Текст книги "Зов ангела"

– Вообще-то, я так и думал. Когда я здесь работал, начальник плевать хотел на новогодний и рождественский ажиотаж.

Неподалеку я увидел небольшой диагональный проулок, выходивший на улицу Платр. Ровно посередине располагались воротца, через которые можно было попасть во внутренний двор ресторана, к заднему входу и кухням. Разумеется, ворота были закрыты на замок, но в эту ночь я уже столько раз нарушал закон, что эта мелкая проблема меня ничуть не смутила.

* * *

Кухня «Вилки» была современной, безупречно чистой и прибранной.

– Вы уверены, что здесь нет сигнализации? – спросила Элис, с тревогой глядя на осколки возле разбитого мной окна.

– Слушай, я ни в чем не уверен, но если тебя это так колышет, можешь вернуться в машину. Имеешь полное право быть трусихой.

– Да не боюсь я! – возмутилась она.

– И между прочим, это ты просила меня что-нибудь тебе приготовить…

Она посмотрела на меня с вызовом.

– О’кей, я займусь спагетти, а вы приготовите миндальные пирожные, идет?

– Пирожные? – Мне не очень понравилась эта идея. – Нет, это невозможно. Мне нужны как минимум сутки, чтобы сделать что-то достойное. Если их не поместить в холодильник, они…

– Да, да, я поняла: вы сдрейфили.

Ее слова задели меня за живое.

– Как тебе будет угодно. А как ты собираешься готовить спагетти?

– Соус песто, – ответила она, открыв один из холодильников. – А в морозилке есть свежий базилик.

Она принялась разбирать ингредиенты, а я разогрел духовку и вскоре присоединился к ней.

– Передай мне эту хрень! – Я указал на салатницу из нержавейки.

Она усмехнулась, и на ее лице появилась столь редкая, но оттого только еще более приятная улыбка.

Я растопил в салатнице сахар, миндальный порошок и какао. Она замочила базилик в теплой воде, затем отрезала стебли, а листья выложила сохнуть на тряпку.

– Грана падано или пармиджано реджано? – спросила она в раздумьях.

– Пармиджано! Почему ты сбежала? – спросил я резко, глядя, как она натирает пармезан.

– У меня… У меня есть парень… Он из Парижа. Я познакомилась с ним во время школьной поездки во Францию. Я хотела с ним увидеться, но мои родители были против.

Она явно чувствовала себя неловко, а потому отвечала медленно, тщательно подбирая слова, почесывая нос или подбородок. При этом она смотрела куда угодно, но только не на меня. В общем, я сразу понял, что она мне врет.

– Мы оба знаем, что это неправда, не так ли?

Ее взгляд столкнулся с моим. Она всем своим видом молила меня больше ни о чем ее не спрашивать.

Я вернулся к готовке, смешав какао-смесь со взбитыми белками. В это время она скидывала в миксер сыр, базилик, кедровые орешки, чеснок и поливала все это оливковым маслом.

Она попробовала получившуюся массу, посолила, поперчила, добавила еще оливкового масла и снова запустила миксер, пока в результате не получила соус нужной консистенции.

– Кто тебя этому научил?

– Сама научилась, – беззаботно откликнулась она, как будто иначе и быть не могло.

Пока мое печенье затвердевало, я занялся ганашем[31]31
  Крем на шоколаде, сливках (или молоке) и сливочном масле. Он используется в качестве глазури или прослойки для торта (иногда предварительно взбивается). Ганаш более плотной консистенции используют для приготовления конфет трюфелей.


[Закрыть], а она погрузила спагетти в кипящую воду.

В шкафах я нашел вполне сносный темный шоколад. Элис отломила себе кусочек, а я взял три плитки для крема.

– Для того чтобы крем получился густым, его нужно на несколько часов поставить в холодильник.

Я посмотрел на часы. Было почти два часа ночи. Я загрузил пирожные в печь и тут же снизил температуру в духовке.

– Вы мне так и не рассказали, почему закрыли свой ресторан и послали все к чертям, – проговорила она, наливая себе стакан молока.

