Текст книги "Попрыгунчики на Рублевке"

8

Двое стояли у перил лестницы. На полпути ко второму этажу. Один из них – Виктор Махмут, миллиардер. Второй – джет-сеттер Азино.

– Помни, о чем мы договорились в самом начале, – проговорил Махмут. У него было учащенное дыхание. Ноздри хищно раздувались.

– У тебя ничего не получится. Она не хочет тебя. И не даст себя осалить. – Азино отвернулся от товарища.

– Нет, я сделаю это!.. Смогу! Ты не представляешь, какое сильное возбуждение я испытываю… Улавливаю запахи, как собака. Я слышу запах человека, даже если он находится от меня в десяти метрах…

Рустам налил спиртного.

– Выпей и не мели чепухи…

– Пить не буду ни грамма. Мне нужно быть в тонусе. – Виктор криво усмехнулся. – Иначе мой талант слышать запахи притупится. Сегодня я должен овладеть ею… Единственное, на что я рассчитываю: мой талант! – Картинно раздувая ноздри кривого хищного носа, он повел им по воздуху.

– Ты сумасшедший! – Азино рассмеялся, сделал глоток коньяку. Поставил на перила большущий пузатый бокал. На самом его донышке оставалось немного темной жидкости.

Заиграла мелодия мобильного телефона. Рустам вынул из кармана «Верту», ответил на звонок.

Через несколько секунд выражение его лица изменилось. Из усталого и циничного стало тревожным.

9

– Послушай. – Голос Александра дрожал от неожиданно охватившего его сильного волнения. – Ты узнал этого человека?..

– Нет, кто это? – Николаю передалось внезапное напряжение друга.

– Алик Тоштаголов… Теперь понимаешь?..

– Ни черта! Хотя, постой… – Воздух на открытой площадке клуба «Подмосковные вечера» был насыщен запахами отличной кухни и дорогого табака. Молодой мужчина напрягал память, стараясь извлечь из нее подробности – в связи с чем он слышал эти имя и фамилию. Вдруг он все вспомнил. – Ты уверен?.. – Николай посмотрел вслед удалявшемуся господину: тот выглядел весьма вальяжно. Сейчас он шел в полуметре от декоративного белого заборчика, ограждавшего следующую беседку. В какой-то момент свет от фонаря – белого шара – ярко осветил его лицо.

– Я не мог обознаться! Это лицо… Характерная улыбка. Он приказал убить моего отца. – Барон откинулся на спинку дивана. На лбу у него внезапно выступили бисеринки пота.

10

Свет луны, лившийся с неба на отдаленный уголок сада, покрывал ветви густых кустарников и зеленый полог травы серебристым налетом, делая их сказочно красивыми. Где-то поблизости стрекотали цикады. Слепян почувствовал, что окончательно пришел в себя.

Одновременно возникла злость. Стиснул зубы. Невротик!.. Сжал руку в кулак, впился резцами в пальцы. Вот тебе!

Он ненавидел себя: смалодушничал, струсил!.. В который раз!

Жизнь подсовывала ему прекрасные шансы и неизменно в самый последний момент трусил, в панике выходил из игры, уступал другим возможность поднимать с земли золотые монеты, наслаждаться успехом.

Его манила эта компания отборных лощеных джет-сеттеров. Как стремился стать в ней своим!.. Для этого у него есть все: он молод, баснословно богат, жаждет наслаждений и не обременен никакими комплексами!..

Но вот опять – струсил, позорно бежал с поля боя, не смог поддержать общего, пусть безумного и жестокого, праздника.

Кусая собственный кулак, Слепян другой рукой отодвинул ветку шиповника, выбрался на дорожку, медленно пошел к дому.

Как огромный причудливый фонарь, особняк ярко горел всеми окнами. Мысли Слепяна приняли другой оборот. Подходя к парадному входу, больше не придавливал зубами кожу изнеженных пальцев. Дом стоял на небольшом искусственном холмике. К дверям – створки их были приотворены – вели четыре низкие ступени. Из зала доносились громкие голоса, женские взвизги. С двух сторон и над самой дверью по стене вверх поднимался густой вьюн. В добавление к нему по краю возвышенности рос подстриженный аккуратной призмой высокий кустарник. Зеленой стеной он почти полностью укрывал окна первого этажа.

В задумчивости поднявшись по ступенькам, Слепян неожиданно передумал: не стал возвращаться в залу, откуда позорно ретировался, повернул налево – вдоль дома.

