Книга: Номах. Искры большого пожара - Игорь Малышев

Удивительный роман(?), где все персонажи - УРОДЫ, люди, которые давно стали нелюдьми. Симпатий нет ни к кому (два крошечных персонажика - бабка, потерявшая всю семью и дом, поручик, пишущий любимой жене мерзкое письмо перед казнью, чтобы она не страдала о нём - два крошечных исключения), кроме животных. Все одинаково омерзительны - белые, красные,анархисты, петлюровцы, крестьянство, рабочие... Книга начинается рубкой человека в кровавую кашу, описанной слишком подробно, и не надо надеяться, что это самое страшное. Далее по тексту идут настолько изощрённые пытки и убийства, что Де Сад, думаю, вращается в гробу с такой скоростью, что внешне остаётся неподвижным.

Я понимаю, что история есть история, и были в ней страшные кровавые страницы, и есть, и будут. Я говорю сейчас о том, что совсем не обязательно с таким смаком это мусолить. Напоминает "Страсти Христовы" Мела Гибсона, где фразу Евангелия "бив, предал на распятие" растянули самым садистским образом на полтора часа. Есть же Борис Васильев, над которым рыдаешь безо всякого "красного киселя" из людей. И есть Малышев, книга которого поможет выдержать самую строгую диету, так как чаёк за ней пить совсем не тянет, и аппетит отшибает надолго.

Отдельного упоминания не могут избежать описания природы. Они великолепны. Просто, не по-пришвински, невероятно живо выписывает автор шум разнотравья, плеск реки, соловья и лошадь, за коротенький абзац вокруг читателя успевают встать летняя степь, затрещать морозец, зашуршать пшеничное поле и загалдеть чайки над крымским пляжем. Под конец и это начинает вызывать раздражение, потому что уже знаешь - сейчас подо льдом будут голые мертвецы, а степь устелится ковром из трупов, от лица которых нам будут показывать смерть.

Грязь, насилие, смерть, дети-звери, садизм, пытки выше человеческих сил. Только одно в этой книге и радует - когда очередную мразь подрывает гранатой другая, такая же.

Зачем я "кололась, плакала, но жрала кактус"? Сначала думала, что не так всё будет тошно, а потом стало жаль потерянного времени, как ни смешно.

Обычно на обложках помещают отрывки из рецензий, все они, как правило, восхваляют книгу, автора и обещают читателю райское блаженство при прочтении. И ничего из этого, тоже как правило, не сбывается. Никто и внимания не обращает. Так вот, я подписываюсь под всеми хвалебными оценками на обложке: да, «новый большой писатель с широким художественным воображением», «яркая и ужасающая поэзия братоубийства», «роман страшный, яростный и сверкающий». Всё правда, ни грана проплаченного славословия.

Роман Игоря Малышева «Номах» можно формально отнести к рассказу о махновщине и её атамане – кровавом Несторе Махно. Но вряд ли найдётся современный читатель, который вздумает отнестись к художественному вымыслу как к историческому исследованию. Писатель подчёркнуто не соблюдает даты и факты, выстраивая потрясающую конструкцию книги. Его задача состоит не в рассказе о махновщине, её деяниях и идеологии, а в представлении читателю ЛИКА гражданской войны как таковой. Войны, где брат на брата, где нет правых и виноватых, где вообще отсутствует понятие «хорошо» и «плохо». Войны, у которой не может быть победного конца, а когда она всё-таки заканчивается, то победителем оказывается главный палач:

«Миром правят убийцы. Ленин – убийца, Номах – убийца, Корнилов, Троцкий, атаман Григорьев – все они убийцы. Они действуют, ломают мир о колено и не знают колебаний. … Сомнения убивают власть».

Действие романа охватывает закат гражданской войны – годы 1920-1921. Нестор Номах (анаграмма имени Махно, использованная Сергеем Есениным в его поэме «Страна негодяев») – один из главных героев. Его окружают единомышленники, это вполне реальные личности – Щусь, Каретников, Аршинов, Лев Задов. Другой важный герой романа – поэт Сергей Сенин (читай Есенин, создатель одноименного персонажа), который бросает прогнившую «окомиссаренную» Москву и перебирается в махновскую вольницу, дабы испить свободы и поделиться ею с крестьянством. Третий очень важный герой – контуженный («конпуженый») махновец Соловьёв со спасённой Пёской за пазухой, бродящий юродивым по степным просторам махновской республики и сочиняющий немного корявые, но исполненные силой провидения стихи о том, что он видит внутренним оком. Вот треугольник, вокруг которого достраивается картина страшного мира гражданской войны.