– Это сложно, ты не поймешь…

В тот момент я подумал об акулах из «Уин Энтертеймент», которым я был вынужден продать все мои активы, чтобы избежать банкротства. Они лишили меня всего – денег, работы и даже моего честного имени. Теперь все рестораны их компании имели право включать в меню мои блюда. Вся моя жизнь в одночасье была украдена бессовестными мошенниками. Так развалилось дело всей моей мечты, которому я всецело отдавался с шестнадцати лет…

На столе лежал длинный нож с костяной рукояткой. Я схватил его и резко швырнул перед собой. Он сделал в воздухе пару смазанных витков, после чего с глухим стуком вонзился в дверь.

– Есть только один Лемперер. И этот Лемперер – я.

Не говоря ни слова, Элис подошла к двери, вытащила нож, и ровно в тот момент прозвонил таймер, возвестив о том, что мои пирожные готовы.

* * *

Я налил немного воды под пергамент, и испарения позволили бисквитам легко отделиться.

– Хитро, – оценила Элис.

Она великодушно помогла мне смазать ганашем половину долек, а потом мы слепили их, чтобы получились пирожные.

– В идеале, они должны сутки простоять в холодильнике, но мы ускорим процесс, поместив их на час в морозилку.

Пока пирожные охлаждались, Элис поставила на стол две тарелки с пастой, и мы с большим удовольствием принялись за еду. Элис рассказала мне кучу всевозможных историй. Например, что Моцарт в четырнадцатилетием возрасте запомнил, а затем записал тайное хоровое произведение «Мизерере» Аллегри, лишь только раз прослушав его. Что «Адажио» Альбинони написал вовсе не Альбинони, что к концу своей жизни Пикассо ставил автографы прямо на коже своих почитателей, чтобы те потом их не продали. Что в песне «Эй, Джуд» «Битлз» барабаны играют только в третьем куплете, потому что во время записи Ринго Стару приспичило в туалет!

Я заметил, что когда Элис чувствовала себя спокойно и уверенно, менялась даже сама ее манера говорить. Тон становился более раскованным, слова выходили свободно и лились рекой. В этом она мне напомнила братьев Галлахер[32]32
  Певец и гитарист рок-группы «Оазис». Оба родом из Манчестера. – Примеч. авт.


[Закрыть], и я готов был биться об заклад, что эта девушка жила когда-то на севере Англии.

Хоть она и обладала изрядным запасом энциклопедических знаний, занудой назвать ее было нельзя. Она была скорее любознательной. Ей просто нравилось делиться полученной информацией с окружающими. Она принадлежала к числу именно тех пытливых, жизнерадостных детей, о каких мечтают все родители без исключения…

19***

Мы все дальше продвигались на юг.

За два часа я проехал двести семьдесят километров, а Элис съела тридцать пирожных.

– У меня болит живот, – пожаловалась она.

– Я тебя предупреждал.

Мы остановились на заправке перед въездом в Экс-ан-Прованс. Я заплатил за бензин, пока Элис ходила в туалет. Она вернулась спустя несколько минут, бледная, с бумажными салфетками в руках.

– Хочешь чаю?

– Нет, я подожду вас в машине.

* * *

Лазурный берег

7.00

День поднимался на горизонте, окрашивая небо розовыми полосами. На полпути между Канном и Ниццей мыс Кап-д’Антиб словно растворялся в скалах и прибрежных соснах.

– Нужно, чтобы ты показала мне дорогу, – сказал я, когда мы поехали вдоль Средиземного моря.

Мы миновали легендарный отель «Эден рок», и Элис показала мне дорогу вплоть до последнего дома, расположенного в тупичке Сан-Суси. Именно там, в окружении роскошных отелей и особняков миллиардеров, в престижном райском уголке и жили ее родители.

Ворота летнего домика, куда семья Элис приехала на каникулы, были открыты. Двухсотметровая, усыпанная гравием дорожка пересекала сосновую рощу и выходила прямиком к большому зданию 30-х годов с видом на море. На ступеньках нас уже ждала стройная изящная женщина. Элис открыла дверцу машины, и они обнялись.

– Миссис Ковальски, – представилась мать Элис, протягивая мне руку.

Вероятно, она родила дочь, будучи еще совсем молодой, поскольку я не дал бы ей больше тридцати пяти лет. Светлые волосы были уложены в замысловатый пучок, у нее был пронзительный ясный взгляд и невероятно утонченные, приятные черты лица, которое не портил даже шрам, проходящий от брови через щеку, прямо к уголку рта. Она поблагодарила меня за помощь и предложила выпить кофе, но я объяснил, что меня уже ждут.