Проходя мимо окон, видел лишь плотно занавешенные шторы, но вот в третьем от угла ему встретилось то, что искал, – узкая щель между двумя полосами материи. Наклонившись к ней он попытался разглядеть, что происходит в ярко освещенной зале. Чья-то тяжелая рука легла ему сзади на плечо.

Вадик вздрогнул от неожиданности. Из-за спины послышался голос:

– Не шевелись и не оборачивайся. Я – твоя смерть!

11

– Это безумие! Ты отдаешь себе отчет, что затеял?! – Домбровский хотел сказать что-то еще, но из горла вырвался лишь бессмысленный клекот. Негодование душило его.

Кёлер стоял в глубине переговорной комнаты у самого стола, держась за полированную крышку, будто опасался упасть. Взгляд полон страха. В гневных словах товарища чудилось предзнаменование ужасных бед.

– Ты подслушивал… – наконец произнес он. Самообладание возвращалось. Несколько минут назад, когда Михаил без приглашения ворвался сюда и принялся кричать, порядком струсил. Показалось вдруг – словно только что спал и во сне, как лунатик, натворил что-то невероятное. – Но как тебе это удалось?.. Я точно знаю, дверь не пропускает ни звука…

Недавно Кёлер подошел к переговорной комнате, в которой по телефону разговаривала его жена. Снаружи не было слышно ни слова. Когда отворил дверь, оказалось: жена вовсю кричала на опаздывавшего водителя.

– Выходит, ты установил где-то подслушивающее устройство!

– Ты сошел с ума. Твои слова – еще одно подтверждение. – Домбровский отошел от двери. Теперь говорил спокойнее. – Восстановить на практике крепостное право! Впервые с тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Как ты мог додуматься до такого?! Представляешь, что с тобой сделают, когда об этом узнает хоть кто-нибудь кроме меня? – Михаил опять начал заводиться. В голосе зазвучали истеричные нотки.

– Закрой дверь… – Кёлер с тревогой посмотрел в коридор.

Домбровский толкнул деревянное полотно. Клацнул язычок замка.

– Я не стремился к этому. Все произошло помимо воли… Обстоятельства сложились, – продолжал лекарственный магнат. Тон стал злым. – Послушай, если сейчас же не скажешь, куда спрятал подслушивающее устройство, позову начальника службы безопасности. Обещаю: он сильно подпортит тебе настроение…

«Если бы ты знал то, что знаю я… – вдруг подумал Михаил. – Это у тебя бы моментально испортилось настроение».

12

Игра на самом деле прекратилась едва начавшись. После неожиданного для всех бегства Слепяна участники устроили перерыв. Было решено немного «размяться» шампанским. Для улучшения «спортивного результата».

– Ты знаешь Марьяну Бонда? – спросил Виталий Елизаров Антона Шаварского.

– Не имел чести быть представленным. – Шаварский пьяно покачнулся. – Говорят, с ней трудно общаться.

– Да, в каждом появляющемся около нее новом человеке видит очередного авантюриста – нацелился через нее наложить лапу на капитал ее отца…

– Что поделаешь! Непросто быть наследницей такого состояния!

– Будущей наследницей. Видел давеча ее папашу в ресторане. Принимал водочку и уплетал закуски за обе щеки…

– Долго он не проживет. У него больное сердце. Помочь ему не может даже Лейбниц.

– Кто это?

– Знаменитый швейцарский хирург. У него своя клиника в Лозанне.

Негромко зазвучала мелодия мобильного телефона. Елизаров вытащил трубку из кармана.

– Алло…

Шаварский отвернулся и принялся смотреть на девиц, гулявших с бокалами шампанского в руках между расставленной по залу мебели.

– Это Барон! – проговорил Виталий, нажав отбой. – Они с Колей Килиным сидят в «Подмосковных вечерах».

– Зови их сюда!

– Боюсь, что сейчас ему не до наших развлечений. Утверждает, что встретил в ресторане Алика Тоштаголова. Страшно взволнован!..

13

– Что за идиотские шутки!.. Ты совсем рехнулся!.. – Слепян не мог придти в себя. – Сад, ночь… Ты считаешь, это нормально – так шутить?

– А подглядывать через окошко?.. Приличные гости так себя не ведут.

«Я твоя смерть!» оказалось частью розыгрыша. Когда голос за спиной разрешил ему повернуться, Слепян узнал Мишу Раизина – одного из тех, кто собрались в этом доме на вечеринку.

– Я только хотел узнать, что там происходит. Перед тем, как войти… Хорош я был бы, вломившись в залу в самый разгар салочек!.. – попытался оправдаться Вадик.

