Текст книги "Попрыгунчики на Рублевке"

105

Давно стемнело. Огромный парк казался Домбровскому исполненным тревоги. Какая-то неполадка в освещении. Стоило подуть ветру – в этот вечер объявлено штормовое предупреждение, правда не в западной, в южной части Подмосковья, – ветви начинали колыхаться, шумела листва, фонари тут же гасли. Сначала один ряд, потом второй. Поочередно погружались во мрак круглая площадка перед входом в усадьбу, дальняя клумба, аллеи парка, извилистая дорога, что вела к воротам. Затем некоторые фонари вспыхивали. Словно нарочно, чтобы дать погаснуть следующим.

Медленно откусив кончик сигары «Коиба Эсплендидос», Домбровский чиркнул спичкой. Головка с треском вспыхнула. Тут же потухла, не выдержав порыва ветра. Михаил чертыхнулся, отбросил обгоревшую спичку в сторону. Сигары, повинуясь прихоти, которую сам себе не мог объяснить, в последнее время поджигал только спичками.

В усадьбе что-то происходило. Двадцать минут назад лимузин Кёлера подкатил к колоннаде. Михаил наблюдал из окна комнаты во флигеле. До этого смотрел телевизор. Кроме экрана маленькое помещение освещено тусклым бра на стене. Домбровский погасил его.

Прошло меньше минуты – обычно он заставлял ждать себя подолгу – к машине торопливым шагом вышел Кёлер, забрался на заднее сиденье. На переднее вскочил начальник службы безопасности. Кортеж из лимузина и автомобилей охраны тронулся…

Через пять минут Михаил, натянув на себя недавно купленные джинсы, вышел погулять в парк. Нервируя его, беспорядочно вспыхивали и гасли фонари. Последние дни Кёлер как будто позабыл о помощнике. Домбровский продолжал добросовестно возиться с ценными бумагами, принадлежавшими жене друга. Прежде тот часто вызывал его для разговоров в кабинет. Теперь этого не происходило.

Михаил безвылазно находился в усадьбе. Не хотелось в город. Предчувствие говорило: основные события вот-вот развернутся здесь…

Лимузин вернулся обратно стремительно. Домбровский подумал: его друг забыл что-то, повернул авто назад. Лишь время спустя узнал – дело не в этом…

…Михаил стоял в комнате возле пылавшего камина. Кёлер нервно прохаживался от стены к стене. Шторы задернуты не до конца. За окном все так же тревожно вспыхивали и гасли фонари.

– Что, черт возьми, за главный электрик?!. – выругался хозяин усадьбы. – Никак не может наладить… Надо сказать, чтобы нашли другого. – Следом, повернувшись к Домбровскому, сбивчиво: – Миша, теперь, когда ты все знаешь… Они пропадают. Через несколько дней после того, как…

– Кто? – не верил ушам Домбровский.

– Мои крепостные крестьяне.

106

Килин владел маленьким участком, который не соответствовал статусу преуспевавшего бизнесмена. Дом хоть и располагался в районе Рублево-Успенского шоссе, но за пределами престижных огороженных территорий. В советское время на этих землях стояли постройки загибавшегося совхоза. Правительственные дачи располагались далеко в стороне.

Даже за последние годы на этот райончик не обратил внимания ни один инвестор.

Старая родительская дача – Николай немного перестроил ее – оставалась единственным приличным домом в радиусе нескольких километров.

Дом окружен высоким забором, оборудован милицейской сигнализацией. Полгода назад Килин разместил в пристройке несколько вооруженных охранников…

Ему не нравилось, как они несли службу. Дюжие парни то и дело отлучались по своим делам. Частенько на участке оставался лишь один из них. Килин сомневался: можно ли такими малыми силами отразить серьезное нападение? Хотел заменить охрану.

Ворота открывались примитивно – вручную. Остановив машину, просигналив, Николай знал: охранник внимательно всматривается в экран домофона. Увидев машину хозяина, пойдет к воротам…

Время тянулось, никто не открывал. Килин еще раз просигналил – более долго, нервно. «К черту! Найму других…» – окончательно решил Николай, когда ворота стали открываться…

Не сделав замечания охраннику, торопливо преодолел десяток шагов, отделявших машину от входа в дом.