Когда я сел в машину, ко мне вдруг подошла Элис и забрала оставшиеся десять пирожных.

– Это мне на полдник, – сказала она и незаметно подмигнула, после чего направилась в дом, к матери. Она уже прошла несколько метров, но внезапно обернулась и произнесла тихо и серьезно: – Берегите себя.

* * *

Я вернулся тем же путем, припарковался у самого пляжа, взял из бардачка револьвер, закрыл машину и дальше пошел пешком. В голове моей роились воспоминания.

Несмотря на то что родился я в Оше, именно здесь я пережил лучшие моменты своей жизни. Когда мне было четырнадцать, отец отправил меня в интернат в Софии-Антиполисе неподалеку отсюда. В пятнадцать на стене замка Гримальди я поцеловал Жюстину, мою первую любовь. А еще спустя несколько лет я заведовал французским рестораном «Ля Бастид» в Сен-Поль-де-Вансе, потом в «Отель дю Кап» в Антибе.

Кажется, я даже задрожал от этих воспоминаний, поднимавшихся словно из глубины души.

Загадочная судьба распорядилась так, что меня, разоренного бродягу, вновь занесло туда, где впервые меня настиг успех…

Узкая прогулочная дорожка вилась вдоль скал. Я перепрыгивал с камня на камень, стараясь быть ближе к крутому берегу моря, откуда открывался потрясающий вид на городскую стену, заснеженные вершины Альп и Леринские острова.

Я остановился, глядя на оранжевый солнечный диск, восходящий над горизонтом. Воздух был чистым, а зрелище – настолько захватывающим, что от тоски и чувства одиночества у меня буквально начало сводить живот.

Прекрасный день, чтобы умереть.

Я вытащил из кармана револьвер. В памяти тут же всплыли слова Кристофа Сальвейра: «смит и вессон», модель шестьдесят, тридцать восьмого калибра».

У каждого есть свое мнение относительно самоубийства. Поступок, достойный труса или храбреца? А может, ни того, ни другого? Просто отчаянное решение, которое принимаешь, находясь в беспросветном тупике. Последнее средство, чтобы уйти и таким образом избавиться от невыносимой жизни.

Я всегда смотрел трудностям прямо в лицо, всегда пытался им противостоять. Я всегда боролся, испытывал судьбу и удачу, но сегодня все было по-другому. Я столкнулся с грозным противником, а именно – с самим собой. Решительный враг. Самый опасный.

В моем поступке не было никакого разумного зерна. Я не вынашивал план месяцами, как это обычно бывает, просто решил, что вот оно, избавление от этого ужасающего одиночества, которое будто пожирало меня изнутри и из-за которого я медленно, но верно ухожу в небытие.

Я подумал о дружбе, но у меня никогда не было друзей. Я подумал о семье, но свою семью я уже потерял. Я подумал о любви, но она исчезла из моей жизни.

Вдруг передо мной возник образ моего сына, и я ухватился за него, как за спасительную соломинку. Однако иногда, когда борешься со смертью, не помогают даже мысли о детях.

Я приставил холодный револьвер к виску, взвел курок и, в последний раз посмотрев на солнце, вздохнул и нажал на спусковой крючок с предвкушением грядущей свободы.

19****

Я нажал на спусковой крючок.

Один раз.

Два раза.

Но я не был мертв.

Я заглянул в барабан револьвера – он был пуст.

Невозможно.

Покидая Олнэ-су-Буа, я сам убедился: там было пять патронов. Я вернулся к машине и проверил бардачок. Патронов не было. Только две бумажные салфетки, которыми Элис вытирала руки на заправочной станции. На них были пятна шоколада от пирожных и кое-что еще. Послание, наскоро написанное синим фломастером.

Дорогой господин Лемперер, то есть, я хотела сказать, Джонатан.

Я взяла на себя смелость достать пули из вашего револьвера и выбросить их в урну на парковке, пока вы пили свой кофе. Я не знаю, зачем вам понадобился ствол, но я почти уверена, что это плохая идея.

