Текст книги "Зов ангела"

18. Под гипнозом

Из всех зол самое болезненное – это то, что люди причиняют сами себе.

Софокл

Сан-Франциско

Понедельник, 19 декабря

22.30

Джонатан спустился по канатной дороге в двух кварталах от собора Грейс. Город был погружен в белую дымку, глушившую звуки и обволакивающую улицы завесой тайны. Он покинул Пауэлл-стрит пешком, пробежал сотню метров и подошел к госпиталю Ленокс.

– У меня встреча с доктором Моралес, – сказал он в приемной.

Его попросили подождать, и он опустился на диван в зале ожидания, вынув из кармана бумагу, на которой был напечатан портрет Элис.

Лицо девчонки стояло у него перед глазами весь день. Он пытался отогнать воспоминания, убедить себя, что ошибается, но у него ничего не получалось. Когда он встретил Элис Диксон, она была брюнеткой и представилась Элис Ковальски, но она была одета в тот же розовый свитер и глаза у нее были такие же грустные.

– Добрый вечер, Джонатан.

– Добрый вечер, Ана-Люсия, – ответил он, поднимая глаза на довольно молодую женщину с матовой кожей и черными как смоль волосами.

Доктор Моралес источала элегантность и строгость. Будучи маленького роста, она носила медицинский халат поверх блузки, словно приталенный жакет, что весьма выгодно подчеркивало ее фигуру.

– Пройдем в мой кабинет?

Он решительно проследовал за ней в лифт.

– Давненько, – заметила она, нажав кнопку шестого этажа.

– Немногим более года, – признал Джонатан.

Кабина поднималась бесшумно. Он встретился с Аной-Люсией Моралес в первые месяцы своего пребывания в Сан-Франциско. Это был трудный период в его жизни. Психиатра ему посоветовал Элиот Купер, хирург, постоянный клиент его ресторана, который в итоге стал его другом. «Она не в состоянии разобраться во всем борделе своей собственной жизни, но она знает, как помочь другим, даже при том, что она, пожалуй, слишком красива для психиатра», – предупредил старый доктор.

Джонатан прошел несколько сеансов терапии, на которых он немного приоткрыл душу, затем появлялся лишь для того, чтобы получать транквилизаторы, а потом перестал приходить вообще. Психоанализ – это было не для него, во всяком случае, он был к этому еще не готов.

Однажды вечером, через несколько недель после своего последнего визита, он случайно встретил Ану-Люсию в баре в Норт-Бич. То заведение больше походило на забегаловку для байкеров, чем на приличное кафе. Одинокий гитарист на сцене выдавал что-то из старого доброго «Лед Зеппелин», одной ногой ударяя по барабану, а другой управляя семплером[29]29
  Устройство, на которое можно записать любой звук, а затем воспроизвести его, нажав клавишу на клавиатуре. При помощи семплера можно воспроизвести звук проезжающего автомобиля, разбитого стекла, фортепьяно и т. д.


[Закрыть]. Джонатан никогда не носил траура по своей бывшей жене. Ану-Люсию только что бросил ее бойфренд, какой-то спекулянт, собственник и эгоист, живший на другом конце страны, но сильно запавший ей в душу. Они выпили по несколько кружек пива, немного пофлиртовали и обнаружили, что вполне готовы совершить какую-нибудь глупость. У всех в жизни случаются такие провалы…

– Ты выглядишь как-то не очень, – сказала она, чтобы нарушить молчание.

– Да, я знавал времена и получше, – признался он. – На самом деле у меня к тебе просьба.

Двери лифта открылись, и они вышли в длинный коридор, ведущий в кабинет Аны-Люсии: небольшую комнату, освещенную мягким светом и выходящую окнами на Гайд-стрит.

– Я тебя слушаю.

– Если я правильно помню, когда я приходил на консультации, ты записывала наши беседы, не так ли?

– Да, но такие беседы можно пересчитать на пальцах одной руки, – вспомнила Ана-Люсия, введя имя Джонатана в компьютер. Получив доступ к его досье, она заявила: – Да, у меня имеются три записи.

– Можешь дать мне файлы?

– Конечно, я пошлю их по электронной почте сейчас же. Это часть терапии. Тебе нужно что-нибудь еще?

