Электронная библиотека » Игорь Савельев » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 14 марта 2016, 18:20


Автор книги: Игорь Савельев


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Игорь Савельев
Без тормозов

© Савельев И., текст, 2016

© Дурасов А., иллюстрация на переплете, 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Бледный город

I

Видимо, этот вопрос гложет каждого, кто сел за лист бумаги: с чего же начать? Логика подсказывает, что с древних времен. Однако я не Пимен, чтобы полно описать тот город, в котором родился и живу. А впрочем, это и к лучшему. Вас не должно интересовать, что это именно Уфа. Вам нужно знать, что речь идет об одной из волго-уральских областных столиц, в меру промышленной, с населением чуть-чуть за миллион, пятью театрами и госцирком. Сколько музеев? Запамятовал. Совсем как старец Пимен стал…

Интересно, с чего бы начал пожилой монах с чернильницей, доведись ему описывать современный город? Вероятно, извернулся бы как-то насчет рек, «что несут свои воды мимо стен белокаменных». Я же начну с таблички «УФА», провозглашающей границу населенного пункта. А вы, водитель, не гудите теперь – тут вам не автотрасса.

Табличка, кстати, выполнена на двух языках, и по-башкирски «Уфа» звучит как «Эфэ». Не самое приятное на слух имечко для города, замечу в скобках, но ничего – живем. Иногда, правда, интересные мысли накатывают. Например, если Уфа – Эфэ, то как же тогда «уфимский» будет? «Эфэский»? Ладно…

Характерно, что между табличкой и милицейским КПМ вы ничего не встретите. Бывавшие в других уральских столицах, Челябинске и Екатеринбурге, поймут, о чем речь. Как монумент, как символ урбанизма в обоих городах – кладбище вдоль дороги, какое-то типовое, с белыми плитами, негрустное и почти шлакоблочное… Уменьшенная копия спальных районов. Всем своим видом сей «погост промышленных масштабов» словно бы говорит: здравствуйте, гости города, добро пожаловать. Самое смешное, когда что-то подобное вывешивают на придорожном кладбищенском заборе и непонятно, к чему же этот транспарант относится: к городу или все-таки…

Уфа лишена подобных «адовых ворот», что, согласитесь, внушает некий оптимизм.

Что дальше?.. Условно город можно поделить на две части. Первая – центр. Все очень мило, все в лучших традициях: брусчатка, бутики, витрины, огни и бульвардье (как называют в Париже публику, шатающуюся праздно). Главная улица – Имени Известно Кого. Иной раз при виде табличек и задумаешься: псевдоним-то Владимир Ильич взял в честь сибирской реки Лены, на которой отбывал ссылку, – а какие звучные могли быть варианты: Обев, дель Амур, Иртышевич… Енисенин… Рек-то много!

Да чего уж там – названия почти всех улиц так или иначе (а чаще всего непосредственно) связаны со всей этой марксистско-ленинской бодягой. Как и везде, впрочем… У нас, в отличие от Саратова, хотя бы нет улицы имени 1937 года – да-да, не удивляйтесь! Так она у них и называется: Двадцатилетия Октября.

Не-ет, центр у нас замечательный! В жару что может быть лучше мороженого, которым здесь торгуют на каждом шагу? Продавщица вручает тебе стаканчик, достает сдачу, почему-то тоже из морозилки, – несколько монет, ледяных совершенно…

Мелочь, а приятно.

Другая часть Уфы – промышленная. Она представляет собой знаменитые башкирские нефтезаводы (и с десяток побочных), а также целые кварталы насмерть прокопченных хрущевок, в которых живет пролетариат с сиреневыми лицами. Нет, не жертвы химии – просто пьют много. Оттуда, из той части города, кстати, и Земфира – известная российская певица, мастер рок-надрыва… Когда-то у Земфиры вышел – прогремел – альбом, на котором была фотокомпозиция: разрушенные корпуса заводов, кривоватые трубы в жемчужной хлорциановой дымке… Очень похожие виды на названный промышленный район открывались откуда-нибудь из центра Уфы, и местная тусовка водила гостей города, ставила на тротуар и показывала, ну а те – те были сражены нашей причастностью к большому року!