Весь текст состоит из коротких глав (всего их 138, специально посчитала). Они хаотичны по времени и пространству и мечутся от одного персонажа к другому, от одного события до другого, иногда предшествующего уже описанному. Часть из них – это сны Номаха о свободном мире, который будет построен в результате его победы. С каждой главой всё глубже погружаешься в страшную трясину правды о войне, пока не понимаешь, что ты давно уже затянут ею по самое не могу. Книга берёт постепенно – от ленивых позывов «а не бросить ли» до «Боже, какая книга!». Когда происходит перелом, сказать не могу, не заметила. Когда заметила, была уже там с головой и сердцем.

Есть главы, не имеющие связи ни с какой другой, своеобразные произведения в произведении (например, «Ангел», «Дом старой Параски», «Родинка», «Вдоль берега моря»). Но, как и положено у хорошего писателя, всё лыко в строку, всё в общую копилочку. Бусинка к бусинке нанизывается один страшный рассказ на другой, открывая потрясающую в своей жути картину гражданской войны, которую сумел передать, пожалуй, только Сальвадор Дали своим полотном «Предчувствие гражданской войны», где тело разрывает самоё себя.

В книге нет спасителей Отечества – ни красные в советской традиции, ни белые – в современной, ни зелёные/жёлтые/прочие – в анархистской,– не лучше друг друга, всех надо бояться, ото всех терпеть: «Не остаётся нам, похоже, ничего другого, как идти через весь этот ужас и хранить веру в то, что счастье возможно только так, больше ничего». «Только так» — это означает топить всё в крови, не жалея ни своих, ни чужих, которых в гражданской войне быть не может по определению. Поэтому не жалко никого.

Кроме детей. Не потому что они страдают – все страдают. И не потому что они страдают безвинно – безвинно страдают все. А потому что слишком предметно учатся тому, что можно всё. Почти в начале книги сошлись в своеобразном поединке Соловьёв и деревенский мальчишка, который за околицей деревни хотел отнять у конпуженного его Пёску, чтобы утопить:

«Они стояли и смотрели друг на друга, человек, не понаслышке знающий, что такое смерть, и человек, неожиданно понявший, что можно убивать. … Ребёнок лучился новыми, неизвестными доселе чувствами «я могу сделать с ним всё, что захочу!» читалось в детских глазах. «Всё! Я сам! Один! Я могу всё! Всё! Свобода!» … Кровь билась в его груди, шумела в ушах. Он понял, что может даже убить этого человека. Легко, свободно, без сожаления и глупых сомнений. «Всё можно, всё!» — шептал он сам себе. И Соловьёв вдруг понял, что это «всё можно» пацан пронесёт теперь с собой через всю жизнь, и ему отчего-то стало не по себе. … Мальчик шёл, не оборачиваясь, но по всему было видно, что возвращается он теперь совсем не в ту деревню, из которой ушёл».

«Сердце вскормлено хлебом фантазий, и жестокость отныне в крови; вкус насилья, вражды, безобразий притягательней пресной любви».

Эти строки принадлежат ирландскому поэту Уильяму Йейтсу, автору «Размышлений по поводу гражданской войны». Что ж, видно, у всех гражданских войн общие законы…

И ещё одно, что делает эту книгу: язык. Боже мой, как давно я не встречалась с тобой, великий и могучий! Как тебя только не коверкали и не издевались над тобой и читателями, утверждая, что теперь так принято, без этого никак. А вот как! Игорь Малышев написал блестящую книгу не в малой степени благодаря блестящему владению русским языком. Нет, это не стиль Тургенева и Толстого, тот язык принадлежит веку XIX и должен там оставаться. Это сильный, точный, образный язык XXI века, без сленга, ненормативной лексики и мёртворождённых неологизмов. Писатель с высшим техническим образованием блестяще даёт урок выпускникам литературных университетов. Лишнее доказательство, что на писателя выучить нельзя. Им нужно родиться, а дальше учиться самому, в том числе и у нашей великой литературы, вечная ей память.

После «Номаха» ком в горле. Пробовала взять в руки другую русскоязычную книгу и задохнулась – не хватает языка, всё пресно, плоско, бесцветно. Поскольку не читать не могу (физически не могу. Я как мокрец в «Гадких лебедях» Стругацких: если мне не давать читать, я умру от голода), то пришлось переключиться на переводные детективы. Надеюсь, что временно.

Впечатление. Произведение состоит из массы эпизодов, которые при более добросовестной доработке можно было воплотить в роман. Манера подачи похожа на Шолоховскую: умело заимствована. Многие в отзывах пеняют автору на излишнюю «увлечённость» кровавыми сценами как в армии Номаха, так и у белых, и красных. Мне этого не показалось. Так было и почему об этом не рассказать.

Написано очень хорошо. В эпизодах законченность и своеобразная поэтичность. Нестор показан и как романтик, и как достаточно образованный человек. Забота о крестьянах у него искренняя, без всякой жажды власти. Но и крутой нрав тоже продемонстрирован во всей ужасающей ненависти к врагу.

Не понравилось одно – многочисленные сны Номаха. Откровенно говоря, я их пролистывал.

