Текст книги "100 великих афер"

Секретные дневники Гитлера

…По мнению издателей западногерманского еженедельника «Штерн», это была «самая большая журналистская удача за послевоенный период». 25 апреля 1983 года журнал напечатал на 42 страницах выдержки из неизвестных дневников Гитлера, проиллюстрировав отрывками из оригинала. За первой публикацией в течение 18 месяцев должны были последовать еще 28. Самое удивительное, что ни соратники Гитлера, ни историки, изучавшие эту эпоху, не знали, что, начиная с 1932 года, фюрер вел дневник, причем последние записи сделаны им за две недели до смерти. Дневники обнаружил репортер Герд Хайдеман.

На пресс-конференции в Гамбурге шеф-редактор журнала «Штерн» Петер Кох заявил: «История Германии должна быть частично переписана». Его поддержал Харппрехт из «FAZ»: «Один из подчиненных сказал мне, что на страницах дневника он впервые встретил человека Адольфа Гитлера. То есть обыкновенного немца, такого же как мы, одного из нас. Мои чувства были немного иными. Когда я читал дневники, меня охватывал холодный восторг. Я понимал, что передо мной – документ, имеющий невероятное значение для мировой истории».

Первые экспертизы дневников проводили служащие бундесархива и криминалисты из Кобленца. Они пришли к заключению, что дневники подлинные. Знаменитый британский историк Хью Тревор-Ропер провозгласил: «Это невероятно ценная историческая находка и самая большая сенсация со времен Уотергейта».

В тексте дневников не было сногсшибательных откровений. Скорее наоборот (и это повышало доверие к ним) – мемуары Гитлера лишь иллюстрировали предположения или утверждения, уже высказанные историками. Хотя определенные разночтения встречались: фюрер, например, писал, что ничего не знал о подготовке «хрустальной ночи». Несколько строк Гитлер посвятил любовнице Браун: «Еве пришлось много выстрадать. Как мне сообщили тридцатого врачи, у нее была ложная беременность. Ева, однако, думает, что ей сделали аборт. Именно сейчас, когда у меня совершенно нет времени, а она так нуждается в моей поддержке, я должен оставить ее одну…»

Лондонский еженедельник «Санди таймс» заплатил 400 тыс. долларов за право публикации дневников в Великобритании и странах Содружества; уникальным документом заинтересовались французский «Пари матч» и итальянская «Панорама». Американский журнал «Ньюсуик» отвел дневникам Гитлера 13 страниц с анонсом на обложке, однако его издатели воздержались от приобретения прав на публикацию дневников в США. Во-первых, их не устраивали планы «Штерна» печатать рукопись частями в течение восемнадцати месяцев, во-вторых, они хотели получить «более авторитетное заключение относительно подлинности» дневников.

После публикации «Штерна» мир разделился на два лагеря. Одни ученые не сомневались в подлинности дневников. Скептически настроенные историки Эберхард Йекель и Дэвид Ирвинг недоумевали, каким образом Гитлеру удавалось в течение длительного времени скрывать дневники от помощников, слуг и адъютантов. К тому же Гитлер почти все свои письма диктовал секретарю, а сам писал карандашом. С января 1943 года Гитлер страдал тяжелым нервным заболеванием, у него дрожали руки, поэтому фюрер не мог писать разборчиво. На пресс-конференции в Гамбурге англичанин Ирвинг поинтересовался, проводилось ли химическое исследование чернил, чтобы определить возраст документов? Ответ был отрицательным.

Британский ученый Тревор-Ропер, еще недавно восхищавшийся находкой, уже не был столь категоричен. Он заявил, что часть обнаруженных документов, возможно, фальшивка, а затем пошел еще дальше – дневники надо считать подделкой, «пока не будет доказано обратное».

Вскоре в спор включились немецкие историки, и один из них обвинил журнал «Штерн» в том, что его беспокоит лишь увеличение тиража. С этим утверждением было трудно поспорить: тираж еженедельника, составлявший 1,87 миллиона, после первой же публикации дневников увеличился на 300 тысяч экземпляров.

Через неделю «Штерн» опубликовал отрывки из дневников Гитлера, посвященные побегу Гесса. Конкурирующее издание «Шпигель» откликнулось материалом с броским заголовком: «Дневники Гитлера – находка или подделка?», но убедительных фактов, опровергающих подлинность дневников, приведено не было.