Сей мощный промышленный кусок делает наш город скорее достоянием Урала, потому что Поволжью такие картины несвойственны. Приехав как-то в Самару, я увидел на городском горизонте только одну высокую трубу, что было непривычно глазу. А позже вообще выяснилось, что это вовсе не труба, а колоссальный космический ракетоноситель – памятник С. П. Королеву…

Чтобы составить более полное впечатление, пройдемся по улицам и влезем в разговоры уфимцев.

Заумная девица в возрасте стоит перед афишей и восклицает:

– А это же Сандра Баллок! Известная актриса… – И добавляет глубокомысленно: – Одно время я под нее косила…

Местный парк культуры и отдыха, вечереет. Два друга веселятся: курят «травку», катаются по лужайке, писают в общественных местах и под воздействием «травы» громко, визгливо смеются, на высокой ноте. Заслышав этот смех за кустиками, с аллеи сворачивает солидный гражданин – в руках у него бутылка вина.

– Скучаете, девочки?

– А девочек-то тут и нет! Дядя…

Девушка, страдающая клаустрофобией, впервые в солярии. Перед тем как лечь в саркофаг, в отчаянии спрашивает медсестру:

– А если что, то как вас звать?

– А зачем вам – как меня звать? Вообще-то я так с девушками не знакомлюсь… Странно… Если вам так интересно, то Лариса. Освобождаюсь в полшестого!

Диалог в гастрономе. Суетливый алкаш подбегает к винно-водочному прилавку:

– А самое главное-то не купил! Бутылку! Да, одну… Одну, но хорошую – такую, какую бы ты сыну дала!..

– Я бы сыну своему этой бутылкой ка-ак съездила бы по башке!

Немая сцена…

Следующим к прилавку стоял несколько пофигистского вида парень, на глаз ему было за двадцать, не сказать чтобы в обносках, но одетый довольно потрепанно. Развитые скулы и грязноватый хайр до плеч – вот, в сущности, и весь портрет. Да, познакомьтесь, это один из наших героев. По паспорту – Михаил, но все его знают как Скваера – все, за исключением, быть может, профессуры из вуза да пары-тройки отставших от жизни «звероящеров», таких, например, как родители.

– Дайте баллон «Шихана». Да, крепкого. Спасибо…

Родители не в счет. Они остались в захолустном Сибае, небольшом башкирском городишке – типовой провинциальной дыре Российской Федерации…

Сам он приехал в Уфу четыре года назад поступать в авиационный университет. Поступил – успешно, но это было уже и не так важно для Скваера… С первого же дня мегаполис потряс, очаровал и проглотил его раз и навсегда. Здесь было все! Плешки. Уголки. Местечки. «Трубы», наконец, – несколько культовых подземных переходов, внешне бедненьких и грязных, с кафелем и месивом из мокрого картона; на деле же оттуда можно было не вылезать часами, щурясь и удивляясь потом солнцу… Единственное, чего в Уфе не было, – кому-то какого-то дела до тебя, и Скваера это вполне устраивало! В конечном счете большой город не мог быть местом победившей гопоты – ибо это бич мелкого захолустья.

Новые друзья снисходительно смотрели на Михаила: провинциальные восторги умиляли всех, и даже называли его первое время подчеркнуто: Скваер из Сибая. Вроде как комический эффект. Сочетание несочетаемого.

Сам же Скваер хватал, глотал «столичную» жизнь, насытиться ею не мог! Гитаристы в переходах. Такси, разбивающее лужу-озеро в считаных сантиметрах от твоего обкуренного лица…

В принципе, таких в нашем городе – сотни. Приезжающих из районов за заветным студенческим, снимающих хрущевки в складчину… Их жизнь одинакова из года в год: тонкая грань грозящего отчисления, что приятно щекочет нервы, многомесячный угар прогулов и загулов, ну и батареи пустых бутылок на кухнях упомянутых хрущевок. Все это так знакомо, что не стоит и описывать.

Впрочем, справедливости ради надо сказать: Скваер не был из числа тех беспросветно бухающих, кто и при статусе студента престижного вуза де-факто потерян для общества (таких – много, не сомневайтесь). Во всем соблюдалась мера. Например, до известной степени Скваер был одиночкой, из тех, кого манит дорога и перемена мест. Несколько сезонов подряд он занимался автостопом, ездил по стране, ну а снимаемая им хрущоба стала одной из известных уфимских «вписок». Читай: местом, где ночуют или недолго гостят проезжие автостопщики. Адреса таких «вписок» ходят по разным блокнотам, по Интернету, и нет ничего удивительного в том, что на пороге всегда – незнакомые, чужие, случайные люди. Скольких таких людей помнит эта квартира? Сколько случайных знакомств, лиц и адресов, черкнутых второпях на обоях?..