Отец был архитектором – достаточно известным в профессиональных кругах, но не построившим в Москве ни одного крупного здания. В своем мире Килин-старший имел репутацию чуть ли не диссидента. В столичном регионе кроме двух колхозных домов культуры возвел лишь этот дачный домик.

Маленький проект не надо было ни с кем согласовывать. Для отца он стал единственным, который удалось воплотить в жизнь в соответствии с первоначальным планом. Сегодня вечером творение родителя показалось сыну слишком мрачным: смесь готики и брутальных архитектурных форм семидесятых.

При перестройке дома – скорее, это было его расширением – Николай постарался бережно обойтись с отцовским наследием. Теперь пожалел об этом: фамильное гнездо вызывало необъяснимый страх.

Стараясь ни о чем не думать, вошел в обитую темными деревянными панелями прихожую.

107

Марта Кёлер отбежала от двери, спряталась за статую. В холле светилась мягким белым огнем лишь каждая пятая лампочка.

Кёлер, которого звонок мобильного отвлек от разговора, вышел из кабинета с пылавшим камином. Прижав трубку к уху, глядя себе под ноги, двинулся в сторону лестницы. Лицо постепенно становилось серым. Он ничего вокруг не замечал…

Михаил покинул кабинет вслед за другом. Дошел до лестницы. В огромном зеркале высотой не меньше четырех метров случайно заметил: женщина, полагая, что теперь может не опасаться ничьих глаз, выступила на шаг из укрытия.

«Подслушивала!» – догадался Домбровский. Быстро пошел по ступеням вниз.

У парадного входа дежурил лакей девятнадцатого века, одетый в красную ливрею, расшитую широким золотым позументом.

Перед владельцем усадьбы и его женой красномордый детина всегда вытягивался в струнку. По Михаилу лишь равнодушно скользнул взглядом, продолжая ковырять в носу.

«Считает меня приживалой, скот!» – подумал Домбровский.

Остановился возле высоких дверей в классическом дворцовом стиле. Приложил ладони к дверному стеклу, забарабанил по нему пальцами. Ливрейный лакей равнодушно отвернулся в сторону. Сквозь окна Домбровский видел колонны портика. За ними – лимузин цвета мокрого асфальта.

«Почему шофер не отгоняет его в гараж? Нарочно держит «под парами»?!» Взгляд проследовал дальше. Круглая площадка перед главным подъездом. Подстриженные кусты, преддверие аллейки…

Фонари то вспыхивали, то все сразу гасли. В чертовой электрической свистопляске Кёлер, быстро шагавший по аллее в сторону дальнего угла парка, казался рослее, чем был в действительности.

Начальник службы безопасности, рукой показывавший хозяину куда-то в темноту, едва поспевал за его аршинными шагами.

Несколько рядовых охранников бежали позади них.

«Что-то произошло!» Мысленно Домбровский представил край усадьбы у высокого бетонного забора. Густые заросли дикой малины, деревья…

Испытал сильнейшее нервное напряжение. Будто на глазах происходит катастрофа, пожар. Бежать следом за Кёлером невозможно: его никто не звал. Сжав кулаки, Домбровский развернулся. Миновал лакея. Стал подниматься по лестнице.

Попытался успокоиться. Ухватился рукой за перила, глубоко набрал в легкие воздух, выдохнул. Решил вернуться в кабинет. Там возле камина дожидаться Кёлера.

Во дворце тихо. Лишь из дальнего конца коридора, как раз оттуда, где располагался кабинет, доносился непонятный звук. Объяснить его происхождение он не мог.

108

Как нарочно именно этим вечером в доме кроме него и охранника никого не было. Прислуга, немолодая женщина, которая следила за чистотой и готовила еду для Килина, жившего очень скромно, отпросилась до следующего полудня к тяжело болевшей матери.