– Спасибо, все в порядке, – заверил ее Джонатан, вставая.

– Хорошо, я не настаиваю. – Она тоже встала, снимая халат и вешая его на вешалку. – Моя работа закончилась, я тебя провожу? – предложила она, надевая плащ из коричневой кожи, который делал ее похожей больше на топ-модель, чем на врача.

– Я согласен. – Он прошел за ней до подземного паркинга, до ослепительно-новой «Ауди Спайдер».

– Сколько же надо проводить консультаций в неделю, чтобы позволить себе такой автомобиль?

– Это не мой, – уклонилась от ответа она, включая зажигание.

– Понимаю: твой спекулянт вернулся.

– А твоя жена?

Найдя вопрос абсурдным, Джонатан пожал плечами.

Машина выехала на Буш-стрит и повернула на Левенворт. Ана-Люсия любила опасность. Вот и сейчас она воспользовалась длинной прямой на Калифорния-стрит, чтобы резко дать по газам.

– Эй, что ты делаешь?

– Прости. – Она замедлила ход, в задумчивости повернула, молча поднялась по Грант-авеню, потом выехала на Ломбард-стрит. Через некоторое время она решилась поделиться своим наблюдением: – Ты, Джонатан, как и многие другие люди, потерялся в своих темных сторонах. И тебе не станет легче, пока ты не избавишься от груза этих своих фантомов.

– Фантомы не могут быть очень тяжелыми, – пошутил он.

– Но цепи, которые за ними тянутся, весят тонны, – ответила она.

Он размышлял об этом на протяжении остальной части пути, а потом Ана-Люсия высадила его на вершине Телеграф-Хилл.

– А ты, тебе стало лучше? – спросил он, открывая дверь «Спайдера».

– Нет, – призналась она. – Но это уже другой вопрос.

– Хорошо, я не настаиваю.

Она улыбнулась и, словно смерч, исчезла в городских огнях.

Вернувшись к себе, Джонатан открыл дверь в дом. Маркус лежал на диване, заснув под старый сериал «Звездный путь». Джонатан выключил телевизор, а потом заглянул в комнату сына, чтобы убедиться, что все хорошо. Чарли крепко спал. Он лежал прямо на своей игровой приставке, помогая злым птицам в их борьбе против зеленых свиней.

Немного рассердившись, Джонатан приставку отключил. Когда он был в таком же возрасте, то засыпал с книгой, а не перед экраном! И он подумал о тех далеких временах, когда с головой погружался в «Тантана», «Трех мушкетеров», Марселя Паньоля и Жюля Верна, а затем, чуть позже, в Стивена Кинга и Джона Ирвинга. Как же все это было далеко. Все эти телевизоры, приставки, компьютеры, телефоны и мониторы вторгаются теперь в нашу жизнь в очень молодом возрасте. И это в большей степени плохо, чем хорошо.

«А не превратился ли я в старпера?» – спросил себя он перед тем, как, в свою очередь, уступить соблазну своего компьютера, желая убедиться, что электронная почта от Аны-Люсии дошла до него.

Дошла, и там находились три файла в формате MP3, соответствующие трем сеансам психотерапии, которые он прошел с ней. Он точно знал, что ищет. Отрывок, который он хотел прослушать, находился в начале второго сеанса.

Он надел наушники, выключил свет и сел на диван, чтобы прослушать запись.

Первые несколько минут был слышен в основном голос Аны-Люсии, невероятно успокаивающий, когда она пыталась погрузить пациента в состояние полной релаксации, можно даже сказать, в легкий гипнотический сон.

Потом началось то, что он искал.

– На прошлой неделе вы рассказали мне о худшей неделе в своей жизни: о тех нескольких днях, когда вы потеряли как жену, так и работу. О той неделе, в течение которой вы также узнали о смерти своего отца, с которым не разговаривали пятнадцать лет. Вы сказали, что долго колебались, идти ли на его похороны. И наконец вы прилетели в Париж, не так ли?