Неожиданно изменил свое мнение Дэвид Ирвинг. Репортер Хайдеман сообщил ему по телефону, что в последних тетрадках почерк Гитлера стал прыгающим и менее разборчивым, а в тексте встречаются жалобы на боль, которую причиняет Гитлеру работа над дневниками. Но главное, содержание дневников во многом (например, в отношении Гитлера к еврейскому вопросу) подтверждало выводы, сделанные Ирвингом в книге «Война Гитлера». Влиятельная «Таймс» тут же оповестила читателей: «Ирвинг считает дневники настоящими!». Позже историк будет говорить, что он первым назвал дневники Гитлера фальшивкой. «И последним, кто признал их подлинность», – язвительно добавляли журналисты.

Тем временем специалист-почерковед, привлеченный изданием «Ньюсуик», изучил две тетрадки Гитлера, привезенных «Штерном» в Нью-Йорк на экспертизу. «Это не просто подделка, это еще и плохая подделка», – заключил он.

В Германии ученые определили, что не только бумага дневников, но и чернила, клей в переплетах и искусственная кожа обложек относились к послевоенному периоду. При химическом анализе бумаги в ее составе был обнаружен отбеливатель, который начали применять при производстве бумаги лишь в 1955 году. Ганс Бомс, глава немецкого Федерального архива, объявил дневники примитивной подделкой. Петер Кох подал в отставку; издатель «Штерна» Генри Наннен признал: «Нам есть за что стыдиться».

Один из главных виновников скандала репортер Герд Хайдеман более тридцати лет проработал в «Штерне». Ему поручались самые опасные и скандальные расследования. Со временем Хайдеман увлекся историей нацизма. Он продал свой дом в Гамбурге, купил яхту, некогда принадлежавшую Герману Герингу. Среди приятелей журналиста числилось немало бывших нацистов. Они-то и свели его с Конрадом Куяу (он же Фишер), торговавшим в Штутгарте фашистской символикой.

В начале 1981 года Куяу сообщил Хайдеману, что его брат, офицер восточногерманской армии, переправил на Запад личные дневники Гитлера и теперь ищет покупателя. Как они к нему попали? Дневники вместе с другими ценностями фюрера в конце апреля 1945 года пытались перевезти из Берлина на виллу Гитлера в Берхтесгадене в баварских Альпах. Однако по пути транспортный самолет был сбит недалеко от Дрездена. Местный крестьянин припрятал у себя часть груза, в том числе и тетрадки фюрера.

Хайдеман отправился в ГДР, где нашел немало фактов, подтверждающих историю Куяу. Журналисту даже показали железный ящик, найденный на месте катастрофы. Хайдеман навел справки у бывшего эсэсовца Клаппера, и тот подтвердил, что дневники действительно существовали. Хайдеман убедил издателей «Штерна» заплатить за 62 тетрадки в обложках из искусственной кожи 9,3 млн марок, причем 1,5 млн марок выторговал себе за посредничество. Издателей можно понять: публикация сенсационных документов не только поднимала престиж журнала, но и обещала хорошую прибыль.

«Я возил деньги в пластиковом пакете, каждый раз около миллиона, встречался с ним в условленном месте на автостраде, – рассказывал Хайдеман. – Куяу звонил мне из Штутгарта в Гамбург и просил доставить деньги за три тетради дневника, но каждый раз отдавал только одну, заявляя, что остальные находятся в еще нераспечатанном контейнере с пианино в городке Лебау, где на фабрике музыкальных инструментов столь необычно запрятаны в интересах максимальной сохранности. Я злился, поскольку опасался каждый раз разъезжать с миллионами, но все оставалось по-прежнему. Видимо, он просто не успевал изготавливать фальшивки».

И вот 6 мая 1983 года произошло окончательное разоблачение фальшивки. Через неделю Конрад Куяу сам явился в полицейский участок и честно обо всем рассказал, причем Хайдемана он назвал своим сообщником, в то время как уволенный из «Штерна» журналист утверждал, что сам стал жертвой обмана.