Я также знаю, что этой ночью вы заботились обо мне и пытались рассмешить (пускай иногда у вас это и не слишком-то получалось).

Мне очень жаль, что так случилось с вашей работой и с женой тоже. Быть может, когда-нибудь у вас все наладится. А может, она просто не была любовью всей вашей жизни.

Я долгое время была несчастна. Когда мне было по-настоящему грустно, я прокручивала в голове одну фразу, авторство которой иногда приписывают Виктору Гюго. Я записала ее на первой странице своего дневника. Она звучит так: «Самые прекрасные годы жизни – те, которые еще не прожиты».

Берегите себя, Джонатан.

Элис

Я читал эти строки, и жизнь постепенно возвращалась ко мне. И тут я заплакал. Я сидел один в своей машине и ревел, как полный идиот.

20. На живца

Давно уже больна ужасным я недугом.

Фланнери О’Коннор

Сан-Франциско

Понедельник, поздно ночью

2.00

Сняв наушники, Джонатан понял, что по его щеке течет слеза. Это погружение в самый мрачный период его жизни далось ему с большим трудом.

Неужели Элис Ковальски, с которой ему довелось встретиться, на самом деле была Элис Диксон, жертва Ливерпульского Мясника?

Напрасно он сверял и перепроверял даты, что-то было не так. Маделин получила вырванное сердце Элис 15 июня 2009 года. Лабораторный анализ показал, что оно «вне всяких сомнений» принадлежало пропавшей девушке.

Однако он встретил Элис Ковальски в ночь 31 декабря 2009 года.

Более чем полгода спустя!

21. The wild side

Головокружение – это нечто иное, чем просто страх падения. Головокружение – это глубокая пустота под нами, что влечет, манит, пробуждает в нас тягу к падению, которому мы в ужасе сопротивляемся.

Милан Кундера

Париж, Монпарнас

Вторник, 20 декабря

19.20

В своей квартире Маделин прихорашивалась перед зеркалом: изящный, но в то же время сдержанный макияж, высокие каблуки, чтобы подчеркнуть стройную линию ног, черное шелковое платье, доходившее ровно до колен. Этим вечером она чувствовала себя будто «на задании», а учитывая, сколько сексуальных девушек регулярно проходит через кровать Жоржа, ей следовало быть особенно привлекательной, если она и впрямь решила его заарканить.

Она надела габардиновое пальто – подарок Рафаэля – и вышла из дома, чувствуя себя достаточно пикантной и вполне роковой, чтобы сразить своего противника.

В столь поздний час машины ехали сплошным потоком, бампер к бамперу. Несмотря на холод, она решила не брать такси и проехаться на метро, а потому спустилась на станцию «Распай».

«Монпарнас», «Пастер», «Севр-Лекурб»…

Поезд был битком набит. Большинство пассажиров возвращались с работы, другие же собирались поужинать, сходить в кино или прикупить что-нибудь к Рождеству. Маделин открыла свою сумочку: внутри лежали «глок-17» – старый служебный револьвер, который она так и не вернула, – и «Шведский всадник». Эту книгу в мягкой обложке ей уже давно посоветовала продавщица книг.

«Камбронн», «Ля Мотт-Пике», «Дюплеи», «Бир-Хакейм»…

Встав рядом с придверным откидным сиденьем, она огляделась. Ей показалось, что в общественном транспорте становится все меньше читающих людей. В основном все водили пальцами по экранам телефонов, переписываясь, играя или слушая музыку. Она попыталась читать, но не смогла собраться с мыслями. Слишком много народу, шума и толкотни, но особенно ее тяготило чувство вины. Вот уже четыре дня она лгала Рафаэлю. И с каждым разом ее ложь становилась все серьезнее. Сегодня она сказала ему, что пошла на предсвадебный девичник к дочери своей подруги. К счастью, он ей верил и ни в чем не подозревал, в противном случае он раскусил бы эту ложь в два счета.