Помолчав немного, Джонатан начал свою исповедь. Со времен своего медиауспеха он был привычен к различным телешоу и хождениям по интервью. Но вот уже два года, как не слушал себя говорящим, и теперь ему было странно обнаружить, насколько его манера говорить и произношение были тогда полны эмоций и страданий:

– Я прибыл в Париж 31 декабря, в конце дня. В этом году зима была холодной по всей Франции. За неделю до этого шел снег, и в некоторых местах столица стала похожа на горнолыжный курорт…

19*. Пересечься на дороге

Успех не всегда является доказательством расцвета, он часто представляет собой побочный результат скрытого страдания.

Борис Цирюльник

Париж

Двумя годами ранее

31 декабря 2009 года

Прямо в аэропорту я арендовал автомобиль, немецкий седан, удобный и надежный, способный помочь мне проделать путь в приятных условиях. Я мог бы совершить перелет до Тулузы, но из-за праздников похороны моего отца были перенесены на 2 января, и идею провести рождественскую ночь с сестрой и ее мужем пришлось отбросить.

Так что я решил доехать до Оша на автомобиле, выехав на следующий день вечером. А пока мне оставалось как-то убить двадцать четыре часа. Я не спал три дня и рассчитывал положить конец своей затянувшейся бессоннице. Я мечтал о наборе таблеток, которые могли бы сразить целый полк, но у меня не было с собой лекарств, а найти врача в такое время было нелегко. Прежде всего мне нужно было найти отель, потому что тот, в котором я обычно останавливался, в VI округе, был полностью забит.

– У нас под завязку, – сухо ответили мне на ресепшн.

Обычно, даже когда я приезжал неожиданно, менеджеры отеля как-то выкручивались, чтобы принять меня с большой помпой, потому что я был Джонатаном Лемперером, потому что для них было большой честью то, что я выбрал именно их заведение, потому что они вывесили мою фотографию с автографом у себя в салоне, рядом с прочими VIP-персонами, которые останавливались здесь. Но новости распространяются быстро, и теперь сотрудники были осведомлены о моем «разжаловании», а посему никто не сделал ни малейших усилий, чтобы помочь мне. Я знал нескольких людей в гостиничном и ресторанном бизнесе, но у моего мазохизма были границы, и я решил не отдавать то, что от меня осталось, им в подарок. После нескольких телефонных звонков я наконец нашел комнату в скромной гостинице на углу бульвара Барбес и улицы Пуле. Мой номер и в самом деле был скромным и выглядел почти по-спартански. Прежде всего в нем стоял страшный холод. Я попытался поднять температуру, но это мало что изменило. Было пять вечера, то есть было уже темно. Я сел на кровать и обхватил голову руками. Мне не хватало сына, мне не хватало жены, мне не хватало моей жизни. За одну неделю я потерял все. Несколько дней назад я жил со своей семьей в ТрайБеКа[30]30
  Так называют квартал на Манхэттене, в Нью-Йорке. Название является аббревиатурой от «Треугольник ниже Канал-стрит» (TRIangle BElow CAnal street). Этот треугольник ограничен Канал-стрит, Вест-стрит, Бродвеем и Веси-стрит.


[Закрыть], я управлял целой империей, у меня была Black Card и тридцать запросов на интервью в неделю… Сегодня вечером мне хотелось плакать, и мне предстояло встретить Новый год в одиночестве в убогом гостиничном номере.

You ’ll never walk alone…

Зловещая очевидность внезапно накрыла меня. Я оставил свой номер и направился к машине. Находясь за рулем, я ввел адрес в навигатор – улица Максима Горького в Олнэ-су-Буа – и позволил вести себя женскому голосу из прибора. На сиденье рядом со мной валялись французские и американские газеты, купленные в аэропорту. Французская пресса, часто игнорировавшая меня в последние годы, на этот раз исходила восторгами: «Падший Лемперер», «Лемперер отрекается от престола», «Падение Лемперера»…

Так играли средства массовой информации, и я был к этому готов. Тем не менее сегодня все это выглядело разрушительным, и я принял это по полной программе, словно удары по физиономии. Я даже не мог себе представить, как смогу прийти в норму. На что еще я был способен, кроме придумывания различных рецептов? Ни на что или почти ни на что… Потеряв Франческу, я потерял огонь, подталкивавший меня вперед, переключатель, который перебросил меня из «обычных» шеф-поваров в хозяина лучшей кухни в мире. Существовало двадцать пять трехзвездных ресторанов во Франции и почти восемьдесят в мире, но не было ни одного, где лист ожидания составлял бы целый год. Так было у меня, и я знал, что обязан этим Франческе. Потому что я держался только этим: любовью, страстью, постоянной необходимостью завоевывать ее. Я встретил Франческу в тридцать один год, но я искал ее начиная со школьных лет. Пятнадцать лет я верил, что женщина, как она, существует где-то на земле. Женщина красивая, как Кэтрин Зета-Джонс, с умом Симоны де Бовуар. Женщина, имевшая десять пар шпилек в прическе, но способная поговорить с вами о влиянии музыки Гайдна на творчество Бетховена и эффекте случайности в картинах Пьера Сулажа.