Конрад Куяу обладал редким талантом копииста. Дневники Гитлера отнюдь не являлись дебютом фальсификатора на поприще «нацистского антиквариата»: он и прежде сбывал поддельные реликвии Третьего рейха. Среди его творений – акварели, подписанные Гитлером, рукопись «Майн Кампф». Как зaявил Kуяу, подпись фюрера он ставил тaк же быстро, как свою собственную. Даже письма из тюрьмы после ареста он писал рукой фюрера. В 1980 году Эберхард Йекель издал академический труд «Все рукописи Гитлера. 1905–1924». После ареста Куяу выяснилось, что это собрание содержало не менее 76 сфальсифицированных им документов!

Над дневниками фюрера Конрад Куяу корпел более двух лет. Изначально фальсификатор хотел ограничиться 27 дневниками, но большие деньги, вырученные за первые дневники, привели его к мысли расширить производство. Тетради он покупал на складе канцтоваров. Для того чтобы состарить бумагу, опускал ее в чайную заварку, а потом проглаживал утюгом.

Материал он черпал из открытых источников, в частности многое позаимствовал из книги Макса Домаруса «Гитлер: речи и заявления. 1932–1945», изданной в 1962 году. Слепое копирование приводило к ошибкам. К примеру, Куяу писал от имени Гитлера «получил телеграмму от генерала фон Эппа», на самом деле телеграмму была отправлена Гитлером. И все-таки, несмотря на досадные огрехи, дневники выглядели вполне достоверно. Подлинность почерка и стиля дневников подтвердили эксперты из ведомства по уголовным делам земли Рейнланд-Пфальц, которые, как выяснилось, сравнивали «дневники» с рукописными документами, тоже сфабрикованными мошенником.

Обложка журнала «Штерн» с сообщением об обнаруженных дневниках

После длительного судебного разбирательства, Хайдеман был приговорен к 4 годам и 9 месяцам лишения свободы. Обвинение пришло к заключению, что из 9,3 миллиона марок, выделенных на оплату подделки, он положил в свой карман 6,9 миллиона. Яхта Геринга была продана на аукционе – в счет погашения долгов. Ее купил богатый египтянин. Конрад Куяу активно сотрудничал со следствием и суд приговорил его к 4 годам и 6 месяцам тюрьмы. Самой суровой критике судья подверг руководство «Штерна». В погоне за сенсацией издатели не провели тщательной экспертизы дневников и в результате понесли не только материальные, но и моральные потери.

Через два года Куяу вышел на свободу – у него был обнаружен рак гортани. Он решил зарабатывать на жизнь… подделками. Стены его скромной галереи в Штутгарте украшали полотна Рембрандта, Ренуара, ван Гога, Дега, Пикассо, Дали и других мастеров. И только невысокие цены выдавали секрет – это были имитации. Для того чтобы соблюсти юридические формальности, Конрад Куяу ставил на оборотной стороне холста штамп: «Подлинная подделка, выполненная Конрадом Куяу». Насколько успешным был этот бизнес, можно судить хотя бы по тому факту, что на рынке появились подделки под Куяу. Мистификатор скончался от рака в сентябре 2000 году в возрасте 62 лет.

«Хлопковое» дело

В 1986 году Советский Союз жил в предчувствии перемен. Перестройка была в самом разгаре, руководил страной Михаил Горбачев. На XXVII съезде Коммунистической партии генеральный секретарь объявил курс на демократизацию общества и ускорение социально-экономического развития. На съезде впервые прозвучал термин «рашидовщина», ставший синонимом взяточничества, феодализма, клановости. Делегаты от Узбекистана, будто соревнуясь, докладывали о преступной роли своего вчерашнего кумира – первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Шарафа Рашидова.

Пройдет год или два, и многих из тех, кто с трибуны съезда говорил о рашидовщине и необходимости борьбы с коррупцией, сами окажутся под следствием. А «хлопковое» дело бумерангом ударит по партии и нанесет ей смертельный удар.

Что же на самом деле происходило в Узбекистане? Каков был механизм колоссальной махинации, ускорившей развал СССР? Кто раскрыл эту аферу?

Проблемы, связанные с хищениями и взяточничеством в Узбекистане, возникли в середине семидесятых, когда о хлопке речь еще не шла. Первое уголовное дело, связанное со взяточничеством высокопоставленных должностных лиц, прокуратура возбудила в 1975 году: к уголовной ответственности привлекли председателя Президиума Верховного Совета республики и председателя Верховного суда Узбекистана. Вышли на председателя Совета национальностей Верховного Совета СССР Ядгар Насриддинову. Следствию удалось собрать достаточно серьезные материалы о получении Ядгар взяток, но в самый последний момент из-за вмешательства Брежнева расследование притормозили.