«Пасси», «Трокадеро», «Буассьер», «Клебер»…

Как она и предполагала, Жорж ЛяТюлип не упустил случая вновь связаться с ней. Не прошло и нескольких часов с момента их «аварии», как он уже позвал ее вместе пообедать. Чтобы как следует пощекотать ему нервы, Маделин сначала вежливо отказала, но он настоял, и она согласилась, на этот раз уже на ужин. Она прекрасно знала таких, как Жорж. Психологи в женских журналах обычно называют подобный тип мужчин «навязчивыми соблазнителями». В реальной жизни их зовут просто бабниками. Вопрос лексики, только и всего…

Она сошла на конечной остановке Шестой линии и, выйдя из метро, попала в невероятную круговерть огней и светящихся вывесок. На пару километров, от площади Согласия до площади Звезды, все было украшено синими гирляндами. Даже самый искушенный парижанин не смог бы устоять перед таким великолепием.

Она поправила пальто и направилась по авеню Гош к ресторану отеля «Руаяль-Монсо».

– Вы очаровательны, – приветствовал ее Жорж.

Он положительно на нее запал. Обеденный зал отеля поражал воображение: богатые колонны и бежевые кожаные кресла отлично гармонировали с высокими металлическими стульями и полупрозрачными барными стойками…

– Как вам обстановка? – спросил он, пока они размещались за столом в небольшой нише, скрытой от посторонних глаз.

Маделин кивнула.

– Этот дизайн разработал Старк. Вы знали, что интерьер моего ресторана – тоже его рук дело?

Она не знала.

С этого момента она практически не разговаривала, а все больше улыбалась и всем своим видом выражала немое восхищение нелепым ухаживанием этой обезьянки по имени Жорж. Складывалось впечатление, что свою речь он подготовил заранее. Он говорил за двоих, и его это ничуть не смущало. Он рассказывал о своих путешествиях, об экстремальных видах спорта, о Дэвиде Гетта и Армине ван Бюрене, которых «знал лично», и о парижской ночной жизни, которая, по его словам, была «угрюмой, пропащей и фактически мертвой».

– Проблема действительно очень серьезная: в столице больше нет настоящей андеграундной культуры. Лучшие диджеи и группы уезжают в Берлин или Лондон. Если ты реально хочешь закатить вечеринку, то лучше купить билет на самолет!

Маделин слушала его вполуха. Все это он уже наверняка произносил раз сто. Когда ему принесли блюда – яйца в мешочек с раками и белыми грибами, телячью вырезку с морковью, – она спросила себя, что бы обо всем этом сказал Джонатан.

После того как Маделин с сожалением прикончила последний кусочек десерта (изумительного слоеного пирога с шоколадом и лимонной начинкой), она согласилась поехать к Жоржу «пропустить по последнему бокалу».

Она села на пассажирское сиденье его «Порше», когда ЛяТюлип вдруг наклонился к ней и поцеловал ее в губы, после чего кивнул водителю, и они тронулись.

Похоже, этот тип был настроен решительно.

Она постаралась сделать вид, что ей понравилось, улыбнулась и поцеловала его в ответ.

* * *

А в это время в Сан-Франциско…

Часы в аэропорту показывали полдень. Джонатан поцеловал сына и спустил его на пол. Взяв посадочный билет, он посмотрел на Маркуса.

– Ну что, я оставляю тебе Чарли на пару дней. Алессандра остается в городе, так что можешь рассчитывать на ее помощь. Что касается ресторана, то я отменил всю бронь до конца этой недели.

– Ты уверен, что тебе нужно лететь?

– Конечно.

– Но я не особо понимаю, что ты забыл в Лондоне.

– Вообще-то, я лечу в Манчестер. Я должен встретиться кое с кем и уточнить пару деталей…

– А это не может подождать?

– Нет.

– Ты не хочешь мне все объяснить?

Джонатан покачал головой и ответил уклончиво:

– Ну, я тут должен одному человеку. Надо уладить проблемы, прояснить ситуацию, сам понимаешь…

– Это имеет какое-то отношение к Маделин Грин?

– Я все тебе расскажу, когда сам разберусь, в чем дело. А пока – позаботься о Чарли.

– Разумеется.

– Я хочу сказать, что на это время тебе следует воздержаться от алкоголя, шлюх, косяков и от…

– Думаю, я понял.

– И проследи, чтобы он чистил зубы три раза в день. И никаких фильмов или мультиков с элементами насилия, как можно меньше сладостей, и чтобы он съедал не менее пяти фруктов и овощей в день и ложился спать в восемь.

– Будет сделано.