Когда Франческа куда-то входила, все взоры оборачивались в ее сторону. Женщины хотели, чтобы она стала их лучшей подругой, мужчины мечтали переспать с ней, дети по достоинству оценивали ее доброту. Это было что-то механическое, обычное, неизбежное. Мы прожили годы нашей любви в этом накале, в этом странном разделении труда: я имел известность, а она – гламурность и магнетизм. И наша любовь десять лет поддерживала во всем этом равновесие.

* * *

По трассе я добрался до Олнэ за двадцать минут и нашел место на улице Горького, недалеко от дома, где жил Кристоф Сальвейр.

– Это Джонатан, – объявил я, нажав на дверной звонок.

– Какой Джонатан?

– Джонатан Лемперер, твой двоюродный брат.

Сальвейр был сыном сестры моей матери. Мы с ним никогда не виделись, пока он не позвонил мне в Нью-Йорк три года назад. Он находился там в отпуске, и его схватили копы после драки в баре. Он никого не знал на Манхэттене и не имел при себе ни гроша. Из сострадания к члену семьи я заплатил за него и поселил у себя на две недели, пока дело не закрыли. Парень сыграл со мной в честную игру и не стал скрывать характер своей деятельности во Франции: он продавал кокс. Это заставило меня содрогнуться, но он заверил меня, что чист на территории США.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, открывая дверь.

– Мне нужно, чтобы ты помог мне, – сказал я, входя в комнату.

– Ты больной, блин. Да, была «дозаправка», но теперь я в завязке.

– Это хорошо.

– И что тебе нужно?

– Мне нужно оружие.

– Оружие?

– Ствол.

– А ты видел, на двери прямо так и написано: «Продажа оружия»? Где ты хочешь, чтобы я нашел тебе ствол?

– Сделай усилие!

Сальвейр вздохнул.

– Сейчас же Рождество, черт возьми! Все на вечеринках, и мне нужно толкнуть чудовищное количество кокаина. Приходи завтра.

– Нет, мне это нужно сегодня!

– Сегодня вечером я не могу. Мне нужно продать максимальное количество кокса в минимальные сроки.

– Вспомни, я же помог тебе, когда ты оказался в беде…

– А кто компенсирует мне упущенную выгоду?

– Скажи, сколько тебе нужно.

– Я могу тебе помочь, если ты купишь у меня шизухи на четыре тысячи евро. И добавишь три тысячи за ствол.

– Ладно, – небрежно ответил я. – Ты же не будешь против долларов, я надеюсь?

Покидая Нью-Йорк, я опустошил свой сейф, и сейчас у меня в кармане было более 10 тысяч долларов наличными.

– Дай мне час, – сказал он. – Можешь подождать меня здесь: отдыхай, паразит.

Я последовал его совету и рухнул на диван. На столе стояла початая бутылка коньяка. Я выпил большой стакан, за ним другой, а потом заснул.

Сальвейр вернулся вскоре после восьми вечера.

– Я взял то, что удалось найти. – Он протянул мне хромированный револьвер с черной рукояткой.

Оружие было небольшим, но тяжелым, с пятью патронами, и барабан был полон.

– Это «смит и вессон», модель шестьдесят, тридцать восьмого калибра.

Информация влетела мне в одно ухо и вылетела из другого.

Я дал ему денег, а он протянул мне пластиковый пакет, закрытый на молнию, с двадцатью дозами кокаина. Я хотел было ему их оставить, но в конце концов все же решил взять, подумав, что уничтожу наркотик позже.

«В любом случае никто не воспользуется этим», – оправдывал я сам себя.