Скваер вышел из гастронома. В его сумке лежал обычный набор «двое суток холостяка»: баллон пива и серые макароны, из самых дешевых… «Разжирею. Будет брюхо. Плевать». Он направлялся к дому…

Солнце заходило, и небо стояло уже красное, с громадной панорамой подсвеченных облаков, какое-то батальное. Вечер в Уфе. Впрочем, вас и не должно интересовать, что это именно Уфа. Рядовой российский мегаполис. Та редкая точка на карте, где встречаются сразу две федеральные автотрассы: М-7 «Волга» и М-5 «Урал».

II

– Слушай, извини, вот ты говоришь «мы». Кто это – мы?

– Я и Никита. Мой друг. Мы же вдвоем едем. Из Питера три дня назад выехали…

– Так ты же вот, один!

– Нет, вы не поняли. «Стопим»-то мы, конечно, по отдельности: двоих парней кто подберет? Таких безбашенных на трассе мало… А так едем вместе. Он сейчас, поди, в районе каких-нибудь Бавлов все еще болтается…

– Может, обогнал. Откуда ты знаешь? Я-то с малой скоростью иду…

– Он?! Не-е, не обогнал. Вы просто Никиту не знаете. Он всегда очень медленно ездит.

– Погоди, а как автостопом можно ездить всегда быстро или медленно? Не понимаю. Это же фортуна, везение!

– Не скажи-ите. Объяснить это нельзя. Вот вроде все нормально в человеке, да если бы и нет: водителю же издали все равно не видно… И все-таки! Никита всегда идет медленнее всех, тяжело, с поломками, на куче машин… Как объяснить? Не знаю. Харизма какая-нибудь, что ли.

– Это не такой… в очках, с каким-то странным синим баулом?

– Это спальный мешок… Да, он. Вот его вы же не подобрали?

– Не подобрал.

– А почему?

– Ну… Не знаю…

– Вот видите!

Последнее было сказано самым торжествующим тоном. Что ж, теорема доказана – легко и просто.

Вообще-то если бы драйвер и захотел, то подобрать второго пассажира не получилось бы. Легковая машина – иномарка среднего класса и средних лет, вполне, впрочем, еще презентабельная – набита была под завязку. Все заднее сиденье – вещи, самые разные: одеяла, сумки какие-то, термос и прочее – говорило о том, что путь машина держит не близкий.

И по драйверу это тоже было заметно. Эти красные набрякшие глаза… Сколько же жизней уносит трасса! Речь тут даже не о частых придорожных обелисках, забытых и запыленных – мелькающих и примелькавшихся. Речь о водилах, идущих без сна и отдыха через области, через тысячи километров… Каждый раз, когда опускается вечер и солнце мелькает сбоку за деревьями, раздражает глаз, такой водитель решает для себя: поспать ли этой ночью несколько часов? Или опять пилить без передышки? К сожалению, часто – второе. Сколько инсультов и прочих бед на совести трассы…

Машиной драйвер управлял босиком. Вероятно, так он лучше чувствовал ее. Вероятно, холод педалей помогал не спать. Ступни у него были маленькие и пухлые. Человек ехал куда-то на Дальний Восток. Сидящий рядом автостопщик – на Урал.

– А чего ты забыл в Екатеринбурге?

– В Е-бурге клево! У нас там живут друзья. Ну, мы по имейлу переписываемся… Вот они нас и пригласили. Там есть такое место – «плотинка», типа городской площади, там большая тусовка. Со многими интересными людьми можно познакомиться. Весело время провести.

– И много ты так по стране ездишь?

– Да как сказать… Порядочно. Если до Е-бурга доберусь, то будет девять тысяч.

– Блин, парень, я тебе даже завидую! Эх, был бы я такой же молодой…

Автостопщика звали Вадим. Многие уверены, что имя это – нерусское: пришло к нам так же, как и Руслан какой-нибудь. Я и сам удивился, когда встретил в истории некоего князя Вадима Новгородского – героя каких-то запредельных времен…

Наш Вадим был из Питера. Из славного города – колыбели трех революций и российской культуры по совместительству. Из города, который гордится своими заборами. Кстати, в нежном возрасте Вадим – был мороз – прилип языком к легендарной решетке Летнего сада. Не каждый салага может таким похвастаться!