– Ну, все ясно?

– Ясен пень, – ответил Маркус, отчего Чарли весело захихикал.

Джонатан обнял их напоследок и пересек посадочную зону.

Самолет «Бритиш Эйруэйз», рейс Сан-Франциско – Лондон, вылетел час спустя. Джонатан смотрел в иллюминатор и чувствовал, как сердце сжимается у него в груди.

Правильно ли он поступил, оставив сына, которого и без того видел нечасто, одного, да еще в самый разгар рождественских каникул? Очевидно, нет. И все же он постарался об этом не думать. Теперь уже было поздно что-либо менять. Ему нужно было во всем разобраться, найти ответы на все вопросы и отделить правду от вымысла. Маделин уже столкнулась с Элис Диксон и ее страшной историей. Теперь настал его черед.

* * *

Париж

Жорж галантно предложил Маделин первой войти в маленький лифт. Он закрыл дверь, нажал на кнопку шестого этажа и с упоением прирос к ее губам долгим липким поцелуем. Одной рукой он мял ее грудь, а другой пытался задрать платье.

Маделин почувствовала, как к горлу подступает тошнота, но все же сумела подавить в себе растущее отвращение. Она была на задании.

На задании.

Дуплекс Жоржа занимал два верхних этажа здания. Квартира была обустроена как современный лофт[33]33
  Тип жилища, переоборудованное под жилье помещение заброшенной фабрики или другого здания промышленного назначения. Слово loft означает «чердак». В США так называют еще и верхний этаж торгового помещения или склада.


[Закрыть], с минималистичным и даже в чем-то промышленным декором. Этажи связывала замысловатая стальная лестница.

Жорж стянул со своей гостьи пальто и тронул стеклянный выключатель, после чего в квартире внезапно заиграла музыка.

– Нравится? Это прогрессивный транс, замиксованный одним датчанином. Его зовут Карл Карл, и он считается королем берлинских клубов. Для меня он как новый Моцарт.

«А ты туп как пробка!» – внутренне воскликнула Маделин, одаривая его самой очаровательной из своих улыбок.

Теперь, когда они остались одни, она чувствовала себя неуютно. Сердце в ее груди бешено колотилось. Она немного боялась того, что могло произойти. Какая-то ее часть хотела сейчас оказаться дома у Рафаэля. Но другая была охвачена лихорадочным возбуждением – так обычно случается перед лицом опасности.

– Хочешь, я сделаю тебе «Розовую киску»? – предложила она, подойдя к комнатному бару.

При слове «киска» Жорж даже крякнул от удовольствия. Он зашел к ней за спину и принялся ласкать сначала ее бедра, затем грудь.

– Погоди, милый, я же сейчас все пролью! – воскликнула Маделин, мягко отстраняясь. Она поспешно взяла два бокала и наполнила их кубиками льда.

– У меня для тебя подарок! – сказал он, извлекая из кармана две маленькие розовые таблетки со звездочкой.

Экстази…

Она взяла одну таблетку и игриво подмигнула.

– Приглуши свет, – предложила она, делая вид, что глотает амфетамин.

«Этот идиот мне все испортит». Она быстро разлила по стаканам водку, грейпфрутовый сок и гренадин и, пока Жорж отсутствовал, щедро сдобрила его напиток рогипнолом – мощным снотворным, которое часто применяют насильники.

– До дна! – сказала она, протягивая ему «Розовую киску».

Слава богу, он не попросил ее отпить. Как только бокал опустел, Жорж опрокинул ее на черную скамью, усеянную маленькими полосатыми подушками.

Обеими руками он схватил Маделин за голову и притянул ее губы к своим, явно полагая, что подобный поцелуй должен выглядеть необычайно чувственным. Он засунул язык ей в рот, задрал ей платье до самых трусиков и начал расстегивать свою рубашку, лаская ее груди и покусывая соски.

Маделин почувствовала, как его грудная клетка прерывисто сокращается. Ему не хватало воздуха. Тело Жоржа было огромным и тяжелым, он навалился на нее, почти раздавив, так что она чувствовала исходящие от него жар и неприятный запах. Ее почти тошнило от его горячей соленой слюны. В полнейшем возбуждении Жорж терзал ее шею, воображая себя львом, набросившимся на газель. Она задыхалась, но в то же время даже не пыталась противиться его напору. Никто не заставлял ее приходить сюда. Никто не заставлял ее остаться. Она могла покончить с этим одним только словом или окриком, но она этого не сделала.