– Ладно, не сочиняй!.. – развязно бросил Миша. Грубо схватив Вадика за рукав, потянул от окна. – Давай отойдем, а то нас заметят.

В нескольких метрах от них в стене из ровно подстриженного кустарника был промежуток. Они прошли в него, остановились с другой стороны живой изгороди. Миша поправил и без того отлично сидевший на нем пиджак, купленный недавно в Милане.

– Можешь передо мной не оправдываться!.. – продолжил Раизин. – Я тебя прекрасно понимаю… Вижу, ты тоже все понял. – Вадик слушал не перебивая. – Может быть, у тебя даже есть ответ на главный вопрос: с кем хочет свести счеты наш дорогой хозяин праздника Рустам?.. Иначе зачем все это: игра в салочки, смертельно больная красавица… Посуди сам – что им стоило договориться?! Рустаму и этой барышне-Смерть. Если ей важно быть осаленной одним из гостей – легко могла все подстроить еще в первом раунде. Значит, она нацелена на какого-то определенного человека. Уверен, это не я. У меня с ним прекрасные отношения. Но тогда кто?.. Судя по всему – ты. Но тебе удалось разгадать вражеский план. Знаешь, что тебе скажу: эта игра со смертью… Никогда не чувствовал такого сексуального возбуждения. О черт! Кто это?!.. – в страхе взвизгнул Раизин.

14

Одно из окон небольшого дома, в котором располагался клуб «Подмосковные вечера», резко открылось. Тренькнуло стекло. Со звоном осколки посыпались вниз. Повернувшись на звук, Барон и Килин увидели: в отворенном проеме возникла человеческая фигура. Доли мгновения яркий свет, бивший из залы ресторана, освещал ее – видна белая рубашка, характерный темный галстук-бабочка, – униформа здешнего официанта. В руках человек держал большой прямоугольный предмет черного цвета.

Затем свет в зале погас. Через несколько секунд потемнели окна первого этажа. Предположить, что в системе электроснабжения произошел сбой, мешало то обстоятельство, что молочно-белые фонари под соснами по-прежнему ярко светились. На открытой площадке с беседками послышались возгласы удивления.

Ни Александр, ни Николай не произносили ни слова. Ими овладел страх.

«Вскочить! Броситься, пока не поздно, к автостоянке, к машине», – отстраненно подумал Килин. Не пошевелился. Странное любопытство захватило его. Ничего необычного, кроме разбитого стекла, погашенного света и официанта с некой вещью в руках, пока не произошло.

Из темного предмета – им оказался динамик музыкальной системы, включенной на полную мощность, – вырвались первые аккорды музыкального произведения.

Это был похоронный марш.

– Бежать поздно! – произнес килинские мысли вслух Барон.

15

«Клуб принцесс» – компания самых богатых незамужних девушек России – был тем обществом, заполучить которое в свои стены мечтал не один десяток владельцев клубов и дорогих баров, директоров по маркетингу бутиков и домов моды.

Впрочем, эти девять барышень – они составляли костяк маленького сообщества избранных – отчего-то каждый раз принимались отчаянно протестовать, когда кто-нибудь в глаза называл их «клубом принцесс». Злые языки при этом поговаривали у них за спиной, что на самом деле им очень нравится подобное величание…

Бар «Макс Тавурин» еще восемь месяцев назад был магазином средств самозащиты: небритые продавцы-мужчины по просьбе покупателей снимали с кронштейнов на стене пневматические винтовки – копии знаменитых «винчестеров», газовые «вальтеры» и короткие тупорылые дубинки электрошока. За небольшую плату можно было купить баллончик с перечным газом или блестящий никелем полицейский свисток.

Отчего-то торговля заглохла. Магазин съехал, вывеску убрали. На стене над закрытой дверью остался лишь ее квадратный след. Обшарпанный фасад старого дома своей убогостью выбивался из ряда отлично отреставрированных домов извилистого переулка в самом центре Москвы.

Все начало меняться после того, как у тротуара, вымощенного аккуратной плиткой, остановился непривычных очертаний автомобиль – белый лимузин, стилизованный под ретрокар двадцатых годов прошлого века. Из него вылез странный человек в маечке собственного дизайна – Макс Тавурин. На людях он появлялся нечасто, но каждый раз его выходы в свет были организованы с помпезной роскошью и дарили хроникерам массу необыкновенных подробностей. Дизайнер и модельер сорил деньгами с таким ожесточением, что люди вдумчивые, привыкшие при виде какого-то явления задаваться вопросом – а как оно действует, – не могли ничего понять: собственный одежный бренд Тавурина хоть и развивался достаточно успешно, но все же не мог обеспечить его столь значительными доходами.