Поужинав в обществе Барона в ресторане, Николай не чувствовал голода. Его страшили тишина, казавшееся мертвым спокойствие, что царило в комнатах.

Усаживаясь за ноутбук, стоявший на маленьком, инкрустированном перламутром антикварном столике с гнутыми ножками, Николай обернулся, пристально посмотрел через проем арки – двери не было – в соседнее помещение. В углу горел торшер, предметы отбрасывали длинные неуютные тени.

Портативный компьютер круглосуточно подключен к высокоскоростному Интернету. Большой экран светился яркими красками.

Николай зашел на сайт-поисковик – найти информацию, которая не давала ему покоя весь день.

109

Мог поклясться: в комнате воет собака. Но в доме не было собак – Кёлер ненавидел животных. Его жена тоже не проявляла к ним интереса. Даже начальнику службы безопасности, который хотел завести несколько псов для охраны усадьбы, рекомендовали не делать этого. А может, это не собачий, а волчий вой?..

Звук глухой, словно из-за преграды.

Домбровский медленно шел через залы, холлы с высоченными потолками.

Остановившись, прислушался – звук не прекращался. Осторожно двинулся дальше. Что бы это значило?..

«Нет, это явно волчий вой!»

Дверь была полураскрыта. Так оставил ее Домбровский. Пламя горевшего в комнате камина бросало яркие блики на статую – за ней недавно пряталась Марта Кёлер, на стены полутемного коридора. Михаил осторожно заглянул в кабинет.

110

Несмотря на всю популярность писательницы Боккум, нигде – ни на одном из сайтов, включая те, что принадлежали издательствам, тиражировавшим детективы Теодоры, – Килин не смог обнаружить ее фотографию.

«Странно!» – то и дело говорил себе он. Хотелось убедиться: красивая молодая женщина, которую видел утром, – Боккум. Но подтверждений не находилось.

В одном месте обнаружил набор интервью с деятелями искусства. Каждое из них снабжено фотографией. В том, что дала Теодора, вместо портрета – коллаж: книга, стопка бумаги, перо, увеличительное стекло сыщика. Создатели сайта стремились соблюсти принятый формат. Но почему не сделали фото писательницы?! Как будто она намеренно скрывала лицо…

Услышав за спиной шорох, Килин резко обернулся…

111

Звук доносился из металлического несгораемого шкафа. В нем хозяин усадьбы хранил документы. Теперь Домбровский был уверен: волчий вой – нечто иное, как полифонический вызов мобильного телефона. Трубку Кёлер положил внутрь стального ящика.

Рядом со шкафом спиной к Михаилу стояла Марта. В руках – связка ключей. Вставляя поочередно каждый из них в замочную скважину, пыталась подобрать нужный – открыть дверцу. Руки ее тряслись – то ли от страха, то ли от волнения. В замок каждый раз попадала не с первого раза.

Марта резко повернулась, заставив Домбровского отпрянуть. Из-за полуприкрытой двери он услышал шум выдвигаемого ящика. В углу комнаты у стены, противоположной камину, возвышалось старинное бюро. Оно было инкрустировано керамическими пластинами и несколькими полудрагоценными камнями. Но главная стоимость заключалась в изумительной резьбе по дереву. Реалистические фигуры молодых крестьянок, занимающихся полевыми работами, окаймляли зеленую поверхность для письма, украшали ниши между ящиками.

Глухой стук, смешавшийся со звяканьем металла. Домбровский понял: жена Кёлера швырнула бесполезные ключи на дно ящика. С грохотом задвинула его обратно. Принялась выдвигать другие в поисках ключа, которым открывался шкаф. Странный звонок – волчий вой – продолжал доноситься из его железных внутренностей.

112

Комья земли свалились с лопаты вниз. Бобби опять упер железную пластину в край раскопанной ямки, перенес вес тела на правую ногу. Грунт податлив. «Если Тобби учуял зарытого в саду покойника, скорее всего труп неглубоко…»

Принялся копать интенсивней. Ночь выдалась прохладной. Вдали стрекотали цикады. Бобби чувствовал: сначала под мышками, потом на спине надетая на нем модная розовая рубашка становится мокрой от пота.

