Текст книги "Девушка с синей луны"

– У нас гости, Христофорыч. – Добродеев посмотрел на часы. – Через полчаса.

– Какие еще гости?

– Увидишь! Ты умывался? Зубы чистил? Я бы на твоем месте переоделся, футболка у тебя не того-с…

– Лео, в чем дело?

Но Добродеев уже суетился на кухне. Надел фартук с экзотическими фруктами, подарок Анжелики, и суетился. До Монаха долетало звяканье посуды, шум льющейся воды, хлопанье дверцы холодильника. Кроме того, Добродеев громко пел свою любимую арию Вертера: о, не буди меня, зефир весны младой, о не буди-и-и меня… Пел он с чувством, подвывал и дребезжал голосом, и Монах вспомнил, как однажды ехал по проселочной дороге в трясущемся вонючем автобусе, в богом забытой глубокой провинции, а полная женщина рядом везла в мешке крошечного поросенка; тот выглядывал из мешка и пытался выбраться, а она пихала его обратно, и он взвизгивал. Было душно, автобус трясло, поросенок визжал, народ громко переговаривался, на заднем сиденье пили, крякали и закусывали. А потом пели, тоже взвизгивая на ухабах. Добрая домашняя обстановка. Эх, сколько воды с тех пор утекло, и поросенка, поди, уже нет в живых, и не вспоминал Монах о нем никогда, а вот поди ж ты, накатило!

Он потянулся за костылями; с трудом поднялся с дивана. Доковылял до кухни, стал в дверях:

– Где ты ее отловил?

– Кого? – удивился Добродеев, отрываясь от снеди, которую раскладывал в тарелки.

– Марину. – Монах сглотнул – пахло восхитительно, и вспомнил овсянку на журнальном столике.

– Откуда ты… – вытаращил глаза журналист.

Монах красноречиво приподнял бровь и покачал головой.

– Ладно, ладно, волхв, сдаюсь! – Добродеев поднял руки. – Я думал, ты в отключке, а ты подслушивал. Красивая женщина, Христофорыч. И если ты сачканешь… не знаю! Имей в виду, тебе давно пора остепеняться, такие женщины на вес золота, и вообще…

– Она не замужем?

– В разводе. Детей нет. Маленький торговый бизнес. Это фарт, Христофорыч. Расспрашивала про тебя, кто такой, женат, любимая женщина, характер, привычки, пьет, курит… все такое. Знаешь, какие женщины.

– Что ты ей сказал?

– Что ты предприниматель, одинок, в душе романтик и путешественник. Прекрасный пол вешается на шею, но ты отодвигаешь, так как ждешь настоящей любви. Причем некурящий трезвенник. Про пиво я не упоминал.

Монах хмыкнул и спросил:

– Как ты на нее вышел?

– Прочитал протокол и позвонил. У меня там свой человек. Встретились, поговорили. Охи, ахи, как он там, жив ли. Ну и… вот. Между прочим, я подкинул ей адрес твоего сайта. А через пару дней она звонит, спрашивает о тебе, снова ахи, охи, я и пригласил. А что? Не рад?

– В мужчине должна быть тайна, Лео. И нечего трепать за моей спиной.

Добродеев окинул взглядом внушительную фигуру Монаха и сказал:

– Христофорыч, в тебе еще много тайн. Если ты, беспомощный, лежа на асфальте, произвел на нее такое неизгладимое впечатление, то сейчас тебе и карты в руки. Материнский инстинкт еще никто не отменял. Ты бледен, молчалив, на твоем лице печать страдания и боли, ты одинок, ты…

Неизвестно, до чего бы еще договорился Добродеев, но тут раздался неприятный дребезжащий звук дверного звонка. Оба вздрогнули и уставились друг на друга. Монах разгладил бороду, Добродеев сдернул с себя фартук…

Глава 3
Странная история

Толстая одышливая женщина в зеленых лосинах и свободной пестрой блузе с раздражением давила на кнопку звонка. Снова и снова. Потом вытащила мобильный телефон, набрала номер. Приложила к уху и долго слушала, бормоча ругательства; потом с раздражением сунула его в сумку. Напоследок пнула дверь ногой в золотой сандалии, собираясь уходить. К ее изумлению, дверь приоткрылась. Черт, открыто! Этот халдей забыл запереть дверь! Или чего похуже – вообще свалил, и плакали ее денежки.

Она ворвалась в квартиру, пролетела по коридору, отметила горящую люстру и свет в кухне и распахнула дверь в крошечную спальню. На миг застыла на пороге и, уронив увесистую торбу, тяжело осела на пол. Сидела, выпучив глаза, хватая воздух по-рыбьи раскрытым ртом, прижав к сердцу руку. Разлетелись по полу ключи, монетки, косметика, шоколадка и пластиковая заколка для волос. Разлетелись какие-то бумажки и несколько мятых купюр.

Горел торшер под красным абажуром, где-то работал телевизор и капала вода из крана. Тишина квартиры впитала и втянула в себя всякие мелкие звуки и звучки, стала густой и тягучей; неприятный затхлый запах старых вещей органично сочетался с ней; красный полумрак в спальне был вполне тошнотворен. И тошнотворным было зрелище обнаженного человека на разобранной кровати. Запрокинутая голова, разбросанные в стороны руки и общая неподвижность не оставляли сомнения, что человек был мертв. Кожа его была слишком белой, до синевы, мускулы рук и ног, казалось, были напряжены; белое постельное белье казалось красным в свете торшера…

…Майор Мельник поднялся на третий этаж, тяжело уставился на толстую растрепанную женщину в расстегнутой пестрой блузке – она поджидала его, прислонившись к стене. Вы, спросил он, и она кивнула, облизнув сухие губы. Где, спросил майор Мельник, и она дернула головой на дверь. Понятно, сказал он и толкнул дверь.

Майор Мельник был мрачным, очень спокойным и немногословным опером, много повидавшим за свою оперативную карьеру. Он никогда не удивлялся и не улыбался, от его пытливого взгляда не ускользала ни малейшая мелочь, он умел слушать и задавать вопросы. Причем задавал он их не только словами, а еще вздергиванием бровей, почесыванием носа, наклоном головы, и было сразу видно, что он не верит, сомневается или предлагает уточнить сказанное. Прозвище у него было Робокоп из-за манеры сидеть неподвижно и напряженно думать. Стороннему наблюдателю казалось, он видит, как размеренно и неторопливо вращаются шестеренки и всякие колесики в крупной голове майора.

Майор Мельник был крупным молчаливым мужчиной с тяжелым испытующим взглядом. Попав под прицел его взгляда, даже невиновный человек, еще минуту назад вполне благополучный и уверенный в себе, тут же поднял бы руки вверх и сдался в плен без единого выстрела.

Майор Мельник никогда не улыбался. Майор Мельник был нетороплив, спокоен, пил умеренно, взяв след, уже не сворачивал в сторону и не торопясь шел к финишу. Была у него особенность, о которой ходили анекдоты: обостренное чувство времени. Он никогда не говорил, допустим, выходя в кафешку по соседству, вернусь через пятнадцать минут, а уточнял: вернусь через четырнадцать с половиной. Коллеги неоднократно бились об заклад, и те, кто сомневался, проигрывали: майор Мельник возвращался ровно через четырнадцать с половиной минут.

Он прошел через прихожую, заглянул в кухню, отметил, что везде горит свет, несмотря на середину дня. Прошел через гостиную и встал на пороге спальни. Из-за его плеча выглядывал судмедэксперт Лисица, маленький седенький старичок-боровичок, бодрый и свежий как всегда, оптимист по жизни, благоухающий хорошей туалетной водой и свежевыглаженной рубашкой.

Из-за красноватого света торшера спальня казалась гротом. На красных простынях лежал мужчина. Лисица издал звук, похожий на кряканье, похоже, у него перехватило дыхание.

Мужчина был обнажен – тело его неприятно белело на красном, – с руками, привязанными к спинке кровати; голова его была неестественно свернута набок, глаза уставились в угол комнаты, рот мучительно оскален…

– Это ваш родственник? – спросил Мельник женщину; бледная, с вытаращенными глазами, она смотрела бессмысленно и явно не понимала. – Воды? – Она все еще не понимала. – Кто вы такая? Как попали в квартиру?

– Это моя квартира, я сдаю… – Она облизнула сухие губы. – Есть договор… ага.

– Имя?

– Чье?

– Ваше. Документы есть?

– Есть! – Она засуетилась, раскрыла торбу, достала паспорт. – Вот! Галина Андреевна Крутовая, на пенсии… ага, не работаю… уже пять лет, иногда подрабатываю… – Полуоткрыв рот от напряжения, она уставилась на него в упор, боясь пропустить хоть слово.

Майор Мельник перелистал паспорт, поднял на нее тяжелый взгляд:

– Как зовут жильца?

– Леня… Леонид Семенович Краснов. У меня документ есть… договор! И паспортные данные… все!

– Как давно он снимает квартиру?

– Четыре месяца… будет через неделю, заехал в конце апреля, двадцатого числа. Я вообще-то мужикам не сдаю, загадят, неряхи, девок водят, пьянки-гулянки… в смысле, беру всегда девочек, а тут знакомый попросил… – Она снова облизнула губы и поправила волосы; на скулах появился румянец; она все время сглатывала и поводила шеей.

– Кто?

– Боря Крючков, бармен… раньше работали вместе, в ресторане «Прадо», я поваром, он барменом, только… – Она осеклась.

– Что?

– Ну… всякое говорили, знаете, какие люди, сбрешут и не почешутся… черноротые… вроде кинул он кого-то на бабки… – промямлила она, ежась под пристальным взглядом майора; на лице ее рисовалась досада, она жалела, что распустила язык, но удержаться не могла – ей нужно было выговориться, ее била дрожь, слова вылетали сами, ее несло. – Ну типа… не знаю точно, говорили, что-то вроде с менеджером не поделили, и его… в смысле, ушел. Он ничего, только пьющий, ага… а так нормальный. – Стремясь унять дрожь, она сцепила пальцы.

– Где его можно найти?

– В «Сове»… в смысле «Белая сова», ресторан… ночной типа. По сменам… ага.

– Воды? – тяжело спросил майор Мельник, сверля ее неприятным взглядом исподлобья.

– Чего? – испугалась она.

– Водички не хотите?

– А! Нет… спасибо. Да! Выпью… я сама, можно?

Она тяжело поднялась, шагнула к буфету, достала чашку. Майор Мельник смотрел, как она пьет, шумно глотая, оживая на глазах, как пойманная рыба. Она ему не нравилась – хабалка, крикливая скандалистка, чума для соседей, но это к делу не относилось, она могла быть какой угодно. Она не убийца… во всяком случае, вряд ли.

– Что вы знаете о жильце?

– Он приезжий, вроде за границей жил, говорил, работал по компьютерам, этим… программистом! Вроде в Чехословакии, ага. Вернулся, говорил, надоело, народ неприветливый, одни жлобы, за копейку удавятся, менты… в смысле полиция всюду лезет, ни посидеть нормально, ни погулять… Он там тоже снимал, комнату, а у меня за те же бабки вся квартира. Вот он и вернулся.

– Он работал?

Она нахмурилась.

– Нет вроде. И задолжал за два месяца. Говорил, вот-вот устроюсь, уже есть хорошее место, чтобы я сердце не рвала… ага. Я и пришла, звоню-звоню, а он не открывает. У меня есть ключ, но я ж хотела по-людски, а он не открывает…

– Во сколько это было?

– Часов? Наверное, десять с минутами. Он еще спит в такое время, он рано не встает, я с утречка, чтоб застать. А дверь-то была открытая, как сквозняк дунул, она и щелкнула. Я еще подумала, что он забыл запереть, охламон, так весь дом вынесут, заскакиваю, а тут везде свет горит, бегу в кухню, никого нету, в залу, тоже никого, в спальню, а он там… я чуть умом не тронулась! Стою, глазам своим не верю! В страшном сне такое… мамочки родные! Сердце выскакивает! Голый… ну совсем без ничего, привязанный… как в кино, и смотрит в угол. И красный свет… торшер горит. – Она прижимает ладони к щекам. – Век не забуду! Стою, как прикипела, а потом вдруг повело, я хватаюсь за дверь, чувствую, сердце останавливается… Кое-как я оттуда ходу, в зале достаю телефон и ну вам звонить… а сама слушаю, а вдруг он там шевелится… а потом меня как по голове хватило, а вдруг кто живой есть в квартире, я ходу оттуда! Вас на лестнице дожидалась…

– Где его документы?

– В серванте должно, больше негде… достать?

– Мы сами. – Он кивнул парню в черной куртке; тот стал вытаскивать ящики серванта и рассматривать содержимое. Взяв за уголок паспорт, он передал его майору. Тот перелистнул. Леонид Семенович Краснов, тридцать пять, местный уроженец.

– Девушки к нему ходили? – спросил майор Мельник. – Или парни?

Женщина, раскрыв рот от напряжения, всматривалась в бесстрастное лицо майора.

– В смысле, гулянки? Не было ничего такого! Соседка Анюта, моя давняя подруга, говорила, тихо, пристойно. Приходила девушка… – она понизила голос до шепота, – на ночь! Ну, пришла и ушла. Тихо, ни музыки, ни криков… знаете, как бывает! У меня знакомая сдает, так они, охламоны, чего удумали…

– Галина Андреевна, вы сказали, задолжал за квартиру, так? – Она кивнула и облизнула губы. – Значит, поначалу платил, а потом перестал, и не работал, вы сказали.

– Ну да! Говорил, вот-вот заплотит, ага. Может, нашел работу, не скажу, не знаю. Я ему говорила, ты бы, Леня, делом занялся, специальность у тебя есть, а он говорит, будь спок, тетя Галя… он меня тетя Галя называл, прикалывался вроде, а я его племянничек, будь спок, говорит, уже пошла карта…

– Он играл?

– Да нет вроде, я сама подумала, спрашиваю, ты чего, дурачок, в карты играешь или, не дай бог, в этом… в казино? Смотри, без штанов останешься. А он – никогда не играл и не играю. Я, говорит, в жизнь играю. Во как!

– Что он имел в виду, не знаете?

Она пожимает плечами.

– Да он вообще много чего говорил, всего и не упомнишь. Дурачился. Может, жениться надумал, а чего, парень видный и чисто себя содержал, вон, сколько всяких шампуней да лосьонов в ванной, чисто девка.

– То есть он был холост?

– Штампа нет, я смотрела. Я всегда смотрю, с женой оно бы поспокойнее, да очень Боря просил… Крючков. Я и взяла, хоть и холостой. От холостых одни хлопоты, вот помню как-то…

– Как зовут соседку? – снова перебил майор.

– Анюта. Анна Савельевна Топорова, восьмая квартира, ага. – Она даже рукой махнула в сторону двери для наглядности. Она уже пришла в себя, страх ушел, появилось возбуждение, на щеках вспыхнул кирпичный румянец; она поминутно облизывала сухие губы и утирала пальцами уголки рта.

Майор Мельник посмотрел на помощника, и тот выскользнул из комнаты. Соседка, низенькая рыхлая тетка средних лет в цветастом халате, с розовыми бигуди на голове, вошла с опаской, встала на пороге.

– Добрый день, Анна Савельевна. Садитесь. Я…

– Галя, что случилось? – простонала соседка. – Пришел… – она кивнула на оперативника, – говорит, прошу к соседям, побыстрее, я в халате как была…

– Леню нашего убили! – закричала Галя, скривив рот, и зарыдала.

– Черт! – пробормотал майор Мельник. – Слава, принеси воды!

– Как убили? – Соседка схватилась за сердце. – Леню? Кто? Когда? Ограбили?

– Анна Савельевна, сядьте! – майор повысил голос. Он хотел добавить: – Прекратить балаган! – но усилием воли сдержался.

Ничего нового от соседки они не узнали.

Леня был хороший, веселый, помог однажды занести сумку, вкрутил лампочку в коридоре, починил замок, никого не водил, не шумел, заскочил одолжить соль, два раза, забыл купить. Была девушка, молодая… из этих! Вздернутая красноречиво бровь и короткая пауза. Намазанная и почти голая, голос хриплый и духами всю площадку провоняла.

– Я еще подумала, приличный парень… утром позвонила Гале, помнишь? Притона нам тут еще не хватало! Один раз. Я ему на другой день, ты что же такое творишь, парень, да на ней же клейма негде ставить! А болячку какую подхватишь, а? А он зубы скалит, говорит, это сестра друга, пришла за книжкой. За книжкой! А то я не вижу.

– Анна Савельевна, а мужчины к нему не ходили? Никого не видели? Друзья, может.

– Мужчины? – Она задумалась. – Был! Был один! Высокий, рожа бандитская, голова бритая, черная, а морда, наоборот, небритая. Тоже черная! В черной кожаной куртке. Как сейчас помню, я еще подумала, ну, чистый бандюк. Сказала Леньке, ты, говорю, аккуратнее с дружбанами, а то ограбит, и код от подъезда не давай. А он обратно зубы скалит, не боись, тетя Аня, этот не ограбит. А самого, вишь, убили.

– Это Боря Крючков, – подала голос Галина Андреевна. – Я его знаю, он мухи не обидит.

– Бармен из «Белой совы»? – уточнил майор Мельник.

– Ага, я ж говорила, это он попросил сдать квартиру, я уже хотела ему звонить, что жилец не платит…

– Анна Савельевна, вы что-нибудь слышали ночью?

Она наморщила лоб.

– Нет, – сказала с сожалением. – Хотя… был звонок в дверь вроде…

– Во сколько?

– После двенадцати, я уже спала… думала, приснилось.

– Постарайтесь припомнить. Может, голоса, возня, шум.

Она уставилась на потолок, приоткрыла рот.

– Вроде голоса были… вы сказали, я вроде теперь припоминаю. Точно! Голоса! Ленькин и еще…

– Голос женский?

Она снова задумалась.

– Мужской вроде, – сказала наконец. – Точно, мужской. Или… вроде как вскрик… знаете, встретились, по спине друг друга хлопают, гогочут. Вроде мужской… это что же тогда получается?

Галина Андреевна ахнула и прикрыла рот рукой. Майор Мельник и оперативник переглянулись. Резкий аккорд бравурной мелодии заставил их вздрогнуть.

– Его мобильник, – пробормотала Галина Андреевна. – Господи! – Она перекрестилась…

Глава 4
Сострадание и гуманность, а также по делу

Добродеев побежал открывать. Монах, сообразивший, что добежать до дивана ему не удастся, остался стоять у кухонной двери. Он поправил пучок волос на макушке и одернул футболку. Огладил бороду. Тут же зачесалось под левой лопаткой, и он, изогнувшись, почесался о дверной косяк. Ему пришло в голову, что он отвык принимать женщин у себя дома, стесняется своей громадной ноги, костылей и… и… вообще. Кроме того… черт, кажется, не умывался сегодня. Ну, Лео, погоди! Не мог предупредить заранее. Будь проще, тут же одернул себя Монах, соберись. Женщины всегда ценили в тебе силу духа, уверенность в завтрашнем дне и умение понять. Нам всем кажется, что нас не понимают… Нас действительно не понимают, фразы, сказанные или подуманные о нас: «Что эта идиотка мелет?» или: «Он что, совсем охренел?» стали расхожими, но у всякого внимающего индивидуума есть выбор: либо сказать, что думаешь, либо соврать: «Ах, как я вас понимаю!» Второе предпочтительнее, людям нравится позитив. Ну и дайте им позитив, жалко, что ли?

– Олег Христофорович, дорогой! – вскричала появившаяся на пороге блондинка, бросаясь к нему и заключая его в объятия. – Слава богу, вы живы! Я места себе не находила, вы даже не представляете! И главное, понятия не имею, где вас искать. Звонила в полицию, они сказали, что адресов не сообщают, сказали, позвонить в больницы и морги или в адресное, а я же ничего о вас не знаю! Я лепечу, почему в морги, он же живой… А потом сообразила позвонить в газету и попросила господина Добродеева… вспомнила, как он представлялся полицейскому. И тут вдруг он сам звонит! И вот я здесь.

Монах затаил дыхание; у него зачесалось в правом ухе – срезонировал ее высокий голос, а прекрасные пушистые завитки защекотали нос. Черт! Ну, Лео, погоди! У него даже слезы навернулись, так чесался нос. Гостья оторвалась от Монаха и воскликнула:

– Не плачьте, Олег, а то я сама сейчас расплачусь! Поверьте, все будет хорошо.

Добродеев рядом приятно улыбался. Около него стояла неизвестная молодая женщина. Монах уставился на нее во все глаза. Интересная складывалась ситуация – он разглядывал незнакомку, находясь в объятиях другой женщины, и при этом мечтал почесать нос. Стареем, мелькнуло в голове. Незнакомка была небольшая, тонкая, со светлыми волосами, стянутыми в хвост на затылке. Лицо у нее было очень серьезное, брови слегка нахмурены; была она не накрашена, в черном платье, что составляло разительный контраст с яркой и шумной Мариной.

– Это Диана, моя подруга, – сказала Марина, отрываясь от Монаха. – Ничего, что мы вместе? Диночка, это Олег Христофорович!

Девушка кивнула; Монах протянул руку, она протянула в ответ свою. Рука у нее была маленькая и сильная.

– Можно Олег. Очень рад, Диана. Добро пожаловать. Правда, я не в лучшей форме. Знаете, если бы не ваша подруга…

– Это правда, что вы ясновидящий? – спросила Диана, разглядывая Монаха. Тот втянул живот; смотрел на Диану, все еще приобнимая Марину – поверх ее плеча.

– Скорее, экстрасенс, – поспешил Добродеев. – Сумасшедшая интуиция. Сайт видели?

– Леша преувеличивает мои скромные возможности, – сказал Монах. – Газетчики – известные… э-э-э… – он запнулся, – такие пули отольют, что только держись. Такие, право… фантазеры. – Последнее слово прозвучало как ругательство. – Прошу в гостиную, девушки!

Он пропустил девушек вперед и бодро заскакал следом. Добродеев убежал на кухню.

Марина крикнула ему вслед:

– Женская рука нужна?

– Очень нужна! – закричал Добродеев из кухни. – Всегда нужна!

– Бегу! – Марина побежала из гостиной. Монах и Диана остались одни.

– Прошу вас! – Монах повел рукой в сторону дивана и тут же покачнулся, потеряв равновесие. Диана вскрикнула, бросаясь к нему, ухватила за плечо. Монах оперся спиной о стену, с трудом удерживаясь на ногах. Пробормотал: – Диана, вы меня спасли! Вам бы лучше отойти… на всякий случай.

– Я сильная, не бойтесь! Вам нужно прилечь, Олег. Держитесь за меня.

Они доковыляли до дивана, и Монах с облегчением опустился между подушек, откинулся на спинку, закрыл глаза. Он слегка переигрывал, делая вид, что смертельно болен, причем и сам не понимал, зачем. Возможно, ему хотелось понравиться Диане, возможно, он чувствовал ее неуверенность и напряжение, и ему хотелось ее переключить.

Оправдывая свое реноме экстрасенса, Монах чувствовал, что их визит не просто визит вежливости – и сайт они читали, и присматривается Диана к нему, и Марина убежала, оставив их наедине. Короче, как любит говорить друг детства Жорик Шумейко, какого рожна им надо?

– Это хорошо, что его задержали, многих никогда не могут найти, – вдруг сказала Диана.

Монах не сразу сообразил, что она имеет в виду сбившего его водителя.

– Это счастье, что вы живы. – Она смотрела на него немигающими серыми глазами, очень серьезно, сочувствуя. Ее бледное лицо было сосредоточено, брови нахмурены; Диана смотрела на него и в то же время словно прислушивалась к чему-то или кому-то, к голосам, которые были слышны только ей.

– Что у вас случилось, Диана? – спросил Монах и похлопал около себя ладошкой: садись, мол, в ногах правды нет.

Диана опустилась на диван рядом с Монахом.

– Марина говорит, вы волхв. Это правда?

– Как вам сказать… – Монах сделал вид, что смутился. – Леша очень высокого мнения о моих скромных способностях.

– Так вы не волхв? – Она смотрела на него в упор, и он подумал, что глаза у нее странного фиолетового цвета… аметистовые. И в то же время серые.

– Волхв, только это между нами.

Он добился того, что она улыбнулась. Но глаза оставались настороженными, и он повторил:

– Так что же у вас стряслось?

Он хотел добавить, кто умер, но удержался, подумав, что шутка может оказаться пророческой. Тем более она в черном… траур? Или просто любимый цвет? Вообще, странноватая девушка… взгляд напряженный, реакция замедленная, отсутствует готовность рассмеяться шутке… взять Марину! Подруги, а такие разные. Пришла в гости к незнакомому человеку… она не из тех, кто с готовностью ходит в гости к незнакомым людям… мужчинам. Он попытался представить, чем она занимается… Учительница? Воспитатель в детском саду? Дрессировщица мелких животных? Ящериц? Почему ящериц, интересно? Немигающий взгляд и скупость в движениях. Она словно застывает, в упор разглядывая собеседника. Врач? Сиделка? Спокойная, немногословная, внимательная. Манера рассматривать… долго смотреть, запоминая мельчайшую деталь, всякий мелкий штрих, переносить на бумагу, часто повторяя рисунок… орнамент? Декорум? Терпение, сосредоточенность… Вышивальщица? Дизайнер… одежда или украшения? Рисовальщица? Иллюстратор? Горячо!

– Вы художница? – вдруг спросил он.

– Я? – она опешила. – Откуда… как вы догадались? Марина сказала?

– Я же волхв, забыли? С Мариной я не общался с того самого рокового дня.

– Значит, это не шутка?

– Какие уж шутки. И вообще, мне две тысячи лет. Я вас слушаю, Диана. Кстати, вашему имени три тысячи лет. Очень старое имя, что налагает определенные обязательства…

– Я читала. Энергичная, жизнерадостная, светлая… это не про меня.

– Это общие слова, они ничего не значат. Диана – охотница, ее невозможно сбить с пути, она идет до конца. Это характер. Вы не увлекаетесь альпинизмом?

Она снова улыбнулась и покачала головой.

– Я вас слушаю, – повторил он.

– Убили моего друга… – сказала она.

Монах молчал, ждал. Тишина прерывалась далеким смехом Марины и рокочущим басом Добродеева.

– Ко мне приходил следователь, допрашивал. Они нашли меня по мобильному телефону. Я позвонила, а ответил этот человек, майор Мельник…

– Майор Мельник! – воскликнул Монах.

– Вы его знаете?

– Знаю. Мы с Добродеевым оба его знаем, пересекались. Дельный товарищ. Вы сказали, убили…

– Убили. Понимаете, это просто… нелепость, у него никого здесь не было, он в городе недавно. Последние несколько лет жил за границей, приехал меньше полугода назад…

– Вы знали его раньше?

– Нет, мы познакомились через Интернет, случайно, я увидела его страничку на сайте знакомств… Знаете, иногда любопытства ради просматриваю. У Леонида хорошее чувство юмора, теплое, мягкое… Его зовут Леонид… звали. Рассказала Марине, она настояла, чтобы я ему позвонила. Ну, я позвонила, а он предложил встретиться. Я пригласила его к Марине, хотела, чтобы она на него посмотрела. В смысле, в ее бутик. Он в Мегацентре, легко найти. Я все равно собиралась занести ей шарфы…

– Шарфы? – удивился Монах. – Вы вяжете шарфы? Вы модельер одежды?

Она улыбнулась.

– Я их не вяжу, я их расписываю. Работаю в манере тайского батика, закончила там школу. Но их дизайны и краски слишком яркие, у меня свои. Я просто использую их технологии.

– Никогда не видел росписи по шелку, хотя бывал в тех краях.

– Мужчины не обращают внимания на такие вещи.

– Согласен. И этот молодой человек… он молодой, не так ли?

– Ему за тридцать, не знаю точно, не спрашивала.

– Все-таки, почему у Марины? А не где-нибудь на нейтральной территории?

Она порозовела. Сказала после паузы:

– Я подумала, пусть он посмотрит на Марину…

– Зачем?

– Она многим нравится…

– …в отличие от меня, – мысленно закончил Монах и сказал: – Тест? Подумали, что он клюнет на Марину и вопрос знакомства снимется?

Она слабо улыбнулась:

– Тест. Он был веселый, шутил… Марина толкала меня локтем, она все время пытается свести меня с кем-нибудь… Он мне понравился, хорошая речь, никаких словечек… вы понимаете?

Монах кивнул.

– То есть вы стали встречаться?

– Не сразу. Он проводил меня домой и позвонил только через несколько дней… – Она замолчала, и Монах подумал, что она сейчас заплачет.

– Что же с ним случилось, Диана?

– Леонида убили в его квартире. Ночью, как я поняла. Вечером мы ужинали в «Белой сове», Леонид предложил остаться на программу, она начинается в одиннадцать, но я устала, и мы ушли. Он проводил меня домой, сказал, что хочет кофе или чай… – Она запнулась. – И я все время думаю… если бы я пригласила его к себе, то ничего бы не случилось… я испугалась, понимаете? Марина говорит, что я несовременная, что так нельзя, мужчины сейчас избалованы, что нужно уметь удержать…

– Марина замужем? – спросил Монах.

– В разводе. Она говорит, что я неправильно себя веду, что я… – Она махнула рукой. – У него кто-то был поздно вечером или ночью… он снимал квартиру. Они спрашивали про него, как долго мы встречались, что я вообще о нем знаю, кто его друзья, есть ли семья… Оказалось, я ничего о нем не знаю. Нам было хорошо вместе, мы говорили о путешествиях, он рассказывал про Словакию, он жил там несколько лет, был управляющим в большом отеле. Никогда не говорил о семье…

– Диана, а у вас есть семья?

Она покачала головой. Сказала после паузы:

– Никого не осталось. Мама умерла полтора года назад, инсульт. Брат в Бразилии, сестра работала в нашем йога-центре… – Диана запнулась. – Она умерла четыре года назад.

Они помолчали.

– А друзья у вас есть? – спросил Монах. – Подруги? Марина, как я понимаю, скорее деловой партнер.

– Ну… мы дружим, но…

– Вы очень разные.

– Да. Она очень хорошая, добрая, всегда поддерживает меня, пытается вытащить на люди. Но она… другая. Я не знаю, что теперь делать. Леонид мне нравился, я чувствовала, что он меня понимает… Он не торопил меня, понимаете? Он тоже немного старомодный…

– Вы бывали у него дома?

– Нет, он меня не приглашал. Я знаю, что он снимал квартиру в новостройках, говорил, что это временно, что присматривает хороший район, хочет купить что-нибудь приличное. Мы встречались в городе, бродили по парку, сидели в кафе… я подарила ему шарф… в наш последний вечер. Я теперь думаю, лучше бы я пригласила его… просто удивительно, насколько жизнь иногда зависит от совершенных мелочей. Может, тогда ничего бы не случилось. Я не понимаю, что это, почему… он не был богатым, искал работу, то есть вряд ли грабеж… У него друг в «Белой сове», он оставил нам столик. Они когда-то работали вместе, но я его никогда не видела. Я подумала, если квартира съемная, то может, пришли не к нему… он там всего несколько месяцев. Может, искали прежних жильцов…

– Как его?..

– Они не сказали. Просто сообщили, что Леонид убит. Я не поверила. Мы виделись только вчера, разве может так быть? Я не знаю, что думать. Может, вы что-нибудь узнаете? Вы же экстрасенс…

– Вы верите в сверхъестественные силы?

– Нет. Никто не верит, пока все хорошо, а потом уже и не знаешь, во что верить, хватаешься за соломинку. Он был хороший, добрый, это чувствовалось, не нахрапистый, ничего не требовал. Не рассказывал пошлых анекдотов, вообще, говорил мало, с ним было… уютно, понимаете? С ним было уютно молчать.

– Он интересовался вашей семьей?

Она пожала плечами.

– Как-то зашла речь, я сказала, что живу одна, что мама умерла… он ни о чем больше не спрашивал. Он был… – Она запнулась, не найдя подходящее слово. Монах выжидающе молчал; у него было чувство, что с ней нужно быть осторожным как с птицей, а то она улетит; или с фарфоровой статуэткой, которую страшно взять в руки. – Он был… деликатный и надежный. – Она наконец нашла слова. – В нем чувствовалась сила, он не суетился, не пытался понравиться, ни на чем не настаивал…

«Ни на чем не настаивал…» Ну что ж, это, пожалуй, добродетель по теперешним временам. Добрый, надежный, сильный, ни на чем не настаивающий… этой девушке повезло. Тут он вспомнил, что Леонид убит, и с трудом удержал ухмылку. Некрасиво, конечно, но Монах, как известно, был циником, для него смерть просто переход в другой формат. Одинок, без семьи, без обязательств, не суетился, прекрасный слушатель… именно такой, какой ей нужен. Просто удивительно, что эти двое нашли друг друга. Они совпали зубцами как две шестеренки. И еще он подумал, что ничем хорошим их близость не могла закончиться… хотя, с чего бы это? Мало ли подходящих людей сталкиваются случайно, а потом живут и радуются? В чем дело, спросил он себя. Черт его знает… ему было трудно представить парня, подходящего по всем статьям этой несмелой одинокой девушке без семьи и друзей, художнице по шелку, домоседки. Чуткого, немногословного, тактичного, без всяких дурацких словечек и пацанских анекдотов. Это был союз, задуманный на небесах, не иначе. И вдруг такой облом. Его, кругом такого положительного, убили. Приличных парней не убивают, ну разве что кирпич упадет на голову или троллейбус наедет. В случае Леонида не было ни кирпича, ни троллейбуса. Его убили дома, ночью. Кто-то пришел и убил. Он открыл ночному гостю дверь, возможно, они обнялись, похлопали друг друга по спине; кто-то из них сказал ритуальное: «Сколько лет, сколько зим!» Потом хозяин поставил на огонь чайник, достал вино, стали вспоминать… И тот его убил. Интересно, как. Ножом? Ядом? Молотком? С какой стати? Чего-то не поделили. Старые долги и обязательства. Леонид отсутствовал несколько лет… скрывался? Он вернулся, тот его выследил и пришел. Леонид открыл дверь… Стоп! Необязательно открыл. Возможно, убийца попал в квартиру с помощью отмычки или… у него был ключ – возможно, убийца – прежний жилец, оставивший на память ключ. Если не старые долги, то что? Он пришел… зачем? Ограбить? Ночью? Грабят днем, безопаснее для грабителя, днем злоумышленник меньше бросается в глаза. Ночью всякий звук усиливается до громового раската. Да и не похоже, что было что грабить.