Я знаю, что порой бываю таким наивным…

* * *

20.00

Я положил пистолет и наркотики в бардачок машины и направился в сторону отеля. Включать навигатор не было никакой необходимости, просто надо было повторить маршрут в обратном направлении: автострада А1, выезд на Порт-де-ля-Шапелль…

Твою мать!

Я чуть было не наехал на пешехода. Коньяк добил меня. Внезапно я осознал, что не очень уверен в названии улицы. Где-то между Порт-де-Клиньянкур и Порт-де-Клиши, я уже метров пятьсот ехал по бульварам Маршалов.

Место не внушало доверия. Под тусклым светом рекламных щитов стояла группа проституток, ожидая клиентов. Некоторые автомобили ненадолго останавливались: стекла опускались, парни обсуждали цену, а потом, в зависимости от ответа, уезжали уже с девушкой. Или не уезжали. Светофор передо мной переключился на красный. Я оказался заблокирован перед автобусной остановкой. Какая-то восточного типа девица в короткой юбке и кожаных сапогах постучала в мое оконное стекло, предлагая свои прелести. Сначала я попытался проигнорировать ее, но она исполнила своего рода мини-танец в манере «Мулен Руж». Ее глаза были грустными и пустыми. Мне было плохо, но я все же решил опустить стекло, чтобы похвалить.

Я знаю, я очень наивен…

* * *

Внезапно подлетели две полицейские машины, встав метрах в двадцати позади меня. Менее чем через три секунды улица вздрогнула от рева сирен. Копы в нарукавных повязках, видимо решившие отличиться повышенным рвением в рождественскую ночь, начали хватать девушек и проверять документы клиентов.

Пока я поднимал стекло, какая-то тень скользнула в салон и уселась на пассажирское сиденье.

– Заводись быстро, или ты хочешь угодить в кутузку? – крикнула девушка лет пятнадцати, почти ребенок.

Проститутка? В таком возрасте?

– Давай рули, блин! – снова крикнула она.

В какое еще дерьмо я вляпался? У меня в крови было море алкоголя, в бардачке находился револьвер и пакет, полный кокса, да плюс еще несовершеннолетняя девушка сидела у меня в машине.

Это тянуло на тюрьму, причем на немалый срок.

Я даже не стал ждать, пока светофор станет зеленым, а потом свернул на первом же перекрестке.

19**

Я быстро продвигался по авеню Порт-де-Сент-Уэн и вскоре влился в общий поток на окружной автодороге.

– Чего ты хочешь? – спросил я у моей пассажирки.

– Просто хочу оторваться от этих долбаных копов, – ответила она по-английски с неопределенным акцентом.

Я включил верхний свет, притормозил на повороте и воспользовался этим, чтобы как следует ее рассмотреть. На вид лет пятнадцать, черные волосы, за исключением нескольких прядей, выкрашенных в ярко-малиновый, длинная непослушная челка, постоянно спадающая на глаза. Девушка была хрупкой и худенькой. На ней были зауженные джинсы, кожаные кеды и розовая с серым толстовка с капюшоном, на которой была вышита эмблема футбольной команды «Манчестер Юнайтед». Из-под толстовки выглядывала полосатая майка. На левой ноздре блестела страза, а на шее висело какое-то средневековое гранатовое ожерелье в серебряной оправе. Мрачноватый макияж (нарисованные черные брови и обилие подводки на глазах) в сочетании с бледным тоном ее кожи придавали ей неопределенное сходство с трупом, но в то же время это выглядело довольно стильно.

Я посмотрел на ее обувь: кеды были почти новые. Девчонка явно носила фирменную одежду и дорогие украшения. Она не была проституткой, скорее просто дочкой богатеньких родителей.

Я не знал, что делать, и не мог ее просто так бросить посреди дороги. Я должен был разузнать о ней поподробнее, но выглядела она не слишком разговорчивой. Я съехал на первый путь, ведущий к заправочной станции, и остановил машину на парковке.

– Как тебя зовут? – спросил я по-английски.

– А на фиг вам мое имя?

– Послушай-ка, это ты села ко мне в машину, я тебя об этом не просил, так что смени тон, о’кей?

Она пожала плечами и отвернулась.

– Как тебя зовут? – повторил я настойчивее.

– Элис, – вздохнула она. – Элис Ковальски.