Дом пуст – знал это. Несколько часов назад приехал в этот райончик на одолженных у собственного повара дешевеньких «Жигулях» с заляпанными грязью номерами. Остановился в сотне метров от ворот писательницы. Так, чтобы видеть въезжающих и выезжающих. Дождался, когда «Ауди» покинет участок.

Во время их первой встречи Боккум неосторожно обронила: «Этот попрыгунчик! Ночной ужас! Дом практически гол. Недавно оформила в собственность. Прежний договор на охрану не возобновлен…» На последнее Бобби и рассчитывал, перелезая через забор…

…Окно вспыхнуло неожиданно и ярко. Сразу несколько люстр осветили изнутри широкие стекла. От потрясения нога Бобби соскользнула с лопаты вниз. Перестал копать, замер.

Окно погасло. Дом погрузился в темноту. Захотелось протереть глаза. Быть может, это галлюцинация?! Плод измененного сознания, измученного напряжением и страхом. Некоторое время не шевелился… А если там, в доме, сейчас наблюдают за ним и уже вызвали милицию?..

Он не мог принять никакого решения. Кругом в природе воцарилась странная тишина. Даже цикады смолкли. Бобби взялся за лопату. Копнул один раз, отбросил землю в сторону, второй… Осмотрелся. Ничего не происходило. Налег на лопату еще… Когда засадил стальное полотно в грунт особенно глубоко – почувствовал: кончик во что-то уперся. Вынул очередную порцию земли. С сердцем, забившимся чаще и тревожней, установил лопату на прежнее место, осторожно надавил ногой…

Яркий свет на втором этаже дома вспыхнул на несколько секунд, затем погас… Лопата уперлась во что-то мягкое. Немного – может быть на сантиметр или два – вошла в него. Окна загорелись вновь. Градусов запаниковал: остатки самообладания покидали его… То, что искал, находилось на глубине в двадцать-тридцать сантиметров под землей. Значит, был прав?.. Нет, надо копать дальше! Ничто еще окончательно не ясно!

В этот раз окно светилось еще меньше времени, чем в предыдущий, – мигнуло, погасло. Затем раздался скрип. Повернув голову Бобби с ужасом увидел – дверь распахнулась.

Бросил лопату. Куски дерна, которые аккуратно снял с прямоугольного участка площадью в полтора квадратных метра, сделали падение неслышным – черенок упал на них, как в вату…

Таким же тихим, словно не существовавшим в реальности, было то, что за этим последовало.

113

За полуприкрытой дверью раздалось клацанье отпираемого замка, и через несколько мгновений полифонический волчий вой зазвучал отчетливей. Видимо, Марта раскрыла металлический шкаф.

Такого сигнала для мобильника Домбровский прежде никогда не слышал. Вой дикого животного положен на мрачную музыку, исполняемую симфоническим оркестром.

– Алло!.. Да, конечно, я! – Голос молодой женщины прозвучал резко. Михаил превратился в слух. – Муж спрятал телефон… Нет, он ничего не знает. Такого не увидит и в страшном сне… Два раза проследил за мной… Когда человек не понимает, то испытывает ужас.

Замок лязгнул во второй раз. Михаил понял, что надо отступать. Для этого у него оставалось каких-нибудь полтора десятка секунд. Но ноги его были пригвождены к полу жутким любопытством. Перестать подслушивать было выше сил.

– Я готова к встрече. Иду… – раздался звон ключей, грохот, с каким задвигается деревянный ящик.

Нельзя было медлить ни мгновения. От антикварного секретера до порога ей надо пройти примерно шесть шагов.

Чуть большее расстояние отделяло Домбровского от единственного укрытия, которым он мог воспользоваться, – полумрака за статуей. Марта сама пряталась там недавно.

Михаил был уверен: если жена Кёлера обнаружит, что он подслушал этот разговор, ему конец…

114

Мрак был бы полным, если бы не лучи яркого фонаря, которым освещала дорогу Марта Кёлер.