А в остальном Вадим был самым обычным парнем. В меру веселым, в меру патлатым, в меру беззаботным. В частности, один зачет, не сданный в Санкт-Петербургском государственном университете, не удержал его от турне через всю страну. «Осенью все равно это как-то разрешится, – думал Вадим с хладнокровием, которое приятно волновало его. – Или я его сдаю. Или меня того. Что, конечно, вряд ли – за один зачет…» Родителям знать было не обязательно. Вообще ни о чем.

– У меня дочка примерно как ты, – покосился драйвер. – Ну, может, чуть помладше. Как подумаю…

Он косо усмехнулся. Вадим понял его.

– Как подумаете, что она тоже может так ездить?

– Ага. Убил бы…

Они помолчали: иномарка пошла на обгон фуры. Драйвер сосредоточился, напрягся, работая босыми ногами. Затем мимо проплыл синий щит с «раскладкой», докуда – сколько. Вадим знал, что такие щиты на трассе порой откровенно врали, не ясно почему, но все-таки: «Уфа – 72 км. Челябинск – 489 км».

– Мы же с дочкой вдвоем живем.

И снова повисло молчание. А в таких случаях автостопщик и не должен ничего спрашивать. Захотят – расскажут. Есть такой негласный порядок, по которому драйвер может лезть с расспросами о самом сокровенном (что он обычно и делает – с превеликим удовольствием), а «стопщику» со своим любопытством навязываться не следует. Несправедливо? Но вас же подбирают и везут, в конце концов. Имеют право…

– Ее мать была курва. Мы разошлись шесть лет назад.

Вадим тут же принял самый свойский, понимающий вид, мол, да, конечно, про себя отметив: драйвер хороший попался, в душу не лезет – про себя рассказывает.

– …Мы с ней учились вместе. Я ведь историк по образованию. Это потом уже… развернулся… Так вот. Нас погнали в колхоз, а там все уже и завертелось. Вас-то небось в колхозы не возят уже?

– Нет, конечно! Но у меня знакомые есть в пединституте – их возили.

– …Встречались месяца три. Родители были против, притом с обеих сторон. Мамаша ее – вот змея была, с золотыми зубами! Она даже в загс не пришла, ты представляешь?.. Зато на свадьбе нашей как весь курс погулял… Комсомольская свадьба: слышал что-нибудь про такое?

– Имею представление. С водкой в чайниках?

– Вот-вот, вроде того. Потом… Квартира, дочка… Начались скандалы, сцены все эти… Может, правда, как это в кино говорят – «не сошлись характерами»? Наверное… Вот ты сейчас смеяться будешь, когда я скажу, что ее больше всего бесило – из-за чего она изводилась прямо. Я колпачки не закрывал.

– Чего?

– Да, серьезно! Я забывал закрывать крышечки у шампуней, тюбики всякие… Пасту зубную так оставлял, крем после бритья… Она психовала чудовищно!

– Да уж…

– Потом она стала гулять направо-налево, попивать начала тоже. Красиво живешь, я ей говорю, милочка. Так мы и развелись. Что характерно! Маринка тогда еще совсем ребенком была, я ей говорю: ты с кем хочешь жить, с мамой или со мной? А она: с тобой. Ты представляешь? Это какой же… надо быть, чтобы родная дочь…

Помолчали.

– Я вообще вот что тебе хочу сказать, Вадим, раз уж у нас такой разговор. Ты рано не женись. Да, ты парень молодой. Да, гормоны, да, любовь. Пускай. Но в загс не ходи категорически! Потому что потом такое будет!.. Эти студенческие семьи – они же все распадаются.

– Да я и не собираюсь пока.

– Ну а если уж женился, то хоть ребенка не заводи. А то вообще труба. Ты своей так сразу и скажи: три года вдвоем живем, без маленьких. И ни на слезы, ни на уговоры – ни на что не поддавайся! – После паузы: – У тебя хоть девушка-то есть?

– Нет!

На этот вопрос – а задавали его часте-енько – Вадим всегда отвечал с таким вот видом: излишне беззаботно, с глуповатой полуулыбкой – не беда, мол, чего тут особенно…

Но драйвер даже оторвался от дороги:

– Чего же ты, парень… Сколько, говоришь, тебе лет?