В 1979 году было открыто еще несколько дел. В одном (по обвинению цеховиков объединения «Гузал») фигурировали левые подпольные цеха, в другом, возникшем параллельно, обвинение предъявили начальнику ОБХСС Бухарской области Музаффарову и председателю облпотребсоюза Кудратову. Расследование этого дела поручили старшему следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Тельману Гдляну, который выехал в Бухару. От Музаффарова ниточки мздоимства потянулись на самый верх, к «отцу нации» Шарафу Рашидову, почти четверть века возглавлявшему ЦК компартии Узбекистана.

Можно не сомневаться, что при жизни Рашидова (а он был тяжелобольным человеком, ездил в сопровождении реанимации и скончался прямо на трассе по пути в Джизак), ни при жизни Брежнева «хлопковое дело» не возникло бы. Это стало возможно только при Юрии Андропове, занявшем пост генерального секретаря в конце 1982 года. Андропов готовился к тотальной перестройке Советского государства. От крупных неприятностей номенклатуру спасла его неожиданная смерть, но первый удар он нанести успел.

Выбор Узбекистана под полигон для «борьбы с коррупцией» вряд ли был случайным. Еще будучи председателем КГБ, Юрий Андропов получил подробный доклад известного ученого-хлопковода академика Мирзаали Мухамеджанова. Документ расшифровывал механизм приписок по всей технологической цепочке – от поля до завода. «Хлопковое» дело было задумано как первое в цепочке чисток высшего эшелона власти советских республик. В Узбекистане высадился мощный следовательский десант. В Москве и Московской области работники КГБ арестовали нескольких руководителей хлопкоочистительных объединений Узбекистана и директоров хлопкозаводов.

Сменивший Андропова тяжело больной Константин Черненко не захотел, а вероятнее всего, не смог или не успел свернуть расследование. По инерции андроповская линия была продолжена, хотя борьба с мафиозными группами на периферии осуществлялась уже не столь активно.

Следственная группа возбудила уголовные дела против большой компании узбекских партийных функционеров, включая первого секретаря ЦК компартии Узбекистана, секретарей ЦК, обкомов, горкомов, райкомов, министров, а также руководителей МВД республики и областных управлений внутренних дел. Впервые на скамье подсудимых оказались люди, считавшиеся неприкосновенными. Круговая порука позволяла им чувствовать себя в полнейшей безопасности, какие бы нарушения закона ими ни совершались.

К началу 1984 года группа Гдляна уже четко определилась в приоритетах, методике и тактике следствия. На первом этапе ее внимание занимали две основные персоны: первый секретарь Бухарского обкома партии Каримов и министр внутренних дел Эргашев.

«Белым чистым листом бумаги» именовал себя в первые дни ареста Каримов, твердивший, что раскаиваться ему не в чем. Довольно скоро, правда, обитатель Лефортовской тюрьмы одумался и начал давать показания. Почти ежедневно от него поступали собственноручно написанные заявления с новыми фактами и обстоятельствами получения взяток. И в то же время Каримов твердил, что беден, как церковная мышь.

Бывший первый секретарь лукавил. На его родине в Кашкадарьинской области удалось изъять принадлежащие ему ценности на шесть миллионов рублей. Со дна арыков, под деревьями в заброшенном саду, в гончарной мастерской, из стен – откуда только ни извлекались каримовские богатства. Три 100-литровых молочных бидона, доверху набитые ювелирными изделиями, асбестовые трубы, с упакованными в них золотыми монетами, банки из-под кофе с кольцами и ожерельями.

Позже следователям прокуратуры СССР ставили в вину, что при обысках в Узбекистане они не утруждали себя описанием каждой изъятой из тайника драгоценности, и это бросало тень на честность самих следователей. Однако надо учесть следующее обстоятельство. Под началом Гдляна и его помощника Николая Иванова работало более двухсот следователей, и если бы руководители группы решили сами переписать каждую изъятую вещь, только эта работа заняла бы месяцы! Драгоценности на месте взвешивались и опечатывались, а затем под охраной направлялись в КГБ или прокуратуру, где специальная комиссия снимала печать и тщательно переписывала каждый предмет.