Реконструкция, затеянная мужем в дворянском гнезде, была масштабной. Но Кёлер почему-то не тронул северную часть дворца: башню-пристройку. С остальным зданием она была связана короткой анфиладой. Строители просто перегородили ее стеной из гипсокартона, прорезали в ней дверь. Затем нанесли особую итальянскую штукатурку. Теперь «новодел» перестал зрительно отличаться от других стен дворца. В конце работ замкнули дверной замок на ключ.

– Помнишь старую сказку… – сказал как-то Кёлер Михаилу. – Хозяин замка говорит новому жильцу: «Вот тебе ключи от всех дверей, но упаси господь открывать самую последнюю из них».

Он подразумевал ту, которую отворила Марта. Следом в нее проскочил Домбровский. Молодая женщина не оборачивалась. Михаил шел на цыпочках, стараясь не издавать ни звука. Луч фонаря плясал по старинным стенам, не знавшим ремонта не одну сотню лет.

«Как здесь могло быть красиво при ярком свете дня! Или когда под этими сводами пылали десятки свечей!» – поразился Домбровский. Видел лишь то, что выхватывал из темноты фонарь Марты. Становилось ясно: работа декоратора, жившего пару веков назад, была гораздо возвышенней и проще того, что «сляпали» в отремонтированном здании дизайнеры, нанятые Кёлером. Хотя те и пытались, в меру своего понимания, воссоздать колорит ушедшей эпохи.

«Господи, кто может назначать ей здесь встречу?! – Михаил моментально покрылся ледяным потом. – Здесь сто лет никто не живет! Даже в советское время башня оставалась необитаемой. Теперь ключ – только у Кёлера. Марта сделала копию тайком. Когда этот таинственный абонент звонил ей, он уже был здесь. Если житель особняка – мог поговорить с ней и не по телефону. Если не здешний – как попал в башню, миновав лапы службы безопасности?»

115

Луч фонаря выхватывал груды полуразвалившейся мебели, сложенной у стен: спинки стульев, кресла, столы, украшенные сверху мозаикой из цветных эмалей. Половина квадратиков выщерблено то ли временем, то ли безвестными варварами. Под ногами скрипел мусор: отвалившиеся от потолка лохмотья побелки, битое стекло. Осторожные шаги Михаила терялись в топоте, издаваемом в старинных стенах каблучками молодой женщины.

Пропустил момент, когда Марта перестала разговаривать по мобильному телефону. Звериный вой, прозвучавший громче прежнего, произвел на него жуткое впечатление. Хотел повернуть обратно, но представил, как будет плутать в лестницах и дверях… «Не найти самому дороги!»

Большинство окон старинного флигеля-башни замурованы красным кирпичом. Остальные – забраны решетками, заколочены снаружи досками. Здесь множество комнат. Часть из них – проходные. Этажи соединены скрипучими деревянными лестницами. Их пролеты не следовали один за другим, а хаотично располагались в противоположных концах постройки. В темноте непросто понять, где следует искать очередные ступени.

– Да… Сейчас начнется… Конечно, уже здесь!.. Где?.. Я тебя не вижу…

116

Марта вошла в большую комнату. Луч фонаря освещал то пол с валявшимися на нем досками, покрытыми толстым слоем пыли, то красные кирпичи замурованного окна. А то – висевшую на стене раму без картины.

Михаил осторожно приблизился к стрельчатой арке. Через нее молодая женщина вошла внутрь.

В любое мгновение могла выхватить его из мрака своим фонарем. Риск – отчаянный. Но жуткое любопытство сильнее страха.

Волосы на голове начали медленно шевелиться…

117

С безумным видом Марта Кёлер ходила по зале. В правой руке зажат мобильный телефон, в левой – фонарь. Губы смыкались и размыкались, будто говорила с кем-то. Домбровский не различал слов.