«Ну вот. Началось». Вадим подумал о водителе плохо, сохраняя на лице все то же выражение: смесь напускной беззаботности и какой-то беспомощности. Кому приятно, когда тебя считают ущербным? Кому приятно пускаться во все тяжкие объяснений, оправданий…

– Просто я еще не нашел такого человека. Скажем так.

Казенностью фразы, долгим подыскиванием слов Вадим дал понять, что тема должна быть закрыта. И драйвер это понял, видимо, – полностью переключился на дорогу, только крутанув головой:

– Серьезно ты подходишь к этому делу…

Судя по интонации, в «это дело» вкладывался глубокий – несколько сальный – смысл.

Вы думаете, Вадим не влюблялся? Влюблялся, да еще как! Была у него такая одноклассница, томная, с изящно припухшими веками и в кудряшках… Вы думаете, Вадим не делал романтических глупостей? Его избранница еще спала, да и весь город спал крепчайшим сном, когда он с банкой краски в пять утра отправился под окна к ней, с тем чтобы написать заклинание Ромео всех времен: «Доброе утро, любимая!»

Вышло, правда, все настолько трагикомично, что он и сам предпочитал не вспоминать, и уж точно – веселой ему эта история не казалась… Вадима застукал дворник. Вот как это произошло.

В городе уже рассвело, но было очень пусто и гулко, и казалось Вадиму, что он попал в параллельный мир… Он открыл для себя это время и потом даже гулял так иногда, замечу в скобках. А пока он прокрался в нужный двор, там мелом разметил асфальт и начал краской – аршинными буквами: «Доброе утро…» И тут вышел дворник! Кто же мог подумать, что он заступит так рано… Это был потомственный питерский алкаш, могучий и с плохими зубами, а главное – начисто лишенный всякой романтики. Как он орал! А как Вадим бежал!.. И он не видел, как жесткая метла дворника размазывала полосы из непросохшего «Доброе у».

Слоняясь в то утро, несостоявшийся юный Ромео решил даже выпить с горя, но и здесь был прокол: все «круглосуточные» точки в шесть утра оказались на замке. И здесь усмешка судьбы. А улицы косо осветились восходящим солнцем… Сколько лет прошло с тех пор, Господи!

…Машина подъезжала к городу. Большегрузные «волки трасс» оказались порядком разбавлены садовыми «Москвичами» и «жигуленками», натужно везущими семьи и какую-нибудь ржавую бочку сверху. Зачем? Кому нужна эта бочка в городе? Да и в саду?.. Заходящее солнце окрашивало промышленность Уфы в багряные тона, во главе с дымом из труб.

– Хороший ты парень, – посетовал драйвер, глянув на Вадима – словно прицениваясь. – Плюнуть, что ли, на все и довезти тебя до Челябинска? Мне вообще-то все равно, где отдыхать. Часов пять я еще осилю, а завтра просто позже тронусь. А? Поехали?

– Спасибо большое, но нет, отдыхайте. Мне в Уфе проще заночевать – тут «вписка» есть хорошая. Да и Никита… дружок-то мой… он же меня вообще не догонит, если я до Челябы сейчас дойду! Так что спасибо… Вы за КПМ на стоянку встанете? Там меня и высадите…

III

Последняя фура проехала мимо, прогрохотала рухнувшей надеждой. Эти большегрузы имеют неприятную особенность: проходят с таким грохотом, что, хоть ты и не первый сезон на трассе, сердце все равно непроизвольно сжимается: а ну сейчас прихлопнет как муху?..

Последняя фура проехала, а за ней – пусто, и только там, вдали, показалось несколько легковых… Настя опустила руку. Да, давно она не застревала так в какой-нибудь дыре! Трафик – чудовищный.

Итак, легковые тоже не воспылали желанием ее подобрать.

И стало тихо на трассе. Тишина воспринимается здесь очень остро, возможно, потому, что бывает-то редкой гостьей… «Ну что же. К неудачам будем относиться философски», – усмехнулась Настя. Отойдя подальше на обочину, туда, где пробивалась уже травка, она присела на корточки возле рюкзака, нашла в нем зажигалку, пачку недорогих сигарет… Затянувшись, огляделась. По-прежнему было тихо: безмятежно и безысходно.