Хлопок – сырье стратегическое, и, видимо, как политик Брежнев хотел пустить пыль в глаза внешним врагам, тем же американцам, показать завидный экономический расцвет СССР. В Узбекистан поступали нескончаемые приказы об увеличении добычи хлопка. В ответ узбекская элита докладывала все более высокие цифры по ирригации полей и урожаям хлопка с помощью «приписок».

Один из обвиняемых, бывший первый секретарь Коммунистического райкома партии (Ташкентская область) У. Мирзакулов поведал следователям о сложившейся системе приписок и хищений: «К началу хлопковой страды обком партии утверждает график сбора хлопка, устанавливает определенный процент ежедневного съема хлопка-сырца и сурово следит за его соблюдением. На основании обкомовского графика партии дает соответствующую разнарядку колхозам и совхозам. Там видят: или темпы нереальны, или положенного планом количества хлопка попросту не набрать. И тогда они идут с поклоном (на этот поклон и был с самого начала расчет) на хлопкозавод – за бумагой о приемке несуществующего хлопка-сырца. Конечно же идут не с пустыми руками – с подарками и деньгами, полученными по фиктивным табелям за выполненные работы».

Приписки хлопка, – а они совершались в республике в потрясающих размерах, – нужно было скрывать, поэтому махинации переносятся в отрасль по переработке хлопка-сырца и в легкую промышленность. Начинается усушка, утруска, угарка на заводах. Под видом хлопка шестого сорта поставлялись его отходы – линт и улюк. И вот по железным дорогам СССР курсируют пустые вагоны (но как бы заполненные по завязку), а в пассажирских вагонах едут представители хлопкозаводов, в портфелях которых – фиктивные документы, где утверждается, что пустые вагоны доверху забиты хлопком, Для того чтобы на фабриках закрывали глаза на качество и количество сырья, давали взятки. За пустой вагон такса была десять тысяч рублей, за полупустой с пересортицей – от пяти до шести тысяч.

На ткацких, швейных предприятиях Ивановской и многих других областей России, Украины и других республик руководители фабрик и комбинатов чемодан с деньгами принимают, взамен дают документы, в которых утверждается, что вагоны получили, и не пустые, а полные. И теперь вал приписок и списаний прокатывается уже здесь.

В результате планы партии, они же социалистические обязательства, выполнены досрочно. Райком рапортует в обком, последний – в ЦК, на всех площадях Ташкента и областных центров вывешиваются огромные транспаранты об очередной трудовой победе – сборе пяти-шести миллионов тонн хлопка. Рашидов рапортует Брежневу об очередной победе и направляет в Москву представление о присвоении званий Героев Социалистического Труда, представления к орденам. Те, кто уже наворовал миллионы на приписках хлопка, получают уже не мнимые, а настоящие награды и почести.

После серии арестов, произведенных в начале 1984 года, «хлопковое» дело поручили вести следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Владимиру Калиниченко. Перед следствием была поставлена задача: выявить механизмы приписок хлопка, установить реальные суммы взяток, которые исчислялись уже сотнями тысяч рублей (разовая достигала 200–300 тысяч и более), выяснить, как эти деньги расхищались, вычленить систему приписок, хищений и взяточничества и завершить расследование в сжатые сроки.

«Когда перед нами поставили задачу выявить главных организаторов приписок, – вспоминает Калиниченко, – мы вышли на министра хлопкоперерабатывающей промышленности Узбекистана Усманова и практически всех его заместителей. Это было отдельное уголовное дело, которое ушло в суд, а всего их закончено несколько десятков».

Было установлено, что ежегодные приписки хлопка составляли не менее миллиона тонн, то есть реально в лучшие, урожайные годы, при хороших погодных условиях в республике могли собрать не более пяти миллионов тонн, а в отчетности было шесть миллионов. И государство платило за шесть. А сколько при этом оседало в карманах? «Я провел планово-экономическую экспертизу за пять лет, – продолжает Калиниченко. – Только за этот период минимальные – подчеркиваю, минимальные! – приписки хлопка составили пять миллионов тонн. За мифическое сырье из госбюджета – то есть из наших общих, всех граждан Советского Союза денег – были выплачены три миллиарда рублей. Из них 1,6 миллиарда потрачены на инфраструктуру, которая создавалась в Узбекистане: на дороги, школы, больницы, а 1,4 миллиарда – заработная плата, которую никто не получал, потому что продукции произведено не было. Иными словами, только на приписках за пять лет похищены, как минимум, 1,4 миллиарда рублей. Эти деньги раздавались в виде взяток снизу доверху».