Чтобы отвлечься от неприятных ощущений, она попыталась сконцентрироваться на том, что ее окружало: на глухом стуке упавшей туфли или на потолке, освещенном фарами проезжавших по улице машин.

Их лица слились в единое целое. Он наконец оставил в покое ее грудь, но лишь затем, чтобы впиться в мочку уха.

– Тебе нравится так? – прошептал он.

Она ограничилась неопределенным стоном, чувствуя бедром его эрегированный член. Повелительным жестом Жорж притянул ее ладонь к своему члену. Маделин закрыла глаза и ощутила во рту металлический привкус.

Найти. Разузнать. Понять. Расследовать.

Это было ее настоящим пристрастием с тех пор, как она пошла работать в полицию. Как она была копом, так она им и осталась. В этом заключалась истинная суть ее природы. Нечто внутри ее, что отравляло и подчиняло, словно болезнь.

Пальцы Жоржа медленно опускались вниз к животу, ощупывали бедра, исследовали лобок.

Маделин повернула голову и увидела свое отражение в зеркале. Бледное лицо и блестящие глаза отчетливо выделялись в темноте. Привкус тошноты, двойственность насилия, необходимость переступить черту: ощущения, которые она не испытывала вот уже два года, вдруг разом вернулись к ней, точно бумеранг. Воспоминания, старые чувства – все вдруг стало четким и ярким. К постоянной опасности привыкаешь, и порой профессия полицейского может стать своего рода наркотиком. С тех пор как Маделин получила свое первое «мокрое» дело, по количеству получаемого адреналина мало что могло сравниться с ее работой – ни отпуск, ни отдых с друзьями, ни даже секс. Расследования сделались ее единственной страстью, загадки увлекали ее с головой. Раньше, когда ей доставалось важное дело, она могла денно и нощно работать в комиссариате, спать в машине или в тюремной камере. Но этим вечером все было иначе. Во всяком случае, на первый взгляд. Разумеется, никакого убийства не было, но ее чутье подсказывало ей, что надо оставаться начеку. Франческа не выходила у нее из головы: что заставило эту женщину добровольно разрушить брак и взорвать их собственный с мужем дом? Подобному поведению должна быть какая-то веская причина…

Какое-то мгновение пальцы Жоржа еще пытались скользнуть ей между ног, минуя ткань трусиков, но вскоре они заметно обмякли и потеряли свою былую сноровку. Почувствовав, как ее «любовник» начинает попросту на нее падать, Маделин резко отстранилась и соскочила с дивана, точно пловчиха, стремительно всплывающая на поверхность. Оглушенный снотворным, ЛяТюлип распластался на диване. Маделин убедилась, что он еще дышит. Оставалось только надеяться, что рогипнол в сочетании с экстази не дадут нежелательных побочных эффектов.

* * *

23.00

Не терять ни минуты. Делать свое дело. Немедленно.

Маделин методично принялась за работу. Эта квартира скрывала в себе какую-то тайну, она была уверена в этом. Прежде всего она выключила отвратительную, чудовищно громкую музыку, затем включила свет и начала поиски.

Дуплекс был огромен, но мебели в нем находилось немного. Точнее сказать, все стояло на своих местах. Жорж по натуре своей был весьма педантичным и наверняка пользовался услугами домработницы. У него была гигантская гардеробная, которая могла бы стать предметом мечтаний для многих представительниц прекрасного пола. Полки в библиотеке, стенные шкафы, спортивный инвентарь, современное музыкальное оборудование, DVD-диски (исчислявшиеся сотнями), несколько книг в дорогих обложках – все было тщательно прибрано… Маделин перелопатила все вещи, открыла все, что можно было открыть, заглянула в каждый угол. Этого навыка она не растеряла. Она не могла сказать точно, что конкретно она искала, но чутье подсказывало ей: что-то обязательно должно было найтись. Быть может, в куче документов, которые ЛяТюлип хранил в папках и скоросшивателях?