Вскоре после появления в переулке белого ретролимузина, развивавшего скорость до двухсот пятидесяти километров в час, в здании – фасад, разумеется, был приведен в порядок – разместился монобрендовый бутик «Макс Тавурин». А еще через некоторое время девушки «клуба принцесс» получили приглашение на открытие в том же доме одноименного бара.

Вывеска «Макс Тавурин» висела аккурат на том же месте, где прежде находилось непритязательное название оружейного салона…

Диджей Соланг – по слухам, друг детства Тавурина, – пытаясь разогреть гостей, играл свои сеты в полупустом зале. Идеология бара не была построена на элитарности или закрытости, но на день его рождения было приглашено мало народу.

Три красивые девушки из «клуба принцесс» сидели за столиком и беседовали…

– Ты знаешь: повар, которого он нанял, раньше готовил на яхте Била Гейтса. Говорят, живет вместе с ним у него дома в Барвихе… – проговорила Марьяна Бонда. Она была дочерью человека, чье имя недавно прошлось по всем телеканалам: выкупил на аукционе Сотбис, передал в дар музею западного искусства имени Пушкина коллекцию картин классика европейской живописи – стоила много миллионов долларов.

– Кто, повар или Бил Гейтс? – спросила Анна.

– Повар, конечно же!.. – воскликнула Бонда.

– Послушайте, что я вам скажу. Только никому ни слова… Я узнала такую тайну, за которую… – Третья девушка, Алиса, задумалась и принялась водить пальцем по пригласительному билету. – В общем, кому надо, может за нее даже убить…

16

Дом известной писательницы Теодоры Боккум – по паспорту Тамары Бокуняевой – выстроен в наименее людном месте в окрестностях Рублево-Успенского шоссе. Отходящая от него длинная и узкая асфальтированная дорога около километра петляет между чужими заборами, стоящими впритык к кюветам. Зигзаги и крутые повороты, которые выделывает лента «домашнего», как называет его Боккум, шоссе – предмет ее особой гордости.

Тамаре, обожавшей атмосферу старинных замков, дорога казалась чрезвычайно романтичной. Именно такие в ее представлении вели к расположенным на вершине горы рыцарским гнездам.

До поворота на «домашнее шоссе» Тамара долетела на приличной скорости. Уже поздно. Порой и в эти часы на Рублевке – значительный поток машин. Но сегодняшний день оказался приятным исключением.

Поворот Боккум преодолела в спортивном стиле. Так она сама определяла эту свою нынешнюю манеру езды. Стекло новенькой «Ауди» возле водительского места было до половины опущено. Истошный визг шин, которые оставляли на асфальте частички резины, наполнил салон.

После первого поворота Тамара еще сильнее надавила на газ: предстоял последний короткий участочек, который можно пройти на хорошей скорости. «Ауди», купленная ровно шестнадцать дней тому назад в салоне официального дилера на западе Москвы, откликнулась моментально. Мотор заурчал как-то особенно приятно для слуха. Писательницу придавило к спинке сиденья. Вокруг – темнота. Из-за глухих высоченных заборов не проникает ни лучика света. Казалось, жизнь в этих местах отсутствовала. Хотя Боккум была уверена – на участках стоят залитые светом особняки.

Ксеноновые фары автомобиля пробивали лучами густые клубы мрака. Руки застыли на удобном руле: шоссе – прямое. Она еще ускорила автомобиль, тут же отпустила педаль. Показалось – машину едва заметно качнуло. Писательница начала притормаживать.

Дальше следовал отрезок пути, на котором она не решалась гонять: повороты слишком круты, освещения нет, кюветы начинаются там же, где заканчивается асфальт. А для того чтобы разъехаться со встречной машиной, надо до предела прижаться вправо.

Вот и поворот. Новенький автомобиль легко вписался в него. Фары выхватывали короткую дугу асфальта, уходившую за следующий поворот. Машинально Теодора взглянула в зеркало. От ужаса едва не выпустила руль. Все мысли в голове перемешались. Импульсы раздирали ее сознание: резко затормозить, нажать на газ, вывернуть руль, позвонить по мобильному… Это была паника.