– Где ты живешь?

– Я не понимаю, зачем вам это знать.

– Почему ты так испугалась полицейских?

– А вы? – резко спросила она, взглянув на меня.

Я не ожидал такого вопроса, а потому попытался защититься:

– Я просто слегка перебрал с выпивкой, только и всего.

Вдруг плохо прикрытая крышка бардачка открылась, выставив напоказ все содержимое. При виде огнестрельного оружия и наркотиков девушка не на шутку перепугалась. Решив, что наткнулась на какого-нибудь головореза, она выскочила из машины.

– Погоди, это не то, что ты думаешь! – воскликнул я, бросившись за ней.

– Отвалите! – крикнула она и вбежала в здание заправочной.

Я закурил и посмотрел на нее через витрину. Она села на стул возле торговых автоматов. Кто была эта девушка? От чего она бежала? В какой-то момент мне захотелось просто сесть в машину и уехать отсюда куда подальше. Вся эта история не имела ко мне никакого отношения и уж тем более не сулила ничего хорошего. Я вздохнул и, несмотря ни на что, решил присоединиться к ней. Заправочная была украшена всякими праздничными штуками: унылыми электрическими гирляндами, куцыми елками и пластмассовыми шариками. В углу стоял дряхлый радиоприемник.

– Угостишь меня эспрессо?

– Я на мели, – ответила она, покачав головой.

Я достал бумажник в поисках мелочи.

– Чего-нибудь хочешь? – спросил я, вставляя монеты в автомат.

– Чтобы вы наконец от меня отвязались.

Я попытался ее урезонить:

– Послушай, у нас, конечно, было не самое лучшее знакомство, но…

– Да идите уже к черту, я сама справлюсь.

– Справишься с чем? У тебя нет денег, и ты ни слова не говоришь по-французски. Я не брошу тебя вот так. Можешь считать это ответственностью взрослого за ребенка.

Она закатила глаза, но все же взяла деньги, которые я ей предложил. В ближайшем автомате она купила бутылочку клубничного молока и пачку печенья «Орео». Пока она ела, я взял со стола забытый кем-то номер газеты «Метро».

– Смотри, тут есть моя фотография. Как видишь, она не в рубрике происшествий.

Она пробежала глазами статью и посмотрела на меня.

– Я вас уже видела по телевизору! В той передаче, где вы в пух и прах разносите вегетарианцев!

Она имела в виду ту словесную перепалку, в которую я вступил с активистами, решившими запретить в США фуа-гра.

– Но если вы крутая звезда, то почему ошиваетесь в рождественскую ночь у грошовых проституток, да к тому же еще и с бардачком, забитым коксом? – спросила она с вызовом.

– Так, иди за мной, – откликнулся я.

Боже, храни телевидение. Моя известность помогла хоть немного завоевать ее доверие. Она согласилась пройтись со мной до моего «БМВ», при этом держась от меня на почтительном расстоянии.

– Во-первых, я не ходил к проституткам, и ты прекрасно это знаешь, иначе не села бы ко мне в машину даже из страха попасть к полицейским…

Она промолчала, тем самым только подтвердив правильность моих рассуждений.

– Во-вторых, наркотики не мои. – С этими словами я взял из бардачка целлофановый пакетик и бросил в одну из урн, расположенных на парковке. – Это долгая история, но, если вкратце, мне пришлось их взять, чтобы получить этот револьвер.

– А это оружие, для чего оно?

– Просто для обороны.

Вероятно, она была американкой, раз сразу же приняла это объяснение на веру.

– Что ж, теперь твой черед. Скажи, кто ты и где живешь. В противном случае я вызову полицию.

– Я страшно сглупила, – начала она. – Просто взяла и сбежала. А вообще я живу в Нью-Йорке, а сюда приехала на каникулы с родителями. У нас дом на Лазурном берегу.

– Где же?

– На Кап д’Антиб.

Я хорошо знал это место. Именно там был мой первый «настоящий» ресторан.

– Я хотела вернуться, но в поезде у меня украли сумку, так что теперь ни телефона, ни кошелька у меня нет.

Возможно, она говорила правду, хотя интуитивно мне все же не хотелось ей верить.

– Позвоните моим родителям, раз вы мне не верите!