Она убедилась в том, что Жорж еще без сознания, достала свой «глок» на случай, если тот неожиданно проснется, и, расположившись за его письменным столом, принялась извлекать бумаги из папок: выписки из банковских счетов, налоговые уведомления, счета за электричество и ценные бумаги. Этот осмотр занял у нее чуть больше часа, однако не сообщил ей ровным счетом ничего нового. У ЛяТюлипа был существенный доход не только с ресторана, но также с должности главы Фонда ДеЛилло.

В результате Маделин постигла полная неудача, и она не на шутку рассердилась.

Время летело быстро.

Оставался еще алюминиевый ноутбук, стоявший на журнальном столике в гостиной. Маделин открыла его с величайшей осторожностью. В бытность свою копом она могла проверять содержимое жесткого диска при помощи специальной программы, однако ее собственные знания в области информатики были весьма ограниченны. Ей повезло: ноутбук уже был включен, что избавило ее от досадной необходимости подбирать пароль. Она выполнила пару-тройку несложных операций: осмотрела рабочий стол, пролистала папки с фотографиями (сплошь – дайвинг и морские снимки), зашла в историю посещения сайтов, быстро пробежалась по письмам на его электронной почте, но не нашла ничего интересного.

Расследовать – значит быть упорной.

Не отчаявшись, она стала копаться в программе почтового клиента и обнаружила, что Жорж использовал протокол IMAР[34]34
  IMAP (Internet Message Access Protocol) – протокол прикладного уровня для доступа к электронной почте, который предоставляет пользователю обширные возможности для работы с почтовыми ящиками, находящимися на центральном сервере. Почтовая программа, использующая этот протокол, получает доступ к хранилищу корреспонденции на сервере так, будто эта корреспонденция расположена на компьютере получателя.


[Закрыть] Маделин и сама им пользовалась, поскольку с его помощью можно было просматривать сообщения как с телефона, так и с персонального компьютера. Не обязательно быть компьютерным экспертом, чтобы понять, что в таком случае все сообщения хранятся на специальном сервере и остаются там, даже если владелец уверен, что уже их удалил.

Тогда Маделин решила заглянуть в архивы. Там были тысячи сообщений, которые Жорж отправил или получил за все эти годы. Она пробовала ввести различные ключевые слова, пока наконец не наткнулась на то, что искала.

От: Франческа ДеЛилло

Кому: Жорж ЛяТюлип

Тема: Re:

Дата: 4 июня 2010 19:47

Жорж,

умоляю тебя, откажись от поездки к Джонатану в Сан-Франциско. Мы приняли верное решение. Раскаиваться в чем-либо уже слишком поздно, я думала, ты и сам это понял, прочитав последние газеты…

Забудь Джонатана и все, что с нами произошло. Пусть он оправится.

Если ты расскажешь ему всю правду, ты поставишь меня, его и себя в отчаянное положение и потеряешь все: работу, квартиру и все те мелкие радости, что так тебя увлекают.

Ф.

Сообщение было бессвязным, но при этом весьма интересным. Вероятно, между строк скрывался некий смысл. Она отправила копию письма на свою почту, а для большей безопасности сделала себе распечатку.

* * *

1.00

Он почувствовал, как в лицо ему плеснули ледяной водой. Затем ощутил, как его бьют по щекам. Он открыл глаза как раз в тот момент, когда очередная порция обжигающе-холодной жидкости выплеснулась ему прямо в рот.

– Что за?..

Он сидел на стуле в гостиной, привязанный к спинке собственными же галстуками. Он попытался высвободиться, но его руки были скручены за спиной, а лодыжки ему крепко примотали к ножкам стула. В каких-то десяти сантиметрах от его лица угрожающе застыл оружейный ствол. Теперь его дальнейшая судьба целиком и полностью зависела от женщины, которую он сам же по неосторожности привел к себе домой.

– Я… я могу заплатить! Там, в гардеробной, стоит ящик… В нем вы найдете по меньшей мере двадцать тысяч евро.

– Уже нашла твои деньги, – ответила Маделин, швырнув ему в лицо пачки банкнот.

– Но чего же вам еще от меня надо?

– Правду.

– Правду о чем?

– Об этом.

Он опустил голову и увидел письмо от Франчески.

– Но… но кто вы, в конце концов? Я думал, вы простая цветочница и…