Не пожалел, что прочитал эту книгу. С чем столкнёшься, читатель, я предупредил.

Что мы знаем о Махно? "Анархия - мать порядка", "Любо, братцы, любо..."; "Тишина. И мертвые с косами стоят"; "Поле гуляй, пламя пылай, револьвер, давай стреляй"; "Белые придут- грабят, красные придут - грабят; зеленые придут - тоже грабят" Еще? Закопанный живьем в землю красноармеец из фильма "Бумбараш". Еще? А больше ничего. Даже "Эта страна" Фигля-Мигля, выдвинутая в нынешнем году на престижную литературную премию, пестря, если не в каждом абзаце, то на каждой странице, словами "анархист", "анархия" - о Несторе Махно не упоминает. О Кропоткине много, Махно как и не было. Что, настолько неинтересен?

Скорее неоднозначен. Мир, точно знающий, как следует реагировать на ту или иную историческую личность, событие, явление - никак не может определиться уже сто лет в отношении Нестора Ивановича. Который был тем и другим, и третьим (случается, что одного человека слишком много, неудобно много). Не особенно задумывалась до одного сетевого разговора: - А вам не кажется, что Малышев утянул "Номаха" у Сергея Александровича? - Мне кажется, что "Номах" - это один большой оммаж Сергею Александровичу.

Спрашиваю Вику о двух вещах (потому что значения слова "оммаж" не знала - это клятва в вассальной верности, если кто тоже не знал); нахожу "Страну негодяев" Есенина, читаю. Скорее нравится, чем нет. И анаграмма совершенно прозрачная, даже странно становится, как это, встретив "Номаха" среди названий номинантов на "Большую книгу", не догадалась, что речь пойдет о Махно. Глуповатое удивление, но такая у этого человека харизма. Он очень скоро передавливает, переламывает отношение к себе любого, кто проявит минимальный интерес: от индиферентности к приязни или неприязни.

Кем был Махно? Крестьянский сын, с пятнадцати лет работал на чугунолитейном заводе, сошелся с группой Крестьянских анархистов-коммунистов; боевик (угу, как Сталин); в 1910 приговорен к расстрелу. замененному пожизненной каторгой; в тюрьме знакомится с анархистом Аршиновым. который будет преподавать ему математику, историю, литературу, а после станет идеологом, политруком его армии. Но до этого еще далеко, прежде много всего случится. Освобождение после Февральской революции, красное командирство после Октябрьской; партизанская война против Петлюры и Деникина; награждение орденом Красного Знамени за номером 4, которое потом объявят небывшим.

Совершенно особый стиль ведения боевых действий, сочетающий приемы партизанской войны с действиями регулярных войск. Невероятная изобретательность, артистизм, маскировка, поставленная на поток, как средство дезориентировать врага. Стремительные перемещения, наненсение точечных ударов, затем отступление, чтобы тотчас появиться и нанести удар в другом месте. Звериная жестокость, которой никто не избег в Гражданской. Борьба с продотрядами (напомнить, с чего начался голод 21 года?). Серьезная помощь Красной Армии в борьбе с Петлюрой, Деникиным, Врангелем. Участие в Крымской операции на стороне красных, после победы от неудобного союзника решено было избавиться, остатки армии Махно разгромлены, он эмигрирует. Умер в 33 от костного туберкулеза в парижской больнице для бедных.

Итак. о чем "Номах"? Это роман-апокриф из многих, не связанных ничем, кроме личности героя, новелл. Да в большинстве и он не фигурирует напрямую, присутствует фоном, подсвечивает харизмой. И это наиболее органичная, в данных обстоятельствах, форма. Не забывайте, мы говорим о том, к кому время не определилось с однозначным отношением: был орден или не было; бандит, а воевал за Революцию; никогда не участвовал в еврейских погромах на Украине, которая ими "славна"; но Украина - предмет нынче одновременно скользкий и взрывоопасный, как сало с тротиловой начинкой - геополитика всегда рулит. Как же вы хотите, чтобы взял престижную премию?

Хотя, справедливости ради, с кропотливой дотошностью, масштабностью, ритмом и драйвом "Ленина" Льва Данилкина "Номаху" не тягаться. И пронзительная история судьбы подростка, вписанной в судьбу района-города-республики-страны-мира "Брежнева" трогает глубже, будит многие ассоциации, дает эффект погружения, которым так силен Шамиль Идиатуллин. "Катаева" не читала, судить о книге не могу. Однако "Номах" ярок, поэтичен, написан роскошным русским языком, приводящим на память одновременно Гоголя и красного графа Толстого. Такое вот сочетание. Это прекрасная книга. Спасибо и земной поклон Игорю Малышеву, который возвращает нам нашу историю. Ах да, песню "Любо, братцы, любо", по некоторым сведениям, сам Нестор Махно написал.