Она дала мне номер, и я набрал его на своем мобильнике. Долго ждать не пришлось: после первого же гудка трубку сняла некая мадам Ковальски, и, похоже, для нее мой звонок стал настоящим спасением. Она подтвердила рассказ Элис: утром, после небольшой ссоры, ее дочь сбежала. Несмотря на то что она тщательно скрывала свои чувства, я почти физически ощущал звучавшую в ее голосе тревогу.

Я протянул Элис телефон, чтобы она могла поговорить с матерью. Не желая ее смущать, я вышел из машины, достал сигарету и облокотился о капот. При этом я все же слышал большую часть разговора. Говорили они довольно долго. Элис извинилась, и я заметил, что она плакала. Когда она вернула мне мобильник, я предложил мадам Ковальски привезти ее дочь домой. Мне нужно было просто «съездить на юг», на похороны моего отца, но в Антибе я мог бы быть уже в первой половине дня.

Она долго колебалась, но в итоге согласилась.

* * *

Мы ехали примерно полчаса.

Погода была отвратительная, шел снег. Мы выехали на скоростную трассу Аб, также именуемую шоссе Солнца, и как раз проехали Эври. Элис читала американские газеты, пестрившие новостями о моей профессиональной и семейной жизни.

– У вас красивая жена… – сказала она, разглядывая фотографию Франчески.

– Да уж, эту фразу я слышу каждый день вот уже на протяжении десяти лет…

– И вас это раздражает?

– Правильно поняла.

– Почему же?

– Не будь она такой красивой, возможно, она бы мне не изменила.

– Не думаю, что это имеет какое-то отношение к красоте, – рассудила она с высоты своих пятнадцати лет.

– Ну конечно, имеет. Чем ты красивее, тем больше к тебе внимания, следовательно – больше соблазна. Это чисто математическая формула…

– Но то же самое можно сказать и про вас, разве нет? В вашей передаче вы играете эдакого сексуального шеф-повара, который…

– Нет! – отрезал я. – Это не то же самое. Я не такой.

– Какой – «не такой»?

– Ты меня бесишь.

– Чертовски конструктивное замечание, – парировала она.

В наступившей тишине она включила радио и принялась щелкать переключателем. Я подумал, что она ищет волну молодежной музыки, но в итоге она выбрала «Франс мюзик». Из колонок зазвучала нежная приятная мелодия. Девушка, казалось, глубоко задумалась.

– Красиво, – отметил я.

– Шуман, «Давидово братство», опус номер шесть.

Я решил, что она меня разыгрывает, но музыка стихла, и радиоведущая объявила: «Вы прослушали «Давидово братство» Шумана в исполнении Маурицио Поллини».

– Браво!

– Это было легко, – отозвалась она смущенно.

– Я плохо знаю Шумана. Во всяком случае, эту мелодию я слышал впервые.

– Он посвятил это произведение Кларе Вик, женщине, в которую был влюблен.

Она ненадолго умолкла, а потом проговорила:

– Порой любовь разрушает, но иногда она воплощается в прекрасные произведения искусства…

– Ты играешь на фортепиано?

Она выдержала небольшую паузу, прежде чем ответить. За эту ночь она не раз демонстрировала эту удивительную сдержанность, словно боялась совершить какую-то глупость или сболтнуть лишнего.

– Нет, на скрипке. Музыка – это моя страсть.

– Ну а как же школа? В каком ты классе?

Она улыбнулась:

– Все в порядке, вы вовсе не обязаны вести со мной приятную беседу.

– Зачем ты сбежала? Ты хотела что-то доказать?

– Теперь вы меня бесите, – буркнула она, вновь погрузившись в чтение.

* * *

23.00

Мы все еще ехали по трассе Аб в сторону Лиона. Элис сморило сном, но спустя пару часов, когда мы проезжали Бон, она вдруг проснулась.

– Когда будут похороны вашего отца? – спросила она, протирая глаза.

– Послезавтра.

– От чего он умер?

– Не знаю.

Она как-то странно посмотрела на меня.

– Мы не общались пятнадцать лет, – сказал я уклончиво.

Но так как я не чувствовал себя виноватым, то решил, что могу особо не скрытничать:

– У моего отца был ресторан, «Перстень с печаткой», в Оше, на площади Освобождения. Самое обычное заведение. Всю свою жизнь он мечтал получить мишленовскую звезду, но у него ничего не получалось.

