей, которые она рисовала углем и специально сканировала для меня. Обычно я такое любила, это ее упоительное высокомерие, ведь так было всегда: «Мы с Мэг против всего мира». Дома нас даже прозвали «сладкой парочкой». Но, читая ее письма, я думала, что подруга нарочно подчеркивает недостатки своих соседей по дому, чтобы я не слишком грустила, и от этого мне становилось только хуже. В любом случае никакого Дерева я не помню.

– Я подруга Рича, – отвечает мне эта стерва-хиппи. Ах да, Мэг прозвала его Упоротым Ричем. Я его даже видела, когда приезжала в прошлый раз.

– Ладно, пойду займусь делом, – говорю я.

– Давай, – отвечает Дерево. После того как вокруг меня все целый месяц ходили на цыпочках, такая неприкрытая враждебность меня шокирует.

Я, можно сказать, ждала, что у двери Мэг соорудили алтарь типа тех, которые появились у нас в городе, – когда я вижу такой, мне так и хочется переломать цветы и повыбрасывать свечи.

Но тут такого нет. Вместо этого к двери приклеена обложка диска группы «Poison Idea» – «Почувствуй тьму». На ней изображен парень, приставивший к голове револьвер. Это вот так они решили почтить ее память?

Почти задыхаясь, я поворачиваю ключ, а затем дверную ручку. В комнате все оказывается тоже не так, как я ожидала. Мэг славилась своей склонностью к бардаку: дома у нее в комнате росли шатающиеся башни из книг и дисков, всюду валялись рисунки и всякие недоделки – лампа, которую она начинала чинить, фильм «Супер 8»[2]2
  «Супер 8» – американский фантастический фильм режиссера Дж. Дж. Абрамса и продюсера Стивена Спилберга.


[Закрыть], который она хотела перемонтировать на свой лад. Сью сказала, что соседи заперли комнату, ничего не трогая, но мне кажется, что здесь кто-то побывал. Постель заправлена. Почти все вещи уже аккуратно сложены. Под кроватью лежат коробки, которые осталось только собрать.

Мне понадобится два часа максимум. Если бы я знала, взяла бы все же тачку у Гарсиасов и обернулась в один день.

Сью с Джо предлагали мне денег, чтобы снять номер в мотеле, но я отказалась. Я же знаю, насколько они стеснены в средствах и что каждый лишний цент шел на образование Мэг – даже при полной стипендии оказывается очень много скрытых расходов. И после смерти пришлось много тратить. Поэтому я сказала, что переночую здесь. Но, оказавшись в ее комнате, я невольно вспомнила прошлый – и единственный – раз, когда я тут спала.

Мы с Мэг с самого детства без проблем ночевали в одной кровати, на раскладушке, в спальном мешке. Но в мой прошлый визит Мэг сладко спала, а я лежала рядом без сна. Она тихонько похрапывала, я периодически ее толкала, как будто бы именно это мне мешало. В воскресенье, когда мы встали, у меня в животе пустило корни что-то колкое и злое, толкающее на конфликт. Но меньше всего на свете мне хотелось ссориться с Мэг. Она мне ничего не сделала. И она моя лучшая подруга. Поэтому я просто уехала пораньше. Не из-за горла.

Я спускаюсь обратно. Вместо «Fish» уже играет другая музыка, рок потяжелее, кажется «Black Keys». Неожиданный поворот, но мне нравится больше. На фиолетовом велюровом диване сидят какие-то люди с пиццей и дюжиной банок пива. Среди них я замечаю и Дерево и прохожу мимо, не уделив ребятам внимания, проигнорировав и пиццу, от запаха которой у меня начинает урчать в животе, ведь я с утра ничего не ела, разве только пирожное «Литтл Дэбби» в автобусе.

На улице сгущается туман. Через какое-то время я добираюсь до ряда забегаловок, захожу в одну и заказываю кофе, а после недовольного взгляда официантки беру и завтрак за 2.99, который тут подают в любое время дня, и делаю вывод, что за это мне можно окопаться здесь на всю ночь.

Через несколько часов и несколько добавок кофе официантка наконец оставляет меня в покое. Я достаю книгу, жалея, что не взяла какой-нибудь захватывающий триллер. Но миссис Бэнкс, наша библиотекарша, подсадила меня на писателей из Центральной Европы. Мы с ней на одной волне. Это началось, когда мне было двенадцать и она заметила меня в баре Триши с романом Джеки Коллинз[3]3
  Жаклин Джилл Коллинз (р. 1937) – британская писательница.


[Закрыть]. Мне порой приходилось там сидеть во время смены Триши. Миссис Бэнкс поинтересовалась, что мне еще нравится из литературы, я назвала кое-что – в основном это были книжки в мягкой обложке, которые Триша притаскивала домой из лаунджа в баре. «Видно, ты любишь читать», – сказала миссис Бэнкс и пригласила зайти в библиотеку на следующей неделе. Я пришла, она завела на меня карточку и выдала мне «Джейн Эйр»[4]4
  Роман английской писательницы Шарлотты Бронте 1847 г.


[Закрыть] и «Гордость и предубеждение»[5]5
  Роман английской писательницы Джейн Остин 1813 г.


[Закрыть]. «Когда дочитаешь, скажи, понравилось ли, и я дам тебе что-нибудь еще».

Я прочла их за три дня. Больше всего мне пришлась по вкусу Джейн Эйр, а вот мистер Рочестер мне до жути не понравился, я бы предпочла, чтобы он сгорел. Услышав такой отзыв, миссис Бэнкс улыбнулась и дала мне «Доводы рассудка»[6]6
  Роман Джейн Остин 1817 г.


[Закрыть] и «Грозовой перевал»[7]7
  Роман английской писательницы Эмили Бронте 1847 г.


[Закрыть]. Их я проглотила за несколько дней. И с тех пор я как минимум раз в неделю ходила в библиотеку, и она мне что-нибудь подбирала. Я удивлялась, что в нашей крошечной библиотеке оказалось такое множество книг – только несколько лет спустя я узнала, что миссис Бэнкс специально заказывала из других библиотек то, что, по ее мнению, должно было мне понравиться.

Сегодня со мной задумчивый Милан Кундера[8]8
  Милан Кундера (р. 1929) – современный чешский писатель-прозаик.


[Закрыть], от которого у меня наливаются тяжестью веки. Каждый раз, когда глаза закрываются, официантка, у которой как будто бы есть специальный радар, подходит и подливает мне кофе, хотя после прошлой порции я уже перестала его пить.

Продержавшись примерно до пяти утра, я расплачиваюсь, оставляю большие чаевые, поскольку не знаю, со зла ли официантка не давала мне спать или, наоборот, делала это для того, чтобы не пришлось меня выставить. Я сначала брожу по кампусу, а в семь открывается библиотека, и, отыскав там тихий угол, я засыпаю на несколько часов.

Когда я вновь подхожу к дому Мэг, на крыльце пьют кофе парень с девушкой.

– Привет, – говорит он, – ты Коди, да?