На самой середине под огромной медной люстрой, в которой сохранились остатки оплывших восковых свечей, громоздился круглый стол. Поверхность покрыта толстым слоем пыли. Каждый раз, когда луч света выхватывал стол из темноты, Михаил видел: в нескольких местах серые хлопья разворошены, оттерты в стороны. Чьи-то локти взгромождались на деревянную крышку. В заброшенном зале недавно были люди!

Марта подскочила к одному из двух старинных кресел – стояли за столом друг напротив друга, – отодвинула его, села. Все произошло стремительно: луч фонаря ударил прямо на Домбровского. Высветил лицо, высовывавшуюся из арки фигуру.

Он обмер. Даже не попытался скрыться. Губы Марты зашевелились. На этот раз отчетливо разобрал:

– А, вот и вы… Каждый раз, когда вас вижу, испытываю какой-то страх. Нет, не страх, ужас. Вроде бы ничего такого в вас нет. Но…

Фонарь мигнул, стал светить ярче. Бил Домбровскому прямо в глаза. Невольно зажмурился. Странно: в эту секунду мог поклясться – Марта нисколько не удивилась, встретив его здесь. Взгляд, выражение лица – все было прежним.

Только через несколько мгновений Михаил понял: на самом деле она по какой-то причине не видит его – смотрит на человека, который стоит у него за спиной…

118

Лучи яркого летнего солнца, проникая сквозь стеклянные стены, словно покрывали все в здании аэропорта тонким слоем искрившейся позолоты. Сверкали поверхности информационных стоек, кокарды пилотов, вышедших из дверей служебных помещений, стеклянные витрины кафе, за которыми на обозрение пассажиров выставлены порции салатов, нарезанная пицца, куски тортов. Лучились золотом пивные краны с эмблемами известных марок.

День только начинался, но в здании аэропорта людно. Лица пассажиров, даже тех, кто недавно приземлился изнурительным ночным рейсом, в солнечной позолоте казались жизнерадостными, добрыми, без налета свинцовой усталости. Обладатели увесистого багажа бодро толкали перед собой тележки. Недавно приземлившиеся громко и радостно переговаривались с теми, кто их встретил. Словно все здесь прибыли на чьи-то именины и теперь радостно ожидают, когда будет подан праздничный торт.

Барон и Килин прошли сквозь автоматические двери. Оба почти не имели багажа. У Барона – небольшой саквояж наподобие тех, что в девятнадцатом веке носили доктора. У Килина на ремешке, наброшенном на плечо, – сумочка размером с три пачки сигарет.

Не говоря ни слова, не проявляя интереса к происходившему вокруг, приятели направились к залу для особо важных пассажиров. В этом аэропорту бывали сотни раз, прекрасно знали, куда идти.

Зону ожидания для избранных отделяли от мира плотно закрытые двери. Двое решительно отворили их.

Стоявшая с другой стороны симпатичная сотрудница аэропорта вежливо осведомилась, кто они, сверилась со списком – тот был у нее в руках, кивнула головой.

– По чашке кофе… – буркнул Барон, двинулся к бару.

– Саша! – раздалось сбоку.

Барон остановился, повернул голову. От компании немолодых мужчин – они походили на иностранных бизнесменов, – отделилась высокая женщина, одетая претенциозно, на грани безвкусия. Короткое, до колен платье из золотистой материи, на плечах – при том, что день обещал быть жарким, – золотистая шкурка.

Барон узнал ее, улыбнулся. Она повела плечами. Мех соскользнул вниз, к ногам. Женщина словно не замечала этого… Сотрудница вип-зала – та, что со списком в руках, – смотрела на сцену с нескрываемым любопытством.

Килин остановился. Не был знаком с этой женщиной, но циничное выражение ее лица ему не нравилось.

– Вот так удача! – громко воскликнула она, обнимая Барона. Глаза ее при этом пристально смотрели на Килина.

Чуть в стороне, держа в двух пальцах сигарету, стоял невысокий мужчина. У него странный вид: похож на растрепанного школьника, хотя по некоторым приметам – проседи в волосах, жестким складкам по краям рта – Килин догадался: ему около пятидесяти.

Он тоже внимательно смотрел на женщину и Барона.

Накануне