Дальше трассы рос лес, вроде с корявыми соснами, а может, и смешанный. Лес, отравленный парами бензина, старыми покрышками и всякими там канистрами, мочой водителей и пассажиров. Но, кстати, как ни странно это прозвучит, придорожный лес – глух, в него редко кто заходит дальше двух метров; а может, там, в непроходимых чащах, растут грибы – невиданные и несъедобные?.. Начало леса, как было уже сказано, завалено всяческим дорожным хламом, и вековая пыль оседает на листьях. О, среди прочего мусора – обычная для трассы вещь: раздавленный и убранный с дороги труп. Собачки, разумеется.

Сейчас-то Настя уже привыкла, а вот когда-то это стало неприятным открытием для начинающей «стопщицы»… Помнится, впервые – года два назад – ее высадили километрах в семидесяти от родной Тюмени, и первое, что она увидела… раздавленную кошку. Несчастная, по видимости, мало что успела понять. Кошка была не сбита, а именно раздавлена, и кишки аккуратненько лежали в сторонке. Это было чудовищно… Машину Настя поймала только через полчаса и с сухими глазами. В те годы она еще плакала из-за таких вещей.

По другую сторону трассы – пара бестолково состыкованных вагончиков, мятых-перемятых, крашеных-перекрашеных, являющих собой обычную дорожную закусочную, каких много на Урале… Дымок, вьющийся над железным корытом для шашлыка. Пара «КамАЗов» слева от вагончиков. Все те же тишина и безмятежность.

Вам кажется странным, что молодую девушку никто не подбирает? Да нет – такое бывает, пускай и не часто… Просто женственного в облике автостопщицы, как правило, меньше всего. Здесь все: и желание отгородиться от всяческих приставаний, и демонстративное отделение себя от «плечевых», да и просто – одежда должна быть удобной и функциональной, и только. Настя была в болоньевой ультражелтой куртке, очень тонкой – тот самый случай, когда «светит, но не греет». Грубые ботинки, джинсы. А волосы собирать ей не пришлось: прическу Настя носила «под мальчика», так было удобнее жить. И никакой косметики, естественно. Настю это вообще не очень заботило – ни здесь, ни, кстати, в городе… О мнении посторонних людей она думала меньше всего. Комфортно – и ладно.

Так и стояла она на обочине, и курила, и думала, глядя поверх деревьев. О чем думала?

Сплюнула. Бросила бычок. Не особо уже надеясь, подняла руку какой-то полной под завязку легковой. Что ж, надо было возвращаться в шашлычную, так как ловить тут больше было нечего – в прямом смысле.

А все же хорошо у леса. Воздух. Дальше, за Уфой – где-нибудь за Дюртюлями, – степи, степи пойдут…

За те пятнадцать минут, что она стояла на трассе, в кафешке ничего не изменилось. Те же лица за теми же столиками. Девке за прилавком лет шестнадцать (видимо, местная), а в глазах почему-то – тоска смертная.

Из хриплых динамиков гремит очередной хит из всех этих бесчисленных сборников, «шоферские» они называются: «А с тобой, мой мусорок, я попутала рамсы…» Почему блатняк? Почему всегда блатняк? Что, все эти люди за столами, все эти люди за рулем – они сидели, что ли? Путешествуешь по центру России, а чувство такое, что о Колыме услышал и узнал – все.

За дальним столиком восседал хозяин заведения – мощный, немолодой, импозантный, как и все седые уже кавказцы. Сидел и перебирал какие-то бумажки, накладные. Сидел и заправлял тут всем.

– Вернулась? Я же гаварил. – Акцент не слишком, но ощущался. – Вечер уже, куда ты сейчас поедешь? Садись. Я тебя покормлю.

Настя присела, поставила рюкзак, прилипла рукавом к клеенке. Клеенка, кстати, была забавная, с довольно милыми рисунками… Отличительная черта всех этих кафешек у дороги: какие-то детали нелепой здесь, душу щемящей домашности.

А в остальном… Стены из фанеры, неглохнущий динамик под потолком, кем-то уже проковырянный… Несколько мрачных и могучих дальнобойщиков ужинали за столиками. Растворимый кофе – их бог.

Хозяин заведения вернулся из кухни, в руках его, в тарелке, дымилась двойная порция шашлыка, – поставил перед Настей. Он упивался своей кавказской щедростью. Сейчас он будет кормить голодную девочку с трассы – смотреть, как она уплетает, и получать от этого удовольствие.

А может, она просто слишком устала и злая, поэтому так думает.

– Спасибо.