Я обогнал несколько автомобилей, прежде чем продолжить.

– Когда мне было четырнадцать, я работал летом шеф-поваром в этом ресторане. Вечером, когда все уходили, я оставался на кухне и придумывал всякое. Так я создал три блюда и пару десертов, которые очень понравились заместителю моего отца, и он порекомендовал включить мои творения в меню ресторана. Моя еда пришлась посетителям по вкусу, и очень скоро люди стали приходить специально, чтобы попробовать эти блюда. Мои блюда. Но отец не желал конкуренции с моей стороны. В начале учебного года, чтобы избавиться от меня, он послал меня в интернат в София-Антиполисе, что на юго-востоке Франции.

– Жестоко…

– Да. А спустя несколько месяцев «Мишлен» присвоил отцовскому ресторану звезду за новые блюда! Помню, отец тогда жутко разозлился, как будто я испортил ему самый лучший день в его жизни.

– Вот идиот!

– Это стало первым шагом на пути к нашему разрыву.

Она подобрала номер «Тайм-аут Нью-Йорк», что валялся у нее в ногах, и показала мне заметку, которую заранее обвела маркером.

– А эта история – правда или вымысел?

– Я не могу читать и вести машину одновременно.

– Тут написано, что вы соблазнили свою жену при помощи миндального печенья!

– Это весьма сжатое изложение ситуации, – сказал я с улыбкой.

– Расскажите!

– В свое время Франческа вышла замуж за одного банкира. Я тогда работал в отеле на Лазурном берегу, где они как раз решили провести свой медовый месяц. Я влюбился в нее, как говорится, с первого взгляда, словно вирус какой подцепил. Как-то вечером я увидел ее на пляже одну. Она шла по берегу и курила сигарету. Я спросил, какой у нее любимый десерт. Она ответила, что это ванильный рисовый пудинг, который ей делала бабушка…

– А что было потом?

– Я всю ночь провисел на телефоне. Звонил в Штаты ее бабушке… Мне все-таки удалось разыскать ее и выспросить точный рецепт десерта. Следующий день я провел в работе и наконец приготовил дюжину молочно-рисовых пирожных, которые потом и преподнес ей в подарок. Ну а дальше ты знаешь.

– Классно, – девушка одобрительно кивнула.

– Благодарю.

– Что ж, вы почти что Шуман, – усмехнулась она. – Чтобы понравиться своей возлюбленной, он писал для нее музыку. А вы готовили пирожные!

* * *

Шалон-сюр-Сон, Турнюс, Макон… Была уже полночь, когда мы проехали указатель: «Лион: 60 км».

– Happy New Year, – сказала Элис.

– С Новым годом, – отозвался я.

– Я умираю с голоду.

– Я тоже. Остановимся на заправочной станции и купим сэндвичи.

– Сэндвичи?! – воскликнула она. – Я провожу Новый год с величайшим поваром в мире, а он хочет, чтобы я лопала чертовы сэндвичи в целлофане!

Впервые за всю неделю я разразился настоящим хохотом. У этой девушки положительно было чувство юмора.

– Ну а что ты тогда предлагаешь? Я не могу тебе ничего приготовить в машине.

– Может, где-нибудь остановимся?

После того как мы оба отмотали четыреста пятьдесят километров кряду, чувствовали мы себя неважно и очень устали.

– Ты права. Мы заслужили небольшой отдых.

Двадцать минут спустя я выехал на дорогу к вокзалу «Перраш», проехал до центра города и припарковался в месте, отведенном для стоянки грузовых автомобилей.

– Иди за мной.

Несмотря на холод, город был весьма оживлен: музыка, фейерверки, толпы зевак, местные пьяницы, распевавшие блатные песни…

– Я никогда не любила тридцать первое декабря, – пробормотала Элис, поднимая застежку-молнию до самого подбородка.

– Я тоже.

Я не был в Лионе целую вечность. В семнадцать лет я три месяца работал шеф-поваром в одном ресторанчике рядом с Опера, на углу улиц Лонг и Пленэ.

– Закрыто, – вздохнула Элис, когда мы подошли к «Вилке».