Часть средств уходило в Москву. По данным следствия, взятки получали ответственные работники из центрального аппарата, из союзного министерства. Но их масштабы не впечатляют. Один получил тысячу, другой – полторы, а третий – золотое кольцо. «Независимо от размера взятки я никого не оправдываю, и тем не менее факты – упрямая вещь, – говорит Калиниченко. – Беря эти мизерные суммы, они подписывали документы, которые позволяли воровать сотни тысяч, миллионы рублей, приобретать золотые изделия килограммами… Я их всегда спрашивал: “Вас чисто по-человечески не унижало, что дельцы, которые гребли миллионы, вам давали копейки? Они же просто презирали вас как законченных мразей, которым достаточно налить бутылку водки, грубо говоря, накрыть стол в кабаке”… По-разному реагировали. Охали, ахали… Я это к чему веду? Баснословные взятки в Москву не поступали…»

К началу 1989 года судами было рассмотрено 790 дел этой категории, по которым значилось более 20 тысяч человек, вовлеченных в преступную деятельность. Эта цифра, конечно, поражает, но из этих двадцати тысяч к уголовной ответственности было привлечено всего 4500 человек, из которых только 700 были арестованы.

Среди осужденных же по так называемым хлопковым делам: 430 директоров совхозов и председателей колхозов и 1300 их заместителей и главных специалистов; 84 директора хлопковых заводов и 340 главных специалистов этих заводов; 150 работников легкой промышленности Узбекистана, РСФСР, Украины, Казахстана, Грузии и Азербайджана; 69 партийных, советских работников, работников МВД и прокуратуры. Среди привлеченных к уголовной ответственности русских и узбеков было практически поровну.

Когда в Узбекистане арестовали всех, кого можно, следователи группы Гдляна – Иванова потянули за ниточку дальше, и она привела в Москву. Арестовав попутно зятя Брежнева, бывшего первого заместителя министра внутренних дел Юрия Чурбанова, следователи занялись представителями самых высших эшелонов власти. Они говорили, что «узбекское» дело – на самом деле только часть дела «московского» и главные коррупционеры сидят в Кремле.

19 октября 1988 года был арестован по подозрению во взяточничестве бывший первый секретарь ЦК КП Узбекистана И. Усманходжаев. На допросах он охотно рассказывал, как давал деньги союзным министрам, руководителям правоохранительных органов, секретарям ЦК КПСС, членам Политбюро. Властям это не понравилось. В результате Гдлян и Иванов были отстранены от дальнейшего ведения дела Генеральным прокурором СССР Сухаревым.

Как по команде хвалебные статьи и репортажи сменились разоблачениями: оказывается, следователи грубо попирали закон, не соблюдали никаких процессуальных норм. А как же золото и купюры в тайниках? Газеты разъясняли: тайники с сокровищами в Узбекистане обнаружили не Гдлян с Ивановым, а аппарат КГБ, который провел за них всю основную работу. Иванов и Гдлян присвоили себе плоды чужого расследования, чтобы спекулировать на чувствах советского народа.

Гдлян Тельман Хоренович

Борьба была долгой. Власти выкидывали строптивцев из прокуратуры, пытались арестовать, народ вставал на защиту своих любимцев, а сам Гдлян грозился выбросить на суд публики чемоданы с «кремлевским» компроматом. В ответ фигуранты «узбекского дела» подали иск на следственную группу, обвиняя ее в «выбивании» показаний.

На трех cъездах народных депутатов СССР это дело находилось в центре внимания, было предметом острых дискуссий и обсуждений. Неоднократно возвращались к нему и на сессиях Верховного Совета.

Все окончилось спокойно: Гдляна с Ивановым не посадили, чемоданы с компроматом, наверное, до сих пор пылятся где-то на чердаке. Несмотря на все громкие заявления, никто из высшего партийного руководства бывшего Советского Союза к уголовной ответственности как взяткополучатель привлечен не был. «Хлопковое» дело развалилось само собой, вместе с распадом Советского Союза и уходом в небытие прокуратуры СССР.