17

– Я пьян, друзья!.. Слишком увлекся ликером… Кто бы мог подумать: от какого-то ликера может так развезти! Правда, днем выпил коньяк. Но он уже выветрился… Извините, я невольно подслушал, о чем вы говорили. – Неожиданно выбравшийся из-за дерева человек шатался. При этом речь его была осмысленной и гладкой. Сделав несколько шагов и в очередной раз покачнувшись, был вынужден схватиться за ствол другого дерева. – Мне стало плохо, вышел проветриться… Думал, вы засекли, как пугал кузнечиков!.. Чудесная ночь! Послушайте меня…

Миша Раизин и Вадик Слепян ошалело взирали на испугавшего их молодого мужчину в атласной навыпуск рубашке с длинными рукавами и широченными манжетами. Ткань поблескивала в звездном свете багряным пурпуром. Тускло отражали космические лучи и надетые на нем лаковые штиблеты с носами, острыми, как иглы.

Из-под левой манжеты едва выглядывал массивный золотой хронометр.

Трое мужчин стояли на траве под сплетавшимися кронами раскидистых вишневых деревьев. Лившийся из окон особняка яркий свет проникал сюда ослабленным, застревая в густом и высоком кустарнике.

– Дайте огня! – Сильно пьяный мужчина – это был Антон Шаварский, сын второго человека в «Рособоронэкспорте» – вынул из карманчика атласной рубашки тоненькую сигариллу. Она была темно-коричневого цвета и с марочным ободком из золотой бумаги.

Раизин чиркнул зажигалкой.

Прикурив, Шаварский продолжил разглагольствовать:

– Все, что вы здесь болтали, – ерунда. Рустам не собирается никому мстить. Как вам могла прийти в голову такая ахинея!.. Все, что сегодня происходит, – просто розыгрыш, шутка.

– Если это шутка, почему до начала игры мы все дали разрешение охране обыскать нас, изъять… – Слепян отчего-то стыдливо замялся, подбирая слова, – все средства предохранения от опасных болезней? Мы – как гладиаторы. На потеху публике обязаны драться с разъяренными зверями в одной набедренной повязке? – уверенно и с вызовом закончил он.

– Задумано специально! Необходимо ощущение всамделишности. Иначе не будет чувства опасности, а значит, и возбуждения, – беспечно проговорил Шаварский, выпуская изо рта длинную струю сигарного дыма. – Уверяю, в конце вечера Рустам объяснит, что игра велась понарошку. Так и не трусьте!.. Не выдавайте меня. Пойдемте в дом. Мне уже легче. Невежливо разбредаться по саду в кульминационный момент.

– Чует мое сердце, кончится вечер чем-то очень плохим, – неожиданно для самого себя мрачно заявил Слепян. У него засосало под ложечкой, но он твердо решил: какой бы ни была развязка – до самого конца не даст одолеть себя панике.

18

– Я же тебе сказал… Он появился здесь не случайно!.. Будьте добры… – Подняв руку, Барон поманил проходившего мимо их беседки официанта.

– Он?.. Кто? – Не мигая Николай Килин смотрел, как быстро двигавшийся официант сначала не остановился, потом замер, как голодная собака, услышавшая, что ее позвали, обернулся. Торопливо подошел.

– Алик Тоштаголов…

– Слушаю вас, – странным голосом проговорил официант. Вытащил из кармана блокнотик с маленькими ярко белевшими квадратными листочками, карандашик.

– Принесите бутылку «Шато Сен-Эмильон Шеваль Бланк» урожая девяностого года.

В винной карте клуба «Подмосковные вечера» «Шато Шеваль Бланк» находилось на страничке коллекционных вин. Даже здесь, на Рублевке, изобиловавшей особняками и богатыми клиентами, такое заказывал не каждый посетитель. Самое дешевое коллекционное вино стоило больше пятисот долларов за бутылку.

Барон выбрал самое дорогое – под тысячу шестьсот условных единиц.

Официант кивнул головой, сделал пометку в блокнотике.

– Почему играет эта музыка?! Похоронный марш? – В голосе Килина звучал неприкрытый страх.

– Простите, что беру на себя смелость, – проговорил официант, не отвечая на вопрос. – С вами хочет пообщаться одна молодая женщина.

Барон и Килин не произносили ни слова.

Официант продолжил:

– Случай чрезвычайный. Боюсь, вам все равно не избежать разговора. – У него было странное лицо. – Можно ей… – Он замялся. – Через минуту она будет у вашего столика.

Не дожидаясь ответа и так и не ответив на вопрос Николая, он ушел. От соседних беседок доносились удивленные вскрики. Гости в них подзывали официантов. Все были встревожены жуткой музыкой.