– Ну, рассказывай. Ты откуда такая?

«Вечный крест автостопщика. Разговорами отрабатывать…»

– Зовут меня Настя, – начала она с легким вздохом. – Я еду из Тюмени в Москву. Вот уже два дня в дороге. Что так долго – сама виновата: вчера проспала, то да се, пока собиралась, пока до трассы добралась… Короче, в первый день только до Екатеринбурга доехала. Вот, сегодня наверстываю. А от Уфы завтра по «семерке» поеду. Так быстрее будет.

– А что у тебя в Москве?

– Ничего.

– В смысле: ни дел, ни родных, ни друзей?

– Я же просто так еду. Интересно же! Москва… Я там только в детстве и была. А друзей – найду. У меня, во-первых, кое-какие адреса записаны…

– Баловство, – покачал головой грузин.

– Вы считаете, что это баловство. Я считаю по-другому.

Настя высказалась достаточно жестко и ледяным голосом – словом, поставила точку. Какое у него право читать ей нотации? Ну и что с того, что она ест его шашлык?..

– А ты не боишься ездить вот так, одна? Это же опасно. Молодая девушка…

– Опасно. Но не боюсь. Парадокс, да?

– А твои родители…

– А что – родители? Мы и не больно-то общаемся. Они знают, что я много езжу по стране. Путешествую, как они говорят. И что с того?

– Что говорит твой парень?

– А у меня нет парня. С мая месяца я совершенно свободная девушка!

При этом Настя улыбнулась так отчаянно и злобно, что даже кавказец понял: следует оставить эту тему.

Он несколько засуетился, встал, затем отправился к буфетной стойке. Там щелкнул выключателем – кафешка осветилась. Похоже, что здесь он властвовал безраздельно: командовал каждой паршивой лампочкой.

– Сегодня ты уже не уедешь отсюда. Темнеет.

– Вообще-то еще и не так поздно…

– Не будешь же ты ночевать на трассе! Я скажу. Тебе постелят в подсобке.

– Я вообще-то…

– Ты будешь ночевать здесь.

Тыльной стороной ладони Настя стерла с губ след шашлыка и даже ухмыльнулась. Надо же! Она и не ожидала такой стали в голосе кавказца. Конечно, можно было предположить, что дело примет такой оборот…

– Спасибо.

Хозяин снова встал из-за столика, на сей раз отправился куда-то на кухню – наверное, распекать своих работников. Тем временем по узкому пространству вагончика направлялся к выходу человек – один из дальнобоев, основательно подкрепившись, шел продолжить свой долгий путь… Встала и Настя.

– Вы на Уфу?

Дальнобойщик кивнул. Что ж, замечательно. Отодвинутая тарелка, подобранный рюкзак, и – чао, очередное придорожное заведение, где она больше, наверное, никогда не окажется… Настя уходит по-английски, даже не обернувшись. По-английски выпутывается из очередного переплета.

А дальше… Темная кабина «КамАЗа», и почему-то ощутимо качает на кочках – сначала их самих, и только затем позади громыхает прицеп. Драйвер разрешает ей курить в кабине, и они оба устало и молча смолят – две красные точки в темноте. Слепые фары выхватывают из мрака асфальт, неровную обочину…

– Ехал так же у вас там, в Сибири. – Водитель прервал молчание. Голос у него глухой. – А ночь че-то была темная-темная, вообще нигде ни огонька. Смотрю – фарами осветил – вдали на дороге (там такой вот спуск был) лежит что-то. Мешок какой-то? Я стал притормаживать… Ладно хоть пустой тогда шел – еле объехать успел, не раздавил, слава богу. Мужик лежал! Его сбили и оставили… А там места глухи-ие еще… Ну что, я вырулил и поехал дальше.

И опять – молчание. Настя горько усмехнулась. Да-с, невесело. Невеселая философия жизни. Уж какая есть. Memento mori…

Так они и ехали по трассе ночного Урала – молча, лишь изредка вставляя фразы, и все же в темной кабине они чувствовали присутствие друг друга.

А километровые столбы – знак федеральной автотрассы – выплывали из черноты в пронзительно-синем свечении, так их покрытие отражало свет фар. Было странно наблюдать, как в кромешной ночи вдруг едва забрезжит нечто голубое, вроде привидения, как оно приближается, проплывает мимо – банальными цифрами. Четыреста двадцать три… Четыреста двадцать четыре…


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации